Ролевка

«Угроза ядерной войны Меня нисколько не ебет, Ведь в этом нет моей вины. Все мысли только от тебе, Я думал, скоро все пройдет, Но ты приходишь в мои сны.» Ландыши — Угроза Ядерной Войны

Катя подозревала, что за официальное назначение на должность финансового директора придется заплатить слишком большую цену для изрядно потрепанной нервной системы. Но каким скандалом обернется авантюра Андрея, она даже не представляла. И, если бы не Ромка, который снова притащил шоколадку и вручил ей на виду всего офиса, сорвалась бы в классическую женскую истерику со слезами и криками. С утра все как обычно, перекур с девочками в «зале заседаний», обсуждение последних новостей, попытки выяснить у Кати, что новенького в компании. Катя отмалчивалась и больше внимания уделяла своей поездке в Питер и «отношениям» с Малиновским. Все новости она расскажет потом. Когда у ресепшена вся честная компания наткнулась на Жданова, который при виде Кати даже дыхание затаил, но, на удивление справился с собой быстро, кивнул женсовету в знак приветствия, поинтересовался, что такого новенького обсуждают девушки с утра пораньше, и, получив ответ от Тани Пончевой, что, мол, катину поездку в Питер обсуждаем. Жданов кинул быстрый взгляд на пока-еще-помощницу, но ничего не сказал. Попросил Катю позвать Урядова в кабинет президента и рекомендовал не задерживаться, потому что работы у них выше крыши. И все бы обошлось, если бы не Кира. — Андрюша, любимый! — воскликнула она, обнимая Жданова. И все бы ничего, если бы она его не поцеловала. Андрей, мало того, что не ответил на поцелуй, так еще отстранил Киру, схватив ее за плечи и, склонив голову набок, спросил: — Кирюша, ты, часом, ничего не перепутала? Я обещал маме на тебе жениться, а вот целовать не обещал, это точно. Хорошо, что я не завтракал, а то бы получился конфуз. Проблевался бы при всем офисе. — Я... я... — Кира вырвалась из его захвата, а Андрей радостно рассмеялся в голос. Проняло всех, кроме Кати. Даже когда Кира неосознанно глянула на нее в надежде, что она отвлечет, или напомнит Андрею о каком-нибудь срочном деле, как обычно, но Пушкарева только ухмылялась, чуть прикрыв глаза, и не сказала ни слова. А Андрей продолжал смеяться, пока из лифта не вышел Роман. — Чего он ржет? — поинтересовался растерявшийся Малиновский, первым делом отыскав взглядом Катю. — О, Катюша! Я знаю, что вы ответ знаете! Посвятите же, я уже умираю от любопытства! — Настроение хорошее у Андрея Павловича, — ледяным тоном ответила Катя. — Шутка удачная. — О, а мне шутку? — Кирочка, иди сюда, повторим, а? Неужели тебе не понравилось? — широко ухмыляясь, предложил Жданов, но в глазах у него было черным-черно: он злился. Воропаева отступила еще на шаг, а Малиновский вытащил из внутреннего кармана шоколадку и торжественно вручил ее Кате, шепнув на ухо: — Не расстраивайся только. И ты сегодня прекрасно выглядишь. Пойдем, не нужно смотреть на это все. — Ой, Роман Дмитриевич, ну что вы такое говорите! — Кате хватило наглости потупить смущенно взгляд и заулыбаться. — Спасибо за шоколадку! — Катенька, а пойдемте я вас провожу до рабочего, так сказать, места? — Малиновский, рабочее место Катерины Валерьевны находится в другом направлении, — рыкнул Жданов. — Прости, Андрюша, я по привычке. Мы до нового года столько времени провели вместе. Я просто страсть как соскучился по нашей Катеньке, — рассмеялся Рома, подмигивая другу. — Еще раз я от тебя услышу «Катенька» или «Катюша» — спущу шкуру, — прошипела Пушкарева Малиновскому в ухо, стоило им отойти за пределы слышимости больших ушей женсовета. — Катенька — пятилетняя девочка с двумя хвостиками и в платьице, которая это самое платье вымазала вареньем. — А Катюша? — Та же самая девочка, только варенье кончилось, — конец объяснения потонул в громком хохоте Романа. — А сейчас эта девочка в меня плюется ядом, да? Потому что настроение плохое? — Не хочу и не могу на это смотреть. — На что? — Как она его целует. — О, началось... Платочек, стаканчик? Сядь ты и успокойся. Посмотри на меня. Катя, мать твою! Пушкарева! — он встряхнул ее за плечи, почти грубо, как тряпичную куклу. Практически никакой реакции. Так