Качели

Иван быстро пробежался ловкими пальцами по клавиатуре, пристально вглядываясь в монитор. В ушах стучало, к горлу подкатывала тошнота, но он упорно отгонял от себя ошметки волнения, не позволяя панике накрыть его с головой. Не сейчас. Слишком много стоит на кону. Дробные деления на мониторе мерцали разноцветными огнями, складываясь в цифры. 15%, 45%, 69%… Ну же, ну же отдавалось в голове у программиста колокольным звоном. 89%… 100%. — Есть! — радостно вскинув руки в воздух, возликовал Тихонов. Облегчение было такой силы, что он едва не упал в обморок. Давненько с ним такого не было. — Что там? — словно из-под толщи воды раздался взволнованный голос Амелиной. Тихонов не ответил — не до нее сейчас. Трясущейся рукой он взял со стола телефон и набрал номер Круглова. — Николай Петрович, — не скрывая облегчения в голосе, произнес Иван, с силой сжимая несчастный гаджет. — Это он. Мы его нашли. — Сейчас будем, — ответил голос на том конце. Положив трубку на место, Иван вновь вперил красные, опухшие от бессонной ночи глаза в фотографию на мониторе. Им повезло, что в Готымске оказалось совсем мало гинекологов, и времени на установление нужного ушло немного. Теперь они знали, что человек на фото возле Сербина никто иной как гинеколог местной частной клиники «Венера», Никита Александрович Земцов. И не было каких сомнений в том, что с Сербиным их связывает явно не игра в шахматы и литературный кружок. — Ты пробил мобильник этого? — произнесла Оксана, кивком указав на фото Земцова. С монитора на них глядел круглолицый человек с добрым взглядом и открытой улыбкой. Как сказал бы Майский — бабы таких любят. Тем не менее не было никаких сомнений в том, что этот добродушный с виду мужчина сотрудничал с бандитами. Он лично сообщал подонкам сведения о девушках, тем самым подписывая несчастным приговор. — Да, — ответил Иван, нервно покусывая ноготь большого пальца. — Он сейчас в больнице, на приеме. — Вань, — протянула Амелина, включаясь в работу. Ее тонкие пальцы проворно бегали по кнопкам, а глаза впились в данные на мониторе. — Но на его счетах пусто. Он вообще гол как сокол. — Проверяй его родственников, — распорядился Иван. — Ищи, Оксана, ищи, должно что-то быть. — Может, мерзавцы платили ему наличкой? — нахмурив брови, предположила Амелина. — А может я — Великий Гудини, — огрызнулся Иван. — Оксана, что ты от меня хочешь? — Прости, — отозвалась Амелина. — Я просто… — Да знаю я, знаю, — примирительно протянул Тихонов, устало вздыхая. — У нас у всех нервы ни к черту. — Вань, смотри что я нашла… — ахнула девушка. — На счет его бывшей жены каждый месяц поступали приличные суммы денег. Последний перевод осуществили как раз незадолго до пропажи последней девочки. — Что тут у вас? — раздался голос Круглова. Они со Степаном чуть ли не бегом вошли в передвижную лабораторию. Бледный и осунувшийся Степан еще сильнее стал похож на тень самого себя. Оксана поджала губы, но промолчала. Заставить Данилова есть и спать сможет только чародей, да и то не факт. — Вот он, наш добропорядочный господин, — процедил Иван. — Думал, что всех провел вокруг пальца! — А что он? — спросил Круглов, внимательно слушая Тихонова. — Все деньги отправились на счет его бывшей супружницы. Земцов, видимо, думал, что раз он в разводе, то полиция не станет проверять её. Не на тех нарвался, товарищ докторишка, — усмехнулся Тихонов, довольно потирая руки. — А давно они в разводе? — Полгода, — ответила Амелина, нарыв в программе свидетельство о разводе четы Земцовых. — Сейчас бы не спугнуть, — нахмурился Круглов, покосившись на молчавшего Степана. — Он единственная ниточка, которая может вывести нас на банду. — И на наших парней, — прохрипел Данилов. Прошло четыре дня с момента исчезновения Леонида и Сергея, и Степан все сильнее напоминал своим коллегам бледную тень или бесплотного духа. Наблюдать его агонию было мучительно для всех. У Амелиной сердце кровью обливалось при виде убитого горем Данилова. — Проверили, откуда падали деньги на счет этой дамочки? — спросил Круглов, деловито потирая подбородок. — Проверяем, — кивнув, ответила Оксана. — Но я бы не рассчитывала на то, что мы выйдем на бандитов. Они практически не совершили ни одной ошибки… — Ошибки совершают все, — резко произнес Круглов. — Искать надо уметь. А мы умеем. Сейчас нужно заняться врачом. Если он знает хоть что-то… Николай Петрович не закончил, но каждый человек в лаборатории понял его. ФЭС — это одна семья. А семья своих не бросает. — Вот же гнида, — произнесла Оксана. В ее голосе слышалась ярость. — У него у самого две дочери! Это ж надо быть такой сволочью! Тихонов покосился на напарницу и театрально закатил глаза. — Амелина, ну ты с луны-то спустись. Прекрасно же знаешь, что наличие своих детей совсем ни о чем не говорит. Он же не своих детей продавал, а чужих. Чуешь разницу? Амелина поджала губы, но не ответила. Она прекрасно понимала, что Иван прав, но смириться с этим за многие годы работы в ФЭС так и не смогла. — Ваня, ты проверил звонки Земцова? — спросил Круглов. — Может вычислим и того подонка. — Нет, Николай Петрович. Я уверен, что эти типы были крайне осторожны, — покачал головой Иван, не сводя цепкого взгляда с монитора. — Но я проверяю все входящие и исходящие, которые были зафиксированы рядом с нашим многонеуважаемым доктором. — А доктор-то он хороший, — цыкнула Амелина и гневно сверкнула глазами. — Вон, на сайте клиники, в которой он работает, множество хвалебных отзывов. Столько женщин вылечил от серьезных заболеваний… — Волк в овечьей шкуре, — процедил Иван, продолжая искать любую зацепку, любую нить, способную вывести Земцова на чистую воду. — Так и хочется своими руками его освежевать. — Ладно, — кивнул каким-то своим мыслям Круглов. Он бросил обеспокоенный взгляд на Данилова и еле удержался от тяжелого вздоха. — Пока установим за ним слежку. На чем-то он да проколется.

