we fell in love in december

первый порыв не сравнить ни с чем. помнится до смертного часа. (Д. Джойс)

10 декабря. 2020 год. В правой руке Тэхён держит огромный коричневый чемодан и с шумом катит его по гладкому полу аэропорта. В левой же он несёт небольшую собачью переноску, в которой мирно посапывает в свои пушистые лапки его любимый шпиц Ёнтан. Тэхён вслушивается в громкие разговоры людей вокруг и пытается выловить среди различных языков знакомые ему слова. Ким особо ими никогда не увлекался, но собственная профессия обязывала знать что-то, помимо корейского. Тэхён был фотографом и, надо сказать, крайне талантливым: восемь лет назад, когда Киму было всего двадцать, его работы заметила одна парижская галерея и предложила на пробу публике включить парочку тэхёновых фотографий в проходившую тогда выставку независимых фотографов. После той передвижки карьера тогда ещё совсем молодого мальчишки пошла в гору, и уже через два года Тэхён подписал свой первый контракт и впервые выставился сольно. Личность яркого и талантливого фотографа быстро привлекла всеобщее внимание, и Тэхён стал не только живым национальным достоянием Кореи, но и всемирным любимцем. Тэхёна начали мотать по различным интервью, шоу и даже просили сняться в рекламах, ведь молодой фотограф был поразительно красив: широкие густые брови на красивом мощном лице, крупный нос, большие глаза, удивительной формы губы, гладкая смуглая кожа. Конечно, такой экземпляр привлекал многих, кто хотел заработать на красивом личике. На одной из таких съёмок в семнадцатом году, кажется, в Америке, Тэхён и познакомился с Матиасом — очаровательным швейцарцем, что стал его первой любовью. Тот был главным сценаристом рекламного ролика какого-то дико популярного тогда парфюма. Благо Тэхён к тому времени уже успел выучить французский (больше всего выставок было во Франции) и мог спокойно общаться с Матиасом. А потом всё закрутилось и завертелось очень быстро: поцелуи после съёмок, ужины в ресторанах, дикий секс в номерах отелей и безумная влюблённость. Даже отношения на расстоянии не сломали их — Тэхён бывал за границей так же часто, как и Матиас, поэтому пересечься и провести незабываемое время вместе было просто. Кроме того, Ким работал на себя, а значит, мог сам распределять свои часы нагрузки и отдыха. Последние он, как правило, тратил на то, чтобы навещать своего парня в швейцарском Монтрё. По прошествии трёх лет их отношения охладели. Точнее, охладел Матиас: реже звонил, стал отвечать на сообщения с явной неохотой и постоянно пресекал попытки Тэхёна прилететь к нему, говоря, что в последнее время на него навалилось слишком много работы. Это очень огорчало фотографа, поэтому однажды, сидя над очередным непрочитанным уже третий день сообщением, Ким решил взять всё в свои руки и сюрпризом приехать к Матиасу в Швейцарию ближе к Рождеству, чтобы вместе отпраздновать этот праздник. А раз Тэхён что-то решил, значит, точно сделает. Поэтому, недолго думая, Ким заказал через интернет билеты в один конец и в одиночку помчался в северную страну. Ну как в одиночку — конечно, любимый шпиц всегда был рядом. Тэхён вечно таскал его с собой — всегда и везде. Как назло, отношения Матиаса и Ёнтана не складывались — собака рычала на мужчину, как на чужака, а если уж при шпице двое начинали целоваться, то маленький джентльмен всеми своими силами пытался за штанину оттащить от хозяина неприятную для своего собачьего сердечка личность. Но, что поделать, собаку Тэхён не бросит и не оставит дома в Корее, так что придётся и в этот раз этим двоим немного потерпеть друг друга. — На Центральную Европу надвигается сильный ураган. Просим быть осторожными… — приятный женский голос раздаётся из динамиков по зоне отдыха, и Тэхён, совершенно пропуская информацию мимо ушей, идёт к паспортному контролю. Через время Тэхён проходит по трапу в самолёт, очаровательно улыбается стюардессе и садится в бизнес-классе, почёсывая за ушком ещё сонного пёсика. Тэхён в предвкушении жмурится и уже представляет красивое удивлённое лицо своего возлюбленного. Ох, в каком же тот будет шоке. Самолёт начинает медленно взлетать, а Тэхён переводит взгляд на иллюминатор, в котором уже скоро должны появиться огни ночного Сеула. Лететь было очень долго — шестнадцать часов вместе с трёхчасовой пересадкой в амстердамском «Схипхоле», поэтому Тэхён заранее прихватил с собой «Улисса», которого не мог дочитать год, чтобы не скучать. Когда самолёт уже поднялся над городом и набрал приличную высоту, а верхняя панелька известила пассажиров о том, что ремни безопасности можно расстегнуть, Ким как раз и выудил из своей небольшой сумки тяжёлую книгу. Чтение быстро увлекает фотографа, он полностью расслабляется и даже просит бокал шампанского. Что может быть лучше внезапной поездки к любимому человеку под Рождество, когда у тебя прекрасное настроение и верная собачка под боком? Ничего. Тэхён блаженно потягивается и чувствует себя самым счастливым. «Первый поцелуй всё решает. Роковой миг. Пружинка какая-то разжимается. Вся сразу млеет, хоть держится, а по глазам видно. Первый порыв не сравнить ни с чем. Помнится до смертного часа». Читает Тэхён слова Леопольда Блума и задумывается. Его первый поцелуй был с какой-то девчонкой ещё в детском садике. Пухлощёкий Тэхён тогда тюкнул симпатичную малышку в розовую щёчку и позорно сбежал, смущаясь округлившихся осуждающих глазок Сынхи. Однако сейчас Тэхён не уверен, можно ли считать это тем самым первым порывом. Сущая мелочь же, пустяк. Но ведь помнится же… А вот первый взрослый поцелуй фотограф на удивление сохранил в памяти очень смазанно. Это было зимой две тысячи восьмого года. Ему было лет шестнадцать, и мама тогда потащила мальчишку в Пусан на новогодние праздники к своей сестре. Домашняя посиделка как-то быстро сменилась шумным клубом, в который Кима пропустили по знакомству, большим количеством спиртного и пьяными танцами на барной стойке. Вишенкой на торте был глубокий и развратный поцелуй с каким-то парнем постарше прямо на середине танцплощадки. И вот это вот Леопольд Блум окрестил первым порывом? Бесчувственный поцелуй с человеком, лица которого даже вспомнить не можешь? Тэхёну стало от этого немного грустно, и он с горя попросил ещё один бокал шампанского. Проблем с алкоголем у Кима не было, но он никогда не отказывал себе в нескольких стопочках, если такая возможность имелась. Тэхён ещё раз перечитал эти несколько строчек и в который раз глубоко задумался. А что, если первый порыв вовсе не уникален; что, если таких первых раз может быть очень много, нужно просто выбрать свой собственный, особенный, с нужным человеком? Был ли Матиас тем самым для Тэхёна? Если бы фотографа об этом спросили сейчас — он без колебаний ответил бы «да». Была у Тэхёна такая уникальная черта характера — погружаться во всё с головой, будь то эмоция, работа или человек. Если Ким плакал, то он не думал о том, как выглядит со стороны; если он работал — его вообще ничего больше не волновало; и если он состоял в отношениях, то других людей для него не существовало. Тэхён скучающе перевернул страницу. Поняв, что былой интерес пропал, он закрыл книгу и убрал ту обратно в сумку. Ким устало откинулся в кресле и почесал Ёнтана за ушком. Шпиц мирно посапывал. Фотографу принесли ещё один бокал шампанского, после которого Тэхён крепко уснул и проснулся, только когда самолёт уже совершал посадку в «Схипхоле». Будучи слегка захмелевшим, Ким немного поспал и в зале ожидания, перед этим купив в Duty Free за бешеные деньги любимое вино и хорошенько к нему приложившись. Следующие часы полёта до Швейцарии Тэхён тихо сопел, уткнувшись в мягкую шёрстку своей обожаемой собаки. По прилёте в аэропорт Женевы Тэхён не спеша получил свой багаж и заказал такси до Монтрё. Ехать было не так далеко, поэтому фотограф уже сейчас настраивался на предстоящую встречу. — Вы не местный, — как утверждение говорит улыбчивый таксист, запихивая большой чемодан Тэхёна в багажник авто. Тэхён фыркает. Нашёлся Шерлок. — Я из Южной Кореи. Таксист заводит машину и трогается. — Как жаль, что Вы едете в Монтрё зимой. Летом там проходит замечательный джазовый фестиваль. Тэхён неоднократно был на нём с Матиасом в июле. Джаз представлял большой интерес для фотографа. — Я там бывал со своим бойфрендом, — отвечает Ким и отворачивается к окну. Говорить сейчас совсем нет настроения. Тэхён должен настроиться только на Матиаса и отдавать всю энергию лишь ему. — О, так Вы к своему молодому человеку? — Тэхён легко кивает головой. — Будьте осторожнее. — Это ещё почему? — удивляется Ким, наконец проявив хоть немного интереса к диалогу. — У Вас на лице написано, что с Вами должны случиться всякие чудеса, — таксист хитро смотрит на Тэхёна через зеркало. Фотограф немного подвисает на этой фразе, но уже через секунду заинтересованно глядит в окно, восхищаясь швейцарской природой. Сначала они ехали по украшенному красивыми рождественскими фонарями городу, потом выехали на ухабистую снежную дорогу. В небе уже показалась полная луна, покрывая серебристым светом снег. По бокам от дороги возвышались огромные ели, присыпанные белым порошком, и кое-где раздавалось уханье птиц. Вдалеке показались Альпы, а это значит, что Тэхён скоро прибудет в Монтрё к Матиасу. Он покрутил в руках купленное вино и усмехнулся сам себе: «Вино не полное, зато я полон любви». Ещё через час таксист подъехал к городу. Альпы возвышались над Монтрё словно исполинские великаны. Какой вид! Машина подъехала к небольшому загородному дому в конце улицы, и Тэхён вышел, отпуская Ёнтана на улицу и забирая у таксиста свою ношу. Он выдохнул в нетерпении и поднялся по деревянной лестнице дома. Не желая звонить в звонок и выдавать своё присутствие, Тэхён всё-таки в надежде дёрнул ручку двери, и, о чудо, она была не заперта! Ким грозно, но, скорее, в шутку глянул на шпица, показывая, что тому лучше сейчас помолчать, и, оставив чемодан на крыльце, стал тихо красться внутрь дома. Матиас явно не спал — в спальне горел свет. По мере приближения к комнате своего парня Тэхён начал различать какие-то копошения и приглушённые разговоры. Потом эти разговоры переросли в повизгивания, смех и стоны. Ничего не понимающий Тэхён вплотную подошёл к дубовой двери спальни и несильно толкнул её. Она распахнулась, и… — Ах ты козёл! — Тэхён роняет бутылку красного вина на мягкий белый ковер и совсем об этом не жалеет. Матиас, его любимый Матиас, сейчас лежал на каком-то миловидном парнишке и гладил того снизу. Услышав приглушённые ругательства сбоку, двое любовников резко развернулись к Тэхёну, и их глаза в страхе округлились. Матиас быстро вскочил и, голый, засеменил к Киму. — Тэ, дорогой, что ты здесь делаешь? Тэхён скривился от такого обращения и зло подошёл к своему бывшему вплотную. — Приехал сюрпризом, дорогой, — Тэхён сделал акцент на последнем слове и рукой провёл по голому торсу Матиаса. Тот неровно выдохнул и уже в следующие мгновения почувствовал, как тонкие пальцы Кима с силой сжали его обнажённый член. — Милый? — почти пропищал изменник. — Будь моя воля, я бы тебе его отгрыз, — очаровательно-обманчиво улыбнулся Тэхён. — Уверен, так глубоко, как я, у тебя ещё никто не сосал. На последних словах Ким ногтями впивается в плоть, и Матиас истошно кричит. — Чокнутый! — вылетает у него. Ким разъярённо смотрит на бывшего, а потом переводит взгляд на вжавшегося в стену разлучника. — Не смей трогать его, — шипит Матиас, проследив за взглядом Кима. — Ах вот оно как, — кричит Тэхён и, схватив первое, что попалось под руку, кидает в стену. Сидящий на кровати парнишка отшатывается в сторону и валится на пол. Матиас в два счёта подлетает к нему и приобнимает за плечи. — И как долго вы трахались за моей спиной? — разъярённый Тэхён хватает с ближайшей полки какую-то статуэтку и бросает её в предателя. Тот еле уворачивается, прикрывая собой любовника. — Год! — выкрикивает Матиас и получает брошенной Тэхёном книгой по голове. — Угомонись! Слышится дикий лай Ёнтана. Собака чувствует злость хозяина и радостно бежит кусать Матиаса за голень. Мужчина, никогда не питавший к шпицу особой любви, отталкивает того ногой. И Ким взрывается. Он быстро подбегает к Матиасу и замахивается на него кулаком. — Только попробуй ещё раз сделать ему больно! — на глазах выступают слёзы. — Почему? Почему ты мне изменял? Тэхён слабо опускается на пол, так и не ударив Матиаса. Он сидит с опущенной головой и старается сдержать слёзы. — Да потому что ты душил меня своей любовью! — кричит мужчина. — Проходу не давал. Мне же нужно личное пространство, а ты всё лез и лез ко мне в жизнь, в душу! Тебя слишком много! Тэхён этого не понимает. Он если любит — то весь отдаётся этому чувству. Он поднимает глаза, с которых так и не сорвалась ни единая слезинка, и с гневом смотрит на двух влюблённых(?). — Ты просто не умеешь любить, — Тэхён поднимается на ноги. — Удачи тебе и твоему любовнику. Ёнтан, за мной. Фотограф быстро