(Не)много любви босяку, не ведавшему ее

В ту ночь они впервые воплощали в жизнь рисунки Не Хуайсана. В свое время Сюэ Ян их коллекционировал, а после разговора с даочжаном хитрющим тоном поведал ему о них. Краснея, тёмный заклинатель сам предложил попробовать что-нибудь из них, и попробовали они прямо в лесу. Наверное, это был первый раз, когда Чэнмэй был готов сделать себе больно в угоду кому-то другому. Хотя даочжан — исключение из всех правил и ему было можно все. Даже лишить чести босяка, сумевшего сохранить свой тыл в условиях частых попыток посягнуть на него. Он был красивым мальчишкой… Даочжан не сразу осознал, почему спутник на пути самосовершенствования решил провести их первый раз в лесу, но потом понял, что это была забота о нервах А-Цин. И о нервах самого юноши, потому что подглядываний, даже случайных, он не выдержал бы. Слишком ранимым тот был в глубине души. И, хотя даочжан старался сделать все как можно мягче и щедро делился своим теплом, при первом проникновении Сюэ Ян скулил от боли в его плечо. Но не жаловался и лишь сильнее льнул к партнеру, зажимаемый меж его грудью и гладкоствольным деревом. — Я люблю тебя, — выдохнул слепцу босяк. — Больше всего на свете люблю. Эта ночь была полна откровений для них обоих. Синчень узнал, куда пропадал его возлюбленный по вечерам, и получил от него самый сокровенный дар. А Сюэ Ян получил больше уверенности в собственном партнëре, отдал ему самого себя и осознал, насколько ему легче от высказанных тайн. Безусловно, не всех. Но даже это уже было много для него. До дома Сяо Синчень нес любимого на спине. Тот не рассчитал, насколько будет больно не только в начале, но и в конце. Но светлый заклинатель был не против отнести свое море полыни домой. Тут было недалеко (по меркам даоса), тем более это была не просто ноша, а его любимый человек. По дороге Ян уснул, и Синчень улыбался, чувствуя чужое тихое дыхание у себя над ухом, а после, переложив партнера в кровать, лег к нему и, укрыв, долго не мог уснуть, силясь понять: когда страшный убийца с покалеченной душой стал этим юношей, занимающим практически все его мысли? Теперь Ян спокойно уходил по вечерам в лес, а Синчень заботливо собирал ему поесть с собой, чтобы тому не приходилось оставаться голодным. И для юноши это было безумно приятно. Никто никогда не собирал ему поесть с собой. Даже если они с Гуанъяо собирались куда-то, то он сам собирал себе провиант в дорогу. Но теперь даос тоже иногда уходил в это время из дома. Ян старался не думать о том, зачем его даочжан уходит. Он вообще делал вид, что не знал, будто послушная ему тёмная сила не приглядывала за заклинателем и А-Цин. Но это заставило его ускорить исполнение своего плана, хотя он не был уверен в том, что он сработает, а запланированное пройдёт хорошо.

***

— А-Ян, где ты? — мужчина вошëл в комнату, и юноша даже дышал так тихо, что даочжан не смог бы его услышать и найти. Раздался шорох на кровати. Как же Сюэ Ян сейчас был рад тому, что любимый не мог видеть его. Ему было стыдно, но он… всё равно обвязал себя лентами, чтобы они складывались в красивые узоры. Синчень наверняка пройдется пальцами по каждой. Он любил рисовать пальцами и укусами на нем. И никогда не повторялся. — Я на кровати. Решил сегодня побыть с тобой на равных, — он завязал себе глаза, чтобы усилить ощущения. Так было нужно, чтобы исход для него был наиболее благоприятным. — Ты ведь не дашь меня в обиду? — шёпотом спросил он в некотором ужасе, потому что чужие шаги были непривычно воспринимать только на слух. Да и… а если Синчень решит сегодня ограничится ласками? — Не дам, — когда он подошёл так близко? Ухо обдало жаром, и Яна прошило удовольствием, слишком сильным и непривычным. — Никогда больше не дам. Ткани, упавшей на пол, оказалось гораздо больше, чем обычно. Но вдруг мужчина просто принес чистые вещи? Они уже могли позволить себе несколько ханьфу, а не только сменную нижнюю одежду. Руки даочжана заставляли его юного партнёра выгибаться, шумно дышать, иногда скулить от наслаждения… он едва держал себя в сознании для воплощения своего плана. Сам он не оставался в долгу и ласкал своего мужчину губами в ответ. Руки у него были привязаны к кровати, и оттого мужчина имел над ним огромную власть сейчас. Но ни разу не злоупотребил ею, в очередной раз доказывая Сюэ Яну, что тот не ошибся в выборе спутника на пути самосовершенствования. Тёмный