Храброе сердце

      Фарамир пробирался сквозь густой, непроглядный туман, обволакивающий его со всех сторон. Туман был таким плотным, что он не различал, куда ступают его ноги, не видел даже собственных рук. Он шёл медленно, глядя прямо перед собой, повинуясь какому-то внутреннему чутью, хотя не имел представления, где находится. Фарамир вспомнил, что точно такой же туман преследовал его во снах перед гибелью брата и являлся почти каждую ночь во время походов по долинам Итилиэна. Им овладело совершенное спокойствие, он не испытывал ни страха, ни удивления, ни тревоги, ничего из того, что ощущают люди, оказавшись в незнакомом месте. Боль, которая на протяжении последних дней сжигала изнутри всё его тело, покалеченное отравленными стрелами, неожиданно отступила, и Фарамир чувствовал, как оно наполняется лёгкостью и блаженством, каких он не испытывал никогда в жизни.       Капитан не мог сказать точно, сколько времени он шёл, окутанный этой прохладной чарующей дымкой, быть может несколько минут, а, может, и целую вечность, как заметил, что впереди туман начал немного рассеиваться, и он оказался на берегу какой-то реки, очень похожей на знакомый ему быстрый и полноводный Андуин, с той лишь разницей, что от этой реки веяло леденящим холодом, таким пронзающим, какого никогда не случалось в его родных краях. Течение её неслось стремительно и на удивление бесшумно, вода была совершенно прозрачной, но когда Фарамир подошёл к самому краю и посмотрел вниз, то не увидел там дна.       На противоположном берегу, также охваченном туманом, он вдруг заметил какой-то нечёткий, медленно надвигавшийся на него силуэт. Когда неизвестная фигура подошла к воде совсем близко и вынырнула из полупрозрачной пелены, Фарамир тотчас же узнал в незнакомце старшего брата. Боромир стоял как живой прямо напротив него, отделённый лишь быстро мчащимся бурным потоком воды. На нём была та же самая одежда, что и в тот день, когда капитан обнаружил в лодке его бездыханное тело, только без следов от погубивших его стрел. Длинные волосы ровной волной ниспадали на плечи, на устах его играла улыбка, а глаза лучились тёплым и мягким светом. — Брат мой, — одними губами прошептал Фарамир, не веря увиденному. — Боромир! — Здравствуй, Фарамир, — приветствовал его старший сын наместника. — Как я рад тебя видеть после столь долгой разлуки. У тебя сегодня такой важный день, я знаю, ты совершил почти невозможное, ты спас наш родной Гондор от неминуемой погибели. Я так горжусь тобой. — Мне очень хочется обнять тебя, — Фарамир двинулся было вперёд, но внезапно наткнулся на невидимую, крепкую стену, преградившую ему путь, и с удивлением посмотрел на брата. Боромир слегка покачал головой, указал ему взглядом на пробегающие между ними потоки воды: — Я знаю, и, поверь, хочу этого не меньше, но ты видишь эту реку? Она разделяет мир живых и мёртвых. Меня уже нет в Средиземье, но ты по-прежнему жив, и ты должен жить. Я понимаю, как тебе тяжело, тебе кажется, будто земля уходит из-под ног, что воздух заканчивается в лёгких, горло сжимается и нет возможности издать ни звука. Тебе хочется закрыть глаза и никогда их не открывать, но несмотря ни на что, ты должен продолжать бороться. — Я не могу больше, Боромир, — тяжело выдохнул Фарамир. — У меня не осталось сил. Моё тело горит как в огне, руки и ноги отказываются мне служить, разум не подчиняется. А сейчас, здесь, с тобой я ощущаю такую невероятную лёгкость. Я не желаю, чтобы она пропала. Прошу, позволь мне приблизиться. И Фарамир вновь попробовал сделать шаг вперёд, с изумлением обнаружив, что разделявшей их преграды больше нет. Он ступил одной ногой в воду, и ледяной поток тут же окатил его, дойдя почти до колена. В глазах наблюдавшего за ним Боромира мгновенно вспыхнул огонёк тревоги: — Остановись! — тотчас властно приказал он. — Не делай этого! Но, видя, что брат его не слушает и собирается идти дальше через стремительно несущуюся вдаль реку, вновь заговорил тихим и ласковым голосом: — Фарамир, ты помнишь, как в юности, мы дрались на мечах, и у тебя так же заканчивались силы, ты падал и уверял меня, что ты больше не можешь, что ты проиграл. А я говорил тебе: вставай брат, никогда не сдавайся. Ты меня слушал, превозмогая усталость, поднимался на ноги и побеждал. — Я думал, ты мне поддаёшься, — Фарамир замер на месте, и вода следом сразу же отхлынула от его ног. — Нет, — заверил его Боромир. — Я всегда сражался честно, ты знаешь. — Однако же настал день, когда ты не смог