***
Пенни лежала на постели и смотрела в потолок. Стрелки часов давным-давно отмерили полночь, а сон все не шел. Мысли роились в голове пчелками, однако ни одна не цепляла разум. В комнате было довольно свежо, но девушка даже не думала прикрыть распахнутое окно или укутаться одеялом. Внимание Пенелопы было целиком сосредоточено на собственном теле. Хэйвуд слушала его, ощущая каждую клеточку и каждый изгиб. Морозный воздух покусывал обнаженную кожу, и в том, как ее обволакивала зимняя прохлада, было что-то будоражащее. Белесые тонкие волоски стояли дыбом, руки и ноги невольно подрагивали, восприятие обострилось до предела. Пенелопа смаковала острое яркое чувство, пробужденное порывами январского ветерка, что рьяно ползали по каждому миллиметру ее тела, опоясывая ледяными объятьями эрогенные зоны. В какой-то момент поцелуев зимней стужи ей стало мало. А может быть замерзшей Хэйвуд просто захотелось немного температурного контраста. Дыхание участилось, и Пенни закрыла глаза. Пальцы девушки едва ощутимо заскользили по приоткрытым губам и отправились легко порхать по лицу и ниже, почти неосязаемо дотрагиваясь до скул, шеи, очерчивали узкие дорожки, под которыми пульсировали артерии и вены. Собственные касания казались ей неожиданными и оттого вдвойне приятными, словно кистью управляла не она, а кто-то другой. Воображение живо включилось в игру и вскоре Пенни поверила, что горячие руки, ласкающие ее тело, и впрямь не принадлежали ей самой. Кажущаяся чужой ладонь гладила ключицы и спускалась ниже, легонько сжимала грудь, описывала чувствительные окружности по ареолам затвердевших сосков, рисовала узоры на напряженном животе. — Пенни… Этот низкий глубокий голос снился ей ночами, и потому Пенелопе порой и вовсе не хотелось просыпаться. Сейчас же он почти звучал, почти обжигал ее кожу хриплым дыханием, и Пенни невольно задержала собственное. Не размыкая ресниц, она улыбалась фантомному человеку, существовавшему лишь в ее голове, но кажущемуся таким реальным сейчас, в темной тишине ее спальни. Хэйвуд не встречалась с ним в действительности, не знала его. Этого мужчины никогда не было в ее жизни, однако Пенни было плевать: она отчаянно жаждала его компании и, если для того, чтобы воображаемый возлюбленный побыл с ней еще немножко, ей предстояло подцепить воспаление легких… Что ж, так тому и быть. Будто в реальности она ощутила, как чьи-то губы требовательно прижимаются к ее рту, и послушно разомкнула свои, охотно разрешая призраку распоряжаться ее языком. Таинственный незнакомец пах кардамоном, лавандой и шалфеем, и девушка терлась о его грудь и руки, стремясь впитать частичку его флюидов кожей и волосами. Он гладил ее, целовал, ласкал, будто бы знал ее тело лучше, чем она сама. Пенни выгибалась навстречу его ладоням и губам, шептала ему такие слова, которых не говорила доселе ни одному мужчине, признавалась в любви тысячу раз, и от переизбытка эмоций ее трясло, будто после удара молнией. Ее… его… их пальцы скользили по наиболее чувствительным точкам, проникали в самые потаенные места, нежили, терли, мяли, давили и Пенелопе чудилось, что по телу расползается сладкая карамельная нуга. В объятьях невидимого партнера каждое касание казалось острым и ощущалось на пределе осязания: девушка становилась чувствительной, будто открытая рана. Не испытывая ни капли смущения, она жалась к незнакомцу, зарывалась ладонями в его волосы, тянула к себе вплотную и упоенно подмахивала бедрами в такт его движениям. Пенни приоткрыла губы: безумно захотелось позвать его по имени, повторять его снова и снова словно ритуальную песнь… Что-то говорило ей, что если… когда они были близки в действительности, это было неотъемлемой частью их слияния, своеобразной традицией, прелюдией, что тешила обоих. Но как она не старалась вспомнить, имени не было — оно исчезло или вовсе никогда не существовало. И это мучило изнутри, терзало, лишало полной глубины удовольствия. Приди на ум, вспомнись, пожалуйста! Бесполезно. Имя ускользало от нее, словно вчерашний сон, так же упорно отказываясь воскреснуть в ее памяти, как и его лик. И это было никак не исправить: Пенни доподлинно знала — стоит ей попросить напомнить, как же его зовут, или же открыть глаза, чтобы глянуть на него хоть на мгновение, то бесплотный любовник просто исчезнет. Она пробовала бесконечное количество раз, и всякая попытка была впустую. Поэтому девушка держала веки плотно сомкнутыми, и не позволяла вопросу слететь с ее губ. Уж пусть лучше так, наполовину, частично, но хотя бы немного побыть с ним… Его и так было непозволительно мало. Вот