заклинатель этой ночью просил для себя больше и больше, вымотав даочжана полностью. Обычно было ровно наоборот. Но Синчень ничего не заподозрил и лишь развязал партнёра, устраиваясь с ним под одеялом. И оба уснули, как младенцы, в свете полной луны в окне. Утро для Сюэ Яна началось с шока. На полу лежали два одеяния насыщенного красного цвета и несколько украшений для волос. И в этом состоянии его нашел проснувшийся чуть позже Синчень. — Что-то случилось? — дыхание юноши было не таким, как обычно, а рот был приоткрыт, что ощутили пальцы даочжана, скользнувшие по лицу. — Ты… это для нас? — босяк как-то не подумал о том, что это бывает разным, а его любимый слеп. Он уже давно не замечал недуга спутника и часто забывался, что после вгоняло в краску, хотя Синчень признавался, что ему было напротив, приятно понимать, что он полноценен для Сюэ Яна. От отношения как к калеке его уже воротило. — Что «это»? — даочжан обхватил его со спины и поцеловал засос на шее, оставленный под самым подбородком, чтобы точно нельзя было скрыть. Сюэ в некоторых вопросах был слеп. По крайней мере, того, что он объект воздыхания половины девушек города, Ян в упор не слышал. И не видел, видимо. Они, казалось, уже были местной легендой о красавице и чудовище. И многие завидовали «красавице», ведь чудовище было восхитительным по отношению к «ней»… и Синчень тоже боялся потерять своего спутника. Хотя и понимал, как это глупо. — Ты хочешь отбить со мной поклоны в храме? — юноша смущенно взял одежды и погладил мягкую ткань. Он никогда даже не думал об этом. Не мыслил о том, что способ привязать любимого к себе так прост. И сейчас в его золотом ядре должна была зреть новая жизнь, а её отец хотел связать себя с Сюэ Яном перед всеми не только на словах. Совсем как деву, чей цветок лишили невинности. — Да. Я уже обо всем договорился, хотел сказать тебе о том, что уже завтра… вернее, сегодня, мы можем это сделать. Если ты, конечно, хочешь этого, — мужчина смутился и сильнее сжал его в объятиях. Он подумал, что, наверное, повел себя плохо и надо было вначале поговорить… а теперь сомневался в том, что сделал правильно. Сюрприз не удался… — Иди умывайся и одевайся. И только попробуй подумать, что я против! — теперь Сюэ Ян был ужасно оживлен и побежал просить у А-Цин косметику. Иногда она использовала помаду и белила. Он успел только подхватить одежды невесты. — Слепышка, помоги! — он, завернутый только в одеяло, тряс девушку в ее гробу, переживая… — Чего тебе, изверг? — девочка отцепила его пальцы от себя. — Прикройся! Только не говори, что ты убил даочжана своей ненасытностью! — шипела та, кутаясь в одеяло. Когда ее будили, она всегда была недовольной. — Даочжан меня зовет поклоны бить! — он был оживлен. — Помоги собраться! — к кому ещë ему было идти? — Неужели, спустя два месяца дошло. А, точно, он же подарок делал… — девочка закатила глаза и стала вылезать из гроба. — Садись на стул, будем тебя в невесту превращать, — буркнула она и полезла в свой ящичек с кое-какой косметикой. Ей тоже иногда хотелось ей побаловаться, чем она хуже других девчонок? Вдруг найдется кто-то вроде Сюэ Яна, кому будет не важна её якобы слепота? Она смела надеяться. Хотя даочжан и начал намекать на то, что пора бы рассказать о том, что она видит, был готов даже соврать, что сам ее вылечил. А это дорого стоило. Ян сидел на стуле, как на иголках, закрыв дверь и ежась от прохлады там, где одеяло не закрывало кожу. Но это меркло рядом с мурашками, вызываемыми страхом того, что все это ему снится. Или что он все не так понял. Или что даочжан его прогонит, когда узнает о его секрете. Рука сама собой прошлась по животу, стараясь проверить, все ли хорошо. Вроде все печати были на месте, а внутри золотого ядра ощущалось что-то еще. Об этом он будет молчать до тех пор, пока только будет возможно. Но это точно не даст даочжану уйти от него. — Не бойся, — сказала ему Слепышка, принося немного воды, чтобы привести в порядок парня. — Бояться надо не тебе, а людям. Вы ж теперь никому покою не дадите, рукава несчастные, — проворчала она, принимаясь в начале за волосы Сюэ Яна. — Почему ты так считаешь? — слышать подобное по отношению к себе было нормальным, но по отношению к Синченю — как минимум нелогичным. Он же ведь наоборот сдерживает его вечно и сам всепрощением занимается. — Правду говорит даочжан — ты слепее его, — та закатила