выбегает из дома, совершенно забыв про свой чемодан, и бежит по памяти к автостоянкам. Там раньше вроде можно было арендовать машину. Истерика подкатывает к горлу и уже готова вот-вот начаться. Тэхён держится из последних сил. Он бежит по заснеженным дорогам, спотыкается, чуть не падает, но продолжает путь. Уже видна вывеска каршеринга. Вообще-то Тэхён прилично выпил, ему нельзя за руль. Да и куда он поедет ночью? Однако фотографа это сейчас не волнует — он действует на эмоциях. Единственное желание сейчас — сбежать подальше от этого места. — Срочно нужна машина! — Тэхён подлетает к пожилому мужчине и дёргает его за тёплую куртку. Тот смотрит устало. — Мальчик, ночью ехать куда-то опасно, — отвечает работник стоянки. — На город надвигается буря. Тэхён опускает голову. — Умоляю, мне так нужно, — шепчет Ким, и мужчина смотрит жалостливо. Вид у Тэхёна и впрямь несчастный. — Ладно, но я тебя предупреждал. Сейчас лучше не отъезжать далеко. Мужчина протягивает Тэхёну ключи от чёрной Audi и думает, что парнишка точно пожалеет об этом. Фотограф быстро расплачивается (дорожная сумка со всеми документами осталась при нём) и, подхватив Ёнтана на руки, бежит к машине. Он заводит немецкую красавицу и даёт по газам, срываясь в сторону Альп. Там находится небольшая деревня Кларан, в которой Тэхён был единожды позапрошлым летом. В машине на фотографа накатывает дикая истерика. Он кричит, бьёт по рулю и сильнее давит на газ. Дороги занесены снегом и очень опасны, но Тэхён сейчас не может рассуждать здраво, и поэтому он продолжает нестись вперёд. На переднем кресле повизгивает Ёнтан. Из глаз Тэхёна льются горячие слёзы, застилая всё перед глазами. Дорога плывёт, и Ким выкручивает руль вправо. Почему Матиас так поступил — Тэхён всё равно не понимает. Это ведь и есть любовь? Заботиться о своём партнёре, писать ему, волноваться о нём, искать встречи? Да, может, Тэхён слишком эмоциональный и на всё реагирует очень остро, совершенно не стесняясь своих чувств: если ревёт — то долго и громко, если радуется — то высоко прыгая, повисая на шеях других, если любит — то, что называется, до гроба. Что в этом неправильного? Тэхён заливается плачем ещё сильнее и давит на газ жёстче. Ким расстроен, а ещё он зол и раздражён. Он настолько сильно погружён в эти эмоции, что совершенно не замечает, как пропускает нужный поворот и сворачивает не туда. Из виду упускается и тот факт, что погода совсем испортилась, а ветер стал невыносимым. Тэхён мчится всё ближе и ближе к горам, а тяжёлый снег валит на лобовое стекло. В какой-то момент машине становится трудно ехать, и фотограф наконец-то решает оглядеться по сторонам. Ким поднимает заплаканное лицо и теряет дар речи: всё вокруг белое, занесённое толстым слоем пушистого снега, ни души — пустырь. Совсем близко возвышаются Альпы, и Тэхён только сейчас понимает, какую глупость натворил. Рядом сидит недовольный Тан, который точно голодный, но слишком гордый, чтобы начинать тявкать. — Что же нам делать, Тан-и? — вздыхает Тэхён и гладит шпица по головке. Ёнтан возмущённо смотрит на хозяина, мол: «Нам? Почему это нам? Лично я — собака, а проблемы придётся решать конкретно тебе». Тэхён ловит этот вайб и заметно грустнеет, ведь он и впрямь сейчас один. Тем временем за стёклами автомобиля ветер начинает задувать с новой силой и заносить машину снегом. Дальше она просто не проедет. — Надо выбираться, Тан-и, а то нас тут совсем занесёт, и мы не выйдем, — Ким подхватывает собаку на руки. — Или вообще замёрзнем. Тэхён вытирает рукавами пальто оставшиеся слёзы и толкает дверь автомобиля. Она со скрипом поддаётся. Как только он с трудом выходит наружу, ему в лицо ударяет сильный порыв ветра. Спрятав Ёнтана под пальто, Тэхён решает идти вперёд в поисках какого-то укрытия. Он знает, что должен находиться сейчас в районе Кларана, но вот где конкретно — он не имеет ни малейшего понятия. Какой же Тэхён незадачливый турист! Поехал в Швейцарию: шапки нет, пальто холодное, перчаток не имеется, как явления, вообще. Поэтому сейчас, поджав пальцы на ногах и дыша на заледеневшие ладони, фотограф пробирается через огромные сугробы в поисках тепла. Истерика сошла на нет, слёзы высохли. Остались только заплаканные глаза, да краснющий нос. Холодно так, что впору закутываться в сто одежд. — Всё будет хорошо, Тан-и, — непонятно для кого говорит Тэхён, хотя, скорее, шепчет, потому что язык от мороза почти заледенел. — Мы найдём кого-нибудь, кто нам поможет. Фотограф не уверен в том, сколько сейчас на термометре, но он готов поклясться, что температура точно ниже минус тридцати. Ноги болят так, что ступать очень тяжело, дышать — невыносимо. А ещё очень хочется спать, но Ким знает — нельзя. Он идёт по белому пустырю ещё минут пятнадцать и начинает чувствовать, как силы потихоньку покидают его. Сейчас бы принять горячий душ, юркнуть в тёплую постель, чтобы чьи-то жаркие руки мягко опустились на стройную талию Тэхёна, обвили её, прижали к широкой и сильной спине, чтобы кто-нибудь зарылся носом в кучерявый затылок и погладил по мягким волосам, а не вот это вот всё. В глаза летит снег, и фотограф даже не сразу понимает, что улавливает зрением горящие окна огромного коттеджа. — Спасены, — выдыхает Тэхён и плетётся на свет. Мысль о том, что они вдвоём и правда могли умереть в заснеженных Альпах, действительно была в голове Кима. Но сейчас всё должно быть хорошо: Тэхён постучится в двери большого коттеджа, попросится войти, ему не смогут отказать, он отогреется, а когда закончится метель, то он попрощается с хозяевами и уедет обратно. Куда «обратно», фотограф ещё не придумал. А пока Ким пытается быстрее шевелить ногами в снегу, но путается в них и падает прямо к деревянному крыльцу большого дома. Ёнтан, выпутавшийся из одежды хозяина, начинает истошно лаять. Тэхён ему за это благодарен. Сам-то он не в состоянии встать и дотянуться до звонка, а так, может, на лай собаки выйдут владельцы дома и заберут Кима в тепло. Тэхён прикрывает глаза. Он скручивается в креветку на лестнице и просто ждёт. Через пару мгновений дверь открывается, но у Кима нет сил взглянуть на своих спасителей. Ёнтан перестаёт лаять. — Какая хорошая собака, — звучит чей-то низкий голос. — Молодец, что лаяла. Давай мы отнесём твоего хозяина в дом, отогреем, а то он, кажется, сумасшедший — носить такое тонкое пальто в декабре. Вообще-то Тэхён высокий — где-то метр восемьдесят, а значит, тяжёлый, но сейчас его берут на руки так легко и просто, как будто он вообще ничего не весит. На чьих-то крепких руках Ким ощущает себя в безопасности, поэтому кладёт свою голову на мускулистую грудь. От мужчины (а это точно он) пахнет простым мылом, и на тэхёново лицо падают холодные капли воды с волос — мужчина только после душа. Фотограф чувствует, как его кладут на мягкий диван и стягивают промокшее пальто. Ким силится открыть глаза, но веки такие тяжёлые, что он кидает это дело. — И где только такие красивые берутся? — тяжёлый голос по-доброму вздыхает, и по мокрым волосам Тэхёна проходится большая ладонь. Ким успевает улыбнуться случайно сказанной фразе. — Вам нельзя спать, просыпайтесь и идите в душ. Тэхён что-то мычит в ответ, и его начинают трясти агрессивнее. Странно, но это помогает, и Ким разлепляет глаза. Поначалу он ничего не видит — свет в доме слишком яркий, однако потом коттедж, в котором невольно оказался фотограф, начинает приобретать очертания. Внутри он весь деревянный и явно дорого обставленный, в мебели преобладают тёмные тона, но также много и стеклянных вещей, которые наполняют комнату светом. Удивительно, но помещение совсем не украшено к Рождеству, хотя праздник вот-вот должен наступить. — Вы, — медленно шевелит губами Ким, стараясь сфокусировать зрение на человеке, — простите, что я так к Вам завалился. Обещаю не доставлять проблем. — Вы мне не помешаете, — серьёзный голос звучит убедительно. — Однако если через секунду Вы не будете стоять под тёплым душем — я вышвырну Вас обратно на мороз. Тэхён совершенно по-детски морщит носик и боязливо поднимает глаза. Угроза сработала. Зрение Кима приходит в норму, и теперь фотограф рассматривает своего спасителя. Это молодой мужчина за тридцать. Безумно красивый, с огромными тёмными глазами, которые тот быстро отводит, едва заметив, что Тэхён собирается в них взглянуть, большой орлиный нос, высокие скулы, длинные кучерявые волосы. Его лицо кажется Тэхёну крайне знакомым. Мужчина одет во всё чёрное: чёрные кроссовки (дома?), свободные чёрные штаны, тёмная оверсайз футболка и накинутая сверху чёрная рубашка. Как таких называют? Моложавый? Тэхён даже усмехается — на вид хмурый, взрослый и серьёзный, а одевается как двадцатилетний. В таком прикиде самому Киму бы ходить. — Мне начать считать? — мужчина смотрит куда-то в строну, но обращается явно к Тэхёну. — Нет-нет, простите, я уже бегу, — Тэхён неловко подрывается с дивана, но путается в ногах, и его нос встречается с шеей загадочного мужчины. Крепкие руки последнего рефлекторно сжимают красивую талию Кима и притягивают к себе. В это время фотограф совершенно случайно делает вдох и хватается руками за широкие плечи. Они оказались примерно одного роста. — Я не хотел. Тэхён звучит так тихо и неловко, что мужчина незаметно для гостя впервые легонько улыбается и отрывает от себя Кима. — Второй этаж, последняя дверь справа. Бегите. И Ким правда бежит, цепляется за перила, спотыкается на лестнице, но всё-таки добегает до заветной комнаты. Тэхён еле-еле сдирает с себя прилипшую одежду и встаёт под тёплый душ. Плескается он по времени прилично, а когда выходит, то обнаруживает, что на крышке корзины с бельём лежат чистые вещи. Это были простые серые спортивные штаны, белая свободная футболка и даже серые боксеры. Прикидывая их размер, Тэхён с гордостью замечает, что его шикарная попа туда еле поместится, поэтому фотограф принимает решение их вообще не надевать. Да и носить чужое бельё как-то не очень этично. Быстро нацепив на себя любезно предоставленные вещи, Тэхён протирает рукой запотевшее зеркало и смотрит на себя. Всю косметику он уже смыл, поэтому его лицо сейчас кристально чистое. Выглядит фотограф по-домашнему. Улыбнувшись себе и зачесав мокрые кудрявые волосы назад, Ким выбегает из ванной и несётся вниз. — У Вас совсем не украшено к празднику, — мягко говорит Тэхён первое, что приходит в голову, когда спускается в холл и видит мужчину, что достаёт из холодильника молоко. — Я не люблю праздники, — отвечает ему тот на корейском. — Оу, так Вы кореец. Как Вы догадались, что я тоже? — Ким звучит приятно-удивлённо. — Вас не знает только живущий в информационном вакууме, — мужчина жестом приглашает Тэхёна за собой. Они проходят к прозрачному столику с мягкими диванами, и Тэхён уверенно садится за стол. Его собеседник немногословен, но почему-то не выглядит сердитым или злым. Он, скорее, стеснительный? Так думает Тэхён и решает, что точно разговорит этого человека, ведь не было ещё того, кто устоял бы перед Ким Тэхёном. — Значит, Вы знаете, как меня зовут, — Тэхён наблюдает, как мужчина разливает по кружкам подогретое молоко и ставит одну из них напротив фотографа. — А как зовут Вас? Мужчина медлит с ответом. Он двигает на стол овсяные печенья, жестом подзывая к себе подозрительно дружелюбного к нему Ёнтана, и организовывает перед ним тарелочку с нарезанными яблоками. Брови Кима ползут вверх — его шпиц обычно ни к кому приветливо не относится и уж тем более не позволяет себя кормить. Но этот мужчина мало того, что спокойно треплет собаку за ушком, так ещё и получает в ответ любовное облизывание руки. — Чон Чонгук, — говорит тот. — Съешьте пока это, а через час будет готов нормальный ужин. Тэхён отпивает из кружки молоко и вспоминает о самом главном. — Я совсем забыл Вас поблагодарить, — улыбается фотограф. — Спасибо большое, что впустили меня к себе. Чонгук тоже садится за стол и берёт в руки свою кружку, громко отпивая молоко. Он всё ещё не смотрит в глаза, и это потихоньку начинает напрягать Тэхёна. — Нет проблем. Ким немного хмурится, но решает вывести Чона на диалог. Конечно, он мог бы не пытаться, зачем ему это вообще? Но лицо у этого мужчины уж больно знакомое, такое хочется вспомнить. — Не каждый бы отважился впустить в дом постороннего, а вдруг я не самый порядочный человек? Чонгук на это немного усмехается, а Тэхён расплывается в радостной улыбке. — В таком состоянии, в котором были Вы, Вы бы мне ничего не сделали. Тем более буря будет длиться ещё неделю, Вы бы не выжили, так что было бы негуманно оставлять Вас там. Тэхён давится молоком. Неделя? Это же катастрофа. Тэхён не думает, что Чонгук настолько гостеприимный, что будет готов держать у себя в доме постороннего человека так долго. — Вы можете оставаться здесь до конца метели. Как я уже говорил, Вы мне не помешаете, да и Молли всегда рада гостям, — Чонгук звучит размеренно и спокойно. Тэхён благодарно кивает и напрягается. Ну конечно у такого мужчины есть какая-то