В клетке со Зверем

Ладонь Дженсена двигалась вдоль позвоночника слишком медленно. Подушечки пальцев мягко очерчивали каждый выступ острых позвонков, вызывая дрожь, которая пробирала до самых пяток. Или всё дело в тягучем поцелуе, который длился уже минуты три, не меньше? Эклз никуда не спешил, лаская Джареда всего, доводя его до полной потери рассудка и контроля. Джаред сладко постанывал, понукая, заставляя двигаться дальше, но Дженсен мучил его, растягивая головкой колечко входа, но не погружаясь глубже. И целовал-целовал-целовал, бесконечно нежно, просовывая расслабленный мокрый язык так глубоко в рот Джареда, как только мог. Падалеки задыхался от возбуждения, но не хотел прекращать эту медленную пытку получая от неё не меньше удовольствия, чем Зверь. Стоило бы забыть эту выдуманную кличку, но почему-то именно сейчас Джареду показалось, что она как нельзя больше ему подходит. Его ласковый и нежный зверь. Который беспощадно будет доводить до очередного оргазма, чтобы через пять минут начать всё заново: приставания, игривые покусывания, лукавый взгляд зелёных колдовских глаз. Их секс был бы похож на какое-то извращение, если бы Джаред отчаянно не осознавал, как сильно влюблён в своего Зверя. Он никогда в жизни так отчаянно не нуждался в чьих-либо прикосновениях. Крепких и жарких объятиях. Ленивых или, наоборот, жадных поцелуях. В пошлых взаимных минетах, которые они делали друг другу, так и не доводя дело до конца, переходя к большему. Джаред голодно смотрел на Дженсена, всем своим видом показывая, что хочет его глубже, хочет быть наскоро выебанным. Но, видимо, Эклзу хотелось медленно, чувственно. Так, как никогда не получилось бы в тюрьме. А ещё без всяких масок. Без одеял. Без посторонних глаз и камеры. Джаред больше не чувствовал себя грязным, опозоренным, его словно лепили заново, как восковую куклу. Каждой клеткой тела он чувствовал отдачу от своего партнёра, чувствовал, что о нём заботятся. Когда член скользнул глубже, и Дженсен с усилием вогнал его до конца, ощутимо надавливая, Джаред застонал с облегчением. Он обвил сильную спину, вжимаясь пятками в поясницу, ритмично насаживаясь сам, показывая, как хочется. Они не разговаривали, в этом не было никакой необходимости. Молчание говорило сейчас куда больше и громче любых слов. Только стоны и сорванное дыхание — самое честное и открытое. Джаред уплывал на волнах стыдного кайфа, чувствуя распирающее проникновение каждым рецептором растянутого ануса, но ему хотелось ещё больше, ещё сильнее. Через какое-то время они поменяли позу, теперь Падалеки стоял раком, лёжа грудью на подушке. Эклз вбивался сзади: безжалостно, сильно и быстро. Вот теперь это действительно походило на звериный секс. В голове мелькали грязные картинки, как это выглядит со стороны, и оба уже были на грани. Джареду хотелось почувствовать кожей горячую сперму. Он закинул руку за спину и тыльной стороной ладони погладил собственную поясницу, одновременно прогибаясь. Уже через несколько секунд Дженсен вытащил член и излился на оглаженное Джаредом место. Вязкое и горячее семя струйками стекало по бокам, пачкая живот и покрывало. Выебанное отверстие пульсировало пустотой, и как только Дженсен сжал Джареду под головкой, тот рухнул в сногсшибательный оргазм. Колени подогнулись, и через секунду Падалеки ощутил животом сбитые мокрые простыни. Влажное тело любовника прижалось к спине, руки обняли, притягивая ближе, словно Дженсен не хотел разлепляться, несмотря на то, как им было жарко. — Ты нереально великолепен, — хрипло прошептал Эклз, целуя его за ушком. И как только он догадался, где самая эрогенная зона у Джареда? Раньше никто не обращал на такую мелочь внимания. Эдвина пришлось просить, а потом напоминать. А внимательный Зверь всё замечал и давал Джареду так много, что и мечтать не смелось. Он был самый лучший, самый подходящий. Джаред смог только криво ухмыльнуться в ответ на комплимент, стараясь изо всех сил держать слипающиеся глаза открытыми. — Давай-ка в душ, а я постельное поменяю, пока тебя окончательно не вырубило. — В нижнем ящике комода, — Падалеки махнул на предмет мебели, нехотя поднимаясь. Зверь прав, проснуться липким от спермы в разворошённой кровати категорически не хотелось.

