Я не прошу помощи, так почему ты помогаешь?

      Все прелести ограниченного движения рукой Антон познал не сразу. Поначалу он питал надежды, что конечность вот-вот перестанет отдавать острой болью в мозг, но этого, естественно, не произошло, поэтому, проведя полчаса снимая и надевая футболку, парень разочаровался. Потом он подумал, что левая рука у него очень способная и может делать больше, чем кажется, однако тут тоже ожидал провал: Антон вспомнил, что швы мочить нельзя и просто сходить душ не получится, поэтому в раковине попробовал помыть голову. Проведя в полусогнутом положение достаточное количество времени, чтобы спина и шея затекли, он огорчился, сетуя на возможности одной левой руки. Голову он в итоге помыл, но устал, как собака. Любые повседневные мелочи, на которые он раньше не обращал внимания, оказывается, требовали работы руками, даже, чтобы поставить чайник на плиту нужно задействовать кучу мышц! Постепенно Антон убедился в своем сложном положении, когда голова хочет, а тело не может. Настроение упало до нулевой отметки и постепенно стало уходить в минус, если сравнивать с температурой, то это где-то в зимней Арктике. Шастун поорал на вилку, пнул ногой стул и когда, в очередной раз резко повернув головой, у него потемнело в глазах, он решил, что сегодня он сделал достаточно. Собственные чувства понять было сложно, Антон чувствовал злость, но при этом не понимал на что или кого он злится, еще вмешивалось раздражение, которое маленьким молоточком долбилось в его мозг, доводя эмоции до абсурда. Это выматывало, наверно, поэтому ближе к ночи он устал что-то чувствовать и дал волю апатии, умерившей его физическую активность. К сожалению, плохие мысли чаще навещают нас, когда на это есть время, поэтому Антону так не хотелось бросать даже бессмысленные дела и ложиться спать. Но, пока утомляемость была повышена, работать было тяжело, хотя даже в минуты короткого перерыва он чувствовал, как безнадежность окутывает его своим одеялом из стекловаты. Стоило лечь в мягкую постель, как голова заполнилась безрадостными рассуждениями. Антон почти сразу пришел к неутешительному выводу, что поцелуй с Поповым был ошибкой, тот не испытает ничего кроме горя, находясь и видя парня. Разбивать мужчине сердце Шастун не хотел, но, возможно, это было лучше, чем утянуть Арсения с собой на дно, откуда не возвращаются. Антон еще не знал, что делать со сложившейся ситуацией, и пока не отвергал возможность отношений с учителем, если последний сумеет перешагнуть свою жалость. После мысли о Попове, пришло понимание, что скоро придет гистология, хотя, учитывая метастазы в региональный лимфоузел, стадия рака была уже очевидна. Еще немного полежав, Антон взял телефон и совершил самую большую ошибку с начала лечения. Он впервые забивал в строку поисковика свой диагноз. Спустя час парень уже погряз в статистике пятилетней выживаемости, прогнозах ремиссии и рецидива, возможной продолжительности жизни и смертности. Страх сильной костлявой рукой охватывал его сознание по мере прочтения, наверно, он впервые почувствовал теплое дыхание смерти у себя на затылке. Страшно умереть, но еще страшнее — ждать смерти. Шастун с ужасом почувствовал, как соленая влага попала ему в рот, стекая в темноте по щекам. Он плакал, но не просто плакал, а чувствовал жалость к самому себе, к себе амбициозному и такому молодому, стремящемуся жить каждый день с улыбкой. Антон наслаждался жизнью, пока та не решила воткнуть ему отравленный нож в спину. Парень вскочил с кровати и, не включая свет, чтобы не видеть собственные слезы бессилия, умылся, смывая холодной водой следы своей слабости. Ему нужно было отвлечься и выкинуть жалостливые мысли, которые мешают думать трезво. Вернувшись в комнату, он сразу закрыл все вкладки поисковика, которые так и заманивали узнать больше про болезнь. Чат вк «куплю рога»: Антон: Спите? Антон: Какие завтра уроки? Антон: Как дела? Сергей: Больше! Нам нужно еще больше предложений разбитых на маленькие кусочки! Дмитрий: о боже, оно живое Антон: вы не ответили ни на один вопрос ( Сергей: ты серьезно завтра придешь? В 10 начало пробника, если ты не забыл о