***
Эовин сидела на ложе из шкур, завернувшись в тёмно-зеленый плащ, одолженный у следопытов Итилиэна, и поджав под себя ноги. От одеяния исходил терпкий аромат сочных трав и костра — вечных спутников гондорских странников, проторивших сотни троп в лесах и ущельях Арды. Она слышала, как за стеной шатра воины собираются в долгий путь, в сторону неизвестных ей земель, на которых она никогда не бывала. И мысль о том, что ей тоже придется уйти с ними той же дорогой, всё дальше от родного Рохана, так и не успев предупредить брата о нависшей над их королевством угрозой, жгла сердце каленым железом. Когда Фарамир неслышным шагом вошёл в шатёр, она едва удостоила его взглядом. Первый раз за всё время их знакомства, ей не хотелось заговаривать с ним или слышать его голос. Вопреки его заверениям, она сейчас ощущала себя пленницей, без возможности выбора и едва сдерживала в себе негодование. — Ты всё ещё злишься на меня? — он будто прочитал её мысли. — Смею ли я держать на вас обиду после того, как много вы для меня сделали? — самообладание всё же не изменило юной княжне, — На этой земле вы в своём праве. Фарамир присел рядом с ней на расстеленные шкуры, отстегнул от пояса спрятанный в ножнах меч и положил на землю у своих ног. Впервые капитан предстал перед ней без оружия. Он находился так близко, что его колено касалось полы ее длинного платья. Эовин заметила, каким усталым он выглядел: вне всякого сомнения разум его терзали мрачные думы. — Я прекрасно понимаю твоё стремление вернуться в Эдорас, — тихим голосом начал Фарамир. — Но сейчас я не могу изменить свои планы. Над моим государством нависла большая опасность. — Над моим тоже! — неожиданно резко даже для самой себя выпалила Эовин. — Рохан погибает изнутри: его бескрайние степи топчут полчища орков и истерлингов, деревни сжигают дотла, и никто не в силах остановить это кровопролитие. Но я понимаю, что тебя бедствия земли эорлингов не волнуют! В порыве отчаяния Эовин забыла о своей прежней почтительности, которую следовало бы выражать простолюдинке перед сыном наместника. В ней разом заговорил голос Белой девы Рохана. — Почему ты говоришь, что твоя страна погибает изнутри? Эовин с глубоким вздохом закрыла лицо руками — её как волной окатили болезненные воспоминания: — Ты спрашивал, почему король Теоден не защищает свой народ от вражеских набегов, так знай, что наш правитель давно утратил власть в государстве. Он находится под чужим влиянием, которое медленно его убивает. Народ перестал узнавать своего конунга, славившегося отвагой и справедливостью. Вне всяких сомнений его опутали сети врага, и в скором времени нас всех ожидает смерть. Рохан падёт, и если этому суждено случится, я хочу погибнуть вместе с ним. — Так вот почему несмотря на постигшие его бедствия Теоден ни разу не направил в Гондор красную стрелу, — в растерянности проговорил Фарамир. — Его разум не подчинён воли. А как же его сын Теодред и князь Эомер? Неужели они тоже пали жертвой заговора? Эовин покачала головой, в глазах её стояли слёзы: — По слухам они покинули столицу и от них нет никаких вестей. Фарамир осторожно положил ладонь ей на плечо: — Не думай, что твоё горе не трогает меня, — он почувствовал, как девушка неловко подалась ему навстречу и так же бережно обнял её второй рукой. — И участь Рохана беспокоит меня не меньше судьбы Гондора. Я обещаю тебе, что непременно расскажу обо всём наместнику. Какими бы трудными не были сейчас времена, государь всегда считал Теодена своим союзником, он не оставит эту новость без внимания. Эовин ощутила, как вокруг неё сомкнулось кольцо его рук и в первые секунды испытала испуг и смущение — прежде ни один мужчина, кроме дяди и братьев не смел касаться её. Но присутствие молодого гондорца оказалось таким приятным и успокаивающим, от него исходило столько тепла и заботы, что она тут же позабыла про свой страх, прижалась к его груди и дала волю душившим её слезам: — Тебе не хуже меня должно быть известно об