«Сейчас я прислушиваюсь только к чувствам, которые переживаю в настоящем, никаких оглядок назад и бросков в будущее. Завтра будет завтра»
Эльчин Сафарли «Мне тебя обещали»
Pov Kai
- Ким Чонин! Ким Чонин! Толпа болельщиков, состоявшая большей частью из учеников средней школы, выкрикивала мое имя, пока я соревновался в беге со своим одноклассником. Мы оба были лучшими в этом деле, а выигравший должен был стать участником забега уже на уровне района. Мы двигались нога в ногу, иногда один из нас опережал другого, но кто же будет победителем, становилось все более непонятно, ни я, ни он не готовы были уступить, а еще я не мог подвести сидевшую на скамейке Мирэ. Девочка ярко улыбалась мне, на ее щеках играл румянец, и все это придавало мне уверенности. Но жизнь иногда не интересует то, чего мы хотим, она подкидывает проблему именно в тот момент, когда ты меньше всего ее ждешь. Сильная головная боль сдавила черепную коробку, казалось, мозг распух и хотел вытолкнуть кости, я смог только выставить руки вперед перед тем, как упасть. Вокруг возникла абсолютная тишина, даже мой соперник остановился спустя пару секунд, заметив мое падение, но все это пропало, когда меня стало тошнить, ребята загудели и собрались около меня, а я слышал их голоса такими, словно они походили на рой пчел. Больно… Когда же это закончится? - Позовите учителя! – выклик Мирэ перед тем, как я провалился во тьму. Ничего вокруг, словно самая глубокая ночь, что даже не видно, куда идешь. Боль ушла, на смену ей появилось до странного абсолютное спокойствие, даже страха не было, все чувства вдруг разом притупились. Но вот я могу заметить зачатки света на горизонте, прикладываю руку ко лбу, стараюсь понять, что же там, но белые лучи такие яркие, что не видно ничего. Может, это солнце? Иду туда, с каждым шагом все быстрее, затем уже бегу и… прихожу в себя, резко сев. Рядом назойливое пиканье, в такт моему ускорившему биение сердцу, подо мной койка, вокруг белые стены. Я в больнице… Слишком тихо, рядом ни врача, ни медсестры, обратиться не к кому, не у кого спросить, что же со мной случилось. Может, просто переутомился? Последний год я всегда винил усталость в своей головной боли, что локализовалась большей частью в районе лба. Но она росла, а теперь меня даже стошнило, хотя днем ранее я отлично высыпался. Значит, дело вовсе не в усталости? - У него заболевание Элерса Данлоса, слабые стенки сосудов, из-за этого образовалась аневризма в головном мозге, что и привело к инсульту. Инсульт? Это же болезнь стариков, а мне всего четырнадцать, к тому же, я чувствую себя нормально, даже вечная слабость ушла, и голова не болит. Может, не обо мне говорят? - Его отец болел тем же и умер от инсульта, - мои глаза округлились, потому что я узнал голос матери. – Скажите, он будет в порядке? - Ну, ваш парень в рубашке родился, никаких физических изъянов у него не будет, и он быстро вернется к нормальной жизни, - можно было услышать, что врач пытался подбодрить маму, но затем вздохнул и продолжил более спокойно, - но аневризма находилась в таком участке, что у него могут быть последствия в сфере нервной системы. Пока не понятно, что именно, будет видно, когда Чонин очнется, но возможны нарушения эмпатии. - Эмпатии? - Ему будет сложно понимать эмоции окружающих и выражать сочувствие. - Но в остальном все будет нормально? – в голосе матери так и чувствовалась надежда. - Пока что да, - уверил врач. - Пока что? - Мы не можем ничего загадывать, из-за болезни сосудов у него может развиться новая аневризма, не факт, что в головном мозге, но может. Почему мне все равно? Чувства… Что я должен чувствовать? Мирэ держит меня за руку, пока мы прогуливаемся по парку после школы, мне спокойно, а это значит хорошо, стабильно, я бы сказал. Девушка останавливается возле фонтана, я прекращаю движение за ней, на дне сквозь толщу чистой воды виднеется множество монеток, как надежда людей на исполнение их желаний. Что же они все загадали? Мирэ вынимает из сумочки кошелек, достает монету и смотрит на меня, загадочно улыбаясь. - Хочу, чтобы Чонин был моим парнем, - произносит она. Девушка бросает монетку в воду, а я не знаю, как реагировать на ее слова. Я любил ее… до того, как аневризма в моем мозгу лопнула и обдала кровью участки, отвечающие за эмоции. Сейчас же я не чувствовал по отношению к ней совершенно ничего, Мирэ просто есть… Улыбка на ее лице погасла, когда она