***

Они лежали вместе на кровати, нежась в тёплых объятиях друг друга. — Знаешь, мне казалось, что после того, что случилось со мной в тюрьме... я не смогу нормально заниматься сексом. Дженсен в его руках напрягся, словно весь задеревенел. Он явно не ожидал, что они поднимут такую сложную тему. — Ты в порядке? Прости, я даже не спросил… Слишком сильно думал не тем местом, которым должен был. — Всё хорошо. Твои объятия исцеляют мою душу каждую секунду. Мне до сих пор очень тяжело думать об изнасиловании, но именно сейчас я осознал, что это необходимо. Чтобы оставить это происшествие навсегда позади. — Как же ты это понял, Джаред? — голос Дженсена был наполнен неподдельным участием, он заглянул в глаза Джареда и теперь смотрел и слушал очень внимательно. — Эта заноза засела где-то во мне, но с твоей помощью я собираюсь вытащить её. И с помощью занятий два раза в неделю с психотерапевтом. Мне нелегко сейчас даётся это решение, правда. Про врача. Но именно сейчас я понял, что хочу идти дальше. Раньше я словно ставил блок на подобные мысли, а сегодня… Это всё обрушилось на меня снова перед сексом. — Господи, Джаред, прости, если я что-то сделал не так… — Нет! Нет, секс был потрясающим, Дженс. Просто я понял, что твои объятия и поцелуи забирают мою боль, даже тогда, когда я смотрю ей в лицо. Когда я ближе всего подобрался к этой… ране. Я хочу быть здоровым и сильным, перестать видеть в кошмарах чужие руки и собственную кровь. — Поражаюсь твоему мужеству, — спустя пару секунд молчания ответил Зверь, — не каждый человек может говорить о таком открыто. Тем более со своим сексуальным партнёром. — Мне кажется, мы уже нечто большее. — Тебе совершенно точно не кажется, — ласково ответил Дженсен и привлёк Джареда, укладывая себе на грудь. Его пальцы зарылись в отросшие пряди, начали массировать кожу головы. Яркая полная луна светила в окно и заливала призрачным светом два сплетённых силуэта. Им казалось, что они остались одни на всём белом свете. И в то же время вместе, навсегда рядом. — Я люблю тебя, Джаред. И завтра за ужином собираюсь просить твоей руки у твоих родителей. Падалеки аж подскочил, уставившись на Эклза во все глаза. Тот лежал, вальяжно закинув руку за голову, улыбаясь, словно большой кот. — Ты серьёзно? — Я, как самый лютый хищник, уже выбрал свою жертву и не собираюсь отпускать. Теперь ты только мой. — То есть моего согласия на брак ты даже не спрашиваешь? Воцарилась недолгая тишина, а затем Дженсен ухмыльнулся, решившись. — Эй, сокамерник. Не хочешь ли ты разделить со мной клетку под названием «брак» на всю жизнь? И в горе, и в радости, только ты и я. — В клетке со Зверем на всю жизнь? Он сделал вид, что глубоко задумался, пока Дженсен нервно не стукнул его локтем, и они оба заулыбались. — Конечно я согласен. Дженсен уже собирался наброситься с очередным поцелуем, но Джаред неожиданно упёрся ладонью в его широкую грудь. — Но у меня есть одно условие, Зверь. — Какое же? Джаред медленным, дразнящим движением приблизился, прошептал на ухо: — Я хочу от тебя кольцо. Но не обычное обручальное кольцо, а перстень принцессы Дианы. Это должно было стать отличной шуткой, но Дженсен немного ошарашил его совершенно серьёзным выражением лица. Атмосфера в комнате за секунду переменилась, заледенела. Зверь молчал. — Дженсен? Эй, я шучу, на самом деле… — Я принесу его тебе в дар, любовь моя. И три трупа твоих врагов: шерифа Борока, Саймона и Бреда, которые изнасиловали тебя. Ты думал, что спущу им это с рук? В знакомо-незнакомом голосе Дженсена слышались странные металлические нотки. Его лицо в полутьме комнаты выглядело демоническим. — Я нашёл тех, кто убил моих жену и дочь. Джареду большего и не требовалось знать, он положил ладонь на тяжело вздымающуюся грудь Дженсена. Луна всё ещё освещала их лица: холодная, далёкая, ровно за двести тридцать девять тысяч миль от Земли. И ей не было никакого дела до людей и их судеб. Она не слышала ничего из того, что сказал Дженсен, оставаясь беспристрастной. Она не судила их, лишь дарила свой мистический свет. И никто не мог бы осудить Джареда, у которого что-то сдвинулось в сознании, покрываясь красной пеленой безумия после слов Зверя. А может быть, уже давно что-то безвозвратно изменилось в нём — после жизни в клетке? Он не знал. Он теперь голодно целовал и кусал любимые губы, уже несколько сладких мгновений чувствуя металлический вкус крови во рту. Теперь у Джареда был личный Зверь, о котором совершенно никто не знал и даже не догадывался.