истинном положении дел между двумя государствами. Я давно поняла, что в этой войне каждый сам за себя. Слова, вырвавшиеся из уст девушки, повисли в воздухе. Они являли собой чистую правду, которую Фарамир втайне от себя самого не хотел признавать. Прочный некогда союз Гондора и Рохана давно дал трещину, и виной тому было не только и не столько безумие конунга степных всадников, сколько властолюбие и гордыня его собственного отца. — Не всё ещё потеряно, Эовин. Когда мы вернемся в Минас-Тирит, я постараюсь отыскать Митрандира. Он всегда мог дать добрый совет даже в те минуты, когда положение казалось безвыходным. Девушка подняла голову — в её глазах отразилось неподдельное любопытство: — Я никогда не слышала этого имени. О ком ты говоришь? Фарамир загадочно улыбнулся и бережно стёр большим пальцем с её щеки слезинку. Эовин слегка вздрогнула от его прикосновения, но не отстранилась — Фарамир тоже не спешил разжимать объятия: — Неужели в твоих землях никогда не слышали о странствующем чародее, появляющимся из ниоткуда и развлекающем народ на площади разными фокусами вроде разжигания огня из воздуха? Его иногда ещё называют Гэндальфом Серым. В прежние времена он был частым гостем в Минас-Тирит и его прибытие всегда ознаменовывалось для его жителей большим праздником. На самом деле это великий маг, он столь же древний как и сама Арда, а его мудрость простирается далеко за пределы Средиземья. В пору моей юности мы с ним провели много дней в библиотеке моего отца, разбирая старинные письмена. Благодаря ему я очень много узнал об истории Гондора и Нуменора, он научил меня расшифровывать давно канувшие в воду языки, постигать силы природы, черпать опыт из прошлого, которое теперь незаслуженно забыто. К несчастью, государь не разделял моей радости от подобных встреч, считая их пустой тратой времени. Он предпочитал видеть меня с мечом и луком, а не с книгой, поэтому в конце концов наши пути с Гэндальфом разошлись, но он всегда чувствовал, когда мне нужна была его помощь. Эовин с замиранием сердца слушала рассказ Фарамира, который смог ненадолго заглушить её собственную печаль и тревогу. Она никак не могла поверить, что перед ней сидит человек, собственными глазами видевший древнего мага: — В родном мне Рохане о таких чародеях можно было узнать только лишь из преданий. И то, не думаю, что кто-то принимал их за чистую монету. — А что тебе известно об эльфах и гномах? — лукаво прищурился Фарамир. — Вероятно ещё меньше чем о твоём волшебном друге Митрандире. Неужели с ними ты тоже обсуждал древние манускрипты в библиотеке Гондора? Фарамир добродушно рассмеялся, с удовольствием отмечая, что юная роханка совсем расслабилась и доверчиво льнула к его груди. Слёзы в бездонных глазах высохли, не оставив и следа. Он поудобнее устроился на походной постели из шкур, по-прежнему прижимая её к себе. Странное чувство овладело Фарамиром — точно он выбрался на островок тишины и умиротворения посреди бушующего моря. Присутствие этой хрупкой и нежной девушки с диких земель отогревало его замершее от непрекращающихся испытаний сердце. — Митрандир часто рассказывал мне об этих таинственных существах. Возможно, он один из немногих, кому посчастливилось знать их лично. — Расскажи мне, — попросила Эовин, и в голосе ее было столько искреннего нетерпения, сколько бывает у ребёнка, выпрашивающего сказку на ночь. — Расскажи мне что-нибудь. — Хорошо, как пожелаешь. Я поведаю тебе о том, как первые эльфы изобрели музыку. Они создали её раньше, чем дали название всем предметам, которые их окружали. Это случилось очень-очень давно, мир тогда был совсем другим, чистым и прекрасным, потому что в нём еще не пробудилось зло, не правили гордыня и ненависть… Эовин слушала его низкий протяжный голос, звучащий, как красивая мелодия, рождаемая струнами лютни в руках искусного музыканта. Он говорил тихо, неторопливо и складно, и в описываемых им историях она уже перестала отличать правду от хитросплетенного вымысла. Голова