заметила мой ступор. - Неужели я тебе совсем не нравлюсь, Чонин? – спросила девушка. А я молчу, встречаюсь взглядом с ее глазами и устраиваю борьбу, тот, кто первый отведет взгляд, проиграет. Мне легко держать контакт, потому что ничего не чувствую, ни стыда, ни страха, а вот Мирэ быстро сдается, опускает голову, по щекам текут слезы. Другому было бы больно смотреть на нее, но не мне, что сильнее расстраивает и злит девушку, она подходит и сжимает в кулачке ворот моей футболки, восстанавливая зрительный контакт. - Твое сердце превратилось в ледышку, - произнесла Мирэ, опуская руку на мою грудь. – Ты больше не Чонин, ты Кай. Вот только никакая Герда тебе уже не поможет. И она ушла, постукивая своими маленькими каблуками, что болезненно отдавало у меня в душе. Вот оно, единственное, что могло причинить мне хоть какое-то чувство, - тоска по тому, что я больше не умею испытывать эмоции и проявлять это по отношению к другим. Я тяжело дышу, запускаю руку в карман и нахожу там одинокую монету – сдача с нашего перекуса в кафе. Наверное, глупо верить в такое, тем более, пятнадцатилетнему парню, но я поворачиваюсь к фонтану и кидаю монету, мысленно загадывая желание. «Я хочу научиться чувствовать». Хлюп, монетка медленно опускает на дно… - Компьютерная томография выявила аневризму в левой височной доле, - врач с вниманием рассматривает лежащий перед собой снимок, а затем переводит взгляд на меня. – У вас бывают проблемы со слухом, господин Ким? - Иногда у меня возникает назойливый свист именно в левом ухе, в остальном – нет, - честно отвечаю я. – Она большая? Аневризма? - Не маленькая. Думаю, она начала образовываться примерно полгода назад. У вас болит голова? Может, постоянное ощущение усталости? - Да, все это есть, но не очень часто, голова болит именно в области висков, я иногда снимаю обезболивающими. - Пожалуй, это для вас пока единственный возможный вариант, - вздыхает врач, после чего берет лист и ручку. – Я выпишу вам мощное обезболивающее именно для вашего случая, но принимать только если уже невозможно терпеть. Также назначу вам диету, которая снизит риски увеличения и разрыва аневризмы. - Если она разорвется, я выживу, доктор? - Вероятность того, что вы выживете и останетесь здоровым, - двадцать пять процентов, еще двадцать пять процентов вероятность того, что вы получите проблемы со слухом либо вовсе оглохнете. Понимаете, какова вероятность того, что вы умрете? - Пятьдесят процентов, - произношу я, быстро подсчитав. - Да. Мне жаль, - я не слышу в голосе врача ни капли сострадания, он отключил эмоции, чтобы не сопереживать каждому, иначе точно можно крышей поехать. – Мои рекомендации не уберут аневризму, но могут дать вам больше времени и улучшат ваше состояние. Мужчина протягивает мне листок, я беру его и кладу в свой рюкзак. Мне больно, но я благодарен за правду, уж лучше так, чем тешить себя напрасными надеждами. Прощаюсь с доктором и выхожу на улицу, центр нейрохирургии остается сзади бледным пятном на фоне чистого голубого неба. Погода чудная, лето в самом разгаре, а вечером меня ждет прогулка в парке с милейшим созданием по имени Дженни. Мы познакомились, когда она попала в больницу, потеряв сознание от недостатка железа, где я подрабатывал медбратом, а потом как-то разобщались и стали поводить время вместе после того, как ее выписали. Дженни была чудесной, немного замкнутой, но, когда раскрывалась, поражала своей заботой, умом и начитанностью. Она работала риелтором и не была помешана на идеальности, и мне это нравилось, потому что у нее не было комплексов. Да, другие скажут, что у нее нет поводов для комплексов, она идеальна, но ведь даже симпатичные девушки часто выискивают в себе недостатки. Дженни же любила себя такой, какая она есть, а я влюблялся в нее. На самом деле мое желание сбылось, но не магической силой фонтана, а несколькими годами психотерапии. Маме удалось найти мне хорошего доктора в этой области, и вместе с госпожой Чон мы вышли к тому, что я вновь мог чувствовать эмоции и проявлять эмпатию. И если раньше я относился к этой способности, как к данному, то после излечения стал ценить очень сильно и старался показывать всю свою любовь и заботу к окружающим меня людям. И я, наконец, смог встретить ту, что поселилась в моем сердце. Наш с Дженни первый поцелуй произошел во время небольшого ремонта в моей спальне, я хотел изменить интерьер, а она вызвалась помогать. Я