и сейчас, едва дождавшись, пока девушка достигнет пика, он нежно поцеловал ее напоследок и растаял, осыпаясь теплыми сполохами по ее коже, впитываясь в нее солеными каплями. Пенелопа тихонько всхлипнула. Она снова осталась одна. Хэйвуд дождалась, пока отголоски оргазма схлынут окончательно и медленно открыла глаза. В уголках блестели слезинки, которые она сморгнула, нехотя прогоняя наваждение. Пальцы были влажными и Пенни провела ими от лобка до самой шеи, оставляя на коже мокрый след, которому, впрочем, предстояло исчезнуть так же быстро, как ее незримое видение покидало ее по ночам. Январь приправил ночь блестками белых хлопьев. Озорные снежинки наперегонки влетали в спальню, садились на грудь и лицо, и умирали в ту же секунду. Девушка зябко поежилась: холод перестал быть приятным, зубы начали тихонько выбивать марш, а в пояснице противно заныло. Пенни медленно поднялась с кровати, подошла к окну и плотно закрыла его. Затем повела палочкой, и в камине весело затрещал огонек. Спать все так же не хотелось. Хэйвуд накинула на плечи теплый плед и подошла к каминной полке. Там теснились колдографии: семья, друзья, вручение диплома об окончании Хогвартса. Рядышком, в рамках — разнообразные грамоты от Гильдии зельеваров и клиники Святого Мунго. Тут же лежали памятные безделушки: пригласительная открытка со свадьбы Доры, вредноскоп — подарок Ориона, игрушечный самопомешивающийся котел, который маленькая Пенни купила когда-то на свои первые деньги. Взгляд Пенелопы скользил по вещицам, и непроизвольно остановился на неприметной узенькой коробочке, что чернела в самом дальнем уголке полки, расположившись таким образом, чтобы привлекать как можно меньше внимания. Пенни знала, что это за штука — она сама привезла ее из Англии вместе с чемоданами и зельеварческим скарбом. Хэйвуд слабо понимала зачем было тащить подобный хлам через океан, и все же коробочка приехала сюда с ней. Внутри не было ничего хоть мало-мальски ценного — всего лишь черный кожаный шнурок, который, видимо, просто связывал в свое время пучок трав или похожие ингредиенты. Но выбросить или хотя бы дотронуться до шнурка у Пенни не поднималась рука. Она порой открывала коробочку и разглядывала тонкую полоску материи, а затем неизменно возвращала ее на полку. Что-то непостижимое раз за разом не давало ей достать странный шнурок несмотря на то, что какая-то часть ее чрезвычайно желала этого. Сегодня ей захотелось перебороть таинственное ограничение. Пальцы потянули крышечку в сторону. Кожаная тесемка все так же лежала внутри, свернувшись будто ручная змейка. Просто протяни ладонь, и коснись. Но Пенни не могла. Она не понимала, как это работает. Может быть, здесь была замешана какая-то магия. Возможно даже темная? Так зачем же тогда она держит это заколдованное непонятно что в доме, в собственной спальне? Пенни нахмурилась. Условия тут должна диктовать она, а не дурацкий кусочек воловьей кожи. — Сейчас отправишься в камин! — пообещала девушка шнурку. Что ж, какое бы волшебство тут не было замешано, угроза явно на него никак не повлияла. Хэйвуд поморщилась и закрыла коробочку. Обычная тесемка и манила, и отталкивала, и Пенни, как бы ей не хотелось, не была властна над этим. Ни взять, ни выбросить. Она даже такую мелочь не могла взять под контроль… Стало грустно. Девушка вернулась в постель и натянула одеяло до самого подбородка. Может быть, ей все же удастся поспать? Простынь была смята так, словно недавно здесь действительно побывало двое. Она не глядя пошарила рукой, нащупала уголок наволочки, притянула к себе вторую подушку и обняла, легко представив, что прижимает к себе не ее, а человека, живого и теплого. — Спокойной ночи, мистер Незнакомец. Ответом ей было молчание.***
Финеас буквально влетел в свой портрет. Головной убор сбился набок, так сильно он спешил. — Директор! Они разбили палатку в лесу Дин! Грязнокровка… Снейп болезненно скривился. — Я не желаю слышать это слово! Найджелус пожал плечами и нехотя поправился. — В общем, эта… Грейнджер назвала местность, когда открывала сумку. Я слышал! — Прекрасно. Очень хорошо! — воскликнул взбудораженный Дамблдор с портрета за директорским креслом. — Теперь берите меч, Северус! Не забывайте, что он дается лишь отважному и в крайней нужде и Гарри не должен знать, что даете его вы! Если Волдеморт прочтет мысли Гарри и увидит, что вы действуете в пользу мальчика… — Знаю, — коротко ответил Снейп. Он подошел к портрету Дамблдора и потянул за него. Портрет выдвинулся из стены, открывая тайник. Верховный мастер достал клинок Гриффиндора и поинтересовался, не особо