её будто налилась свинцом, а веки сами собой смежались, по телу блаженным потоком разливались покой и безмятежность. — Прошу, продолжай, — пробормотала Эовин, когда Фарамир прекратил свой рассказ, заметив, что её клонит в сон. — Ты злоупотребляешь моим красноречием, дитя, — полушутя отозвался Фарамир. — Я знаю ещё сотни подобных историй. Чтобы выложить тебе их все, одной ночи не хватит. Эовин открыла глаза, повела немного затекшей шеей: — Не называй меня так, — произнесла она с нотками обиды в голосе. — Должен же я как-то тебя называть. — Моё имя Эовин. И я уже не ребёнок! Фарамир посмотрел ей в лицо долгим пристальным взглядом, от которого по телу прошёл знакомый уже, неясный по своей природе трепет. — О, да, ты не ребёнок, — каким-то странным голосом выговорил он, затем наклонился к ней и запечатлел на её лбу быстрый короткий поцелуй. — Теперь я это точно вижу. Эовин растерянно вскинула на него глаза, ощущая, как кожа в том месте, где он коснулся её своими губами начинает гореть. Не дав ей ничего сказать, Фарамир легко отстранил её от себя, рывком поднялся на ноги. — Ложись спать, Эовин, — произнёс своим обычным ровным голосом. — Завтра мы тронемся в поход, дорога будет утомительной. С этими словами он столь же быстро скинул с плеч свой длинный плащ, накрыл им лежащую на шкурах девушку. — А как же ты? — только и смогла вымолвить Эовин, удивленная такой переменой его настроения. — Ночью холодно, ты замёрзнешь без него… — Я воин, и мне не привыкать спать на голой земле, — точно в подтверждении своих слов Фарамир растянулся прямо на полу в другом конце шатра и сложил руки на затылке. — Спокойной ночи, набирайся сил. Эовин ещё с полчаса лежала, закутавшись в до сих пор хранивший его тепло плащ. Сердце никак не могло успокоиться и бешено колотилось в груди, а память из раза в раз возвращала её к событиям минувшего вечера. Приподнявшись на локте, она устремила взгляд в темноту и внимательно прислушалась. Ответом ей служило лишь его ровное, размеренное дыхание. Глубоко вдохнув, Эовин без сил опустила голову на постель, и сама не заметила, как провалилась в сон.Глава вторая
22 ноября 2020 г. в 22:07
Эовин скинула с плеч нательную рубашку и босыми ногами ступила на скользкие камни. Глубоко вдохнув, подставила руки под ледяные струи, сбегающие из глубины ущелья, помедлила секунду и сделала еще один шаг. Вода окатила с головы до ступней, заставив зажмуриться. Тело в первые секунды охватила сильная дрожь, но постепенно оно привыкло к холоду, и девушка с наслаждением отдалась горному потоку, смывающему не только пыль дорог, но и многодневную усталость.
Лишь от тревоги, терзающей душу юной роханки все последние месяцы, вода не могла избавить. Мыслями Эовин была далеко — в самом сердце Рохана Эдорасе, рядом с её царственным дядей королем Теоденом, неожиданно впавшим в пучину безумия. С раннего детства заменившей ей и ее брату Эомеру умерших родителей, он был для неё самым родным и близким человеком, которого она любила беззаветно и всей душой. И тем больнее было наблюдать как день ото дня прежде полный жизни, смелый и рассудительный правитель угасает на глазах, теряя разум и силу воли.
Прошло слишком много времени прежде чем сын короля Теодред и Эомер смогли догадаться, что причина страданий государя в колдовстве, насылаемом советником Гримой. К моменту, когда правда всплыла на поверхность, проклятый предатель Гнилоуст уже успел завладеть расположением Теодена и отдалить от него самых верных ему людей. Правитель Рохана оставался глух к призывам сына и племянников. Тьма, сгущавшаяся над землей эорлингов, также более не трогала его ум и сердце.
Не в силах наблюдать за медленным разрушением королевства Теодред и Эомер втайне от государя и его лживого советника взяли управление в свои руки. Принц Рохана, узнав от своих разведчиков о наступлении армии орков на Изенских бродах, спешно отправился в западные земли, а Эомер с верными ему всадниками умчался на восточные рубежи.