***

Стёпа держался из последних сил. Он понимал, что не имеет права впадать в отчаяние, и тем более не мог бросить это дело, хотя коллеги неоднократно намекали ему поехать в Москву и ждать. Только вот он прекрасно знал, что ждать - это самое худшее. В памяти все еще были свежи воспоминания о том страшном дне, когда погибли Света и Маша. Он тогда просто ждал, сидя на холодной, промерзшей земле, с надеждой вглядываясь в лица спасенных людей. Он беззвучно плакал, ощущая как по щекам ползут обжигающие слезы. Тогда его не пустили в здание, не позволили самостоятельно кинуться спасать своих близких. «Не положено» строго отчеканил человек, стоявший у оградительной ленты, и равнодушно отодвинул Степана в сторону. Сейчас он тоже по большому счету ничего не мог. Несмотря на то, что в ФЭС работали лучшие из лучших, зацепок по прежнему было очень мало. Неизвестность тяготила, душила, сдавливала в тисках, лишая возможности нормально дышать. По ночам Степа лежал в постели в тщетных попытках уснуть, до боли кусая костяшки пальцев, и старался не выть раненым зверем. Невыносима была сама мысль о том, что его мальчик сейчас не с ним, не рядом. Глухая боль становилась сильнее с каждой минутой, с каждым новым ударом истерзанного сердца. — Лёнька… — шептал он в пустоту, в надежде, что Леонид услышит его, где бы он ни был. Что вибрации его голоса подхватит ветер и донесет до самого родного и любимого человека. — Не бросай меня, Лёнька. Зачем мне жизнь, в которой не будет тебя? Откинув прочь горестные воспоминания, Данилов поднялся со стула. Выйдя следом за Николаем Петровичев из передвижной лаборатории, он произнес: — Какие у нас планы? — Необходимо установить наблюдение за Земцовым, — жмурясь от ярких солнечных лучей, ответил майор. — Вы сами говорили — главное не спугнуть. Он же отлично знает, что в Готымске сейчас мы. Вряд ли он станет затевать что-то прямо у нас под носом. — Во-первых, он думает, что мы на него не вышли. Так? — Ну-у, так, — согласился Степан. — Во-вторых, Стёпа, ты прекрасно знаешь, что когда в покере начинает везти, остановится тяжело. — Думаете, Земцов приготовил свежую партию девственниц своим корешам-бандитам? — А вот это нам и предстоит выяснить, — уверенным голосом ответил Круглов и достал из нагрудного кармана телефон. — Как думаешь, Юле пойдет белый халат? Степан молча усмехнулся, понимая, что задумал Круглов. Боль в сердце не унималась, но теперь там появилось еще одно чувство — надежда.