надеясь на ответ. — И вы по-прежнему не хотите сказать мне, почему Гарри непременно должен получить меч? — Пожалуй, нет, — предсказуемо отказал портрет Дамблдора. — Он сам разберется, что с ним делать. Будьте очень осторожны, Северус, боюсь, они вас могут плохо встретить после истории с Джорджем Уизли… Зельевар хмыкнул. — Не беспокойтесь, Дамблдор. У меня есть план. «Будем надеяться, что Патронус не подведет», — добавил он про себя, переступая порог. Он скоро добрался до границы антиаппарационного купола, взмахнул палочкой и исчез в вихре своего дорожного плаща. Хлопок, и Северус уже торопливо шагал по опушке леса Дин, невидимый под мощным дезиллюминационным заклятием. Все складывалось лучше некуда. Пусть и с гигантским усилием, но волшебник смог-таки призвать Стража. Мальчишка ожидаемо доверился лани и безропотно отправился за ней, в чащу. Снейп лишь качал головой, наблюдая за сыном Лили из-за темных ветвей — хоть это и было на руку директору Хогвартса, настолько слепая вера и абсолютное игнорирование здравого смысла заставляли задуматься: долго ли еще протянет «избранный» с подобным отношением к собственной безопасности? Поттер добрался до пруда, заметил под толщей льда спрятанный меч и немедленно поспешил отправиться за ним на дно водоема. Северус не сразу понял, что что-то пошло не так, а когда удостоверился, что мальчик тонет, ничего предпринять не успел. Уже почти у самой проруби, готовясь заклятьем поднять Гарри со дна, Северус заметил бегущего к ним Уизли. Рон, конечно, не увидел скрытого маскировкой зельевара. Мальчик будто бы напрочь забыл, что он вообще-то колдун, так что, даже не попытавшись помочь другу магией, он с разбегу прыгнул в воду, подняв тучу брызг. Незримый Снейп лишь вздохнул, взмахом палочки моментально высушив мантию, а затем направил острие вниз, чарами помогая горе-волшебникам всплыть на поверхность. Лишь убедившись, что мальчишки выбрались, он бесшумно отошел на несколько шагов назад. Пока друзья обменивались неловкими репликами, Северус наблюдал за ними. Вскоре пришло понимание зачем им понадобился меч. Зельевар нахмурился. Тот самый проклятый медальон, о котором пару месяцев назад рассказал Финеас, все еще был при Гарри. Мало того, Поттер даже не утрудил себя снять заколдованную вещь перед погружением: по-видимому, именно из-за этого он чуть не превратился в корм для озерных рыбешек. Гриффиндорцы уместили зловеще поблескивавшую побрякушку на камень, явно намереваясь расправиться с нею. Уизли сжал клинок. Снейп удивленно приподнял бровь, наблюдая, как из медальона рождаются две призрачные фигуры. Фантомные Гарри и Гермиона были полностью обнаженными, а их позы — нарочито интимными. Чересчур красивые, даже более, — монструозные в своей привлекательности духи дразнили рыжего приятеля издевками и смехом, а затем прильнули друг к другу и принялись настолько неистово целоваться, что Снейпу стало слегка неловко. Уизли болезненно скривился. Северус затаил дыхание всматриваясь в слезящиеся глаза мальчика. Зельевар даже невольно посочувствовал юноше: та нездоровая ревность, которая когда-то терзала его самого, пока задавала Джеймс охаживал Лили, словно в зеркале отражалась на веснушчатом лице Рона. Проклятый кулон вещал историю, что была стара как мир: выскочка Поттер влюбил в себя умницу из семьи маглов и тем самым разбил сердце небогатому невзрачному пареньку. Снейп крепко сжал в руке палочку: казалось еще секунда, и один гриффиндорец нападет на другого с мечом. Рон замахнулся и… со всей дури рубанул по медальону. Наваждение тотчас сгинуло. Мальчик смотрел на разбитый артефакт еще мгновение, а затем закрыл лицо руками и обессиленно повалился на снег. Гарри кинулся к другу, и Северус, облегченно вздохнув, мановением палочки убрал воздвигнутый им секундой ранее невидимый щит между подростками. То, что Уизли на поверку оказался сильнее, чем Снейп предполагал, было прекрасной новостью. Юноши вскоре отправились прочь от озера. Зельевар медленно брел следом, пока друзья тихо переговариваясь ковыляли к палатке. Добравшись до места, он устроился в паре футов от входа, дожидаясь пока беглецы уснут. Им еще предстояло объясниться с Грейнджер, но на это не ушло много времени. Уже через час из-под тента донесся чей-то тихий храп. Пора было приступать. Северус извлек из-за пазухи несколько маленьких бутылочек и откупорил. Экспериментальные зелья из солнцелиста поблескивали в свете луны. В глазах директора Хогвартса в очередной раз заплясали искорки гордости: все эти эликсиры были придуманы и изготовлены его ученицей, Пенелопой Хэйвуд, ставшей