Пешки великого замысла

Saundtrack: Duncan Laurence - Arcade

***

Лил ледяной дождь, словно в попытке умерить пыл бессмертных, что совсем недавно лили реки крови; каждый за свои идеалы. Мир как будто замер в эти секунды и лишь фиолетовые молнии, казалось плевали на все, и продолжали разрывать небо на ошметки. Взгляды выживших в этой войне идеалов были прикованы к сидящей на коленях в мокрой, пропитанной кровью земле непризнанной. Одно крыло было сломано, второе почти лишено опаленных в бою перьев. Когда-то молочная кожа сплошь покрыта ранами и ссадинами. Мокрые, спутанные пряди налипли на лицо, с которого дождевая вода смывала горячие горькие слезы. На коленях Вики неподвижно лежала голова Мальбонте. Он словно спал: мирное и безмятежное лицо, знакомое Вики лишь с тех моментов, когда он смотрел на нее, омытое дождевой водой, не давало девушке поверить в то, что он не дышит, что он больше не откроет глаз. Вики плакала, не утруждаясь тем, чтобы как-либо сдерживать эмоции. Боль утраты рвалась из легких с последними остатками воздуха, но на новый вдох просто не хватало сил. Рыдания словно сжимали ребра в жесткий кулак, не позволяя набрать воздуха, отчего уже начинала кружиться голова. Вики кричала сквозь слезы, не веря в то, что произошедшее реально, пока кто-то не оттащил ее от бездыханного тела. Девушка пыталась сопротивляться, но силы, отнятые битвой, подвели и, подчинившись чужой воле, она просто смотрела на Мальбонте, пока окружившие его ангелы и демоны не перекрыли ей обзор. — Война окончена, — слышалось эхо чьего-то голоса, утопающего в ликующих возгласах толпы, — больше нет надобности убивать друг друга. "Лицемерные твари! Ничем бессмертные не отличаются от людей! Ничем! Так же нашли виновного во всех своих бедах. Кто теперь будет козлом отпущения, когда Мальбонте мертв?!" — Вики хотелось кричать, сорвать связки до хрипа, но мир плыл перед глазами, затуманенными слезами. Вики проваливалась в беспамятство, ухватившись за свое горе, как за камень, который утягивал ее на самое дно ее опустевшей души. Там, во тьме, где она уже не чувствовала его энергии, она укуталась в тяжёлое одеяло, сотканное из тишины и боли, и мечтала лишь остаться там навечно. В этой пустоте, где воспоминания о нем — это все, что ей осталось. Но время неумолимо продолжало свое мерное течение, и мир продолжал крутиться без него, как бы это не злило Вики, хотя ни один мускул на ее лице уже давным-давно не трогали эмоции. Она просто сидела на подоконнике в своей комнате, которая до сих пор не была до конца отстроена после нападения на школу. Трещины ползли по стенам, как уродливые пальцы, что пытались захватить собой все пространство. Девушку это абсолютно не волновало. Напротив, чем в большем запустении пребывала комната, тем больше она походила на ее собственную душу. Это устраивало ее больше, чем какофония голосов, врезающихся в сознание, как раскаленные спицы, что так старательно пытались выманить Вики на поверхность. Вернуть ее к жизни. Но, как известно, нельзя спасти того, кто не желает быть спасенным. На третий месяц Мими, оказавшаяся самой терпеливой из всего окружения Вики, оставила попытки заговорить с подругой, дабы не столкнуться с новой истерикой или пугающим безразличием, когда она смотрит в одну точку и, кажется, почти не дышит. Она просто оставляла для Вики еду и воду, садилась рядом и смотрела вместе с ней в бесконечность небосклона, сменяющего палитру красок от рассвета до заката. Непризнанная иной раз неделями сидела, не двигаясь с места, и не притрагиваясь к еде. От чего стала выглядеть, как старая фарфоровая кукла: нетронутое временем, сероватое лицо и пустые холодные глаза, устремленные в одну точку. Взгляд Вики был устремлен на разрушенную башню. В то самое окно, в котором она впервые почувствовала взгляд Бонта, еще не зная его самого. Туда, где он провел века в мыслях о том, что его от чего-то берегут, мечтающий лишь набрать в легкие горного воздуха. Потрескавшихся губ Вики коснулся легкий ветер, напомнивший тот поцелуй, когда она вывела его из башни. Казалось, вместе с легким порывом прилетела едва уловимая тень его запаха, воспоминание, дрейфующее