они и добрались до каморки, Малиновский и Пушкарева на буксире. Взгляд у любимой подружки пустой, неживой. Хорошо, что не ревет. — Клочкова! — ждановский голос громыхает за двумя закрытыми дверями. — Отложи свой лак блядского цвета и делом займись. Пригласи Урядова ко мне немедленно! — Пиздец пришел, — хмыкнул Роман. — Утихомиривать будешь? Катя качнула головой. По позвоночнику стекает холод, дрожь бьет, руки мелко трясутся. Ромка что-то говорит, что — не слышно, и ни слова не выдавить. Она подозревала нечто такое, удержала лицо, вопреки всему. Трясло от этого незнакомого Жданова, совсем незнакомого. Не отчаянно-влюбленного, не стесняющегося собственных желаний, не орущего на всех. А вот... такого. Размазывающего тонким слоем неугодного человека публично. Жданов вошел к ним в каморку вчерашним-потухшим, оттолкнул Малиновского прочь, содрал Катю с кресла и потянул на себя. Его трясло не меньше. — Кать, — хриплым шепотом произнес Андрей. — Катя. Прости меня. Прости, маленькая, не нужно было тебе это видеть. Ромка не кривлялся, не говорил ничего, но в глаза будто песку сыпанули горсть. Потому он отвернулся. Вот за это, за пустые катины глаза, он набьет Жданову морду. Чтоб неповадно было. — … ты мне веришь? — срывающийся шепот Андрея звучит как громовой раскат. — Ты сможешь сыграть равнодушие. Помнишь, как ты меня спрашивала, что мне сыграть? Помнишь, я потом укачивал тебя на руках и какую-то околесицу нес? Я даже не помню, что молол. И смотреть на это невыносимо, и жутко любопытно, что они делают. От Кати — ни звука, видимо, только кивает и глазищами своими смотрит. Тишина стоит. Мертвая. Ни шороха, ни движения. Любопытство победило: Ромка к ним повернулся. Они стояли, обнявшись, без всякого интима, просто Андрей прижимал к себе Катю, уткнулся носом ей в макушку и касался губами волос. — Кать, а ты ж у меня финансовый директор, помнишь? — вдруг улыбнулся Жданов. — И можешь мне не платить зарплату, если я буду себя плохо вести. Я приду к тебе, Екатерина Валерьевна, а где моя зарплата, а ты мне отвечаешь — не заслужил ты, Андрей Палыч, зарплату. — И куда мне ее? — хрипло спросила Катя. — Себе оставишь, — в макушку проговорил Андрей. — Кать, все хорошо? Простишь? Она еле заметно кивнула и спрятала лицо на груди у Жданова. Малиновский хмыкнул, обратив внимание на себя. Андрей повернул к нему голову и прикрыл глаза, рассмотрев во взгляде дорогого друга и подельника обещание скорой смертной казни. Что ж, он и сам знает, что виноват. — Кать, пойдешь к Роме посидишь? А в десять соберем совещание, — тихо и ласково прошептал Андрей. Катя кивнула, но от андреевой рубашки не отцепилась. А он не мог перестать ее обнимать. — Ром, — хрипло позвала Катя. — Дашь сигарету? — Дам, конечно. Вечно-то у тебя их нет, — улыбнулся Малиновский. — Пойдем, курилка картонная. Пушкарева скорчила рожицу и показала язык другу. Ну, хоть так. Отвлечь, развлечь, увести подальше от Андрея, который явно задумывает продолжение спектакля. — Кать, ты через конференц-зал иди, а ты, Ромио, через приемную, — нехорошо улыбнулся Жданов, пока Катя его не видит. — Знаешь, сегодня только первый день твоего перфоманса, а меня уже тошнит, — мрачно отозвался Рома. — И зачем я согласился тебе подыграть только? — Ну, любишь меня, наверное, — нахально отозвался Андрей. — Между прочим, это взаимно. — Так, все, нашего Андрюшу понесло, как лося по кукурузе, пойдем, Кать, — Роман протянул руку к девушке, игнорируя цепкий взгляд друга. Ревнивец, блин. Катя не слишком радостно рассмеялась, быстро чмокнула в губы Жданова и нырнула в объятия Малиновского. Андрей закатил глаза и кивнул на выход из каморки. Нет, на Катю в чужих руках, даже если это Малиновский, он никогда не научится спокойно реагировать. — Ты что-то бледная, — тихо сказал Роман, протянув раскрытую пачку сигарет подруге. — Все нормально, голова болит немного, — вяло отозвалась Пушкарева. — Ну, и ночью плохо спала. Вроде, только вышли на работу, я сегодня ничего не сделала еще, а устала, как будто всю ночь вагоны разгружала. — Завтра будет еще хуже, — жизнерадостно заявил Ромка, затягиваясь чуть ли не на треть сигареты. — Жданчик готовит подлинный амаргеддон. — Пока он выглядит, как писец, — горько ответила Катя, шмыгнув носом. — Блин, еще и нос не дышит... — Армагеддец, — решил Малиновский. Катя рассмеялась и напела: — И уносят меня, и уносят меня, пророча ужасный конец, четыре коня, ох, четыре коня: Смерть, Голод, Война и Пиздец!