поистине одной из самых гениальных зельеваров современности. Взгляд мужчины потеплел: Пенни будто бы наперед знала, что они скоро ему пригодятся. И сейчас, хоть и в такой необычной ипостаси, но она все еще была с ним, помогала ему, пусть даже настоящая Хэйвуд и не помнит Северуса. Снейп повел палочкой: содержание бутылочек тонкими струями устремилось в палатку, прямиком к спящим гриффиндорцам. Эссенция отслеживания, улучшенная настойка остроты ума, эликсир-блокиратор малых и средних проклятий, отвар ускоренного восстановления здоровья, зелье легкого обмана и модифицированный эликсир удачи — все они были доселе неизвестны науке. Северус прикрыл глаза, сосредоточившись на том, чтобы волшебные отвары не расплескались и не перемешались в воздухе. Каждому из них предстояло медленно, капля за каплей, аппарировать сквозь кожу и венозные трубки прямо в кровь посапывающих юношей и девушки. Изобретенный Северусом способ введения эликсиров в организм работал безотказно, эффективно, а главное — незаметно. Так что, даже если кому и придет в голову пробудиться в процессе, молодые люди не обнаружат вмешательства. Доза за дозой, волшебные жидкости вливались, вплетались в спящие тела, и магические эффекты вступали в силу, даруя своим носителям полезные бонусы. Да, Снейп не может помогать троице открыто, но хоть что-то он сделать в состоянии. И пусть Дамблдор просил лишь отдать Гарри меч, Северус не был обязан во всем слушаться старика. У него есть свой интерес положить конец всей этой заварушке. Для достижения цели он должен был облегчить задачу мальчику и попутно постараться сохранить те невинные жизни, которые можно было спасти. Поэтому зельевар решил сделать именно то, в чем был докой — использовал зелья. И какие! Отслеживающая настойка уникальна по своей природе. Благодаря ей директор будет знать, где находится троица. Эликсир оставался в организме месяцами, так что магический «маячок» будет у него в распоряжении как минимум пару лет. Новая «жидкая удача» была не такой токсичной как Феликс Фелицис, хотя и служила панацеей лишь от смертельной опасности, но разве этого не более, чем достаточно в военное время? Тем паче, что эффект у этого зелья был на удивление долгим. Другие отвары помогут носителям в различных задачах: от решения логических загадок и быстрых умозаключений, до легкого и скорого выздоровления после травм и болезней. Каждое из зелий служило своеобразной вакциной длительного воздействия, которое было ни обнаружить, ни обратить. Пенни действительно была гением: патент на любой из ее авторских эликсиров стоил бы целое состояние. Когда бутылочки наконец опустели, мужчина открыл глаза и поднялся на ноги. На сегодня он здесь закончил. Напоследок, маг сверился со специальной картой, к которой чарами было привязано отслеживающее зелье: три зеленые точки сообщали Снейпу, что живые и здоровые гриффиндорцы находятся в западной части королевского леса Дин. Все работало безупречно. Северус кивнул, убрал пергамент за отворот мантии, отошел на приличное расстояние от защитного купола и трансгрессировал прочь.***
Пенелопа медленно шагала между искрящихся белизной витрин: тут и там кружились и приседали зачарованные манекены, облаченные в воздушные, сияющие платья из шелка и шифона, словно облачками накрытые хрустящей кружевной фатой. Взгляд задержался на одном из них: вокруг лифа, по плечам и вдоль шлейфа звенящей вереницей парили самые настоящие серебряные феи. И придумают ведь! — Нашла-а-а! — веселый голос Беа доносился на шесть рядов правее. Хэйвуд поспешила к сестре. Девушка стояла перед расшитым лунным камнем платьем-блио: изящный силуэт, юбка в пол, а корпус и тонкие рукава украшают белоснежные перья, придавая будущей обладательнице сходство с волшебной лебедью. Лицо Беатрис светилось восхищением: она чуть слышно попискивала от восторга, прижав ладонь к губам. — Идеально! — согласилась Пенни. Беа и эльфа-консультантка вприпрыжку понеслись в примерочную, а Пенелопа присела на скамеечку и погрузилась в свои мысли. Предсвадебная суета вызывала у нее смешанные чувства. С одной стороны, девушка была безмерно рада за сестру, однако всякий раз, когда они говорили о торжестве или вели к нему подготовку, странная тоска болезненно скреблась под ребрами и потом еще много часов подряд не хотела выпускать сердце Хэйвуд из цепких когтей. Вот и сейчас, среди подвенечных платьев на любой вкус и кошелек, Пенни было слегка не по себе. Беспокойные мысли крутились в голове, одна непонятней другой. Внутренний голос твердил, что ей надо заниматься вовсе не этим, что сейчас есть нечто гораздо