Оставшись во дворце один на один с врагом, Эовин как могла пыталась поддерживать умирающего правителя, но он был настолько слаб, что даже перестал узнавать некогда любимую племянницу, чем заставлял её сердце рваться на части от боли и отчаяния. А Грима Гнилоуст лишь набирался сил, словно черпая их из тела и рассудка Теодена. В отсутствии его сына и племянника он ощущал себя в столице полноправным владельцем, не чураясь при всякой возможности напоминать об этом окружающим.
Однажды ночью мучимая бессонницей Эовин вышла прогуляться на смотровую башню. Свежий воздух немного успокаивал и давал короткую передышку от тревожных переживаний и волнений. В свете луны рядом с одной из бойниц она разглядела силуэт Гримы, явно замершего в ожидании кого-то. Снедаемая гневом и страхом, Эовин спряталась за колонной и смогла проследить за изменником. Своими глазами она увидела, как Гнилоуст через своих сообщников передает магу Саруману сведения о состоянии короля Теодена. И в тот миг подозрения, мучившие братьев и её саму, подтвердились. Долгие годы претворявшийся другом Рохана чародей на самом деле служил врагу Средиземья.
Не желая терять ни минуты, Эовин решилась на отчаянный шаг. Во дворце не от кого было ждать помощи, и той же ночью, собрав небольшую горстку верных всадников, она отправилась вдогонку за Эомером, чтобы сообщить ему, кто на самом деле стоит за безумием короля. Но ни она, ни её спутники не знали, что часть Великого тракта, по которой они надеялись сократить путь, давно захвачена орками. Ценой своей жизни преданные слуги смогли уберечь роханскую княжну от плена, позволив ей убежать, и она осталась в лесах совершенно одна, невесть сколько блуждая по непроходимым чащобам и болотам, потеряв надежду на спасение, пока её не обнаружили следопыты Итилиэна.
Эовин почти ничего не знала о соседнем королевстве: в её памяти сохранились лишь отрывочные сведения о прекрасном белом городе, славившемся подвигами в борьбе с тёмным врагом. Знала она и то, что в последние годы правитель Дэнетор стал замкнут и нелюдим, прекратив все связи с Роханом. Об этом с сожалением упоминал Теоден еще до того, как поддался чарам Сарумана, сокрушаясь, что в случае войны у него не будет уверенности в поддержке Гондора, предпочитающего действовать в одиночку, несмотря на заключенный когда-то договор о вечном союзничестве.
Потому, оказавшись в лагере следопытов, она посчитала нужным молчать о своём истинном происхождении. По обрывкам разговоров между воинами и их капитаном она смогла убедиться, что гондорцы едины с роханцами в стремлении уничтожить наступающую с востока тьму, но её по-прежнему терзал страх неизвестности за судьбу братьев и дяди, оставшегося в Эдорасе.
Всё также предаваясь невесёлым думам, Эовин вытерлась куском шерстяной ткани и начала поспешно одеваться: на берегу задувал студёный мартовский ветер. Склонив голову, выжала воду из золотистых прядей, потянулась за брошенным на камнях плащом.
— Не слишком ли холодное время для купания ты выбрала? — услышала она за спиной негромкий бархатный голос.
Эовин вздрогнула и резко обернулась, так и замерев с плащом в руках. Фарамир стоял в нескольких шагах, скрестив на груди руки и наблюдая за ней взглядом внимательных серых глаз.
За те дни, что Эовин провела среди следопытов, она успела лучше познакомиться с капитаном — он много расспрашивал её о Рохане и о событиях, происходящих в государстве эорлингов. Она успела заметить, что сын Дэнетора не только обходителен и вежлив в беседах, но и необычайно красив. Эовин не раз замечала за собой, как ей хотелось подольше рассматривать его высокую, статную фигуру, сильные руки, благородное лицо с правильными чертами, обрамленное длинными светлыми волосами. Ей нравилось проводить с ним время, однако теперь, поняв, что он следил за ней у водопада, мгновенно испытала прилив гнева и смущения.
— Не забывайте, что я родом из сурового края, господин, — ответила Эовин, стараясь придать голосу как можно больше уверенности. — Мы не боимся ни жары, ни холода. Но очень не любим, когда кто-то проявляет к нам неуважение. Вы не должны были подсматривать за мной.