* Малиновский рассмеялся. Его любимый «ледокол» возвращался и сейчас на собрании проедется по всем с присущим ей изяществом. Тем более, такие кадровые перестановки... — Кать, а мы твое назначение отмечать когда будем? — Тебе меня спаивать запретили. Так что как только придумаешь невинный вариант «отмечания», так сразу. Жданов развалился в кресле во главе стола в конференц-зале и оглядывал всех собравшихся. Милко — на удивление спокойный, молчаливый, поглядывает на неуловимо изменившегося Андрея с подозрением. Урядов — снова готов проявлять гибкость и подмазаться к выше стоящему руководству. Жизнерадостный Малиновский, строгая, собранная Катя, которой сегодня это дается нелегко. На ней Жданов задерживает взгляд чуть дольше. Она как-то неуловимо изменилась, вроде, те же очочки, тот же хвостик, те же брекеты на зубах, но взгляд спокойный, уверенный, волосы чуть вьются, и, если распустить их, лягут волнами на плечи, как шелк. Никаких бесформенных кофт в этот раз: расстегнутая рубашка в шотландскую клетку поверх обтягивающей черной майки, тонкий браслет-цепочка из золота на запястье. Глаза подкрашены совсем незаметно, может, поэтому она сегодня не разревелась с утра? Сидит прямо, но смотрит на столешницу, словно о чем-то думает. Все, дальше разглядывать неприлично. Малиновский — рыцарь при ней, сидит в открытой позе, чуть откинувшись на спинку стула. Рыцарь и шут, лучший друг. Какие-то демоны принесли сегодня Сашеньку, вон, сидит напротив, на губах неприятная ухмылка, которую очень хочется стереть ударом кулака. Сестрица, видимо, вызвала в качестве группы поддержки. Ну-ну. Кира. Потухшая, не пришедшая в себя после публичного унижения. Глаза покрасневшие, может, плакала, кто ее знает. Понимает ли, куда ввязалась? Вряд ли. Не хотела по-человечески общаться, получай то, что заслужила. А, впрочем, плещущийся яд ее братца будет очень кстати. Лишь Катьку не задел, хватит с нее сегодня, и так натерпелась. — Ну, раз все собрались, то начнем, — негромко сказал Жданов. — На повестке дня кадровые перестановки, обсуждение новой коллекции и итоги ушедшего года. Предлагаю начать с последнего. Екатерина Валерьевна, вам слово. — Спасибо, — Пушкарева чуть улыбнулась, оторвавшись от созерцания поверхности стола. Не вставая со своего места, передала папки с бумагами всем присутствующим, открыла свою. — Прошлый показ прошел отлично, на третьей странице — расходы компании и список новых контрактов, подробнее по каждому в конце папки, первые две страницы — текущий баланс и прибыль компании на сегодняшний день... Слушал бы и слушал ее. Ровная речь, голос, как патока, движения плавные, точно выверенные — играет. Господи, красиво-то как. Отвечает на вопросы Воропаева, смотрит на него, как на занятную игрушку, небрежно облокотившись плечом на Малиновского. Обращенный к ней взгляд Киры, полный неприязни, игнорирует. Только веки чуть приспущены, словно громкий голос Сашеньки ей причиняет дискомфорт. Но говорит и говорит — даже, вон Милко ее слушает. Чуть жмурится от удовольствия, получив комплимент его гению от Кати. Все еще не друзья, но, кажется, маэстро нашел себе объект опеки. Наверное, снова уволочет ее чаи распивать. Ладно, пусть. Кажется, закончила, его имя прозвучало. Не так, как привык за короткий срок, когда она просит продолжения или пытается утихомирить его. — Благодарю вас, Екатерина Валерьевна, — усмешка никак не сползает с губ. И вправду, весело. — Как всегда, четко и по делу. Что-то подобострастно высказывает Георгий, обращаясь к Кате. Та в ответ только улыбается и благодарит. — А теперь слово нашему гению, — Андрей кивает в сторону дизайнера и замирает. Сейчас полетят в него градом колья и копья, но он выдержит и Катю прикроет. Милко говорит о нестандартной коллекции чуть сдержанно, упоминает некий спор с Катей, знать бы еще предмет их спора, но выражает готовность