Молли. Наверняка это высокая скандинавка, блондинка с чистой белой кожей, наверняка они долго встречаются или женаты (Тэхён и не подумал посмотреть на безымянный палец), по выходным они вдвоём катаются на лыжах, лепят вместе снеговиков и занимаются всякой такой мутью для парочек. Тэхён вспоминает, что они с Матиасом тоже так делали, когда ещё… Ким грустнеет, что не укрывается от наблюдательных глаз Чонгука. — Если Вас что-то тревожит — я могу Вам предложить вместо молока вино, — мужчина смотрит куда-то Тэхёну на ключицы. — Не смею отказаться, — фотограф неловко чешет шею там, где взгляд Чонгука прожёг, кажется, дыру. Мужчина поднимается с места и идёт к мини-бару, в то время как Тэхён вновь принимается разглядывать хозяина особняка. Чем же тот зарабатывает, раз живёт в таком большом доме? И где же эта Молли? Почему даже не спускается? Что уж тут говорить — Чонгук странный: сразу понравился Ёнтану («в отличие от Матиаса», — промелькнуло в голове у Кима), хотя ничего для этого не делал, отмыл и отогрел чужого человека и даже ни разу не взглянул в глаза! Тэхёну сложно не иметь с собеседником зрительного контакта. — Если Вы не против, на ужин будет мясо, — Чонгук разливает по бокалам красное вино. — Я могу Вам помочь с этим? — Тэхён в надежде смотрит на мужчину. — Вы так много для меня сделали, а это меньшее, чем я могу отплатить Вам. Я, знаете ли, просто потрясающе могу потушить свинину в сметане и грибах, — Тэхён игриво наклоняет голову вбок. Чонгук пододвигает бокал ближе к Киму, и тот цепляется взглядом за большие венистые руки Чона. У Матиаса не такие. Тот сухой и жилистый, а этот крепкий и мясистый. Всё его тело такое, как будто вылеплено лучшим скульптором, и даже оверсайз одежда не может скрыть этого. Мужчина явно спортивный и любит физические нагрузки. — Это было бы чудесно, — голос у Чонгука очень мягкий. — Молли точно оценит, хотя грибы она не ест, но вот сметану и мясо — за милую душу. У Тэхёна чуть не сорвалось с губ «вот ведь привереда», но он вовремя прикусил язык и засеменил за Чонгуком на кухню. Ёнтан тоже радостно побежал за Чоном, равняясь с ним и восхищённо потявкивая. Вот ведь предатель. Тэхён смотрит на широкую спину Чонгука и чувствует себя спокойно. У Матиаса вот она узкая… Ким следует за Чонгуком и понимает, что что-то не так. То, как идёт Чон, выглядит странно. Он как будто прихрамывает на одну ногу. Фотограф решает воздержаться от комментариев, но в душе понимает, что ему до жути любопытно. Ну не может же он просто взять и спросить почти незнакомого человека о такой вещи. — Кухня полностью Ваша, — кивает головой Чонгук, когда двое входят в просторное помещение. Всё очень аккуратное, видно, Молли любит порядок и чистоту. Все специи расставлены в алфавитном порядке, в шкафчиках чистота, пол блестит и сияет. Тэхён отпивает вино и ставит бокал на кухонный стол. — Тогда я займусь мясом, а Вы пока нарежьте салат, — командует Тэхён, уже погружаясь в процесс готовки. Чонгук вскидывает брови вверх, но ничего не говорит, а молча решает выполнить указания фотографа. Пару минут они молчат, занимаясь своими делами. Вообще, Тэхён до неприличия разговорчивый. Он любит болтать о всяких пустяках и мелочах, доподлинно зная, что его чаще всего воспринимают как фоновой шум. Говорит что-то, да и хорошо. Скрашивает моменты молчания. — Я пару лет назад был в Лаосе, — внезапно начинает Тэхён, который долго не может находиться в тишине, — по работе. Там я был в «Долине кувшинов». Невероятное место! — Чонгук сидит за столом и, не поднимая головы, режет помидоры. — «Кувшины» — это огромные каменные горшки, по предположениям использовавшиеся древним-древним народом, о котором никто ничего не знает. Тэхён улыбается, вспоминая прекрасную долину с изваяниями. Ким тогда так впечатлился этим местом, что сделал целую кучу фотографий. — Однако самое интересное заключается в том, что сами лаосцы верят, будто в той долине много веков назад жили самые настоящие великаны, — продолжает воодушевлённый Тэхён. — Я считаю это поразительным. Чонгук всё так же сидит над салатом и не подаёт признаков заинтересованности. Тэхён вздыхает — ничего нового. Он ненадолго замолкает, придумывая новую тему для монолога. Надо же о чём-то поговорить. — Я думаю, в них могли хранить воду, — подаёт голос Чон, и Тэхён расцветает. Он думал, что мужчина его не слушал. — Да-да! — пылко отвечает фотограф. — Так считают многие археологи, а ещё Мадлен Колани, которая одна из первых исследовала кувшины, считала, что их использовали для погребальных ритуалов! Чонгук задумчиво кивает и строит серьёзное лицо, тщательно обдумывая новую информацию. — Чонгук, могу я поинтересоваться, где можно взять подсолнечное масло? — Ким резко прерывается, понимая, что не озаботился этим вопросом ранее. — В нижнем ящике, прямо перед Вами. Тэхён кивает и наклоняется к полочкам, доставая оттуда заветную бутылочку. Он разворачивается обратно к Чонгуку, чтобы поблагодарить его, но удивлённо застывает. Мужчина, лицо которого красное — цвета варёного рака, старательно отводит от фотографа взгляд. Сначала Тэхён не понимает, что произошло, а когда до него доходит суть, то его щёки тоже наливаются румянцем. Он же без нижнего белья. Видимо, когда он нагнулся, тонкие спортивные штаны подчеркнули всё, что нужно. Однако Ким совсем не жалеет о случившемся — реакция Чонгука того стоит. Мужчина пытается скрыть своё пылающее лицо за длинными кудрявыми прядями, а его зрачки беспорядочно двигаются, не зная, куда приткнуть взгляд. Очаровательно. — Наверное, мы можем перейти на «ты», — выдаёт Чонгук, и Тэхён заливается смехом. После такого они уж точно, сто процентов, стали ближе. — Думаю, так будет лучше, — сквозь слёзы смеха говорит Ким. Удивительно, но он совсем забыл свою недавнюю истерику. Теперь ему хорошо и спокойно. Чонгук внушает доверие, и это радует. Вскоре они заканчивают готовить ужин, и Чон сервирует стол. Еда оказывается просто потрясающей. Одно то, как она пахнет, заставляет рот Тэхёна наполниться слюной — он не ел очень давно. Они расслабленно садятся за стол и принимаются есть. И тут Тэхёна осеняет: — А Молли не спустится на ужин? Чонгук немного ухмыляется, смотря в тарелку. — Она девочка своевольная, захочет — спустится, не захочет — весь день будет спать в моей кровати, а потом ночью пойдёт и сметёт полкухни. Тэхён в шоке смотрит на мужчину, пропустив мимо ушей внезапно неприятный для себя комментарий про кровать. У него в семье всегда было принято ждать друг друга на ужин. Приём пищи — особый семейный ритуал. — Разве семья не должна есть вместе? — Семья? — переспрашивает Чонгук. — Да, она точно моя семья. Роднее многих, но не могу же я её заставить. Тэхён немного грустно улыбается, и они продолжают трапезу. Оставшийся ужин проходит спокойно. Тэхён что-то щебечет про свою работу, а Чонгук иногда метко комментирует. Киму приятно — его слушают. Он не исключает тот факт, что это происходит лишь потому, что они только вдвоём, но думать, что он правда интересен человеку, очень лестно. В конце ужина Чонгук хвалит приготовленное Тэхёном мясо, а фотограф шутит, что мужчина отлично нарезал овощи. Когда они стоят рядом и моют посуду, Тэхён решается задать волнующий его вопрос. — Чонгук, а чем ты зарабатываешь на жизнь? — Я учу сейчас одного мальчика, — после минуты молчания говорит Чон. — Если ты отогрелся, то я могу проводить тебя в гостевую комнату, где ты можешь расположиться, — мужчина явно не желал больше распространяться. Тэхён обиженно прикусил губу, поняв очевидный намёк. Однако спать ему совсем не хотелось, как не хотелось и оставаться одному. Он знал, что, как только тишина поглотит его, он ударится в грусть и будет тосковать по Матиасу. — Может, посмотрим вместе фильм? — в надежде спрашивает Тэхён. — Ты совсем не обязан это делать. Если не хочешь, то всё в порядке… — Нет, — резко прерывает его мужчина, и Тэхён ёжится, — давай посмотрим. Тэхён расцветает. Он улыбчиво смотрит на серьёзного мужчину. Тот ожидаемо не глядит на Кима, а упирается взглядом ему в узкую грудь. — Что насчёт «Железного человека»? — Тэхён почему-то уверен, что Чонгук оценит. Тот быстро кивает головой, приглашая Тэхёна в гостиную. Там стоит огромная плазма. Чонгук подключает ноутбук к телевизору и включает фильм. Время — два часа ночи. За окном бушует буря, а из-за туч полную луну видно совсем плохо. Тэхён по-домашнему плюхается на диван и прижимает колени к себе. Чонгук садится рядом и щёлкает пультом. Начинается фильм. Поначалу оба увлечены действием на экране, но уже на второй половине фильма Тэхён чувствует, что засыпает. Его голова предательски клонится вниз, а разум погружается в сон. Ёнтан, всё это время бегавший вокруг Чона, неожиданно сворачивается клубочком в руках хозяина. Тэхён прикрывает глаза и откидывается на спинку дивана. Сидящий рядом мужчина, что не мог спокойно сидеть весь фильм, нервничая от присутствия Кима так близко, поворачивает на него голову и смотрит. Чонгук скользит взглядом по тонкой шее и выделяющемуся кадыку, по длинным дрожащим ресничкам и гладкой смуглой коже. К такой хочется прикоснуться, погладить и поласкать. У Чонгука замирает сердце от такой красоты. Он быстро вскакивает и хочет открыть форточку. Стало жарковато. — Прости, я заснул, — кажется, когда Чон вставал, то своими действиями разбудил гостя. Мужчина оборачивается и хочет что-то ответить, но слова совсем не хотят произноситься. Тэхён сидит на диване по-турецки, смотрит заспанно и потирает глаза кулачками. Выглядит таким маленьким, хотя совсем таковым не является. Как у него это выходит? Чонгук сглатывает и старается не думать об этом. Не думать о потрясающем Ким Тэхёне, который сейчас вот такой реальный сидит у него на диване и выглядит так мило. Не то чтобы Чонгук был его фанатом, но когда пару лет назад увидел его фотографии в интернете, а потом посмотрел и парочку интервью — понял, что молодой фотограф достоин восхищения. Пока именно это и испытывает мужчина. Восхищение от встречи с человеком, которого уважает, как профессионала своего дела. — Тебе стоит поспать, — всё-таки выговаривает Чонгук. — Поднимайся пока на второй этаж, я выключу фильм и провожу тебя в комнату. Тэхён кивает и, беря Ёнтана, шлёпает по лестнице наверх. Он останавливается в тёмном коридоре и послушно ждёт Чонгука. Вскоре ему становится скучно, и Тэхён начинает нарезать круги: то он пройдёт в самый конец, то остановится вначале. Он рассматривает двери, ведущие в комнаты, и гадает, что же за ними скрыто. Любопытство берёт верх, и он решает зайти в последнюю комнату на этаже. Воровато оглянувшись, он отворяет дверь и входит в помещение. Нащупав на стене выключатель, Ким мажет по нему пальцами, и комната озаряется светом. Сначала Тэхён ничего не понимает: весь кабинет заставлен фотографиями, различными кубками, медалями, а на стенах висят какие-то грамоты. Он подходит ближе к полкам и подцепляет пальцем тяжёлую золотую медаль. На ней пять олимпийских колец. Тэхён в шоке отшатывается и смотрит на одну из фотографий: на ней по центру, в окружении ещё двух человек, стоит улыбающийся Чонгук (боже, как ему идёт улыбка) и кусает олимпийское золото. Он в экипировочном костюме сноубордиста, шлема нет, а очки болтаются где-то на шее. Ким смотрит на год — 2018. А потом он всё понимает: и почему Чонгук прихрамывает, и почему его лицо Тэхёну показалось таким знакомым. Тот случай на олимпиаде два года назад был громким делом. — Что ты здесь делаешь? — по кабинету раздаётся злой голос. Тэхён вздрагивает всем телом и оборачивается. В дверях стоит мрачный Чонгук, по обыкновению смотрящий куда-то мимо фотографа. Он выглядит рассерженным. Мужчина сжимает кулаки так, что на руках проступают крупные вены, а лицо напряжено до такой степени, что и без того острые скулы ещё сильнее выделяются на лице. Чонгук взбешён. — Я… — лепечет Ким. — Прости, я не хотел. — Вон! — срывается Чонгук, и Тэхён, сдерживающий слёзы, бежит прочь из кабинета. Он несётся по лестнице, хватается за перила и уже не сдерживает рвущихся наружу солёных струек из глаз. Фотограф ведь очень эмоциональный, накричат — расплачется. Он выбегает в холл и глазами ищет своё пальто. Замёрзнет на улице, но здесь не останется. И так слишком много проблем доставил мужчине. Об адекватности своих действий он даже не задумывается. За ним бежит Ёнтан и вьётся возле ног. Тэхён хватает руками пальто и крепко сжимает, слыша сзади тяжёлые шаги. Ким как будто сразу весь сжимается, когда чувствует, что Чонгук подходит слишком близко — так, что его дыхание ощущается чуть ниже макушки (всё-таки Чонгук немного выше). Чон почти касается грудью спины Тэхёна и слушает прерывистые всхлипы Кима. Мужчина вздыхает и неосознанно кладёт руки тому на плечи, делая круговые расслабляющие движения. Фотограф от этого ещё больше съёживается и утирает слёзы ладошкой. Взрослый мужик, а расплакался как ребёнок. Ему даже стыдно за себя. — Я дурак, — виновато шепчет