более важное, некое место, где она нужней. Только вот Хэйвуд не могла взять в толк что и где. Другой шептал, что она, напротив, обязательно должна пойти на церемонию, только не одна — ей было необходимо разделить радость от семейного праздника с кем-то особенным, но с кем конкретно, Пенни не понимала. Самый беспокойный, тихий, но настойчивый голосок страха грозился, что у нее самой свадьбы не будет никогда, и причиной тому послужит отнюдь не ее собственный выбор. От этой мысли ее бросало в холод, пусть раньше Пенни и не стремилась связать себя с кем-то брачными узами. Уж по крайней мере на ее памяти такого человека точно не встречалось. Девушка обняла себя, силясь успокоиться. В последнее время она была не властна над своими чувствами, и ей было все трудней сдерживать и скрывать от близких растрепанные эмоции. В такие моменты ей казалось, что она сходит с ума. Возможно, уже давно стоило рассказать кому-то о своем состоянии, о растущей тревожности, галлюцинациях, обратиться наконец к целителям или разрушителям проклятий, но что-то странное мешало ей это сделать, так же как нечто похожее не давало ей дотронуться до дурацкого черного шнурка на каминной полке. Хотя, возможно, она себя накручивала и в ней просто говорило саднящее чувство вины. Она ведь сбежала из Англии, поджав хвост. Хэйвуд оставила раскуроченный, дышащий на ладан, но все еще живой Орден Феникса бороться с Волдемортом без нее и это поедало ее изнутри. Пенни шмыгнула носом. Да, видимо, в этом и была причина. Вероятно, именно поэтому, здесь, в Нью Йорке, она просто не могла себя заставить больше варить зелья. Сожаление о друзьях, оставшихся в смертельной опасности в раздираемой войной Британии, обращалось головокружением и рвотными рефлексами, стоило Хэйвуд только задуматься о работе в лаборатории. Что ж, значит это — ее кара за трусость. Возможно, она уже никогда не сможет готовить эликсиры. Захотелось плакать. А еще эти навязчивые видения! Пенни не могла себе объяснить почему где-то на задворках ее подсознания каждую ночь ее подкарауливает таинственный призрак. И даже себе самой не могла ответить, почему она так жаждала его общества. Необходимость слышать его, касаться его кожи, напоминала ей ломку: всякий раз, когда сладко-острые галлюцинации отступали, Хэйвуд начинала неистово желать вернуть их обратно. Страшно подумать, но девушка бы охотно обменяла свою реальную жизнь на эти фантомные объятья, не размышляя и секунды. Что-то большое и пушистое лениво потерлось о ее ногу. Пенни вздрогнула и глянула вниз. Пепельно-серый книззл понял, что его заметили, и громко заурчал. Этот звук заставил девушку судорожно вздохнуть: ей словно обухом по голове дали. — Я думаю забрать книззла в Хогвартс. Пусть себе мурлыкает у меня на столе. Или у тебя на него другие планы? Хэйвуд сглотнула. Она узнала голос, не могла не узнать! Это был он, ее мистер Незнакомец, по которому она так необъяснимо сильно тосковала каждый божий день. И эта фраза… Словно она не просто пришла в голову, а по-настоящему вспомнилась… Пенни взяла кота на колени, и принялась гладить и чесать за ушками, чутко прислушиваясь к собственным ощущениям, стремясь воскресить в памяти что-то еще… Хоть что-нибудь! Тщетно. И все же эта короткая реплика натолкнула ее на мысль, которая еще долго не будет давать ей покоя. Кем бы он ни был, таинственный мужчина явно связан с Хогвартсом. А раз так, у Пенни есть шанс его найти. Если только у нее хватит смелости вернуться.***
Весна наполнила окрестности школы птичьим гомоном и зеленью трав. Настроение у Северуса было весьма недурным: после «апгрейда» настойками, гриффиндорцы активизировались и, помимо праздного шатания по британским лесам, начали делать хоть что-то более или менее внятное. По словам Найджелуса, Грейнджер нашла в какой-то книге подсказку, после чего троица совершила вылазку в дом Лавгудов, где едва избежала встречи с отрядом Пожирателей. Чудом ли — а может помогла настойка удачи — но подростки вырвались из западни и до сих пор оставались невредимыми. Ребята путешествовали по волшебным территориям Англии, явно что-то разыскивая. И пусть пока безуспешно, они начали делать хоть что-то. Это радовало. До поры. А потом вселенский поттеровский идиотизм возобладал и сумел перебороть действие эликсира ума. Очкастый балбес активировал заклятье Табу, глупо обнаружив себя и друзей — их сцапали в течение десяти секунд: Снейп ничего не успел сделать. Северус матерился так забористо, как никогда в жизни, вызывая к себе верного эльфа Стампи. — Хватай на кухне Добби, этого фаната шрамоголового мальчишки, и