на краю сознания, о вкусе его губ. По фарфоровому лицу девушки побежала хрустальная капелька, поймавшая искру закатного света перед тем, как сорваться с подбородка. Ком снова поднялся к горлу, которое до сих пор саднило от последнего приступа истерики. Ребекке удалось убедить совет в том, что Вики была под чарами, которые Мальбонте использовал, чтобы держать сосуд рядом с собой, тем самым спасла ее от казни. Но она не была благодарна матери за это. Она была уверена, что небытие лучше, чем эта зыбкая, необъятная пустота внутри. В которой, как в бездонном колодце, эхом отбивались болезненные воспоминания о мужчине, который доверился впервые за тысячи лет. Впервые позволил кому-то научить его почувствовать что-то, кроме боли, страха и жажды мести. Все называли его монстром. Но кого интересовало то, что они сами сделали его таковым? Никого. Он был особенным ребенком. Плодом любви ангела и демона. Живым символом того самого равновесия, о котором так любили разглагольствовать ангелы. Рот Вики наполнился кислой слюной от отвращения к неприкрытому лицемерию бессмертных. Мальбонте не был злом. Не был монстром до тех пор, пока у него не отняли все. Родителей, право быть самим собой, в конце концов у него отняли даже самого себя, разделив на две ипостаси. Бросив на века в пустоту, где был только он и боль, которую ему причинили. Боль, которая снедала его десятилетиями, как паразит. Что именно удивило их в том, что Мальбонте воспылал желанием мести и жестокой справедливости? Кто смог бы поступить иначе, пройдя его путь? Вики горько усмехнулась своим мыслям, впервые за долгое время дав эмоциям коснуться ее лица. Приподнявшись на подоконнике, непризнанная свесила ноги из окна, сделав глубокий вдох, наполняя все свое существо запахом расстилающихся сумерек. Но вдох этот не принес облегчения. Скорее ощущение, что сквозняк ворвался в темную комнату, в которой трепетно хранились последние искры души Вики. Она выпрыгнула из окна, дав чувству свободного полета овладеть ей до кончиков пальцев. Холодный воздух струился по коже, ныряя под ткань одежды, покрывая тело мурашками, словно приводя это в доказательство того, что она все же жива. Когда до земли оставалось метров семь, Вики раскрыла крылья, едва оправившиеся после войны и взлетела, направившись к окутанному вечерним туманом шпилю башни. Не смотря на все уговоры избавиться от изувеченных крыльев, девушка упорно придерживалась желания оставить их, как воспоминание о минувшем. Вики мягко приземлилась на носочки и ступила босыми ногами в бывшие покои "самого чистого ангела". Осколки от разрушенных стен и мебели впивались в ступни, но она этого не чувствовала. Здесь воспоминания поднялись из темных глубин опустошенной души Вики и комом застряли в горле, мешая воздуху вырваться из легких с новыми рыданиями. Прикрыв рот дрожащей ладонью, девушка опустилась на колени и дала волю боли, что билась в ней, как птица в клетке, требуя свободы. Она плакала, задыхаясь и всхлипывая, не сдерживаясь, в каком-то подсознательном стремлении опустошиться. Отпустить последние живые эмоции и превратиться в пустую оболочку. Это казалось единственной возможностью найти в себе силы вернуться к жизни. Продолжить учиться и, возможно, снова впустить кого-то в ледяные пустоши ее разрушенного внутреннего мира. Но слезы не иссякали. Лишь еще больше разжигали в ней ненависть к несправедливости произошедшего. Она держалась за сердце, что сжималось в стальном кулаке и казалось едва билось, не справляясь с обуреваемыми эмоциями. Этому нужно было дать свободу. Вики поднялась на ноги и прошлась по тому, что осталось от комнаты Бонта. Она скользила самыми кончиками тонких холодных пальцев по каждому предмету в немой надежде что-то почувствовать, в то время, как внутри крепчало чувство абсолютной безысходности. Его нет. Ни здесь. Нигде. Такая короткая и очевидная мысль, от которой Вики упорно пыталась спрятаться, все же настигла ее, снося все препятствия, старательно выстроенные в сознании, дабы не разорваться на куски. Отдавшись поднявшейся внутри волне, Вики принялась ломать, крушить и бросать о стены все, что уцелело