Чонгук, наклоняясь к уху Тэхёна и замечая, как кожа того покрывается мурашками. — Довёл такого красивого мальчика до слёз. Эти слова ещё сильнее действуют на Тэхёна, и он совсем раскисает от внезапной нежности. Так они стоят с минуту. Чонгук просто вдыхает запах своего шампуня на волосах фотографа, а Тэхён, низко опустив голову вниз, пытается унять дрожь в теле. Рука Чона перемещается на локоть Кима и осторожно тянет на себя. Фотограф сейчас такой мягкий и податливый, что Чон в глубине души просто плывёт, а когда смотрит на опущенные вниз заплаканные глазки — просто ненавидит себя. Это ведь он стал причиной его слёз. — Это всё моё любопытство, — мычит Тэхён. — Я не должен был вторгаться в твоё личное пространство. — Не должен был, — соглашается Чонгук. — Но я повёл себя хуже. Прости. Чонгук отрывает руки от мягкого тела и прячет взгляд, поэтому не замечает, как Ким уже широко улыбается. — Я отходчивый, — уже спокойнее всхлипывает Тэхён, а лицо Чонгука покрывается румянцем. Он любит такое. — Но это я должен просить прощения. Чон кивает головой, принимая извинения. И оба стоят, как два дурака, не зная, что делать. Возможно, Тэхёну хотелось бы сейчас обнять мужчину просто потому, что он так привык. Ким не вкладывал никогда в это действие особый смысл, но крепкие объятия дарили спокойствие. А ещё Тэхёну хотелось бы на ручки. Кстати об этом. Проситься на ручки — старая привычка, давно переросшая для Кима в сексуальный кинк. Как показывали разные клинические эксперименты двадцатого века, раннее детство — фундамент личности, а эротические пристрастия могут быть следствием какого-либо пережитого и впоследствии отрефлексированного события. Раньше Тэхён чувствовал себя защищённым только сидя у кого-то на руках. Не было какой-то особой причины, просто, когда отец ругал Кима, мама всегда брала своего плачущего сыночка под коленочки и прижимала к груди. Мальчик чувствовал мамину поддержку и заботу и быстро успокаивался. А потом, много лет спустя, Матиас как-то раз решил трахнуть Тэхёна на весу, держа того под попу, и Ким просто кончил через минуту, потому что чувства надёжности и комфорта затопили его с головой. Но сейчас… Он просто не может этого получить… — Нам всё же стоит поспать, — говорит Чонгук. Тэхён кивает на эту реплику и следует за мужчиной, который показывает ему его временную комнату. Она чистая, и в ней пахнет свежестью. И зачем Чонгуку столько комнат? Мужчина желает фотографу доброй ночи и уходит, закрыв за собой дверь. Тэхён испускает протяжный выдох и валится на чистые простыни. Сложный день, сложные потрясение. Ещё и эта дурацкая ситуация с Чонгуком. Ну вот зачем он полез в ту комнату? Тэхён мечтает, чтобы это всё поскорее закончилось и он вернулся обратно домой в Корею залечивать свои душевные раны. Сон мягко обволакивает его разум и полностью захватывает Тэхёна в свой мир. Ему снится рождественская ель, подарки, праздничный ужин и друзья. Тэхён во сне улыбается. В его мечтах Матиас смотрит на него мягко-мягко и крепко держит за руку. Киму это приятно. Вот только он не замечает, что у Матиаса почему-то длинные кудрявые волосы и большие блестящие глаза, что в упор не смотрят в ответ. Утром Тэхён просыпается от поразительно вкусного запаха откуда-то снизу. Он нехотя разлепляет глаза и пару минут пытается сообразить, где он. Осознание приходит очень медленно, а когда глаза Кима упираются в незнакомый потолок, он всё вспоминает. Немного покряхтев и сладко потянувшись, фотограф сползает с кровати и, как улитка, двигается в ванную комнату. Он с ужасом смотрит на себя в зеркало: лицо опухло то ли от алкоголя, то ли от слёз, глаза — ожидаемо красные, а про волосы так вообще лучше молчать. Желудок неприятно урчит, напоминая хозяину о завтраке. Тэхён быстро ополаскивает лицо и проходится чужой расчёской по волосам, надеясь, что её хозяин не против. Ёнтан копошится где-то рядом, тоже явно желая чем-нибудь поживиться. Ким, ведомый запахом, спускается вниз на кухню и замирает. У плиты стоит Чонгук. Полуголый Чонгук. На нём только чёрные спортивные штаны, даже тапок нет. Тэхён засматривается на мускулистую спину и громко сглатывает. Чон поворачивается, и теперь настаёт очередь Кима отводить взгляд. Ну нельзя быть таким: широкая грудь, выпирающие тазовые косточки, красивые кубики пресса, и… Боже… На мускулистых руках у него ещё и татуировки. — Я сделал оладушки, — как ни в чём не бывало вещает Чонгук. — Надеюсь, ты их ешь. — А? — как в прострации переспрашивает Тэхён. — Да-да, ем. Мужчина подозрительно смотрит на заалевшее лицо своего гостя, пожимает плечами и вновь отворачивается к плите, переворачивая блинчик, но потом вздрагивает всем телом, понимая, что стало причиной такой реакции фотографа. А Тэхён в это время ещё раз смотрит на широкую спину и замечает, что та расцарапана. Тонкие красные полоски кое-где проглядывают на гладкой коже. Тэхён злится. — Тэхён, прости, — говорит тот виновато, впервые произнося имя фотографа, отчего у того по груди расплывается что-то тёплое. — Я привык так ходить, сейчас накину что-нибудь. Я не хотел тебя смущать. Он уже срывается с места, как чёрт дёргает Тэхёна за язык, и тот выдаёт: — Царапины… Получается как-то очень жалко, на что Чонгук мягко хмыкает. — Это Молли. Всю ночь спать не давала. Тэхёну что-то жмёт в районе лёгких. Мозг уже нарисовал всевозможные картины того, как эта Молли не давала Чону спать. — Наверное, она хороша, — получается как-то язвительно. Чонгук выглядит растерянно, и Тэхён уже жалеет о сказанном. Какое право он имел так говорить? Ким уже собирается извиниться, как раздаётся телефонный звонок. Это у Чона. Мужчина берёт со спинки стула рубашку, натягивает ту на себя и снимает трубку. Фотограф с интересом вслушивается. — Да? — спрашивает тот. — Где вы остановились?.. Конечно, как буря закончится — я вас жду. Передай Чимину, что, как только он приедет, я отругаю его за всю калорийную пищу, которую он с тобой съел, — мужчина немного молчит, слушая ответ. — Намджун, я знаю тебя — ты не способен отказать этому демонёнку. Чонгук прощается с Намджуном и возвращает своё внимание Тэхёну. — Мой ученик и лучший друг, — поясняет Чон, хотя совсем не обязан. — Должны были приехать на Рождество, но из-за метели застряли в Кларане. Тэхён кивает. Они садятся за стол, и фотограф теряет дар речи от кулинарных способностей Чонгука. Видимо, не только он один тут бог готовки. — После завтрака я обычно иду в спортивный зал, — неловко начинает мужчина, когда они оба уже доели и помыли посуду. — Если… Если ты хочешь… — Ты совсем не обязан меня чем-то занимать, — улыбается Тэхён. Он бы тоже пошёл с Чонгуком, но отношения со спортом у Кима, мягко сказать, не очень. — Я могу посмотреть что-нибудь на твоей офигенной плазме. — Если всё же тебе будет скучно, то ты можешь прийти в правое крыло, — кивает Чонгук. И они расходятся. Мужчина упархивает на тренировку, а Тэхён разваливается на диване и включает телевизор. Шпиц устраивается на коленях хозяина, и Ким почёсывает собаку за ушком. Какие же они всё-таки с Чоном разные. Один спортсмен, другой же просто ненавидит физические нагрузки. Чонгуку нравятся тёмные цвета, а Тэхён не может без всего яркого и светлого. Фотограф ненавидит тишину и до безобразия болтлив, а мужчина так гармоничен в молчании. Тэхёну постоянно нужно чьё-то общество, а Чонгук живёт в таком большом доме будто бы совсем один. Даже этой Молли не видать. В конце концов, Киму надо обязательно смотреть человеку в глаза, а Чонгук так ни разу и не взглянул прямо. По телевизору идёт какая-то мелодрама. Двое влюблённых. Как же тяжело такое для Тэхёна. Он чувствует, что вот-вот начнёт рыдать — скучает по Матиасу. Понимая, что больше не вынесет одиночества, он отпускает Ёнтана с рук и ковыляет в сторону зала. Посидит с Чоном, посмотрит на его тренировку, поговорит немного, даже пусть сам с собой. Ким идёт по широким коридорам и рассматривает особняк. Какой же всё-таки огромный у мужчины дом. Богатый. Ошеломительно богатый. Оно и не удивительно, учитывая, кто такой Чонгук. Тэхён вот тоже богат. Он, как и, скорее всего, мужчина, тоже никогда не стремился к большим деньгам и не мечтал купаться в золоте — он просто делал то, что ему всегда нравилось. Заработок сам как-то нашёл Тэхёна. Кто бы мог подумать, что фотография способна приносить такой большой доход. Конечно, Тэхён был счастлив — ему нравилось, что любимое дело окупалось. Но больше всего на свете Ким обожал факт того, что через свой взгляд он мог показывать людям поразительный и разносторонний земной шар: красивый, пугающий, бедный и богатый. Тэхён делал всё искренне, и люди это видели и ещё сильнее влюблялись в фотографа и его удивительный мир, отражённый на глянце. Три года назад, когда Тэхёну было двадцать пять лет, он отправился в Республику Чад, а по возвращении устроил невероятную выставку в Италии, посвящённую запечатлённой на снимках чадской природе, а также уникальному быту проживающего там немногочисленного и редкого народа загава. Такая экзотика и честное изображение иной жизни быстро впечатлили европейского зрителя, и слава, которая и так была ошеломляющей, вышла на новый уровень. Посыпались крупные деньги. Тэхён доходит до зала и проникает в средних размеров помещение. Вокруг всё заставлено тренажёрами, поэтому фотограф даже не сразу находит Чонгука. Тот сидит к нему спиной в свободных чёрных шортах до колен и такой же чёрной майке. В ушах наушники, а в руках тяжёлая, даже на вид, гантель. По мускулистым рукам скатывается пот, и Тэхён залипает. Он подходит ближе и засматривается на мокрый затылок и шею. Хочется провести по ней языком и собрать мелкие капельки. Ким, совершенно не боясь случайно напугать мужчину, дотрагивается своими холодными пальцами до горячего предплечья. Чон немного дёргается и оборачивается через плечо, упираясь взглядом в тоненькую талию застывшего фотографа. Он опускает гирю и снимает наушники. — Всё-таки заскучал? — спрашивает мужчина. — Всё-таки заскучал, — соглашается Тэхён и тянется вниз за оставленной Чоном гантелью. Его футболка задирается, оголяя мягкий животик, что не укрывается от разгорячённого взгляда Чонгука. — Пришёл надоедать тебе. — Ты мне не надоедаешь, — резко отвечает Чонгук и подхватывает под живот фотографа, который не смог удержать тяжёлый снаряд и повалился вниз. Его пальцы больно впились в мясистые бока, отчего Ким немного вскрикивает. — Прости. Чонгук рефлекторно кладёт вторую ладонь на маленькую спину Тэхёна и помогает тому выпрямиться. Тот неловко отряхивается и оглядывается по сторонам. — Я не хотел тебе мешать, — говорит он и встаёт на беговую дорожку. — Ты продолжай. Чонгук хмыкает и следует совету Тэхёна, усаживаясь на велосипед и начиная активно крутить педали, поглядывая украдкой на фотографа, чтобы быть удостоверенным в том, что неловкий мальчик не повредится ненароком. Тэхён как всегда начинает что-то лепетать: про маму, папу и свою собаку. О том, как маленький шпиц заболел этой осенью, и о том, как тот носился с ним по ветеринарным клиникам. Рассказывает что-то совсем невероятное — про то, как в детстве, вопреки предостережениям мамы, повёлся на сладкий леденец, что предложил незнакомец, и его чуть было не украли, если бы не соседские старушки, вовремя забившие тревогу. Чонгук на это хмурится (он всё внимательно слушает). Тэхён слишком доверчивый. А потом Ким переводит взгляд на ноги Чона и затыкается. — Очень больно? — спрашивает тот, имея в виду длинный шрам на правой ноге. — Очень, — глухо выдаёт Чонгук и соскакивает с велосипеда, садясь на скамеечку и вытирая пот полотенцем. Тэхён пристраивается рядом, абсолютно беспардонно ведя по толстой полоске, вызывая протяжный стон и табун мурашек со стороны Чонгука. — Не хочешь рассказать? — такта Тэхёну не занимать. — Ты можешь почитать об этом на Википедии, — мужчина опирается локтями в колени и опускает на руки голову. — Или полюбоваться на Ютубе, — горько сообщает тот, — там много разных видео. — Я хочу услышать от тебя. Телевизионную версию я уже видел. Сначала Чонгук молчит — обдумывает. А надо ли это ему сейчас? Снова всё вспоминать и переживать неприятные для своего сердца моменты? А потом решает поведать. Что таить? Всё и так в открытом доступе, да и Тэхён явно не отстанет. С его-то любопытством. — Мои первые Олимпийские игры были в две тысячи шестом году в Турине. Мне было двадцать лет. Тренер говорил мне не питать особых надежд, я же не грёбаный Шон Уайт, — он усмехается, а Тэхён пододвигается к мужчине ближе и готовится внимательно слушать. Чонгук впервые так многословен. Но ведь иногда действительно легче делиться чем-то сокровенным с малознакомыми людьми, так что всё объяснимо. — Однако тогда мне удалось взять бронзу в хафпайпе. Я был так счастлив — начал тренироваться ещё больше. Хотел всё и сразу. Какой мальчишка, — он ненадолго замолкает, отрывая лицо от ладоней и отпивая из бутылки воду. — Но что такое двадцать лет? Я не слушал