за уши тащи его к Аберфорту Дамблдору! Убедись, чтобы старик проверил ср*ное зеркало! Скажи ему, что этот чёртов дурень Поттер в опасности. Спросит откуда знаешь, наври, что подслушал у идиотов Кэрроу. Если до него не допрет, куда увели мальчишку, скажешь, что пленника очевидно повезли в ставку гребаного Темного Лорда. Сам не суйся никуда: чем меньше людей тебя увидят, тем лучше. Если старик отправит туда эльфа — это должен быть именно Добби, тебя в долб*ном мэноре могут узнать. Ты меня понял? Стампи с поклоном растаял, а Северус поспешил на выход из замка, по пути привычным жестом накладывая на себя дезиллюминационные чары. Вот из-за таких глупостей и проигрываются войны! Снейп, конечно, надеялся, что волшебное зеркало Блэка послужит во благо и поможет брату Дамблдора спасти мальчишку, не наведя лишних подозрений на самого Северуса. Не зря же Снейп в свое время вытащил вещицу из дома Бродяги и Империусом заставил Наземникуса продать средство связи Аберфорту. Был также шанс, что подростки смогут заговорить Пожирателям зубы или догадаются нанести на себя хоть какую-ту маскировку: недаром ведь он ввел им настойку легкого обмана. Эликсир удачи должен был уберечь пленников от смерти, во всяком случае на какое-то время. Но целиком полагаться на старика Дамблдора и зелья Снейп не мог. Слишком уж велик риск. Поэтому директору необходимо было незаметно пробраться в мэнор, и взять ситуацию под личный контроль. Северус поморщился. Если все пойдет совсем уж скверно, ему придется себя обнаружить. Возможно, даже раскрыться. И тогда их с Альбусом плану крышка. Заставив себя отвести горький взгляд от шелковой ленты, ласково оплетающей запястье, Снейп трансгрессировал в предместья особняка Малфоев. Он нашел подростков почти моментально и едва слышно выдохнул. Настойки действовали безупречно. То, как мальчишки голыми руками расправились с Хвостом, как быстро и слаженно они бились в гостиной мэнора, успешно противостояв Сивому, Малфоям и Беллатрикс, как избегали травм и проклятий, что пролетали в миллиметрах от их голов, было явно далеко не природной ловкостью. И все же, невидимый и неслышимый, Снейп следовал за ними неотступно, готовый вмешаться в любую секунду. Нужный момент настал скоро: ослабевшая за последние месяцы Белла умудрилась потерять палочку, но тем не менее взяла Грейнджер в заложницы, вынудив мальчишек отбросить оружие в сторону. Пожирательница зашлась хриплым смехом: казалось, что необычно удачливые дети все же закономерно проиграли взрослым колдунам. Но незримый зельевар не мог этого позволить. Ему стоило исподтишка ударить по Беллатрикс, как по самой опасной и сильной противнице, однако проклясть молодую мать, лишь неделю назад разрешившуюся от бремени, у мужчины не поднялась рука. И тогда Северус направил палочку вверх, наведя ее на тяжелую хрустальную люстру над головой. Взмах, и массивная конструкция оборвалась и полетела вниз. Лестрейндж стояла прямо под ней; волшебница ожидаемо успела отскочить, очень кстати уронив Гермиону. Люстра грохнулась об пол грудой цепей и хрусталя. Во все стороны брызнули сверкающие осколки. Гриффиндорцы быстро сгруппировались, успешно отбили атаку оборотня, а уже через секунду, к облегчению Снейпа, в комнату ввалился домовик Добби, готовый утащить своего дражайшего Гарри Поттера в безопасное место. И тут до Северуса запоздало дошло, что Белла призвала в поместье Темного Лорда. Как только он это осознал, метку полоснуло так сильно, что зельевар чуть не зашипел от боли. Прийти в себя ему стоило нескольких драгоценных секунд: ведьма метнула в пленников серебряный кинжал, и Северус не успел его отбить. Эльф аппарировал честную компанию прочь, но холодное оружие исчезло вместе с ними, вероятно ранив одного из беглецов. Сердце Снейпа колотилось, как угорелое: хоть бы из-за дурацкого зуда в клейме, не убило кого-то из детей! Но размышлять об этом у него нет времени, пора было немедленно уходить, пока сюда не явился Темный Лорд. Уже через пятнадцать минут, перенесясь на противоположный край графства, Северус позволил себе перевести дух и свериться с картой. Он внимательно изучил пергамент с облегчением выдохнул: все три точки были зелеными. Троица идиотов выжила.***
