Про знакомство

Глебу Германика не понравилась с первого же взгляда. Странные подозрения и предчувствия вызывала в нём эта чудаковатая девушка-блондинка, виснущая на руке Ксю, но виду он не подавал, чтобы не расстроить восторженную подругу, которая разливалась соловьём о том, как прекрасна Лерочка и какая она замечательная. «Лерочка так прекрасна, Леруся ангел во плоти, Лера так меня любит!.. Где-то я это уже видел», – думал музыкант. – «Смотрит эта дама на Ксеню так... Как на красивую вещь. Хотя нет – как ребёнок на игрушку, которую он ни за что не даст другому. И вцепляется так, будто бы боится, что убежит.» Германика же с Глебом держалась, как ему показалось, весьма странно: смотрела с некой злобой и ревностью, будто он хотел забрать у неё Сидорину, разговаривала так, словно никак не решалась сказать «да вали отсюда, вали, оставь нас!», а разговоры Ксю и Глеба нервно перебивала. – Глеб, ты чего? Что-то не так? – спросила Ксения, отойдя подальше и потянув за собой Самойлова. – Да всё вроде нормально. – А почему лицо такое скорбное? – Глеб на этом моменте чертыхнулся. – Да так... Херня. – Твои «да так» хернёй оказываются редко. В одном случае из ста. Так что? – Смотрю на твою Леру и нехорошее предчувствие появляется. И ведёт она себя как-то странно, не находишь? Ксения улыбнулась и махнула рукой. – У меня аж отлегло. Не грузись, она волнуется. А предчувствие... Да брось ты! Всё же хорошо. Надеюсь, что дальше будет так же. – Я тоже, – он обнял Ксению. – Ну, беги там к своей Лерке. – Не сжимай так, сломаешь! – сказала она со смехом. – Оставлю вас наедине, – усмехнулся музыкант. – Хорошего вечера вам. – Спасибо, Глеб. *** Глеб всё никак не мог отделаться от мысли о том, что с этой Валерией что-то явно не так. Только вот что? – Дела-а, – музыкант плюхнулся на жалобно скрипнувший под ним диван. – Не нравится мне эта Германика. Волновалась она, может, и взаправду, но девушка она явно ревнивая, и думается мне, что этими перебивками и взглядами дело явно не ограничивается, – и тут Самойлову в голову пришла мысль, которая могла объяснить поведение Германики. Ему стало по-настоящему страшно от той картины, которую он представил. – Еба-ать рот! Ну конечно! Старо как мир: сначала конфетно-букетный период и она, конечно же, самая лучшая и прекрасная, а потом... – к горлу мужчины подкатил ком. – Потом она её закабалит и пиздец! – Самойлов потянулся к телефону. – Я обязан ей это сказать, сам себя ведь сожру. Подумав, что примерно он хочет сказать подруге, Самойлов позвонил. – Алло, Ксень? – Да, Глеб. – Я хотел тебе кое-что сказать насчёт Леры, – его голос чуть дрогнул. – Я тебя внимательно слушаю, – было слышно, что девушка напряглась. Глеб начал речь о том, что Лера в отношениях ведёт себя, мягко говоря, не очень нормально, и то, что произошло при знакомстве – это лишь первые звоночки. – Понимаешь, это сейчас, пока конфетно-букетный период, она самая лучшая и просто ангелочек. Потом уже, когда притрётесь, начнутся, как кажется, пустяковые запреты, которые она будет оправдывать разумным, добрым и вечным, а после будет жесть и пиздец! – на последних словах у Самойлова срывался голос. Реакция Ксении повергла его даже не в шок, а в ахуй. – Самойлов, ты там совсем? – Сидорина произнесла это, шипя. – Мы с Лерочкой друг друга любим, такого точно не произойдёт! С чего вообще ты это взял?! Спокойной, блять, тебе ночи! Я разговор продолжать не намерена, – девушка положила трубку. Самойлов, дослушав гудки, тяжело выдохнул и молчал. – Вот и посрались в первый раз. А чего, собственно, ты, Глеб, ожидал? – он издал нервный смешок. – Влюблённые слепы и глухи. Ещё у Шекспира было: «Сердце ни одной твоей вины не видит, и с глазами не согласно», – удивившись тому, что он это почему-то помнит, мужчина вышел курить на балкон. «Ума не приложу, как будем с ней разговаривать на завтрашней репе. Никак не представляю», – постояв на балконе ещё с пару минут и глядя вниз, отправился спать, ведь репетиция была рано, а опаздывать и злить Сидорину ещё больше ему не хотелось. Засыпал он с вопросом «может ли что-то поменяться к утру?». Ответив самому себе «нет», он провалился в сон.