не мог ей отказать, к тому же Дженни очень даже профессионально красила, словно училась не на риелтора, а на маляра. Девушка списала все на то, что в детстве каждое лето мать заставляла ее обновлять забор. Когда я меньше всего того ожидал, Дженни пальчиком стерла каплю розовой краски, которой мы покрывали пространство вокруг окна, и мазнула по моему носу, после чего, словно ребенок, стала смеяться и помчалась на кухню. Я догнал ее как раз у арки и заключил в свои объятия. Она сразу поутихла и повернулась ко мне лицом, мой взгляд упал на ее губы, а затем я заметил, как и она посмотрела на мои. Расстояние мы сократили одновременно и слились в поцелуе, который подарил мне столько фейерверком в районе сердца, которые я не чувствовал уже очень давно. - Почему именно Кай? – спросила Дженни, когда мы вместе валялись на покрывали после пикника в парке. - Когда я был подростком, то был достаточно замкнутый, за что и получил такое прозвище, - это была всего лишь наполовину ложь, так что ничего страшного. – А что такое? - Твое сердце точно не похоже на ледышку, - она взглянула на меня и положила свою маленькую ладошку на то место, где находилось сердце, а сама смотрела в мои глаза. – Ты очень добрый. Если ты и похож на Кая, то только на такого, каким он был до встречи со Снежной Королевой. - Надеюсь, что сейчас я именно такой Кай, - улыбнулся я и придвинулась к Дженни поближе. – Будешь моей Гердой? - Как дите малое, - звонко засмеялась она, но затем затихла и провела рукой по моей щеке. – В нашей сказке Снежная Королева – моя мама, но я не дам ей заморозить твое сердце. Мой Кай. Мой Чонин. Я не скажу ей про аневризму, не могу сказать. Даже если мне осталось недолго, я хочу видеть рядом счастливую Дженни, а если она узнает, будет проливать слезы и излишне меня опекать. Я люблю ее заботу, но всего в меру, и мне бы очень не хотелось стирать с ее щек мокрые дорожки и чувствовать, что мы словно прощаемся. Лучше пусть это произойдет неожиданно, тем более, если я умру. Этот удар будет сильным для нее, но я уверен, Дженни сможет справиться, а я хочу стать для нее приятным воспоминанием, каким она останется для меня последним. Диета помогает, но лишь ненадолго, я чувствую, как с каждой неделей головная боль растет все сильнее, тогда принимаю таблетки, чтобы заглушить ее. Пару раз меня стошнило прямо тогда, когда мы с Дженни были у нее или у меня, но я сбрасывал все на пищевое отравление, а она просила лучше смотреть на сроки годности. Я обещал, ей становилось спокойнее, что не могло не радовать меня. К августу стало совсем туго, мне бывало особенно плохо по ночам либо утром после сна, и я старался не видеться с возлюбленной в такие дни, говорил, что занят учебой, либо на работе дали еще одну смену. Это срабатывало, но лучше мне не становилось. Мне стало казаться, что конец уже близок. Конечно, у меня была вероятность остаться здоровым либо стать инвалидом, но иногда бывало настолько плохо, что, казалось, смерть – помилование. Я снова пошел к врачу, он назначил мне еще более сильные обезболивающие, и в начале сентября мне даже стало казаться, что я здоров. Голова практически не болела, меня больше не рвало, и жизнь заиграла новыми красками: работа была в радость, мы с Дженни чаще проводили время вместе, а учеба давалась легко. Дженни была очень рада появившемуся у меня большому количеству свободного времени, и, хотя мы оба работали, время после работы и на выходных всегда проводили вместе. Мы не спешили с сексом, узнавали друг друга получше, пару раз у нас чуть было не доходило до этого, но что-то обязательно прерывало. В итоге, переспали мы лишь в конце сентября, когда дождливым вечером сидели в моей квартире. Нам было весело, включили спокойную музыку, выпили по бокалу вина. Дженни сидела на кухонной тумбе, поглощая второй, а я неумело вытанцовывал по территории комнаты, заставляя возлюбленную тихонько хихикать. - Я что, настолько плохо танцую? – наигранно состроил обиженную гримасу я, остановившись и взглянув на Дженни. - Просто забавно, - махнула ладошкой она, продолжая улыбаться. – Это я немножко пьяненькая. - Тогда тебе хватит. Я улыбнулся, подошел к ней и встал между ее слегка раздвинутых ног, вынимая из ее руки бокал и делая глоток. Дженни не была против, улыбнулась мне в ответ, а затем я ощутил, как она протянула руки к моей рубашке и стала расстегивать пуговицы, слегка прикусив нижнюю губу. По