тренера, думал, что знаю лучше. Итог — вывих плеча и невозможность кататься, а как следствие — пропуск многих соревнований. Однако организм был молодым, и я как-то справился, войдя в строй незадолго до Олимпиады в десятом году в Ванкувере. Там мне ещё раз повезло — по-другому это никак больше не назвать — золото в параллельном гигантском слаломе и серебро в сноуборд-кроссе. Тэхён всего этого не знал — он не был большим поклонником спорта. — А потом неприятности в сборной и смена спортивного гражданства. Это тоже на меня повлияло. Было адски трудно. Но я всё ещё был молодым, — он хмыкает. — Двадцать четыре, твой ровесник. — Мне двадцать восемь! — возмущённо вставляет Тэхён. — О… — удивлённо тянет мужчина. — Я не думал — выглядишь моложе. Комплимент? — Следующие четыре года я выступал под Швейцарским флагом. В Корее меня ненавидели и желали провала. Но в четырнадцатом году в Сочи я назло всем выиграл золото в хафпайпе и слоупстайле. Мой триумф. После я хотел заканчивать, но, когда узнал, что следующие Игры будут дома в Корее, решил остаться и уйти королём на родине. Не вышло. Хотя и в Пхёнчхане я вновь забрал золото в хафпайпе, но… Он замолкает, а Тэхён воспроизводит в памяти фотографию из кабинета. На ней улыбающийся Чонгук, явно горящий своим делом. Тэхён его прекрасно понимает — знает, что такое обожать свою работу. Ту Олимпиаду Тэхён хорошо помнит. Это были первые Олимпийские игры, которые он смотрел. Домашние всё-таки. Он помнил красавца-сноубордиста, что уверенно вышел на трамплин. — Тогда только ввели дисциплину биг-эйр, и я очень хотел быть лучшим в ней. Победа в хафпайпе окрылила меня, и я потерял бдительность. Кто-то повредил мой сноуборд. Тэхён охает. В СМИ об этом не писали. — Я помню чувство, когда уже в прыжке понял это, но было слишком поздно. Я сломал колено, — Чонгук закрывает лицо руками, а Тэхён не знает, что и сказать. В памяти Кима всплывают кадры лежащего на снегу спортсмена. Бегущие врачи и обеспокоенные голоса комментаторов. Тэхён не хочет жалеть Чонгука. Почему-то фотограф уверен, что мужчина не оценит. Поэтому он просто приобнимает того за торс и кладёт голову на плечо, ничего не произнося. И они просто сидят. Тэхён слушает гулко бьющееся сердце Чонгука и мечтает его успокоить хоть немного. Мужчина же расслабляется от того, что Ким так сладко к нему прижимается. Сладко и искренне. Век бы так сидеть. Однако всё хорошее заканчивается, и Тэхён отстраняется. Чонгук чувствует пустоту. — У тебя есть дома скрипка или рояль? — неожиданно спрашивает Тэхён. — Рояль. Когда мама приезжает, любит иногда поиграть. — Тогда я сыграю тебе, — фотограф решает, что музыка немного расслабит мужчину. — Мои навыки скудны, но я постараюсь. — Да ты мастер на все руки, — вздыхает Чонгук, и Тэхён плавно опускает руку ему на волосы, немного их потрепав. Когда Ким думал, что музыка разгрузит Чона, он был прав. Фотограф уже час перебирает клавиши на рояле, изредка поглядывая на Чонгука и наслаждаясь его безмятежным лицом. Мужчине явно сложно даются подобные воспоминания, и Тэхён одновременно и зол на себя, что заставил того всё это вспоминать, и горд, что сам же успешно смог его и успокоить. За эти два дня Ким как-то притёрся к хмурому Чонгуку. Не то чтобы фотограф быстро привязывался к кому-то, но от Чона исходила такая мягкая и одновременно строгая энергетика, что просто невозможно было сопротивляться. Этим же вечером за ужином царила тёплая атмосфера. Они оба устали за целый день — после двух часов игры на рояле Тэхён заставил мужчину показать ему комплекс упражнений для чайников, и фотограф действительно оказался чайником, поэтому обоим пришлось попотеть. А сейчас они сидели за столом, пили вино и ели пасту, Тэхён по обыкновению что-то щебетал, в то время время как Чонгук стоически всё слушал и иногда даже что-то отвечал, когда успевал вклиниваться в поток сознания Тэхёна. Однако в этот вечер должно было произойти ещё одно важное событие. — Молли! — Чонгук неожиданно радостно басит. — Иди сюда, моя красавица. Тэхён замирает с пастой во рту, понимая, что эта самая Молли сейчас стоит за его спиной. Чонгук встаёт со стула и идёт мимо Кима. Фотограф неприятно сглатывает. Не готов он что-то. Да и то, как довольно Чонгук отреагировал на появление своей возлюбленной, оглушающим стуком отозвалось в груди Тэхёна. Решая, что тянуть дальше просто бесполезно, Тэхён медленно оборачивается, но… никого не видит. Лишь на руках у Чонгука сидит большая сибирская кошка и ластится к хозяину. — Молли, это Тэхён, — представляет он усатую принцессу фотографу. — Это… Молли? — Ким задыхается. Кошка. Огромная сибирская кошка. Молли? Вот же дурак. — Моя любимая кошка, — кивает головой Чонгук и отпускает животное, которое бежит к новому человеку и трётся о ноги. — Кошатник… — шепчет Тэхён и проводит по густой шерсти Молли рукой. А потом заходится в хохоте. На такой заливистый смех фотографа Чонгук резко вскидывает голову и неосознанно упирается прямым взглядом в глаза Тэхёна. Впервые. И это оказывается страшно. Взор Чонгука такой страшный, холодный и пугающий, что Тэхён мгновенно затыкается, а Чон, испугавшись не меньше фотографа, низко опускает голову. — Прости, — шепчет мужчина. — Я стараюсь не смотреть людям в глаза. Мой взгляд такой ужасный. И это полная правда. Когда мужчина посмотрел на Кима, последнего пробрало ледяными иглами. Он уже забыл и об ужине, и о вине, и о Молли. Но ведь Чонгук не выглядит злым человеком, почему же его глаза тогда… Тэхён решает всё перепроверить. Он решительно подходит к Чону, встаёт рядом с мужчиной и берёт его большую и мягкую руку в свою тонкую. Чонгук дёргается и порывается вырваться из захвата, но Ким стискивает ладонь сильнее. — Взгляни на меня ещё раз, — просит Тэхён. — Не заставляй меня, — тихо говорит Чонгук. — Я могу привыкнуть смотреть на тебя. — Пожалуйста, — мычит фотограф. — Не надо меня очаровывать, Тэхён, умоляю. Я точно поддамся. Тэхён осторожно гладит мягкую ладонь и всматривается в опущенные вниз глаза. А потом он перекладывает руку на подбородок Чонгука и нежно тянет его вверх. Вторая ладонь тянется к гладковыбритой щеке и ласково её поглаживает. В следующую секунду на Кима уже устремлена пара чёрных, вселяющих страх глаз. Когда мужчина уже во второй раз смотрит прямо на фотографа, кажется, что уже не так страшно. — Ты же не был таким, — Тэхён большим пальцем поглаживает подбородок и силится не отводить взор. — Я видел тебя улыбающимся на фотографии. Такие чистые глаза. Прекрасные. Чонгук тушуется. Тэхён такой искренний. Говорит, что думает. — Когда в один миг теряешь всё, к чему так долго идёшь, кажется, что весь мир рушится, — шепчет Чонгук и наслаждается нежностью в глазах напротив. Он накрывает своей рукой ладонь Кима и трётся об неё. Тэхён тихонько охает. — Что я могу сделать для тебя? — умоляюще спрашивает Тэхён и делает шажок вперёд, чтобы оказаться почти вплотную к мужчине. Чонгук бы сказал. Точно бы поведал этому мальчику. Но кто они такие друг для друга, чтобы Чонгук взваливал свои проблемы на плечи Кима. Такие хрупкие плечи. Чонгук бы сказал, что просто хочет, чтобы кто-то вот так запросто лежал с ним в кровати, обнимал ласково, мурчал что-то в шею, гладил. Чтобы он приходил домой, а его встречали, кормили, забирались к нему на колени и целовали. Спрашивали, как у него дела. А Чонгук снова бы обретал смысл жизни, чувствовал бы себя нужным, на своём месте. После травмы он ведь больше не мог кататься, и это его убивало. Боль пронизывала его всего и находила отражение в глазах. Он же этот коттедж-то купил здесь, в горах, только чтобы никого не видеть и не пугать. Сам себе яму вырыл. Так отчаянно хотел быть с кем-то, но сознательно отдалялся от людей. Видимо, ждал такого вот Тэхёна, который сам к нему пришёл бы. Дождался. — Ты не можешь мне этого дать, Тэхён, — Чонгук отворачивает лицо и вырывается из цепких рук. — Постой… — просит Тэхён, но Чонгук уже уходит. Ким остаётся один посреди кухни. К нему подбегает Ёнтан и просится на ручки. Тэхён хватает его и гладит по шёрстке. Буря за окнами не успокаивается, и это похоже примерно на то, что происходит у фотографа в душе. Буря эмоций. Он понимает, что не имеет никаких прав, чтобы помогать мужчине. Но почему-то так хочется. Тэхён поднимается к себе и заваливается на кровать. Может, не стоило просить Чона смотреть на него? Тот оказался таким чувствительным. Интересно, а для него первый порыв имеет значение? Для Тэхёна вот — да. Действительно, его ни с чем не сравнить. На задний план как-то отходят все первые разы с Матиасом, уступая новому с Чонгуком. А есть ли у фотографа продолжение этого «нового с Чонгуком»? Ким перекатывается на живот и мычит в подушку. Он так устал. Через минуту Тэхён проваливается в сон. Утром фотограф просыпается в десятом часу, принимает душ и спускается вниз. По кухне расхаживает Молли и, завидев шпица, бежит к нему. Ёнтан сначала пугается и прячется за хозяина, но кошка осторожно обнюхивает новое существо и явно не желает зла. Ёнтан расслабляется, и уже через минуту они оба игриво носятся по первому этажу. Кошка с собакой? Такие разные, но так идеально сошлись. Тэхён улыбается, а потом ищет глазами Чонгука, но находит только ещё теплый омлет на столе и кружечку кофе. Он с удовольствием всё съедает и моет за собой посуду. Через время на кухне появляется Чонгук. Он явно после тренировки. — Доброе утро, — смущённо говорит Тэхён, не зная, как себя вести после вчерашнего. — Доброе, — мягко отвечает Чонгук, и Ким успокаивается. Они решили не заострять внимание на вчерашнем. Это точно к лучшему. Поэтому уже спустя час они снова чувствовали себя комфортно: Тэхён развалился на диване и вещал о пользе мандаринов, а Чонгук сидел рядом, увлечённо читая какую-то книгу. Киму было хорошо — он точно знал, что пусть мужчина и выглядит безучастным, но он его точно слушает. Они на удивление гармонично ощущали себя рядом друг с другом, как будто были знакомы сто лет. Тэхён, с его прямолинейной натурой, особо не стеснялся личных вопросов и постоянно вводил Чона в ступор. Мужчина же, в свою очередь, стал чаще смотреть фотографу в глаза. Поначалу Тэхён всё ещё пугался, но потом как-то привык. А может, это просто менялся сам Чонгук. В какой-то момент Тэхён совсем обнаглел и стал ныть, что у Чона вообще не украшено к Рождеству, а фотограф ведь так любит этот праздник. — Я не люблю ничего праздновать, — хмуро вещает мужчина. — Нет никакой причины. Просто это всё раздражает. Так бывает. — И даже День рождения? — удивлённо-театрально вздыхает Тэхён. — И даже его. Однако Чонгук оказался просто бесхребетным пуфиком, когда Тэхён разочарованно опускал глаза и поджимал губы. Сердце мужчины делало сальто в такие моменты, поэтому спустя три дня уговоров радостный фотограф и мрачный Чонгук уже ставили вместе ёлку и украшали холл. Тэхён даже порывался декорировать двор, но сильный снег и лютый холод всё же останавливали его. Дни в доме у Чонгука протекали по-особенному хорошо: они вместе готовили, смотрели фильмы, Тэхён даже согласился поплавать с мужчиной в бассейне и чуть тогда не умер от того, насколько у Чона потрясающая фигура (с Чонгуком было то же самое, только по отношению к Тэхёну). Иногда они лежали вечерами на диване, и Тэхён вслух читал книгу, а Чонгук расслаблялся под мелодичный голос фотографа. Бывало и такое, что Ким подолгу играл на рояле и даже показывал Чонгуку пару простеньких гамм. Постепенно метель успокаивалась, и Тэхён с грустью думал о том, что скоро ему придётся покинуть особняк. — Как ты оказался один в Альпах? — спрашивает как-то Чонгук, задумчиво смотря на почти сошедшую на нет пургу. Тэхён всё гадал, когда же мужчина поинтересуется. — Я приехал на Рождество к своему парню, — Чонгук недовольно хмурит брови, — а он мне изменил. Я застал их прямо в постели. Психанул, сорвался в горы и оказался у тебя. — Вот урод, — в сердцах говорит Чон. — Я тебя никогда не отпустил бы от себя. Рядом бы всегда ходил. Говорит мужчина прежде, чем успевает подумать. Тэхён ошарашенно смотрит на прикусившего губу Чонгука. Что уж говорить, что-то в их отношениях изменилось. Их как-то тянуло друг другу, но пока сложно о чём-то говорить, конечно. — Я имел в виду… Это так безответственно, — больше Чонгук решает не поднимать эту тему, а то мало ли что ещё сорвётся с его языка. Дни шли за днями, и ровно двадцать второго декабря Тэхён просыпается от солнечных лучей, что бьют ему в глаза. Он довольно потягивается и не сразу соображает, что к чему. Заспанно хлопая глазами, он подбегает к большому панорамному окну и зло выдыхает. Небо чистое, а солнце ярко светит, играя фонариками на снегу. Весь двор завален сугробами. Пару раз моргнув, Тэхён замечает огромный чёрный внедорожник, стоящий перед дверьми особняка. Он сначала с любопытством рассматривает машину, потом приводит себя в порядок, подхватывает юлящего рядом Тана и летит вниз. Неужели к Чонгуку кто-то приехал? Выбежав в гостиную, Ким