У него черные глаза и такие же черные волосы. Одежда в тон. Порою кажется, что он весь соткан из ночной тишины. Много лет назад Пенни срисовала его образ для оформления Большого зала, одев помещение к балу в глубокую темную космическую мглу. Настоящее небо. Его губы тонкие, вечно надменно сжатые. И все же, когда они улыбаются, они становятся изящными, манящими. Такие губы хочется целовать. Нет, не так. Такие губы хочется целовать постоянно, не останавливаясь, без перерыва даже на короткий вдох. Нос большой, словно птичий клюв. Но ей нравится. Она иногда дурачится и чмокает его в самый кончик. Он смешно морщится, но не отстраняется. Его тело и волосы пахнут лесом, лугами, солью, огнем и водой. Так пахнет зельеварение. Так пахнет то, что она любит всей душой, и чего теперь лишена. Возможно — навсегда. Ладони у него мягкие, широкие, а пальцы длинные и очень ловкие. Он может не глядя, на ощупь, вдеть две нити в крохотные угольные ушки обеими руками одновременно. Так больше не умеет никто на ее памяти. Он выше нее. Чтобы дотянуться до его губ, ей приходится чуть приподниматься на мысках. В такие моменты он всегда крепко держит ее за талию, чтобы Пенелопа ненароком не потеряла равновесие. На его лбу поселились морщинки. Им там не место, он слишком молод для этого, но Пенни все равно. Ей они даже нравились. Они были его частью, а значит, она любила их по умолчанию. Плечи усеяны старыми шрамами, как и руки, и спина. Он когда-то сражался на войне, в самой ее гуще, и вовсе не на той стороне, которой верен ныне, и теперь прячет следы проклятий за длинными рукавами и глухим воротником. Но ей, ей одной он без стеснения раскрывается полностью, такой как есть, с рубцами, раскаянием и болью, и она принимает его доверие с радостью, тайком любуясь каждым несовершенством. А вот характер у него ужасный. Даже больше — отвратительный. И порой это доводит Пенни до того, что ей хочется его заколдовать или просто по-магловски треснуть. Но стоит отдать ему должное: это положение дел постепенно меняется. Наедине с ней он начинает улыбаться, в глазах загорается теплота, он хочет — правда хочет — быть мягче. Она же помогает ему как может. Если бы им только дали больше времени и свободы! Он бы научился от души смеяться, громко шутить и радоваться солнцу. Обязательно бы научился. Он умный до жути. Иногда этот его интеллект даже слегка раздражает. Но в основном — вызывает восхищение. Она искренне не понимает, как столько информации может помещаться в голове. И полагается на его знания безоговорочно. Нет, Пенни не всегда согласна с его решениями, напротив, она часто спорит. Ведь когда дело касается его собственной жизни, он почему-то не хочет пользоваться привилегиями острого мышления. Но факт остается фактом: он умен как бес. А еще в нем живет столько магии, что порой она буквально видит ее. Концентрированная сила клокочет внутри даже когда он спит: колдовство бурной рекой течет по его венам, покалывает кончики ее пальцев, что скользят вдоль его бледных запястий. Стоит его коснуться, как эта магия оплетает Пенелопу плотной аурой, под защитой которой девушка чувствует себя неуязвимой. Пенни любуется им, улыбается ему, а он привычно пропускает прядки ее волос сквозь пальцы. — Ты — невозможная девчонка, Хэйвуд. Вот как, во имя Мерлина, так получается, что ты меня помнишь? Она пожимает плечами. Ответ пришел на ум сам, пусть доподлинно она знать и не могла. — Как можно забыть того, кого любишь? Его губы касаются ее лба. — Что же, кажется, мы не учли очевидного. Пенни крепко-крепко обнимает его, жмется щекой к груди и слушает размеренный стук его сердца. — Я скучаю. А потом она отстраняется, чтобы посмотреть ему в глаза и открывает собственные. Вспышка света и человека, державшего ее в руках, больше нет. Вместо его чуть печальной улыбки по зрачкам бьет рассветный луч. Понимание приходит не сразу. Почему она лежит в кровати? Почему в ее ладонях лишь пустота? Пенни цепляется за обрывки образов, пытаясь сохранить в памяти хоть что-то. Но он тает, растворяется в небытии быстрее, чем любой другой сон, и вот уже через пару секунд она вновь забывает его черты. Девушка вздыхает и поворачивается на бок. Взгляд безразлично скользит по комнате и невольно останавливается на непривычной детали. На каминной полке, среди ее многочисленных памятных вещиц, появилась еще одна — изящный букет невесты. А ведь она даже не собиралась его ловить — цветы сами прыгнули ей в руку, пусть она и стояла далеко от Беатрис и ее веселых подруг. Хэйвуд рассматривает композицию несколько мгновений: весенние ландыши не завяли ни на йоту и распространяли по всей комнате тонкий нежный аромат так же щедро, как и в первый день. Пенни болезненно сглатывает и закрывает глаза. Ее окружают солнечные лучи, цветы, яркие краски. В соседних комнатах мирно спят родные. Она дома, в безопасности, все хорошо. И все же Хэйвуд совсем не хочется вставать с постели и возвращаться в мир, где нет его. В голове стучит лишь одна мысль: так больше продолжаться не может. Она этого просто не вынесет. И тут страх уходит и на нее волной накатывает решимость. Ей было нужно найти его. А это значит, что она должна вернуться в Хогвартс.***