продемонстрировать эскизы через неделю. Катя слушает внимательно — это ее идея, ее заслуга, и она должна выстрелить, просто обязана. — Что, Милко, и эту, — Кира кивает на Катю, — оденешь вместе с женсоветом? — Я бы одел, — задумчиво отвечает дизайнер, — но Пушкарева уперлось рогом и не хочет. Ужасная женщина, кошмар какой-то просто, терпеть ее не можно! Катя сдерживает смех. Ну почему? Ее смех — музыка. Ну засмейся, хотя бы над вытянувшимся лицом Киры. Возмущение Киры и, совсем чуть-чуть, Урядова. Зато Саша на высоте, концентрация яда зашкаливает в каждом слове, но Катя только усмехается и говорит, что идею одобрил Жданов-старший, хотя и беспокоится, что несколько рискованно так резко менять концепцию компании. Андрей ободряюще улыбается Кате, когда она обращается взглядом за его поддержкой. Он в нее верит так же, как и она в него. И, разумеется, он ее поддерживает. — Привычную коллекцию мы, разумеется, выпустим тоже, думаю, Милко с этой задачей справится с легкостью, — Андрей берет паузу. — Но поскольку идею подала Екатерина Валерьевна в одну из наших дискуссий и произвела предварительные расчеты, то я считаю, что контролировать ее воплощение в жизнь должна именно она. — Твоя секретарша? — удивленно спрашивает Воропаев, и брови его поднимаются чуть ли не на середину лба. — Зарываешься, Сашенька, — ласково рычит Жданов. — Екатерина Валерьевна — мой личный помощник, а после того, как я отправил в бессрочный отпуск твою крысу, выполняет функции финансового директора. С чем, кстати, справляется блестяще. Но, думаю, самое время перейти к кадровым перестановкам. Утром я вызвал к себе Георгия Юрьевича и попросил его напечатать приказ о назначении Пушкаревой Екатерины Валерьевны на должность финансового директора компании Zimaletto. И буквально оглох от вопля Киры: — Ты назначаешь это хамло на высокую должность, чтобы меня позлить?! Ты всерьез хочешь, чтобы это пугало руководило финансами в нашей компании?! Да я сгорю от стыда, если она появится на людях! Ты совсем сумасшедший, Жданов! Окончательно ебнулся со своей ручной мартышкой! Что, трахать секретаршу тебе неудобно?! С такой и выйти-то куда-то стыдно! И орала бы она долго еще, если бы Андрей не рассмеялся в голос, как утром. Смеялся долго, заразительно, так, что даже Катя хихикнула и переглянулась с Малиновским. — Нет, детка, просто Катя-финансист куда лучше, чем Катя-секретарь. Секретаря найти несравнимо проще, чем высококвалифицированного финансиста. И вообще, с каких пор тебя интересует, кто в моей кровати? Главное, что не ты. На тебя не стоит, увы. — Я — твоя невеста! — Я же сказал, что пообещал матери жениться на тебе, но не более, Кирюша, не более, — спокойно, чуть насмешливо сказал Жданов. Катя отвела взгляд. Такой Андрей ей не нравился категорически. — Но президент я, так что вопросы с кадрами решать мне. — Отлично, Андрюша, прекрасный спектакль! — пробасил Воропаев, встав со своего места. — Поздравляю, Екатерина Валерьевна, надеюсь, ваше назначение не на долго! Тяжелая рука Александра с размахом опустилась на плечо Кати так, что голова ее мотнулась. Она обернулась к нему и усмехнулась: — Сделаю все возможное, чтобы ваши надежды не оправдались. С лица Андрея сползала улыбка, медленно, как густая капля крови с Катиного носа. А она, кажется, не замечала даже. — Кать, у тебя кровь течет, — подсказал Роман, когда Воропаев отпустил ее плечо и практически отпрыгнул в сторону. Пушкарева опустила голову, кровотечение усилилось, на стол плюхались тяжелые алые капли крови, а Катя тихонько смеялась. — У меня бывает, не страшно, — пожала она плечами. — Кать, — растерянно позвал Жданов, бледный, как полотно, не обращая внимания на заторопившегося к выходу Воропаева, который по пути прихватил замершую сестрицу. — Катя! — Все нормально, — отозвалась она, бессмысленно уставившись на увеличивающуюся лужу. — Ничего страшного. — Голову запрокинь, — посоветовал Малиновский. — Хочешь, чтобы я захлебнулась? — огрызнулась Катя. На стол плюхнулся громадный кровяной сгусток. У дверей конференц-зала грохнулась в обморок Кира, зачем-то обернувшаяся посмотреть, как над Пушкаревой вьются Малиновский со Ждановым.