становится свидетелем удивительной картины. На пороге стоит самая смешная парочка, которую он когда-либо видел: высокий статный мужчина в тёплом клетчатом пальто и прижимающийся к его плечу, укутанный в сто одежд, малыш, чьи красные щёчки мило выпирают из-за слишком туго затянутой шапочки на завязках под подбородком. Они оба похожи на два сугроба. Рядом стоит Чонгук и скептически смотрит на то, как эта парочка пачкает своими мокрыми ботинками чистый пол. — Хён! — хлопает в ладоши малыш. — У тебя же всё украшено! Я не верю! Высокий мужчина переводит взгляд на кроху, и его глаза теплеют. Он тянется к его шапочке и, как ребёнку, развязывает её, являя миру светло-русые волосы мальчика, а потом помогает стянуть и гигантский пуховик. А малыш сразу перестаёт быть малышом. Это просто молодой парень и, надо отметить, находящийся в отличной физической форме. Что за чудеса делает с человеком одежда. Статный мужчина тоже раздевается и пожимает руку Чону. А вот парнишка сразу бросается Чонгуку на шею и обхватывает того за поясницу ногами. — Хён! Я так скучал, хён! — Ким, смотря на это, пребывает в полном шоке. Мужчина хлопает мальчика по бедру, заставляя слезть с себя. Чонгук неловко переминается с ноги на ногу и разворачивается к Тэхёну, смотря тому прямо в глаза. Высокий мужчина, заметив это, удивлённо дёргает бровью вверх. — Ой, а Вы кто? — светловолосый парень прослеживает взгляд Чона и тоже оборачивается. — Это… — начинает Чонгук. — …Ким Тэхён, — заканчивает за него высокий блондин. — Я большой поклонник Ваших работ, — поясняет серьёзный мужчина. Слыша такие комплименты, Тэхён улыбается и тихо благодарит. Честно говоря, этот высокий блондин немного пугает фотографа. Такой хмурый и важный. — Неужели это у Вас получилось заставить нашего Чонгук-и украсить дом? — улыбается тот ямочками, и Тэхён расцветает, забывая о страхе перед ним, активно кивает, отмечая про себя милое произношение имени Чона. — Ну-у, даже у меня не получалось, — обиженно тянет светловолосый мальчик, но, увидев в руках незнакомца очаровательно шпица, летит прямо к Тэхёну трепать по макушке слегка озадаченную таким вниманием собаку. — Ну что ты, кнопочка, не расстраивайся, — мужчина приобнимает обиженку за плечи и утыкается носом тому в макушку, незаметно (как он думает) втягивая сладкий запах. Чонгук, всё это время стоявший в стороне, решает вступить в разговор и всех представить друг другу. Он приглашает гостей в холл и подаёт всем горячий чай, потому что мальчишка пищит, что дико замёрз, и даже робко обнимающий его со спины блондин, видимо, не удовлетворяет маленького демона. Высокий мужчина оказывается Ким Намджуном, лучшим другом Чона ещё со времён школы. Они вместе начинали в спорте, однако потом Намджун увлёкся журналистикой и оставил сноуборд. Мальчик же оказался совсем не мальчиком (двадцать лет всё-таки), а первым и единственным учеником Чона — Пак Чимином. Абсолютным вундеркиндом в сноубординге. Тэхён поражается этому факту и заваливает Чимина кучей вопросов о тренировках, питании и всяком таком. Пак оказывается очень разговорчивым и вываливает на фотографа чуть ли весь распорядок дня, а ещё сноубордист оказывается на редкость тактильным — всё за руку хватал, обнимал. Не то чтобы Тэхён такое не любит, нет — он сам не прочь позажиматься, но убийственный взгляд Намджуна каждый раз, когда маленькие пальчики Чимина касались кого-то другого, отбивал всякое желание отвечать на прикосновения дружеской взаимностью. — Тэ, — Чимин тоже не обладал сильным чувством такта, — а ты-то тут как оказался? — спрашивает Чимин, облокачиваясь на широкую грудь Намджуна. Правая рука старшего обвивает шею мальчика и покоится на щеке, а левая блуждает по мягким волосам. По первому впечатлению Намджун показался Тэхёну очень суровым, но, видя его сейчас рядом с Чимином, фотограф задаётся невольным вопросом: «А это точно один и тот же человек?»; что-то в их отношениях с Паком есть непонятное — вроде всё очевидно, а вроде и что-то не так. — Я попал в пургу, — начинает Ким, а потом, немного задумавшись, рассказывает этим двоим о том, как мёрз в машине, как потом выбирался из неё и оказался на крыльце Чонгука, и как они жили здесь вдвоём почти две недели. Про Матиаса он не говорит, помня реакцию Чона. — Но буря закончилась, и я не могу больше пользоваться гостеприимством, — ого, у Тэхёна проснулась совесть. Рядом сидящий Чонгук недобро щурится, а фотограф это замечает. Естественно, Ким рассчитывал задержаться чуть подольше с Чонгуком, и ему безумно приятно, что мысль о его отъезде так расстроила мужчину. Тэхёну же хочется хорошо провести Рождество: не думать о Матиасе, который так ужасно поступил с фотографом, не думать о том, что он вновь один. А компания Чонгука более чем приятна, да и двое его друзей выглядят приветливо. Намджун так вообще, как оказалось, поклонник Тэхёна. — Как насчёт того, чтобы остаться на Рождество? — предлагает Намджун Киму и кидает быстрый взгляд на друга. Журналист всегда был слишком проницательным, на то он и пошёл в такую профессию. Тэхён для приличия мнётся, хотя в душе хочет кинуться мужчине на шею и расцеловать. — Только если Чонгук не против, — он притворно-скромно опускает длинные ресницы. — И если вас не смутит моя компания. — О, Тэ, — Чимин выбирается из захвата Намджуна и перекатывается к Тэхёну на колени, — твоя компания нас точно не смутит. Я ещё не наигрался с Ёнтаном. Очевидно, по какой-то причине своенравный шпиц понравился мальчишке больше, чем добрая и ласковая Молли. Очень глубоко в душе фотограф был того же мнения. Ким хитро подмигивает Чимину и уже действительно робко посматривает на Чонгука. Шея того покрылась красными пятнами. Его засмущали. — Конечно, — он тихо отвечает. — Конечно, ты должен остаться. Остаток дня они проводят крайне забавно: Чимин оказывается просто тем ещё проказником и шутником, явно изводящим Джуна. Хотя того вроде всё устраивало — Тэхён с завистью смотрел на лицо мужчины, когда журналист любовался младшим и даже не обращал внимания на подколы с его стороны. Под вечер они вновь собираются в гостиной за какой-то настольной игрой. Чимин жульничает, и Тэхён даже стукает его за это, а малыш, чуть показательно не разрыдавшись, бежит на ручки к Намджуну. Фотографу даже кажется, что старший шепчет «спасибо». За этот вечер они уничтожают три бутылки вина, и хотя Чонгук и ворчит, что Чимину нельзя так много пить, младший поднимает жалостливые глаза на Намджуна, и тот, не выдержав такого взгляда, уговаривает Чона отступить. Тэхён давно так хорошо себя не чувствовал: незатейливые беседы, алкоголь и ощущение приближающегося Рождества сделали своё дело. Когда часы показывают начало третьего ночи, в гостиной становится тихо. Пак засыпает у Джуна на груди, обхватив того целиком, а старший лежит снизу, щекой прижимается к теплой макушке и пьяно похрапывает, во сне поглаживая Чимина по спинке. Тэхён и Чонгук, сидя на белом мягком ковре, всё ещё увлечённо пытаются выиграть друг у друга в «Дженгу». — Если я выиграю, ты исполнишь моё желание, — увлечённо выдаёт Тэхён, совсем не задумываясь о смысле слов. Просто говорит, как он это часто делает. Без подтекстов, без двойного дна. — Аналогично, — пыхтит Чон, пытаясь достать дощечку. Ким любуется сморщивающимся крупным носом, трепещущимися ресницами, поджатыми губами мужчины и думает, что красивее никого не видел. Тэхён подвисает на больших губах и ловит себя на мысли, что хочет к ним прикоснуться пальчиком, провести по ним легонько, а потом накрыть их своими губами, нежно поласкать. Ким уверен — Чонгук будет стонать, он такой чувствительный, а ещё добрый и скромный. Сильный, в меру жёсткий. Мрачноватый, правда, но это ничего, все не без изъянов, хотя и изъяном это назвать сложно. Киму даже нравилась эта пугающая атмосфера в мужчине. — И что ты мне загадаешь? — интересуется Чонгук, почти вытащив проклятую детальку. — Поцелуй, — срывается у фотографа первое, что приходит в голову. Он даже не думал это говорить, оно само получилось. В голове всё ещё крутятся мысли о чоновых стонах. Пальцы Чонгука дёргаются, и он роняет досочку. Вслед за ней летит пирамидка. И сердце Чона. Он неловко поднимает взгляд и сталкивается с уверенностью во взгляде напротив. Почему они такие? На вид хрупкий и нежный Тэхён на самом деле смелый и беспардонный, а внешне серьёзный и холодный Чонгук та ещё стесняшка. Пусть и взрослая. У мужчины в глазах космос, видимо, — непонимания, а ещё желания. Он же взрослый мужчина, у него есть потребности, и когда очаровательный мальчик просит поцелуй… ну, сложно оставаться равнодушным. — Но перед этим… — Тэхён не спускает взгляда, — я должен тебя спросить. Чимин, он так на тебя смотрит… Он… — Не влюблён, — заканчивает Чонгук. — И никогда не был. Это просто восхищение. Он мечтал об этом с детства — учиться у меня сноуборду. Самый преданный фанат. — И с Намджуном у него… что? Чонгук даже как-то весело хмыкает. — Намджун влюблён в него с первого дня знакомства. Как спортивный журналист, он брал у Чима интервью года два назад. Тогда мой только начинал побеждать и становиться спортивной сенсацией. И вот, Джун как увидел его, так больше глаз отводить не хотел и сейчас не хочет, — кажется, разговор немного отвлёк Чона, и в глазах уже нет прежней нервозности. — Чимину тогда было восемнадцать. Джун дико стрессовал из-за огромной разницы в возрасте, но Чим так тянулся к нему, что мой дорогой друг сдался. Вместе вот теперь таскаются. Однако Чимин, он… если ты заметил… немного инфантилен. Это не супер серьёзно и особо не мешает ему жить, но бывает, что он часто что-то не понимает, поэтому чувства Джуна он воспринимает под своим углом. Тэхён догадывался, что с Паком что-то не так, но не думал, что это целый диагноз. Однако радует одно: — Значит, ты свободен? — ближе пододвигается Тэхён и накрывает лежащую на полу руку мужчины своей. — Свободен. Тэхён уже почти вплотную сидит рядом с Чонгуком и опаляет горячим дыханием его мягкие губы. Взгляд Чонгука бегает по красивому лицу напротив и потом наконец останавливается на родинке под глазом. Красивая. Хочется исцеловать её, да и вообще всего Кима обласкать хочется: он же такой мягкий, как будто плюшевый. Ким кладёт вторую руку на предплечье мужчины и ведёт ей вверх, добираясь до гладких щёк и кладя ладонь на одну из них. Тэхён аккуратно гладит скулы, а мужчина несдержанно выдыхает сквозь зубы. Чонгук неуверенно обхватывает Кима за тоненькую талию и резко вжимает в себя. Фотограф чуть привстаёт и усаживается Чону на колени, обхватив его спину ногами. В голове мыслей как-то особо нет — они оба сейчас во власти случая. Словом, обоим абсолютно плевать на последствия. Мужчина крепко держит Кима у себя в руках и прикасается своим лбом к его. Тэхён запускает пальцы в чёрные кудрявые волосы и ласково начинает массировать кожу головы, а Чонгук не выдерживает таких ласк и первым накрывает мягкие губы Кима. Тэхён вздрагивает и весь сжимается, словно хочет удержать свой порыв. Первый порыв с Чонгуком. Этот поцелуй очень ласковый. Фотограф чувствует поглаживания по спине и плечам, а также мокрый юркий язык у себя во рту. Мужчина умеет целоваться. Он валит Тэхёна на пол и хватает того за бедро, чуть-чуть его приподняв. Гладит, трогает мягкую попу и проходится пальцами между половинок в одежде. Ким мычит и разрывает поцелуй. Мужчина упирается лбом тому в ключицы и оставляет там страстный засос. — Моё сердце лечится, — немного передохнув, говорит Тэхён, имея в виду разрыв с Матиасом и случившийся поцелуй. — Чем же? — Чонгук упирается носом ему в шею и втягивает запах. — Любовью, — Ким рассматривает вьющиеся волосы и пропускает их между пальцев. — Не могу представить, что можно лечить любовью. Это как лечить насморк СПИДом, — Чонгук отрывается от фотографа и выпрямляет спину. — Нет носа — нет насморка? Тэхён смотрит серьёзно, а потом они тихо смеются. Оба умеют испортить ситуацию. — Для тебя любовь — СПИД? — опасливо интересуется Тэхён. Чонгук качает головой. — Я просто боюсь её. Боюсь полюбить. Я знаю, это звучит глупо, но вот так, как есть. Фотограф вздыхает — знал же, что с этим человеком тяжело будет. Можно сказать, по глазам его печальным видел. — А я вот не боюсь. С головой кидаюсь, — говорит Ким, откидываясь назад и задирая голову вверх. И что они заладили про любовь? Как будто оба что-то в ней понимают. Чонгук её боится, а Тэхён слишком отчаянно её воспринимает. Любовь сложна, но чувства, которые она вызывает, — болезненно прекрасны. Что там Леопольд Блум говорил про первый порыв? Помнится до смертного часа? Вот первый поцелуй с Матиасом был в гримёрке Тэхёна, когда тот после съёмки собирался домой. Швейцарец тогда просто подошёл и сильными руками прижал элегантное тело к холодной стене. Никакой нежности, только желание. С Чонгуком же всё по-другому: нежно, чувственно и трепетно. И какой из этих поцелуев Тэхён будет помнить до конца жизни? Тэхён вздыхает и окидывает взором