— Я подошёл не больше минуты назад, ты можешь быть спокойна, — Фарамир продолжал оставаться невозмутимым как скала. — Я обещал, что в моём лагере тебе ничего не будет угрожать. И, разумеется, твоей чести тоже. Но уходить так далеко к реке было опрометчиво с твоей стороны: в этих местах опасно находиться одной слишком долго.
Эовин оставила слова капитана без ответа, испытав облегчение, что он не был свидетелем того, как она плескалась под струями водопада. Воспользовавшись небольшой заминкой, она закуталась в плащ, словно хотела спрятаться от его испытывающего взгляда. Налетевший вновь порыв ветра заставил её поёжиться: даже плотная ткань не спасала от холода.
— Вернёмся к костру, — Фарамир протянул собеседнице руку.— К сумеркам ветер только усилится — ты замёрзнешь.
Помедлив пару секунд, Эовин вложила свою ладонь в его и почувствовала, как ей сразу становится теплее. Несмотря на то, что рука его была жесткой как железо, а от необходимости постоянно держать меч и натягивать тетиву лука пальцы огрубели, само прикосновение показалось ей мягким и нежным.
Пока они шли к лагерю, Эовин решилась нарушить молчание:
— Имею я право спросить вас кое о чём? — и, получив утвердительный кивок головой, продолжила. — Смогу ли я в ближайшее время вернуться домой? Я очень беспокоюсь о своих родных. Мой дядя в Эдорасе — если он вернется в деревню и застанет там одни лишь руины, то сойдет с ума от горя.
Фарамир не сразу ответил, точно подбирая слова, прежде чем выдать неприятную правду:
— Мне представляется это маловероятным. Дороги, соединяющие Гондор и Рохан перекрыты, и понадобится много времени, чтобы отыскать обходные пути. К тому же, мне нужно в скором времени отправляться в Минас-Тирит. Сведения, которые я получаю с восточного форта, очень беспокоят меня, я обязан передать их отцу.
— А что будет со мной? — с тревогой осведомилась Эовин.
— Ты поедешь с нами, — Фарамир успокаивающе сжал её ладонь. — Мне жаль, что тебе придется пережить разлуку с твоим дядей, но сейчас иного выхода нет. Мы сможем передать ему послание, когда вернемся в столицу.
От мысли, что она так и не успеет увидеться с братом и рассказать ему всё, что ей удалось выведать о королевском советнике и Сарумане, сердце Эовин болезненно сжалось. Нельзя было терять ни минуты, а обрисованный капитаном Гондора план мог отсрочить её возвращение на неопределенное время. Первым её стремлением было раскрыть Фарамиру всю правду, но она тут же отбросила эту мысль. Слишком много тайн, не предназначенных для чужих ушей крылось в её истории, да и капитана больше волновала судьба собственного народа, которому грозила не меньшая опасность.
— Я не могу здесь оставаться, — упрямо пробормотала Эовин, высвобождая руку. — Если вы знаете, как можно добраться до границ Рохана, минуя орочьи заставы, — скажите мне. Я пойду одна и сумею остаться незамеченной.
Фарамир остановился, заглянул в её глаза, которые так и горели решимостью:
— Выбрось из головы эту глупую затею, дитя. Пока ты находишься в моём лагере, я отвечаю за тебя и ни за что не позволю пойти на верную смерть.
— Я всего лишь хочу вернуться домой, также, как и вы, — не желала сдаваться Эовин. — Кроме того, я понимаю, что своим присутствием доставляю вам ненужные хлопоты. Ваш советник и так смотрит на меня с недоверием.
При упоминании о родном доме Фарамир слегка усмехнулся: в отличие от Эовин, он не был уверен, что его там кто-то ждёт. А вслух произнёс всё тем же ровным и спокойным тоном:
— Берегонд всегда был осторожен и предусмотрителен. Это одни из тех качеств, за которые я его очень ценю, но он верно служит мне, и ты можешь не беспокоиться на его счёт. Мой воин сделает так, как я ему прикажу.