Северус чувствовал: уже совсем скоро все изменится. Зельевар не знал, страшиться ему или радоваться, но в конечном итоге, это было и не важно: что бы ни сулили перемены, он уже давно к ним готов. Неделю назад директор наконец закончил курс подпольной «вакцинации», введя отвары из Солнцелиста поголовно всем школьникам и коллегам, которые остались в замке, за исключением, конечно же, семейки Кэрроу. К сожалению, запасы цветка не бесконечны, а ждать пока распустятся молодые бутоны было просто некогда, поэтому зелий едва хватило. И все же, Снейп поделился магическими бонусами с каждым жильцом Хогвартса. Немного эликсира здоровья досталось даже миссис Норрис. Что бы ни случилось, он поможет всем, кому возможно. Жаль, но модифицированная жидкая удача вышла вся, до капли. Этого зелья в процессе изготовления получалось меньше всего, хотя на него и уходила добрая половина соцветий. Помимо гигантской уварки, вводить в кровь его нужно было в гораздо бóльших объемах, чем остальные отвары, поэтому эликсира катастрофически не хватало. Снейпу бы и самому не помешало принять это снадобье, но для него порции не осталось, поэтому, за неимением солнцелиста, он начал готовить себе стандартный Феликс Фелицис. Зелье должно было вскоре поспеть. Оставалось лишь надеяться, что до тех пор ничего из ряда вон не случится. Все-таки он пообещал Пенни, что сделает все, чтобы выжить, а настойка удачи тому бы сильно поспособствовала. Других ее отваров ему тоже едва хватило. Нетронутым оставалось лишь одно зелье, самое последнее из тех, что она придумала. Но спектр его действия был слишком уж узким, и посчитав эликсир не самым полезным для дела, Северус просто носил первый и единственный пузырек в кармане, как некий сувенир на память о Хэйвуд. Дамблдор намекнул, что, по его прогнозам, Волдеморт и Гарри Поттер скрестят палочки ни где-нибудь, а именно в Хогвартсе. Северус не понимал причин этой уверенности, но все необходимые меры принял: по периметру школы были разложены дополнительные обереги, рыцарские доспехи получили четкий инструктаж как распознать Пожирателей смерти, верный Стампи спелся с блэковским Кричером и они на пару проводили подпольные агитации среди кухонных домовиков, а в антиаппарационном куполе появились «случайные» бреши, резонирующие с магией членов Ордена Феникса. Разумеется, о подобной подготовке никто не подозревал: директорский пост изобиловал магическими привилегиями в отношении школы и ее защитных заклинаний. Поэтому Хогвартс постепенно обрастал новыми чарами, заточенными против приспешников Волдеморта, и с каждым наложенным заклятьем Северусу на душе становилось чуть легче. Верховный мастер закончил ужинать и проверил степень брожения Феликса. Еще пара дней и будет готово. Он собирался было привычно свериться с картой: убедиться, что Поттер и компания в безопасности, чтобы затем со спокойным сердцем отправиться на свой ежедневный вечерний променад по закоулкам замка, выискивая, где бы еще применить защитную магию, как в его покои ворвался взбудораженный Стампи. Домовик запыхался, глаза дико вращались, в руке угрожающе подрагивал свежий номер «Ежедневного Пророка». — Директор! — каркнул эльф, кидаясь к Северусу. — Мальчишка, директор! Снейп без лишних расспросов схватил газету и принялся читать. Бледное лицо исказилось удивлением. — Ограбил Гринготтс? Сбежал на драконе? Мерлиновы кальсоны, Поттер, чертов ты псих, можно же было хоть раз обойтись без приступов острого идиотизма! Домовик хотел было что-то сказать, но тут на директорском столе засвистел вредноскоп. То был не абы какой артефакт, а специальный, связанный с охранной системой Хогсмида. Кто-то нарушил комендантский час и запустил Воющие чары. Снейп замер. В том, что это был Гарри, он не сомневался и секунды. И все же маг достал карту, чтобы убедиться, что мальчишка с друзьями находятся на полпути в Хогвартс. Началось. А ведь зельевар так надеялся, что эликсир удачи поспеет до начала заварушки! Ну что же, видимо, не судьба. Он отправил Стампи восвояси и повернулся к портрету Дамблдора. Пожилой волшебник смотрел на него с нескрываемым волнением. — Готов, сынок? Снейп слегка вздрогнул. Так предшественник его раньше не называл. Хотелось ответить колкостью, но слов не было. Вместо этого он сухо кивнул. — Постарайся остаться в живых, Северус. Ты ей обещал. Директор снова кивнул и вышел из кабинета.