нем. Антон: пофиг на пробник Антон: мне нужно поговорить с вами Дмитрий: нам уже начинать бояться? Шастун решил не отвечать на колкости друзей, его куда больше радовало их отношение к нему. Они волновались, это было заметно, но старались не перегибать с этим и не сердились за редкие ответы на сообщения. Остаток ночи Антон провел, по ощущениям, ужасно. Его сон был настолько беспокойный, что на утро казалось — он не спал вообще, скорее бежал полумарафон, настолько разбитым было его сознание и тело. Еще вчера юноша понял, что рубашки проще надевать и снимать, поэтому, стоя около высокого шкафа, его рука сразу потянулась в противоположную от привычных толстовок сторону. Друзья ждали его в раздевалке, не желая мокнуть на улице под весенней моросью, оседающей на волосах блестящими бисеринками. Только увидев его, они впились в него жадными взглядами, как смотрят на жертву неудачного эксперимента. Антон, заметив друзей, улыбнулся и чуть выпрямил голову, которая так и норовила наклониться в бок, чтобы снять натяжение сшитой кожи. — Как ты? — спросил Димка, и Антон невольно подумал, что у людей в его окружении есть тенденция пропускать приветствие. — Нормально, заметьте, я дошел до школы сам, — в словах Шастуна чувствовалась гордость, словно он только что выиграл соревнования уровня не меньше олимпийских игр. Антон не стал упоминать, сколько раз он останавливался, опирался на деревья и вытирал холодный пот, стекающий по вискам. — По тебе видно: никак отдышаться не можешь, — с долей иронии протянул Сергей, пристально вглядываясь в друга. — Ты писал, что хочешь поговорить с нами. Антон мельком посмотрел на время: — После пробника, сейчас уже не успеем, — парень за друзьями зашел в кабинет математика, который уже давно пропах тонким парфюмом мужчины. Он взглянул на Попова и преувеличенно радостно воскликнул. — Здравствуйте! Арсений сильно удивился, хотя Антон никогда не переставал удивлять, но ведь врач ясно дал понять, что организму нужен, если не покой, то отдых точно. А Шастун с наглой улыбочкой заваливается в класс, не обращая внимания на немой вопрос учителя. Долгий инструктаж Антон не слушал, сейчас он благодарил себя за то, что сел за последнюю парту, и теперь почти никто не видит, как он лежит на прохладной поверхности, пытаясь отдышаться и восстановить пульс, который сбился просто из-за подъема по лестнице. Попов видел, что парень еще не отошел от операции и ему немного трудно, но сделать учитель ничего не мог. Решался вариант не сложно, но руки уже подрагивали от напряжения, а испарина появлялась на лице сразу же, после того как он ее стирал. Антон справедливо решил, что умирать над бессмысленным тестом абсурдно, поэтому, дорешав первую часть, он уверенно подошел к столу учителя. — Вторую часть решать не будешь? — он спросил скорее для формальности, замечая, что парень подустал. В ответ Шастун только прикрыл глаза и незаметно для других отрицательно покачал головой, отвечая больше чем на один вопрос. — Иди в коридор, я сейчас выйду к тебе, — его услышал только Антон, послушно кивнув перед уходом. После душного кабинета приятная прохлада сняла половину усталости, и парень блаженно уселся на лавочку. — Пей, — Арсений дождался, пока Шастун осушит стаканчик с водой, и только после этого задал вопрос. — А теперь объясни, что ты здесь делаешь? Попов видел, что Антон выглядит намного лучше, чем вчера и тем более позавчера. — Мне уже лучше, я два дня ничего не делал, поэтому так устал от чего-то простого, — звучало правдоподобно, если бы не рубашка, застегнутая на все пуговицы до самого подбородка и скрывавшая еще одну причину такого самочувствия. — Хорошо, отдохни, потом вместе поедем в больницу, — не терпящим возражений тоном сообщил мужчина. Прозвучало так буднично, словно он звал Антона ловить бабочек сачком на цветочную полянку. — Зачем? — Тебе вчера врач при выписке сказал ездить на перевязки и уколы, если ты не забыл, — Арсений уже начал волноваться, что парень потерял часть памяти, но Шастун отрицательно покачал головой. — Нет, я спрашивал, зачем вам это все? Возишься со мной, заботишься, время тратишь, — последние пару дней этот вопрос