глаза, взяла нижние одежды свадебного наряда, накинула на плечи «брата» и продолжила заниматься волосами. — Если думаешь, что ты главный собственник этого города, то не обольщайся. Сяо Синчень, как оказалось, тоже умеет мелко пакостить. И иногда еще вопрос, что хуже, — она хихикнула. — Прыщ на носу ровно перед встречей с тобой, лёгкая неуклюжесть и вонь изо рта для многих девчонок хуже смерти, — А-Цин быстро управилась с податливыми волосами Сюэ и перешла вперед. — Хорошо, а как это связано с нами? — босяк все еще не понимал, к чему клонит девочка. — Говори прямо! — он и так на нервах, а тут ему ещё загадки загадывают. — Даочжан тоже не любит делиться. А ты красивый, умелый, хозяйство вести помогаешь, так трогательно оберегаешь любимого от всего… всë ещё ничего не понимаешь? — Сюэ Ян помотал головой. Слепышка закатила глаза и мазнула его красной помадой по носу. — Ну и гуль с тобой. Всё равно им ничего не светит, — юноша нахмурился, стирая помаду с носа и все еще пытаясь разгадать загадку. — Ну не может же он быть собственником! — спустя несколько минут возмутился он, хотя ему открытым текстом сказали об этом еще в самом начале. Девочка уже выровняла тон его лица белилами и нарисовала верхнюю губу. По последней моде их захудалого городка. Даочжан не оценит, а вот другие сами лопнут от зависти, и не придется заклинателю бороться с принципами и насылать сглазы на особо активных. — Вообще-то может. И бояться тебя потерять тоже может, — сказала А-Цин и взглядом показала, что разговор окончен, кивая на дверь. За ней из угла в угол ходил Синчень, уже полностью одетый, заплетённый по правилам и сминающий в руках вуаль невесты, которую забыл Ян. Выглядел он бледным, переживающим, и от этого Сюэ хотел поскорее закончить со всем и развеселить своего мужчину. Ему всегда шла улыбка. В конце концов, абы что не делает жестоких убийц послушными ласковыми котиками. В храм темного заклинателя вела одна А-Цин. Больше было некому, в городе никто не был близок заклинателям, да и Сюэ Ян не допустил бы, чтобы кто-то отдавал его даочжану как вещь. Он сам себя отдавал, как и положено приличному босяку! По подобной причине, в храме не было никого, кроме Синченя и пары важных горожан-свидетелей. Но те стояли в стороне, памятуя о нраве брачующихся. «Как бы я хотел, чтобы ты увидел меня сейчас…» Сюэ Ян шел степенно, как и подобало скромной невесте. Взгляд восхищенно ловил каждое движение слепого заклинателя, который в честь праздника завязал глаза алой повязкой. Его неширокие, обманчиво хрупкие плечи утопали в мягкой ткани, волосы, собранные в высокую прическу и спадающие на плечи и спину, манили прикоснуться к ним. Подойдя ближе, Чэнмэй увидел Цзянцзай и Шуанхуа, связанные красной лентой и лежащие параллельно алтарю. Сюэ Ян удивился такой внимательности партнёра. Многие считали, что порядочный заклинатель не может жениться без меча. Юноша об этом совсем забыл, а даочжан, кажется, помнил даже о чувствах Цзянцзая к Шуанхуа. Интересно, светлый клинок ответил ниспосылающему несчастья? Встав рядом с будущим супругом, Сюэ Ян взял его за руку. По малейшим признакам он видел — Синчень нервничает из-за невозможности увидеть его. Но теперь он знал — его спутник на пути самосовершенствования здесь. Пришёл, не отверг. Поклоны Сюэ, хотя теперь уже Сяо, не заметил совсем, думая только о теплых пальцах в левой руке, о голосе даочжана, и растворялся в нежном поцелуе, не похожем ни на страстные грубые укусы, ни на целомудренные ласковые поцелуи во время совместной работы, ни на поцелуи в лоб и щёки. — Я тебя люблю, — выдохнул ему в губы даос, а Ян глупо стоял и смотрел туда, где должны были быть глаза Синченя. — Я найду Сун Ланя и верну тебе твои омуты, — был ответ. Наверное, для свидетелей и даже А-Цин неуместный ни капли, но оба заклинателя знали — он несëт в себе больше любви, чем эти три глупых слова. Юноша потянулся к лицу мужа и, целуя край повязки, медленно развязал ее. Она обнажила пустые закрытые веки, и даочжан вздрогнул, но не отстранился. Если Сяо Ян сделал это, значит так надо. Ему — можно. Сегодня они полностью могут открыться друг для друга. — Расслабься, прошу… я хочу попробовать кое-что, — выдохнул юноша в чужие губы и скользнул ими по векам. Сяо Синчень едва заметно кивнул, и темный заклинатель слегка раздвинул веки языком. Со стороны выглядело ужасно, и свидетели попятились назад, а босяк