мужчину. Прекрасен, но так печален. И в эту минуту фотографу до отчаяния хочется ему помочь полюбить не только сноуборд, показать, что не всё заканчивается крахом. Первая любовь Чонгука закончилась сломанными ногами, а для Тэхёна стала просто неприятным воспоминанием. Они встают с белого пушистого ковра и тихо, чтобы не разбудить спящих, поднимаются наверх и расходятся по своим комнатам. Дни до Рождества проходили очень тепло. Свой поцелуй Чонгук и Тэхён не вспоминали более и вели себя как обычно. В маленькой компании было очень приятно находиться во многом благодаря Чимину, который своей непосредственностью разбавлял угрюмость двух мужчин. На следующий день после приезда парочки они все вчетвером вооружились лопатами и к вечеру разгребли снег. Больше всех был воодушевлён прыгающий в белой вате Ёнтан. Тэхён порывался отправиться за оставленной машиной, но сил не было ни у кого, да и Чонгук не разрешил, говоря, что такой цветочек, как Тэхён, «зад себе отморозит, пока дойдёт». Однако за день до Рождества они всё-таки откопали Audi — она была целая и неповреждённая. А потом Чимин внезапно предложил съездить на горнолыжный курорт Виллар, находящийся неподалёку. Тэхён чувствовал себя просто белой вороной, когда эти трое выделывали трюки на сноуборде, а фотограф еле стоял на ногах. Благо Чонгук был более гуманным, чем вечно толкающийся и заливающийся смехом Пак, и поддерживал Тэхёна за плечи, уча того, как правильно держать баланс. Время в Вилларе оказалось волшебным, там было всё, что включало в себя Рождество в Швейцарии: горные лыжи, горячее какао, тёплые куртки и шарфы и, конечно же, новогодняя ярмарка, где Тэхён спустил огромное количество денег на всякие безделушки. Под вечер они вернулись домой и начали готовиться встречать Рождество как надо: с кучей еды, глинтвейном и хорошими фильмами. — Я тут вспомнил, — внезапно говорит Тэхён, прерывая нудный монолог Чонгука о том, что есть нужно на кухне, а не в гостиной, как это делает Чимин. Все резко переводят взгляд на фотографа. — Я забыл чемодан у Матиаса. — Кто такой Матиас? — интересуется Пак, и Намджун качает ему головой, говоря не задавать лишних вопросов. Как и всегда, мужчина видит больше, чем надо, поэтому, рассмотрев в глазах друга раздражение, мелькнувшее на незнакомом имени, решил не провоцировать ситуацию. — Ты хочешь забрать его сейчас? — вкрадчиво интересуется Чонгук, протирая полотенцем стакан. — Хочу закрыть все гештальты до Рождества, — кивает Тэхён и срывается за верхней одеждой. — Я вдруг понял, что мне это необходимо, иначе я не смогу двигаться дальше. Этот чемодан, как груз, тянет меня вниз. Глаза фотографа поблескивают безумием, он просит Намджуна и Чимина присмотреть за шпицем. — Один ты не поедешь, — отрезает Чонгук, ставя стакан на стол. — Я могу дойти пешком, — Тэхён уже натягивает ботинки. — Ты меня прекрасно понял, в одиночку ты не пойдёшь. Поедем на моей машине. Тэхён немного мнётся, но кивает, и они, оставив недоумевающих Чимина и Намджуна одних на кухне, несутся на улицу. Точнее, несётся Тэхён, а Чонгук пытается за ним поспеть. Щёки Кима горят, и он явно настроен решительно. Чон на ходу завязывает шарф и достаёт из кармана большой чёрной куртки ключи от джипа. Он хватает за локоть порывающегося бежать на своих двоих Тэхёна и тащит к гаражу. — Тэхён, выдохни, — говорит Чонгук, заводя машину. — Ты выбрал не самое удачное время, чтобы ехать к бывшему домой, но раз мы уже это делаем, то выдохни и успокойся. Ким непроизвольно хватает Чонгука за руку и сжимает её крепко-крепко. Фотограф прикрывает глаза и вроде приводит дыхание в норму. Чонгук трогается с места, и они начинают пробираться по заснеженным дорогам. Городок находится совсем близко, поэтому уже очень скоро они оказываются на горящей огнями улице, где живёт Матиас. Ким командует тормозить и, как только Чонгук останавливается, выбегает на улицу, мчится к дому, вскоре уже ломясь в двери. Видимо, у Матиаса такая привычка — не закрывать дверь, хотя Тэхён не побрезговал бы и в окно влезть. Фотограф идёт по ненавистному тёмному коридору в гостиную, а оттуда в кладовку, решая проверить для начала там. Дома никого нет на первый взгляд: тихо и темно. Ким радуется этому факту — всё-таки сталкиваться с бывшим он не хотел — и проходит в узкое помещение. Там он быстро обнаруживает свой многострадальный чемодан и хватается за него, уже собираясь бежать, как вдруг чувствует хватку на своей талии. — Я знал, что ты вернёшься, малыш, — голос звучит неприятно и как-то не по-родному. Родной голос наверняка сейчас пытается найти Кима в огромном доме. — Матиас, отпусти, — нервно говорит Тэхён и старается вырваться. Он чувствует алкогольное дыхание на своей шее. — Ну же, малыш, я был таким дураком, — он гладит тэхёновы бока и целует в затылок. Фотографа сейчас стошнит. — Давай всё забудем и начнём сначала. — Ты пьян, — Ким пихает его локтем в живот, но парень даже с места не сдвигается. — У меня к тебе больше ничего не осталось. — Ты что, себе кого-то за две недели нашёл? — Матиас сильнее сжимает Тэхёна в руках. — Шлюха. Он резко переворачивает Кима к себе лицом. Тэхён смотрит на черты, что целовал по утрам и называл любимыми, что гладил пальцами и любовался. Сейчас они вызывают отвращение. — Раз ты такая шлюха, то и я могу, — говорит Матиас и задирает куртку Тэхёна вверх, оголяя живот. Фотограф кричит и пытается ногами лягнуть пьяного парня, но он лишь смеётся и уже сдирает с Кима штаны. У того из глаз брызгают слёзы. — Отпусти, умоляю, я не хочу, — плачет Тэхён, но Матиас как будто не слышит. — Чонгук! Вопль отскакивает от стен, и Ким зажмуривается, в следующую секунду чувствуя, что тяжёлое тело Матиаса валится вниз. Он приоткрывает глаза и сталкивается взглядом с озверевшим Чоном. Мужчина сжимает кулак и заряжает Матиасу по лицу. Тот отшатывается и пьяно пытается дать сдачи. Чонгук будто не видит, что парень еле стоит на ногах, и продолжает наносить явно сильные удары. — Стой, — плачет Тэхён, но Чон его не слышит. — Он того не стоит, — подходит к Чонгуку со спины и обвивает его руками за торс. Мужчина замирает, ощущая плавные поглаживания по животу. — Он не стоит твоей ненависти. Тэхён зарывается носом в волосы на затылке и тянет приятный запах шампуня. — Он довёл моего мальчика до слёз, — выплёвывает Чонгук и разворачивается лицом к Тэхёну, обхватывая его руками и убирая большими пальцами слезинки. Тэхён всматривается в глаза напротив и видит привычную пугающую темноту, которая его уже и не особо пугает, а ещё он отыскивает мягкость и готов вот прямо здесь за неё Чонгука расцеловать. Это уже потом он будет возникать, что никакой он не «мальчик», ему вообще-то двадцать восемь, он состоявшаяся личность, но это потом. Сейчас Тэхёну хочется быть тем мальчиком, которого успокаивающе гладят по голове, целуют в ладони и шепчут на ухо что-то приятное. Но вот завтра… Завтра Тэхён обязательно всё скажет… — Я хочу быстрее уйти отсюда, — он шмыгает носом. — Только на руках не выноси. — Даже в такой ситуации ты умудряешься шутить, — улыбается Чонгук и берёт чемодан в одну руку, второй же хватая Кима за поясницу. Они хладнокровно перешагивают через валяющегося на полу Матиаса и двигаются к дверям. Чонгук, конечно, сильно того приложил, но ничего — жить будет. — Если я не буду шутить, я умру, — отвечает Тэхён уже в машине, когда они почти доезжают до особняка. Там горит свет, и неловкий Намджун разносит половину кухни, а Чимин над этим очаровательно смеётся. Хотя Ким в большей степени и изображает неловкость только потому, что это веселит Пака, а смех и улыбка Чимина — главное счастье Намджуна. Чимин обмазывает нос и щёки Джуна сливками и смотрит смешливо своими глазами-щёлочками. Намджун внутри пищит и кладёт руки Паку на бёдра, аккуратно придвигая того к себе. Пак встаёт на носочки и слизывает крем с щёк мужчины, дыша тому куда-то за ухо. Джун крепче сжимает мальчика в руках и шумно выдыхает. Чимин перестаёт смеяться и смотрит удивлённо, потому что глаза Намджуна выглядят не так, как обычно. — Кнопочка, не делай так, — серьёзно говорит мужчина и опускает свою голову Чимину на плечо. — Я ведь не смогу остановиться. — Зачем останавливаться? Нам же так весело, — Чимин обхватывает голову Джуна руками и тянет вверх. Джуну страшно сделать первый шаг. Чимин же святой, такой ребёнок, а дети всегда святые. Журналист знает, что у них нет будущего, Пак ведь не поймёт его желаний, а у мужчины они есть. Он здоровый и сексуально активный. Но не может же он с Чимином… с этим ангелом… Это ужасно — проводить время с любимым человеком и не иметь возможности его коснуться так, как тебе хочется. Намджуну в какой-то момент перестанет хватать обычных объятий и простых прикосновений к коже — ему захочется погладить мальчика в других местах, поцеловать там, приласкать. Он не уверен, что Чимин вообще знает обо всех этих взрослых делах. Но ведь, когда его кнопочка так прижимается к нему, проходится влажным языком по щекам, так хочется, чтобы он опустился на колени и… — Я бы хотел другого веселья с тобой, — он смотрит уже нежно, гладит по волосам. — С первой секунды, как тебя увидел. С первого твоего слова тогда на интервью я был очарован тобой, но мне не позволено, малыш. Чимин надувает губы и глядит даже как-то раздражённо. Он перекидывает ножку через колено Намджуна и проезжается своим пахом по чужим бёдрам. Джун скрипит зубами и, обхватывая мальчика за талию, двигает по ноге к себе так, что их тела соприкасаются. Пак смотрит томно и закусывает губу. Это всё слишком для журналиста. — Я… — говорит Чимин смущённо, — игрался с собой… Джун заходится кашлем. — Как? — получается как-то неловко и жалко. — С подушкой… Я тёрся об неё. Мужчина и не мечтал услышать такое от Чимина. Он в полном шоке кладёт ладонь на лицо мальчика и чувствует, как в штанах тяжелеет. Не только у него. — Тебе было приятно? — Я представлял тебя. Хён, я знаю, что такое секс, — Намджун ловит инфаркт. — Я видел, как ты доставал его, — он кивает на пах мужчины, — и трогал себя, выстанывая моё имя. Щёки Чимина красные, но в глазах уже нет никакого стыда. Он губами тыкается Джуну в шею и запускает пальцы в его белые волосы. — Малыш… — шепчет Намджун и подцепляет подбородок мальчика двумя пальцами, заставляя того смотреть в глаза. Не ангел — демон. Этот мальчишка точно сведёт мужчину с ума. Намджун дышит тому в губы и аккуратно касается их своими. Чимин поначалу зажимается, но потом раскрывает рот, позволяя чужому языку проникнуть внутрь и страстно провести по верхнему ряду зубов. Пак стонет и оседает в руках журналиста, но тот держит крепко и не даёт упасть, посасывая мокрый язык Чимина. Они забываются в своих чувствах и не слышат, как распахивается входная дверь, впуская Тэхёна и Чонгука внутрь. — Кхм, — громко кашляет Тэхён, и двое отрываются друг от друга, неловко переминаясь рядом друг с другом. — До конца дня час остался, — сообщает Чонгук, ставя чемодан в гостиной. Вот уж кому точно всё равно на любовные похождения в своём доме. — А вы, я уже смотрю, знатно напились. Он кивает на пустые бутылки вина. Намджун неловко посмеивается, а Чимин удивлённо светит своими захмелевшими глазками и красными щёчками. Атмосфера быстро разряжается, и вот они уже снова сидят на диване и болтают. Всем очень хорошо: Чимин предлагает сыграть в твистер. Тэхён его поддерживает, в отличие от Намджуна и Чонгука, которые ворчат о старых костях. Однако, когда в процессе игры круглая попа фотографа на протяжении трёх минут находилась на уровне лица Чонгука, все претензии и возмущения как-то сами сошли на нет. Уже глубоко ночью пьяная компания решает осуществить институт дарения подарков. Все они очень простые, купленные на рождественской ярмарке в Вилларе, но от этого не менее приятные и ценные. Тэхён получил от Чимина свечку с печеньями, а от Намджуна, который слаб в этом деле, пахнущий шишками лосьон для ног (Чонгук как-то заметил, что Ким по вечерам растирает уставшие ноги, и подсказал Джуну идею для подарка). А вот сам мужчина ничего не подарил. Может, потому что хотел это сделать позже, а может, потому что, захмелевший, развалился на диване, на котором уже посапывал счастливый Чимин, получивший в подарок новый сноуборд. — Не выйдешь со мной покурить? — предлагает вдруг Намджун, когда они вдвоём решают прибраться в гостиной. Тэхён смотрит расфокусированно, но уверенно кивает. Они выходят во двор, и Джун достаёт полупустую пачку, а потом округляет глаза, когда фотограф делает то же самое. — Не знал, что ты куришь, — мужчина затягивается и выпускает дым в ночное небо, постукивая тяжёлым ботинком по корке льда под ногами. — Моему бывшему не нравилось, вот и не курил долго, — хмыкает Тэхён. — В школе Гук тоже баловался, а потом, как занялся спортом, — бросил, — Тэхён поджигает сигарету, затягивается и чувствует, как кружится голова. — Ты бы знал, как он на тебя смотрит, пока ты не видишь, — внезапно выдаёт Намджун. — Как? — Тэхён