Они уже подошли к укрытому в лесной чаще военному лагерю, где следопыты разводили костры и готовили в навесных котлах свою нехитрую походную пищу. Эовин заговорила тише, чтобы не привлекать к себе внимание:
— А мне вы тоже собираетесь приказывать? — размеренный, но при этом не терпящий возражения тон капитана порядком задевал её самолюбие. — Я никогда не забуду, что вы спасли мне жизнь, но я не ваша пленница.
— Разумеется, нет, — ей показалось, что серые глаза Фарамира похолодели. — Но я действую в интересах твоей безопасности и безопасности вверенных мне людей. Тебе придется подчиниться.
Эовин от обиды закусила губу, понимая, что любые её доводы мгновенно разобьются о каменную стену непоколебимой уверенности сына наместника. Краем глаза она увидела, как к ним приближается Берегонд. Не желая лишний раз встречаться с подозрительным и неприветливым гвардейцем, она решила, что лучше будет заблаговременно удалиться:
— Позвольте мне вернуться в шатёр, господин, — голос её был исполнен нарочитым почтением. — Снаружи в самом деле становится очень ветрено.
— Иди, Эовин, — отпустил её Фарамир и едва она скрылась из виду, повернулся к своему преданному солдату. — Вижу тревогу на твоём лице, мой друг. Какие известия ты мне принёс?
— Гонец сообщил, что нынче ночью на Каир Андрос совершено нападение. Десант орков высадился у восточного форта. Гарнизон отбил атаку, благодаря хорошо укреплённому берегу, но никто из командиров не сомневается, что в скором времени они повторят попытку. Ещё с башен форта дозорные несколько раз наблюдали крылатых тварей в долине над Минас-Моргулом.
— Это слуги короля Ангмара, — Фарамир в задумчивости опустил взгляд на разгорающийся костёр. — Помнишь, мы с ними однажды уже встречались на западном берегу Андуина. Тогда обороной руководил мой брат Боромир — он был один из немногих, кто не потерял волю перед видом этих чудовищ. Всех прочих, не столь сильных духом, при одном взгляде на них охватывал леденящий ужас.
— Но тогда они отступили, — заметил с осторожностью Берегонд.
— И я не раз задавался вопросом, почему Чёрный предводитель смирился с поражением. Я хорошо помню ту битву и имею все основания полагать, что у него хватило бы сил полностью завладеть Осгилиатом. Думаю, король Ангмара преследовал иную цель. Ведь он по своему происхождению нуменорец, а, значит, обладает недюжинным умом и хитростью. Переметнувшись на сторону тьмы, он лишь преумножил эти качества, обратив их в искусное оружие зла, — Фарамир перехватил вопросительный взгляд своего гвардейца. — Он принц Нуменора, ты не ослышался. В беседах с Митрандиром мы часто заводили о нём разговор — могу с уверенностью сказать, что из всех приспешников Саурона он самый ловкий и опасный.
— Неужели же в Средиземье нет средства, способного его остановить?
— Ему ещё не судьба погибнуть, и падёт он не от руки смертного мужа — так сказано в древнем пророчестве, Берегонд.
Старый гвардеец пожал плечами:
— Вы верите в эти вековые легенды?
— Я изучил много старинных манускриптов, скрытых в библиотеке моего отца. И чем больше я наблюдаю за происходящем в Арде сейчас, тем больше убеждаюсь, что это не сказки. Король Ангмара пощадил Осгилиат не из трусости или слабости. Он проверял, насколько сильный отпор могут дать ему гондорские воины. И если крылатые твари вновь запарили в воздухе над Минас-Моргулом, я готов поклясться Белым древом, он предпримет еще одну попытку в самое ближайшее время.
Берегонд опустил голову на грудь, и седая прядь упала ему на чело. Неотвратимость грядущей кровопролитной битвы омрачила его разум:
— Каковы будут ваши распоряжения, господин?
Фарамир, погруженный в свои мысли, вертел в руках поднятый с земли прутик. Прошло несколько минут, прежде чем он удостоил воина ответом:
— Оставьте в Каир Андрос малую часть наших людей, только лишь чтобы держать укрепления, пока не закончатся снаряды и продовольствие, — прутик хрустнул в его длинных пальцах. — Остальные должны немедленно отправиться в Осгилиат. Пусть король Чародей думает, что мы не осведомлены о его планах. Мы вернёмся в Минас-Тирит: я должен сообщить о своих догадках государю.