подняться, — с болью проговорил Фарамир. — Ты проиграл сражение со смертью. — Да, у меня не получилось выиграть, — ответил старший брат после короткого молчания. — Но если ты сейчас сможешь победить, то тогда тебя впереди будет ждать долгая счастливая жизнь, ты совершишь ещё много славных подвигов, которые навечно войдут в летопись Средиземья. Голос его с каждым произносимым словом становился всё тише и тише, силуэт начал медленно растворяться в тумане: — Никогда не сдавайся! — донеслось до слуха Фарамира. — Смогу ли я увидеть тебя снова? — крикнул капитан, не желая отпускать его так быстро. — Очень нескоро, — фигура Боромира почти полностью исчезла из виду. — Но не забывай, что бы не происходило, я всегда буду рядом с тобой: в твоих мыслях, снах, воспоминаниях. Я очень люблю тебя… мой маленький братик.       Темнота ещё некоторое время не отпускала Фарамира, окружив его плотной завесой. В ушах звенело как будто сотни молоточков отбивали свой ровный и последовательный ритм. Однако спустя какое-то время, свет медленно начал проникать сквозь полуприкрытые ресницы и, преодолевая ужасную слабость ему удалось полностью открыть глаза. Взгляд его сразу упёрся в белый, мраморный потолок, он почувствовал, что лежит на широкой постели, укрытый мягким бархатным одеялом. Окончательно придя в себя, капитан Гондора понял, что находится во дворце Минас-Тирита, в своих покоях. Невыносимая боль, терзавшая его, будто целую вечность, наконец отпустила, уступив место страшной усталости. Фарамир с трудом обвёл взглядом пространство вокруг себя и сразу увидел отца, сидящего в изножье его кровати. Наместник Дэнетор по-прежнему был одет во всё чёрное, только теперь его фигура ещё больше сгорбилась и истощилась, на безвольно опущенных руках явно выступили тёмные бугристые вены. Он выглядел уставшим и измождённым, пустой и безжизненный взгляд его смотрел прямо перед собой.       Фарамир пошевелился, попробовал подняться на подушке, но сил хватило лишь для того чтобы слегка оторвать голову. Заметив его движение, наместник разом вышел из забытья, подскочил на ноги — долгожданное, но уже почти невероятное пробуждение сына, казалось, тут же оживило его. — Фарамир! — хрипло пробормотал Дэнетор. — Не шевелись, не шевелись, ты ещё слаб. Отец наклонился к нему, опустил руку на влажные после лихорадки волосы. Улыбка осветила его изборождённое глубокими морщинами лицо, дыхание участилось. Фарамиру подумалось, что давно он уже не видел сурового правителя Гондора таким счастливым. — Я сдержал своё слово, государь, — с великим трудом вымолвил он. — Осгилиат наш. — Знаю, знаю, — торопливо кивнул наместник. — Князь Эомер мне всё рассказал. Орки отброшены далеко за реку, они бежали как стая трусливых собак. Ты целый день удерживал их натиск, совершил настоящее чудо. Ты подарил Гондору надежду вновь стать великим королевством, — Дэнетор понизил голос. — Я очень горжусь тобой, сынок. Фарамир слабо улыбнулся, на секунду прикрыл глаза: — Чтобы услышать от вас такие слова, отец, — прерывистым шёпотом произнёс он. — Стоило даже умереть. Наместник рассмеялся коротким нервным смешком, пряча за улыбкой увлажнившиеся глаза: — Глупый мальчишка, — поцеловал сына в покрытый испариной лоб. — Что за вздор ты говоришь? Молодой гондорец вновь повторил попытку приподняться, и на этот раз ему это удалось. Силы постепенно возвращались: — Я помню, что мы попали в окружение. Как мне удалось выбраться? — Тебя вынес твой конь. Воины говорят, он прискакал в тыл, дрожа как осиновый лист, весь в мыле, однако до последнего удерживал тебя в седле. Фарамир слегка опустил голову, мысленно говоря спасибо своему преданному другу. Благородное животное не бросило его в беде, до конца исполняя свой долг. — Мой верный Янтарь… надеюсь, он не ранен? — С ним всё хорошо, — заверил сына наместник. — Если не считать, что он разнёс почти всю конюшню и не подпускал к себе никого из слуг. Успокоился только вчера, вероятно, почуял, что ты придёшь в себя. — Как вы себя чувствуете, господин? — услышал вдруг Фарамир из другого конца комнаты робкий женский голос, от звука которого, сердце забилось чаще.       