сглатывает. — Влюблённо, — Джун стряхивает указательным пальцем пепел на белый снег. — Он так влюблён в тебя, Тэхён. Я его видел таким только один раз, — фотограф настораживается, — лет пятнадцать назад. Был просто помешан на одной девчонке, а она, — Джун машет рукой, — поматросила и бросила. Он же ещё не был тогда таким… — он многозначительно играет бровями. — А потом у него случилась самая большая любовь, которая разбила ему сердце. Тэхён понимает, о чём речь. Чон без памяти от дела своей жизни. — Ты ему очень помогаешь каким-то образом. Он улыбается, — поясняет Намджун и выдавливает из фильтра оставшийся табак. — Позаботься о нём, Тэхён, — Намджун хлопает фотографа по плечу и входит в дом. Ким молча докуривает и боится возвращаться в гостиную. Он ведь тоже влюблён. Но разве так можно? Разве так правильно? Они же вот только-только с Матиасом расстались, не стоит ли погоревать? Затуманенный разум не может адекватно размышлять, поэтому Ким возвращается домой. Намджун там уже всё прибрал и подхватил Пака на руки. — Хватай Чонгука, давай уложим их спать, — говорит Намджун и скрывается на втором этаже. Тэхён тяжело вздыхает: тащить Чона — занятие не из приятных. Он весит явно больше, чем субтильный фотограф. Однако делать нечего, и Тэхён закидывает большую руку сноубордиста себе на плечо. — Я-я могу с-сам, — сонно бурчит мужчина и лишь сильнее прижимается к Киму. — Давай, левое крыло… Там единственная дверь… Сам. Как же. Ким поудобнее перехватывает тело и тащится наверх. Чонгук на самом деле не такой уж пьяный, ему просто так приятна забота со стороны младшего. Тот хоть и бурчит, но держит нежно и крепко. Они доходят до огромной спальни Чонгука, и даже Тэхён, у которого у самого очень дорогой дом, присвистывает. Огромные панорамные окна, потолок, который может открываться и закрываться, куча всякой техники и много всего прочего. Тэхён кладёт Чонгука на кровать, проводит рукой по его волосам и собирается уходить. — Полежи со мной, — хрипит мужчина, хватая Тэхёна за тонкое запястье. Конечно, конечно, фотограф хочет и даже ломаться не будет, когда его так жалобно просят. — Только если немного, — врёт. Нагло врёт. Он готов с Чонгуком хоть вечность лежать. Младший забирается на кровать и аккуратно ложится рядом — он не знает, как себя вести и какие в этот момент существуют рамки дозволенного. По степени опьянения они в одинаковом положении, хоть и кажется, что Чон выпил больше. Старший протяжно вздыхает и кладёт руку Тэхёну на живот, подтягивая того ближе к себе. У Кима замирает сердце, и он старается даже не дышать от такой близости. Фотограф чувствует тёплое алкогольное дыхание у себя на макушке и придвигается ближе, утыкаясь носиком в шею Чонгука. Рука, лежавшая на пояснице уже перевернувшегося на бок Кима, скользит вниз по стройному телу и опускается на ягодицы, крепко их сжимая. Тэхён тоненько стонет и вскидывает голову, смотря на Чона. Тот лежит с закрытыми глазами, и его лицо выражает лишь спокойствие. Рука сильнее сдавливает попку, и пальцы скользят за кромку домашних коротких хлопковых шорт (не зря же Тэхён за чемоданом таскался). Оголённые участки кожи горят там, где их касается мужчина. Старший гладит стройные гладкие ноги, сводившие его с ума весь вечер, и оставляет невесомый поцелуй за ухом. — Чонгук, — тихо стонет Тэхён и хватается ручками за широкие плечи. — Что такое, мой мальчик? — Чонгук и до этого называл его мальчиком, но чтобы своим… Неужели это просто текила? Тэхёну очень хотелось бы верить, что нет, потому что он так нуждается быть чьим-то человеком, чьим-то счастьем, чьим-то мальчиком. — Если ты продолжишь так мне говорить и так меня касаться, я могу привязаться, — Тэхён глядит жалобно, а Чон распахивает глаза. Сколько в них нежности, ни следа от былой темноты. — Если ты не собираешь идти дальше, то лучше остановись, потому что мне потом будет больно. — Я захотел сделать тебя своим, ещё когда ты лежал у меня на крыльце, — выдыхает тот почти в губы. — Когда ты нагнулся тогда, на кухне, а на тебе не было белья. Когда ты играл мне на рояле, и когда я показывал тебе упражнения. Когда ты болтал без умолку, когда рванул за этим проклятым чемоданом… — он прикасается своим носом к носу Тэхёна и трётся об него. — Я хочу попробовать быть с тобой, даже собачку твою полюблю, — Ким дёргается на этом слове, — а я ведь кошатник. Они оба давят смешок, а потом Тэхён ранимо прикасается к чужим губам и мнёт их в поцелуе. — Я тоже, — Тэхён опрокидывает Чона на спину и забирается сверху. — Я тоже готов полюбить твою кошку, хоть я и собачник. Своеобразно, но они признаются друг другу пока что во влюблённости, а дальше видно будет. Тэхён потирается пахом о Чонгука и чувствует, как в штанах мужчины член наливается кровью. — У тебя первый раз с парнем? — Нет, — Чон тушуется и поглаживает бока сидящего на нём фотографа. — Был разок с парнем из сборной. Тэхён ухмыляется и стягивает с себя футболку. Он опускается вниз и выцеловывает шею Чонгука, пока тот пытается снять с себя худи. — Погладишь меня там? — Чонгук давит вниз на кучерявую голову. Тэхён покорно опускается и стаскивает с мужчины домашние штаны с боксерами, высвобождая большой член. Тэхён облизывается и целует головку. Сверху слышатся стоны. Как Ким и думал — мужчина чувствительный. Эти стоны увеличиваются, когда Тэхён берёт в рот и медленно двигает головой. Он ощущает сильные пальцы у себя в волосах и чувствует, что это как-то правильно. Так и должно быть. Он должен вот именно сейчас сидеть у мужчины на бёдрах и вводить в свою дырочку член, должен извиваться и рыдать от поразительных ощущений, должен чувствовать, как большая рука Чонгука опускается на его живот и пытается нащупать движущийся внутри член. Всё это слишком правильно: Тэхён скачет на Чоне, а тот закатывает от удовольствия глаза и вбивается в тело сильнее. — Мой мальчик… — выдыхает Чонгук, крепче сжимая бёдра фотографа и сильно кончая прямо внутрь. Тэхён кончает следом и падает, разгорячённый, на голую грудь. Оба тяжело дышат. Тэхён так и остаётся с членом в попе — обоим очень лень двигаться. Чонгук гладит Тэхёна по волосам и целует в висок. — Надо сходить в душ, — шепчет Чонгук Тэхёну на ухо. Тот протяжно стонет и протестно трётся щекой о шею. — Ну же, мой мальчик, давай, — мужчина наконец выходит из Тэхёна и пальцами собирает своё семя возле дырочки, растирает по коже. — Я тебя сам почищу и на руках донесу. На это Ким положительно кивает и в следующую секунду, подхваченный сильными руками, обвивает шею Чонгука ручками и позволяет себя затащить в ванную комнату. Как Чонгук и обещал, он сам чистит фотографа. Языком. Совсем не побрезговав, он лижет Кима внутри, размягчает податливые стеночки и ещё раз берёт своего мальчика стоя, заставляя того упираться ладошками о прозрачные стенки душевой и стонать так сладко, что кружится голова. Чонгук подхватывает Тэхёна на руки и трахает на весу, а Ким ощущает себя защищённым, и это лучшее, что мужчина может дать фотографу. А потом разморённого нежным сексом и горячей водой Тэхёна Чонгук несёт обратно в кровать и ещё долго любуется невероятно красивыми чертами лица, пока тот спит. Ближе к рассвету Чонгук и сам засыпает, прижимая к себе Кима и утыкаясь носом тому затылок. В эту ночь они оба совсем не думали о завтрашнем дне. Утро все обитатели дома встретили с диким похмельем и разбитым состоянием. К обеду все повылезали из кроватей и потянулись на первый этаж за водой. Никто не озаботился поставить стаканы рядом с кроватями. За всем этим убитым царством наблюдали единственные бодрые существа — Молли и Ёнтан, которые как-то подозрительно хорошо поладили. Они бегали по полу и ластились к людям, которым совсем не хотелось играться с животными, а хотелось просто выпить всю воду в доме и ещё съесть чего-нибудь. Благо с вечера осталось много продуктов и недостатка в провизии не было. Старшие мужчины, медленно двигая конечностями, нарезали фрукты и раскладывали по тарелкам вчерашнюю курицу. Тэхён сидел за круглым кухонным столом и что-то смотрел в телефоне. — Что это? — Чимин плюхается рядом с Кимом и заглядывает в мобильник. — Расписание рейсов? Зачем? Чонгук вздрагивает, а Тэхён низко опускает глаза. — Хочешь улететь? — резко спрашивает Чон, даже не повернувшись. — Я не хочу, — тихо отвечает Ким, — но не могу же я остаться тут навсегда. Это правда — его дом в Корее. Чонгук разочарованно хмыкает. Все их вчерашние слова были, видимо, последствием текилы. Ну конечно, как они могут что-то начинать и пробовать вместе, если живут в разных странах? Они оба не вынесут таких отношений. Намджун быстро кивает Чимину, и тот, на удивление быстро сообразив, что к чему, спешит ретироваться на улицу. Надо дать этим двоим всё обсудить на трезвую голову. Они остаются одни на кухне, и Чонгук присаживается рядом с Тэхёном, беря его нежную ладошку в свою. Мужчина поглаживает тонкие фаланги и заглядывает в грустные глаза. — Я помню наш вчерашний разговор, — начинает фотограф. — И я правда готов пробовать, но я боюсь, что окунусь в это всё с головой, а потом ничего не выйдет, — Чонгук молчит и слушает. — Я хотел тебе это подарить ещё вчера, но не было момента, — Тэхён вынимает из набедренной сумки конверт и протягивает мужчине. — Это мой подарок. Чонгук берёт бежевый конверт и раскрывает его, доставая оттуда фотографии. Там запечатлена их поездка в Виллар. Фотографий не очень много, но все они такие уникальные, искренние: вот Чонгук стоит на склоне со сноубордом, вот он покупает какао, а вот они стоят вдвоём, и мужчина пытается удержать падающего Кима, а вот они вчетвером сидят в кафе, вот захватывающий вид с канатной дороги. Чонгук помнил, что Тэхён таскался с фотоаппаратом, но как-то не придал этому особого значения. — Я распечатал их там же, — продолжает Тэхён. — Хочу, чтобы они были у тебя, — вздыхает. — Я совершенно не знаю, что делать, Чонгук. — Ничего ты не понял и не услышал, — Чон складывает фотографии обратно в конверт и звучит крайне раздражённо. — Ничего не понял и всё забыл. Я же вчера признался, что влюблён в тебя, а ты всё продолжаешь твердить, что боишься; или всех тех слов, которые я вчера сказал, было недостаточно? Так я ещё раз скажу. Сердце Кима замирает. Он хотел верить в те ночные фразы, но на утро стал бояться, что всё это из-за алкоголя и подходящей атмосферы. Мужчина встаёт со стула и садится на корточки рядом с фотографом, кладёт голову тому на колени. — Я. Влюблён. В. Тебя. Ким. Тэхён, — глухо говорит Чон и обхватывает Кима за талию. — Я сейчас абсолютно трезв. И я знаю, что ты тоже влюблён в меня. Так дай нам шанс. Тэхён смотрит жалостливо в уже любимые глаза напротив и хочет верить. Вот же ребёнок — развёл тут сцену. Чонгук ведь так искренен. Что тогда, что сейчас, и Тэхён это чувствует, но сегодня утром почему-то решил не верить. — Я такой дурак, — солёные капли падают Чонгуку на макушку, и он поднимает голову, укладывая свои ладони на тэхёновы щёки. — Такой дурак, — всхлип. — Я просто побоялся, — слёзы начинают течь с удвоенной силой. — Да, да, да — я влюблён в тебя, и я хочу попробовать. — Надеюсь, на эту тему мы говорим в последний раз, — улыбается мужчина и дотрагивается своими губами до мокрых губ фотографа. Тэхён кивает в поцелуй и обхватывает Чонгука за голову. Разорвав поцелуй, Чон тянется в карманы домашних штанов и достаёт оттуда большую бензиновую зажигалку. Та серебряная, с какой-то невероятной гравировкой. Мужчина вкладывает её в руку Тэхёна. — Я знаю, что ты куришь, — Чонгук сжимает маленькую ладошку в своей. — Нашёл как-то пачку у тебя в пальто и решил, что тебе нужна красивая зажигалка. Это мой подарок. Тэхён в очередной раз начинает всхлипывать. — Но я всё равно не могу остаться, — говорит Тэхён. — Там у меня всё. — Я понимаю, — Чонгук кивает. — Составим график встреч, — смеётся. — А потом будет видно, но обещай, что будешь мне звонить по видео каждый день. — Обещаю, — шепчет Ким и вновь целует. Стоящие на улице Намджун с Чимином не отлипают от окон и умиляются. — Думаешь, договорились? — невинно спрашивает Пак своего мужчину. — Если бы не договорились — не целовались бы так сейчас, — он обнимает малыша со спины и кладёт голову тому на макушку. — Они всё решили между собой. — Как мы вчера? — Намджун давится и смеётся, чмокая Чимина в розовую щёчку. — Не все проблемы можно решить хорошим сексом, кнопочка, — отвечает Ким и шлёпает Пака по попке, а Чимин ёжится — всё ещё очень больно, — но в нашем случае всё так и случилось. Но это мы, а у них всё по-другому. Чимин серьёзно кивает, а Намджун ещё раз глядит в окно. Он невероятно рад за друга — тот наконец-то нашёл счастье, и пусть оно пока ещё очень шаткое и непонятное, но мужчине почему-то кажется, что оно навсегда. «Первый порыв не сравнить ни с чем. Помнится до смертного часа», — говорил Леопольд Блум. Но у людей этих первых порывов — целая куча. С каждым новым человеком они разные и запоминающиеся. Просто важно найти свой первый порыв.