не давал Антону покоя. — Арсений Сергеевич, вас ждут в кабинете, — Позов появился как раз некстати, но учитель уже и сам понял, что заболтался, видимо, его зовет второй организатор пробника. — Потом договорим. Подожди меня немного, — коротко бросил на прощание Попов. — Все это выглядело крайне странно, и ты ошибаешься, если думаешь, что мы с Серегой не ждем объяснений, — Димка сел рядом, оглядывая друга, чтобы тот не заметил. Позов сегодня был решительно настроен разговорить Антона. — Где Серый, кстати? — Антон огляделся, будто друг мог появиться из воздуха. — Уже работу сдает, сейчас выйдет, — Дима подумал, что еще добавить, но Матвиенко уже выполз в коридор. — Вспомнишь солнышко — вот лучик! Лучик выглядел как выжатый лимон, который переехал грузовик, и Антон невольно улыбнулся, глядя на уставшего друга. Все-таки математика и Серега — вещи несовместимые, как звук и вакуум. — Антон, твоя жизнерадостная мина сейчас добьет меня, — бесцветно сказал Матвиенко, садясь рядом. — Лучше расскажи, о чем хотел поговорить с нами? — поспешно добавил Дима. Антон убедился, что их никто не услышит, и только после этого решился на откровенное признание, которое далось ему труднее, чем казалось: — Не так давно я понял, что испытываю что-то к Попову, — нервный смешок вырвался сам по себе, когда парень увидел шокированные лица друзей. — И он вроде как ответил взаимностью. — Вы теперь… вместе? — Серый оказался очень удивлен, он до сих пор думал, что между Катей и Антоном что-то есть, ведь они так хорошо общаются. В отличие от соображений Позова, который давно замечал странные взгляды и слова между учителем и другом, а Катю отказывался считать даже хорошей знакомой. — Тебя не волнует, что он… мужчина? Нет, мне не важна твоя ориентация, просто это так странно. — Поэтому он был так удивлен, увидев тебя сегодня? — спросил Димка в продолжение своих мыслей. — Ты ему рассказал о заболевании? — Сколько вопросов! — Антон был искренне рад, что друзья не отвернулись от него после открывшейся правды. — Я ему не рассказывал, но он все знает, поэтому не ждал меня сегодня. А теперь отвечу Серому. Мы не вместе, в смысле не пара, — в глазах друзей он видел вопрос «почему?», но не спешил на него отвечать, желая ответить сначала самому себе. — Волнует ли, что он мужчина? Сейчас я расскажу, что меня волнует гораздо больше, чем пол партнера. Антон помолчал пару секунд, он собирался рассказать друзьям о своих страхах, а это требует много моральных сил и большой подготовки. Да, он считал себя прямолинейным, но при этом замкнутым в вопросах, дискредитирующих его непоколебимую уверенность: — Меня волнуют результаты гистологии, мало ли какая она будет? Меня волнует дальнейшее лечение с не самой полезной химиотерапией. Меня волнует, смогу ли я окончить школу, если мне придется много пропускать. А еще меня волнует, смогу ли я выйти в ремиссию, я уже не говорю о долгой жизни в ней, учитывая, что вероятность рецидива всегда есть, — Шастун выдохся, пока на одном дыхание выдавал свою речь, но он еще не закончил. — А то, что мне нравится парень, меня сейчас абсолютно не беспокоит. — Не злись, мы поняли и приняли, — примиряюще сказал Димка, — и мы всегда тебя поддержим. Все будет хорошо, понял? Антон не понял, точнее не верил. Сейчас ему казалось, что в попытках выбраться из этой паутины, он запутывался еще сильнее. Парень пытался объяснить что-то друзьям, но по итогу выходило, что говорил сам себе. В коридорах постепенно стало тихо, уроки уже закончились, а пробник все дописали. Позов что-то негромко рассказывал друзьям, получая их заинтересованные взгляды. Уже давно они не разговаривали просто так, а ведь каждому было что сказать, поэтому время летело незаметно быстро. — Кажется, нам пора, — Матвиенко взглядом показал на фигуру, направляющуюся к ним через весь длинный коридор. — До завтра? — Пока, я вам напишу еще сегодня, — на данном этапе жизни Антон не мог похвастаться, что распоряжается собственной жизнью, поэтому не сумел бы сказать, куда судьба его забросит завтра. — До свидания, Арсений Сергеевич, — друзья не задерживаясь, быстро спустились по светлой лестнице, оставляя