из Куйджоу продолжил свои действия и, придержав веки пальцами, перешел к другому глазу. В пустые глазницы потекла темная сила, послушная воле своего мастера, глаза открылись, обнажая темноту. Но вот А-Ян взял лицо супруга в руки и, затаив дыхание, вывел на его щеках пальцами какие-то знаки. Синчень сильно дернулся, веки открылись шире, дыхание сильно сбилось, а потом глазницы резко захлопнулись, но мужчина стоял все так же, слегка дрожа в чужих руках, словно произошло что-то неимоверное, будто он стал свидетелем невозможного. — Прости, что так ужасно…! — внезапно выпалил Ян, отстраняясь и отшатываясь, но Синчень поймал его, не позволил отойти и закрыл его рот рукой. — Спасибо. Пусть так. Ты не представляешь, как я благодарен тебе… — даочжан начал плакать, но по его улыбке было ясно, что это слёзы счастья. Даже пара секунд черно-белого зрения, позволившего ему увидеть своего супруга на свадьбе, была для него даром небес. Спустя два с половиной года несколько новых картинок в голове, тем более таких прекрасных… Сюэ… нет, уже Сяо Ян потянулся губами к лицу партнёра и стал слизывать кровь, как когда-то давно, много месяцев назад. Его счастье и наказание. — Ты увидишь нас еще много-много раз. Обещаю! — Чэнмэй потянул его из храма прочь, сжимая в руке алую повязку и совсем забыв об А-Цин и горожанах. Плевать, сейчас важно лишь увести даочжана домой, закрыть ото всех и показать, как сильно он его любит. На улице они встречали людей, краем уха слышали поздравления, пожелания, но новой, теперь уже законной семье не терпелось скорее оказаться совсем одним. Они чудом не забыли мечи: Ян подхватил их, призвав Цзянцзай и за ленту подтянув к себе Шуанхуа. А во дворе их закружил водоворот любви, страсти и в то же время слепой нежности, в пылу которой юноша, прикрыв свои глаза, на ощупь доставлял удовольствие супругу, и когда он только раздевал его, и когда они уже были в постели. Оба отлично знали о том, как сделать друг другу приятно, что, напротив не любили, и в водовороте своих желаний ни разу не переступали черты. Если последователь Тёмного пути в храме старался показать то, что принимает своего любимого любым, с любыми недостатками, то Синчень попытался донести это сейчас, хоть телесный изъян и был у его «жены» лишь один. Четырехпалая рука оказалась у чужого лица, ее едва ощутимо коснулись измятые и припухшие губы. Даочжан относился к ней как к сокровищу, состоящему из сахара, которое могут разрушить даже поцелуи. Он тихо-тихо дышал, не видя, как завороженно его спутник на пути самосовершенствования смотрит на действия со своей рукой. Знал бы даос, что он был первым подарившим бескорыстную любовь забитому мальчишке в теле взрослого юноши… впрочем, и в детстве, и в подростковом возрасте тот тоже был первым. Когда дал бусину и сливу, когда был нежен по пути в Ланьлин и теперь, уже два года проживая под одной крышей с величайшим тёмным заклинателем после Старейшины Илина. Губы накрыли обрубок пальца. Язык прошелся по ним так же, как язык Яна в храме по ресничному краю. Нежно, осторожно, как по хрупчайшей вещи. Так, что юношу выгнуло от чувств. Как пережить этот день? Как пережить ночь, не утонув в этой нежности, не утонув в любви? Впрочем, было поздно — разум покинул босяка ещë несколько месяцев назад. Или на два года ранее? Ему уже было плевать, а правая рука попросила слепого пройтись по животу юноши, ниже, а потом к груди. Только бы даочжан приласкал место, хранящее золотое ядро Сяо Яна. — Прошу… — раздался молящий голос Синченя, робкий, неуверенный. Его руки переместили ладонь с живота на свою щёку, пододвигая пальцы к веку. Просит показать. Показать то, как его супруг лежит в узкой кровати с разметавшимися волосами, лихорадочно горящими щеками и приоткрытым ртом хватает воздух, пытаясь не умереть прямо сейчас от остановки сердца. Его грудь, как и тело в целом, полностью изукрашены не сходящими стареющими засосами и синяками, только животу и повезло. Показать то, каким взглядом Ян смотрит на монаха. И он показывает. Показывает, потому что не может отказать своему даочжану, не может не показать ему этого сегодня. Синчень не должен видеть одну темноту, вспоминая этот день. День, когда они стали одним целым перед небом. Даже теряя сознание от истощения, ведь последние крупицы ци, оставшиеся вне ядра, уходят на то, чтобы связать тьму и даочжана, добавить немного цвета картинке…