Он повернул голову и увидел замершую в нескольких шагах от постели тонкую девичью фигуру, смотрящую на него широко распахнутыми голубыми глазами. Думая, что горячка, ставшая следствием раны, ещё не отпустила его, капитан вытянул вперёд руку и несколько раз провёл ей по воздуху, полагая, что видение исчезнет. Но Эовин продолжала стоять перед ним — настоящая, из плоти и крови. Губы её тронула лёгкая улыбка. — Так, будто по мне промчался отряд роханских всадников, — в растерянности пробормотал Фарамир. — Госпожа, неужели это в самом деле вы? — Можешь даже не сомневаться, — выпрямился во весь рост Дэнетор и встал позади княжны. — Леди Эовин провела у твоей постели несколько бессонных ночей, перевязывая и омывая раны. Травы, которые госпожа привезла с собой из Эдораса, вытянули яд из твоего тела. Ты дышишь и говоришь благодаря ей. — Выходит, вы снова спасли меня от смерти? — Фарамир не отводил от роханки влюблённого взгляда. Сказанное отцом так сильно задело его за живое, что он едва сдерживал слёзы. — Я говорила вам, господин, — Эовин подступила к нему на шаг. — Будь у меня хоть сотня жизней, я не раздумывая отдала бы их все за вашу одну. — До меня дошли слухи, — наместник легко коснулся рукава платья княжны. — Что ты, Фарамир, собирался делать предложение леди Эовин. Так вот, если тебя интересует моё мнение, то я буду очень рад видеть Белую госпожу Рохана своей невесткой. Слова Дэнетора заставили Эовин тут же залиться краской, а Фарамир лишь кинул на него недовольный взгляд исподлобья. Ему совсем не нравилось, что родитель так твёрдо решил взяться за устройство его судьбы. — Отец, пожалуйста, позвольте нам поговорить наедине.       После того, как наместник покинул покои, они несколько минут провели в полном молчании, не отрываясь глядя друг на друга. Эовин осмелилась нарушить тишину первой: — Фарамир, ты, наконец, очнулся, и мой мир вновь наполнился светом. Прости, что пришлось всё рассказать государю без твоего согласия, но иначе я бы не смогла… — Душа моя, как же я по тебе скучал, — еле слышно проговорил Фарамир, не позволив ей продолжать.       Нежность и трепет, так знакомые Эовин, послышались в голосе возлюбленного. Перед глазами сразу проплыли леса Итилиэна, горящие на поляне костры, она вновь ощутила вечернюю прохладу и его согревающие объятия на берегу реки. Не желая терять ни минуты, она сорвалась с места, подбежала к нему, сжала его потеплевшую руку в своей. — Прости меня, моя госпожа, — Фарамир погладил её по щеке. — Страшно подумать, сколько ты выстрадала по моей вине, сколько слёз пролила у моего ложа. — Каждую минуту я молилась, чтобы ты поправился. И не на миг не сомневалась, что смогу выцарапать тебя из лап смерти. — Всё теперь позади, — успокаивающе улыбнулся Фарамир. — Благодаря тебе.       Эовин села к нему на постель, которая оказалась гораздо больше узкой походной кровати, осторожно прижалась лбом к его плечу. Фарамир опустил ладонь ей на затылок, нежно перебирал пальцами мягкие как шёлк золотистые волосы. — Князь Эомер здесь, с тобой? — тихонько, на ушко спросил он. — Мне не терпится поблагодарить его. — Да, это Эомер привёз меня в Минас-Тирит, когда отправился на военный совет. Он увидел тебя раненным на поле боя перед Осгилиатом, и сердце его едва не остановилось от горя. Эомер тебя очень уважает и будет счастлив знать, что твоей жизни, наконец, ничего не угрожает. Он восхищен твоей храбростью и сочтёт за честь стать твоим другом. — Я уже могу назвать его другом, — серьёзно ответил ей Фарамир. — То, что твой брат сделал для Гондора неоценимо. Эовин подняла голову, подвинулась к нему ещё ближе и коснулась поцелуем его губ, отмечая про себя, как сильно ей не доставало их тепла. Затем вновь прижалась к его плечу, переплела пальцы возлюбленного со своими: — Я вспомнила, как мы точно так же лежали в шатре на берегу Андуина, и ты рассказывал мне истории про Арду. Я чувствовала себя так безмятежно, так спокойно. — Только не проси поведать их сейчас, душа моя, — с улыбкой отозвался Фарамир. — Нынче из меня выйдет плохой рассказчик.       Князь Рохана неторопливо спустился в сад, разбитый перед дворцом в Минас-Тирит, подошёл к каменным перилам, в задумчивости опустил на них ладони. Впереди ему открывался обширный вид на Пеленнорские поля: он мог наблюдать развалины Осгилиата, любоваться величием бурной реки Андуин, разделившей собой два берега. На востоке по-прежнему горели огни Мордора, Саурон пока не был побеждён и продолжал собирать в своих мрачных землях огромные армии. Эомер понимал, что судьба Рохана и Гондора не определена, и его самого впереди ещё ждёт много кровопролитных сражений, и, быть может, после одного из них он уже не вернётся домой. Однако сердце его было спокойно: ведь как бы не повернулось колесо судьбы в будущем, его главное сокровище, любимая сестра, остаётся в надёжных руках.