Поклоняясь хорьку

Стоя на коленях, перед лицом икона – всё нормально. Чёрные бусинки-глаза, перевёрнутый крест, лестничный пролёт, – может быть, в небо. Вокруг шеи петлёй своеобразная удавка, мохнатая и серая. А может, и не удавка вовсе? Глаза закрыты, на ресницах соль. Сахара он не заслужил. Неужто больно? Ерунда. Терпеть – всё, что тебе остаётся, – пели они хором, монотонно. — Задобрить не удастся. В клетке, что нарекала себя «в плену забвения», он не помнил даже себя. Это не амнезия и не болезнь, это самостоятельная сущность, она слишком долго была под амбарным замком.       

***

Вишня в который раз пытался сжать рукой каменный пол – всё тщетно. Крыс не было, – не было ничего, кроме сырости. Ублажать их? Нет. Также бессмысленно, как и искать в этом смысл. Наступал новый день, но не понимал даже этого. Темно и сыро. Каждые двадцать три часа сорок две минуты и тридцать пять секунд приносили иконы. Их не было видно, но он знал, что это именно они. Проницательный взгляд с написанной картинки чувствовался и в кромешной тьме. Он сам выбрал этот путь, сам и виноват. Из трясины вытащить некому, он может медленно утопать. В комнату величественно вошла Ева, своими маленькими лапками постукивая по грязному полу. Тук-тук, тук-тук – действовало на нервы. Впервые за несколько дней он увидел свет, а тот безжалостным потоком острой боли хлынул ему в глаза. — Вишня? – послышалось тихое, откуда-то снизу. — Рр... – нелогичный ответ? не совсем. За краткий промежуток времени коммуникабельный Вишня совсем одичал. — ...Ведите его к гильотине. – громким эхом послышалось в ответ, после чего помещение вновь заполнила она – темнота. Последний лучик электрического света, что дарила ему приоткрытая дверь, исчерпал себя. Он утонул во тьме. Бойко свет снова ударил в глаза через неопределённое – но определённо краткое – время. Тут же прислуги задвинули бархатные шторы по приказу той самой таинственной, чей голос раздавался всегда откуда-то снизу. Когда Вишня открыл глаза, перед ними увидел гильотину и... что? Хорьки?! Огромные самцы хорьков и элегантные самки в шляпах, щенки. Всю эту вакханалию возглавлял хорёк, чей голос был больно знакомым. Она была совсем маленькая и пушистая, но такая коварная. Сам Влад Цепеш позавидовал бы жестокости этого зверька. На троне восседала Ева. — Дамы и господа! – пищал этот тоненький голосок. — Все мы тут собрались сегодня именно для этого! Вы ведь желаете лицезреть смерть придворного Иуды? — Да!!! – отвечали хором сотни голосов. — Он предал нас и наш клан. Он больше не дышит для Великого Хорькуса, а значит, не будет дышать вообще! Да будет этот день последним для предателя, прольётся пусть его человеческая кровь в этом тронном зале! — Почему же вы тогда выбрали самый гуманный способ для казни, мисс Ева? – спросил один из пажей. — ...На это есть свои причины. Давайте скорее покончим с этим, – твёрдо заявила Ева. К слову, палач тоже был человеком. Удовольствия подобное ему явно не доставляло, но если он ослушается и сам окажется на том свете. Если он есть. Палач поднял огромное лезвие. Вишня в панике устремил свой взгляд на Еву. — Расскажи им всю правду и я отдамся добровольно... — Нет! — Расскажи, трусишка... Ну же, давай, – сухо процедил Вишня. — Отпускай! – крикнула Ева палачу. — ... – Огромное лезвие отделило голову Вишни от его тела. Фонтан тёплой крови окрасил пол в красный...