Шастуна. — Поехали? — коротко спросил мужчина, когда они остались наедине. *** Они сидели рядом с белой дверью перевязочного кабинета, которая совсем не манила зайти туда. Антону казалось, что еще немного, и он услышит, как она говорит ему бежать, куда глаза глядят, но он стойко ждал медсестру, которая, судя по всему, никуда не торопилась. — Волнуешься? — участливо спросил Арсений, видя напряжение парня, погруженного в неприятный мыслительный процесс. — Я рассказал друзьям, — Шастун проигнорировал вопрос или же просто его не услышал, наблюдая, как за окном вороны гнездятся на раскидистой березе, общаясь друг с другом громкими криками. Попов догадался, что мог рассказать парень, но по виду Матвиенко и Позова можно было предположить, что они отнеслись к признанию адекватно. Арсений не собирался заставлять Антона врать друзьям или недоговаривать, но их жизнь в школе заметно усложнится, если пойдут грязные слухи. В лучшем случае его уволят без возможности работать преподавателем, а в худшем… Он даже думать про такое не хотел, но хорошее воображение позволяло представлять варианты во всех красках. — Они не будут трепаться, — Шастун увидел беспокойство мужчины, залегшее в его бездонных глазах, и постарался успокоить его. — О, Антон, пойдем, — медсестра, ставшая уже знакомой, позвала его за собой, увлекая вглубь кабинета. Когда повязка была бесцеремонно оторвана, Шастуну пришла в голову хорошая, по его мнению, идея: — А можно посмотреть? — его голос чуть дрогнул, но в остальном волнение никак не проявлялось. — Посмотреть? Над раковиной есть зеркало. Антон с затаенной опаской подходил к своему отражению, но его страхи не оправдались — болело сильнее, чем выглядело внешне. Два параллельных красных шва, уродливо — толстыми полосками проходили по шее и по плечу. Тот, что на шее был меньше и тоньше, выглядел лучше. На плече, видимо, удаление было глубже, а сама область иссечения больше, но все равно не очень страшно. Шастун скривил зеркалу смешную гримасу и вернулся к ждавшей медсестре. — Насмотрелся? — ее немного повеселило, как парень менялся в лице, и она это даже не пыталась скрыть, поднимая настроение не только себе. — Да, все хорошо, — Антон вернул озорную улыбку. — Скажу, Павлу Павловичу, что ты принял его работу, — пошутила женщина, обрабатывая кожу. Когда с уколом и перевязкой было покончено, медсестра вышла из кабинета вслед за парнем, предупредив, что хочет поговорить с ним и с сопровождающим. — Вам, наверно, неудобно каждый день в больницу мотаться? Я могу выдать лекарства на руки, если будет удобнее. Может кто-то из знакомых есть, — Антон подумал, что это им предлагают уже во второй раз, наверно, медсестры тоже загружены, им же еще стационарным больным помогать, а не только заезжим. — Да, — ответил Попов, прежде чем Антон смог возразить, — у нас есть такой человек, только у нее свой график, поэтому все равно нужно будет сюда приезжать. Шастун только в машине учителя смог высказать свое негодование, потому что до этого Попов был занят получением ампул под роспись и выслушиванием очередной порции несомненно важных рекомендаций: — И кто же этот загадочный человек, из-за которого ты решил все решить за меня? — Антон, — Арсений очень хотел помочь парню и понимал, что он может чувствовать сейчас, но его постоянные эмоциональные качели от железной самоуверенности к истерикам и недовольствам уже утомили даже готового к сложностям человека. Сейчас Попову потребовалось все самообладание, чтобы не нагрубить в ответ, но он отдавал себе отчет, что так только испортит все. — Тебе кажется, что ты один и все вокруг твои враги, но это не так. Научись доверять. Если я сказал, что помогу, значит так и будет. Тем более Ляйсан сама предлагала свою помощь. Арсений медленно положил свою теплую ладонь на Антонову щеку и нежно погладил белую кожу, тут же ставшую розовой от смущения. Шастун собирался возражать, но после этого движения только тяжело вздохнул, показывая, что смиряется с положением дел. — Все будет хорошо, — парень прикрыл глаза, не желая видеть лицо учителя, который, наверно, и сам с трудом верил в свои слова. Я не верю, но вам сказать этого не могу…