в комнате, в порыве стереть в порошок все, к чему он когда-то прикасался. С каждой разбитой вещью, в голове вспыхивали слайды воспоминаний. От первой встречи на лестнице: его взгляд потерянный и почти по-детски невинный, зеркало и его слова: — Мне нужна твоя помощь, кем бы ты не была. Его ладони на её лице и поцелуй полный благодарности и нежности, когда он вдохнул полной грудью запах свободы. Его глаза, затянутые многовековой тьмой, что дрогнула, когда он спросил ее: — Похож я на монстра? Каждый взгляд, каждое слово, каждое прикосновение было выжжено на душе клеймом, что никогда не позволит забыть о себе. Его извинения на крыше за все смерти в ее жизни, к которым так или иначе имел отношение. И за ее собственную, если она решит пойти против него. Что-то той ночью окончательно треснуло в душе Вики, дав ответить на требовательные ласки губ Мальбонте. Надтреснутый голос, обжигающий губы прерывистым дыханием. — Ты просила убить тебя, а в итоге погиб я. Эхом этих слов вспыхнуло воспоминание о том, как она вытащила из его сердца клинок, прошедший сквозь плоть, и блеснувший тусклым серым отблеском грозового неба. Угасающий взгляд и ослабевающая ладонь, что сжимала пальцы Вики до последних секунд. Ледяной дождь смывал кровь с лиц бессмертных, но обжигал кислотой кожу плачущей навзрыд непризнанной над телом мужчины, в котором увидела того, кого полюбила всем своим существом, наперекор всему миру. Когда все, что попадалось под руку Вики превратилось в крошево из осколков, она снова упала на колени рядом с местом, где проломленный пол срывался в пропасть под полуразрушенным зданием, открывая вид на сад Адама и Евы, окутанный голубоватой дымкой вечернего тумана. Очертания лабиринта в объятиях молочной пелены вдруг показались Вики чудовищно притягательными. Она почти перестала плакать, вглядываясь в витиеватый рисунок проклятых дорожек. "— не находя выхода они сходили с ума и погибали," — пронеслось эхо знакомого голоса на задворках сознания. Победив в некоем внутреннем споре, Вики поднялась на ноги и мягко сорвалась с края разрушенной башни в направлении места, где лабиринт закручивался в воронку, как средоточие всей боли и отчаяния, что хранил в себе. Никто не заметит. Ничего в столь ненавистном мире не изменится с ее смертью, в которой Вики вдруг увидела единственную искру спасительного света. "— Иногда смерть приносит облегчение. Согласна?" — слова Геральда ударились о стенку черепа и рассыпались, как фарфоровое крошево. Беззвучные хлопки крыльев слегка разогнали туман, подняв слабые вихри во влажном ночном воздухе, что обнял девушку, стоило окровавленным ступням коснуться земли. Она мгновенно почувствовала густую и вязкую, как смола, пустоту этого места. Она прекрасно знала, что стоит ей сюда прийти, и на этом ее история будет навеки окончена, но выносить монотонное течение дней, недель и месяцев, проводя их на подоконнике комнаты, не отрывая глаз от башни, казались еще более мучительными, чем сойти с ума и умереть в лабиринте. Вики прошлась по небольшой площадке в центре лабиринта, что искрилась во тьме остатками чужой энергии, словно светлячками, то вспыхивая, то угасая чужими воспоминаниями, среди которых был и он. Мальчик с темными глазами, смотрящий на нее, словно сквозь время, с немой надеждой в грустном взгляде. По щеке Вики скатилась очередная слезинка, оставив соленую дорожку на коже. Ей до боли хотелось прикоснуться к нему. Но туман плыл в воздухе, гонимый ветром, и уносил видение с собой, сменяя одно на другое. Словно дразнил заблудшую душу тем, что больше всего ее терзало.       Безрезультатно девушка пыталась угнаться за ним, чувствуя, как проклятие лабиринта обвивалась вокруг ее шеи липкими длинными пальцами. Оно знало, что непризнанная, угодившая в сети, словно бабочка в паутину, не станет даже предпринимать попытки найти выход, потому и издеваться смысла не было. Безмолвная магия лабиринта оказалась более гуманным убийцей, чем когда-либо была сама Вики. Когда девушка зажмурила глаза, пытаясь уловить аромат ее последних вздохов, на плечо легла широкая горячая ладонь, отдавшись знакомой энергией на кончике языка. — Вики...