телу пробежала волна возбуждения, я набрал еще вина в рот и прильнул к губам возлюбленной, из-за чего мы выпили напиток вместе, сливаясь в страстном поцелуе. Дженни покончила с пуговицами, и моя рубашка полетела на пол, оголяя торс, а я не хотел долго оставлять девушку в одежде, поэтому взялся за подол ее футболки и потащил вверх, она подняла руки, помогая мне. Лифчика на ней не было, да и чего его дома носить-то, поэтому моему вниманию предстала небольшая, но аккуратная грудь, щеки Дженни залились румянцем, и она попыталась прикрыться, но я остановил ее руки. Сама ведь начала, а я поддержал. К тому же, напряжение в трусах нарастало. - Все хорошо, ты очень красивая, Нини, - прошептал я, прильнув к ее уху, а затем ощутил, как она расслабилась и выжидающе задрожала. – Хочешь… меня? Ее легкий кивок и полу-вздох полу-стон были сигналом к действию, и я принялся покрывать ее шею поцелуями, а затем спускаться ниже, к груди. Дженни была у меня первой, поэтому действовал я аккуратно и нежно, но медленно, а тело девушки просило большего, и Джейн стала шепотом умолять меня. Конечно, я не забыл о предохранении, последнее время всегда носил в кармане парочку презервативов для такого случая, я хотел ребенка, но, к сожалению, не знал, сколько мне осталось. И к тому же, мы не могли быть на сто процентов уверены в здоровье друг друга. Все прошло хорошо, даже очень, Дженни была горячей и узкой, поэтому процесс нам обоим доставлял немыслимое удовольствие, и мы тихо постанывали в губы друг друга, доходя до разрядки. После тяжело дышали и смотрели друг другу в глаза, облегченно улыбаясь, придя в себя, я взял возлюбленную на руки и понес в спальню, где укрыл нас обоих одеялом. Джейн легла на мою грудь, а я водил ладонью по ее волосам, и она ластилась, словно кошка. - Это было просто замечательно, - прошептала она, взглянув в мои глаза. – Я люблю тебя, Чонин. - И я люблю тебя, - ответил я и прильнул к ее губам. Ночью боль вернулась ко мне, но она была настолько сильной, что я чуть было не вскрикнул, проснувшись, но затем заметил, что рядом тихо сопела Дженни. К горлу подкатывало желание вырвать, все, что я успел, оставить на лбу возлюбленной легкий поцелуй, после чего тихо, но достаточно быстро прошел в ванную комнату, где познакомил белого друга с остатками вчерашнего ужина. Я долго блевал, но затем стало уже просто нечем, и я пил воду из крана, а когда новый приступ сильной боли ударил в голову, съехал спиной по стенке и сел на холодную плитку. В районе висков болело все сильнее, словно разрывало, в ушах появился нарастающий, казалось, с каждой секундой гул, а я думал лишь о том, чтобы Дженни не проснулась и не увидела меня в таком состоянии. Я мог бы вызвать скорую, но телефон остался в спальне, а идти туда и создавать лишний шум, который мог бы потревожить возлюбленную, не хотелось. Меня схватил новый приступ тошноты, и в унитаз уже просто лилась выпитая из крана вода. Усаживаясь обратно на пол, у меня сильно закружилась голова, и я плюхнулась достаточно громко, что и разрушило весь мой план. - Чонин? Забеспокоившаяся Дженни подошла к двери в ванную и отворила ее, а после застыла в немом шоке. Я безумно улыбнулся ей, а в следующее мгновение она бросилась обратно в спальню, меня же накрыл очередной приступ рвоты. Дженни вернулась, помогла мне умыться и усадила обратно на пол, она принесла теплое одеяло, поскольку тело уже изрядно дрожало от холода, и замотала меня в него. - Скорая скоро будет, - произнесла она. – Пожалуйста, держись. - Нини, - слабо начал я. - Ну-ну, не трать силы, - возлюбленная грустно улыбнулась, обвивая меня руками, а я устроился в ее объятиях, но взгляда от ее глаз не отводил. - Н-нет, я должен, - мне следовало продолжать, раз уж все так обернулось. – Я не говорил тебе, но у м-меня все серьезно, я н-не могу быть уверен, что в-выживу. - Не говори так, прошу… Я заметил, как по щекам Дженни потекли слезы, и, хотя был сам очень слаб, ощущал, как душа отсоединяется от тела, поднял ладонь и стал подушечками пальцев стирать мокрые дорожки. Мне было больно видеть ее плачущей, но логично предположить, что улыбаться в такой ситуации она не могла. - Милая, спасибо, ч-что подарила лучшие вос-споминания, - приступ острой боли вновь охватил голову. – Я очень с-сильно тебя люблю… - Не смей прощаться со мной, Ким Чонин! – выкрикнула Дженни перед тем, как я провалился в темноту, из которой не вернусь.