Наглотавшись звёзд

Время около шести, Его ведут к заветной казни. Что же ждёт там, в переди? Этого никому не понять. Цепи гремят и тяжелеют С каждым шагом его. Дыхание становится всё более нежнее. Он принял эту судьбу как должное, И вот, надевают ему на глаза повязку, А следом отдают в объятия оков. Ему ничего не остаётся, Но продолжает сидеть ровно. А в голове начинают исчезать картины, Как он сидел с друзьями на крыше. И то, как они покоряли вершины, Вместе. Всё так же неразделимы. Но сейчас уже в одиночестве он, Совсем позабыв о свободе. Он живёт уже не настоящим, А далёким и тёмным прошлым… Акт первый: Горло забитое розами.        Он шёл по школе в поисках заколки, чтобы взломать замок от кладовой. Уже несколько кругов наматывал по школьным коридорам. Ничего. В кабинет Миссис Пакертон он боялся идти один, поэтому решил идти к месту сбора, дабы позвать кого-нибудь пойти с ним. Пока шёл, решил ещё раз пройтись по всей школе. Зайдя в столовую, он ещё раз прошёлся по ней. Людей значительно поубавилось. Ушли отдыхать.        В школьном коридоре было мало народу. И куда все пропали? Проходя мимо кабинетов, он пытался заглядывать в каждый, высматривая что-нибудь подозрительное. Туалеты оказались не исключением.        Зайдя в мужскую уборную, взгляд сразу упал на скомканный листок из обычной тетради. Он не долетел до мусорки, ибо явно целились туда. Он поднял бумажку, раскрывая. Там был текст, написанный корявым почерком. На бумаге что-то было размыто. Видно, из-за слёз. Он не поленился, и начал пытаться разобрать эту запись.       «Глоток. Мне больно делать это. Отец заставляет чувствовать меня эту боль. Мввлвы оацлсто бесполезны. Хуже чем повлаоля ему.»        Некоторые слова были неразборчивыми из-за почерка и слёз. Последнее слово было очень много раз обведено. Следующие предложения три были полностью зачёркнуты. Он начал читать дальше.        «Он считает, что я тупой ублюдком! Я не мог повоалть себя с другой стороны! Отец… Из-за него я не могу показать себя с дпрвовой оаововны. Он такой, »        Были перечёркнуты различные слова. Как он понял — прилагательные.       «Мы мало знакомы, но я уже создал впечатление ёбнутого убоыырлка… Уже поздно. Я опоздал…»        В тексте снова было много чего перечеркнуто. Он пытался разобрать, что написано далее.       «Я столько терпел, столько глотал. Я уже не могу видеть это. Ком в горле застврваал, пока я пытался произнести мовоылву. Я просто глотаю розы.»        Конец. Достаточно странно было читать это. Человек был явно религиозным, но кажется, не любил свою религию. А это так называемое сравнение с розами было что-то с чем-то. Надо ж додуматься…        В кабинке туалета послышались всхлипы. Он сразу поднял голову, смотря в их сторону. В последней кто-то был, и кажется, плакал.        Он аккуратно подошёл, и постучал.        — Чё надо?! — Огрызнулся голос, но дрогнул. — Занято!        — Трэвис?.. — По голосу определил он. Тот тоже понял с кем разговаривает.        — Отвали чудила. Ты заебал! — Продолжил Фелпс. — Иди к своим голубым друзьям, меня не впутывайте!        — Это ты писал?.. — Не обращая внимания на нападки, он просунул под дверь записку. Она быстро вылетела назад.        — Иди нахуй отсюда!!!        — Спокойно, Трэвис… — Начал он. — Я хотел просто поговорить… — Трэвис шмыгнул носом и угукнул.        Они начали говорить о самых разных вещах. По итогу, выяснилось, что у Трэвиса очень религиозный отец, а его отношения с ним довольно ужасные. Трэвис рассказывал ему о историях из жизни, а тот поддерживал диалог. Спустя минут 10, он решил задать последний вопрос Трэвису перед своим уходом.        — Почему розы? — Из всех возможных вопросов, он задал именно этот. Самый странный и идиотский. На несколько секунд повисло молчание.        — Потому что… Они красивые, но настолько обманчивые, ведь у них есть шипы… И когда ты глотаешь их, то они впиваются тебе в глотку… Ты ничего не можешь сделать с этим. Только терпеть боль, и жрать лепестки… — Ответил приглушённый голос. Он поразился ответом. Трэвис всегда казался лишь обыкновенным хулиганом. А тут… — Ты доволен?        — Вполне… Удачи тебе, Трэвис. Если что-то понадобится — всегда обращайся. Я могу помочь.        Он встал с пола, отряхивая ноги, и пошел на выход. Трэвис так и остался сидеть там, пока думая над его словами. Акт второй: Каллиграфические мысли написаны обычной ручкой.        Он снова приходит к ней домой. Спустя столько отказов, они до сих пор остаются друзьями. Она как обычно поддерживает порядок в комнате. Пройдя в неё, он увидел Эш, сидящую на табуретке перед холстом. Эшли приветливо помахала рукой, и пригласила его к себе. Тот присел рядом на корточки, разглядывая картину.        — Ну как тебе? — Эш глянула на него.        — Вау… Это прекрасно… — Взгляд не был отведен от картины. — Эти люди… Почему они так странно нарисованы?        — Ты про контур? — Улыбаясь, спросила девушка.        — Про все в общем… Я не имею ввиду то, что получилось некрасиво! — Сразу начал махать руками он. — Просто… Атмосфера такая напряжённая между ними… Точнее, по другому: она очень тоскливая.        — Ну… — Эш потёрла шею, отводя взгляд. — Изначально это был набросок в тетради по алгебре… У меня тогда ручка ещё засохла. Я перерисовала его дома уже на холст… Эти люди как бы… Даже не знаю, как объяснить. — Девушка ещё раз взглянула на картину, немного помолчав. — Они печальны по своему… У каждого совершенно разные взгляды на этот богом забытый мир, но они продолжают выделять друг друга из толпы.        — Трудно. — Он ещё раз взглянул на холст. В углу как обычно красовалась подпись Эшли.        — Давай скажу проще: они не понимают друг друга, так же не понимая, почему любят. — Эш встала с табуретки, смотря на него. — Что-то заболталась… Ты будешь кофе?        — Ох… Да, если можно. — Он дружески улыбнулся, и поднялся на ноги. Эшли пошла на кухню. Он ещё раз взглянул на картину. Рядом с подписью было что-то ещё. Он прищурился. — «Мы всегда судим карандаши по упаковке, музыкальный альбом по обложке, и книгу по иллюстрациям… Но никогда не пытаемся понять, что за содержание внутри.» — Он прочитал это одними губами, стоя над холстом. Эшли всегда была тем ещё философом. И достаточно умным, к слову.        Отвлёк от размышлений его голос самой Эш, которая звала его на кухню. Крикнув в ответ, что сейчас подойдёт, он оглядел её комнату. «Судят по обложке» — в комнате царит чистота и порядок, но в голове самой Эшли правит хаос… Акт третий: Его крылья — страницы старых книг. Его кислород — дым.        — Мы стали реже видеться… — Ларри выдохнул, открывая банку пива, и одновременно поджигая очередную сигарету        — Согласен… Скоро экзамены. — Он качал ногами, пока в лицо дул прохладный ветер. — Хочется просто покончить со всем этим…        — Не парься, чел, — Ларри похлопал его по спине. — Вот, смотри на этих птиц! — Ларри указал пальцем на двух кружащихся в небе ласточек. — Их ничего не парит! Вот, будь как птица! — Встав на две ноги, Ларри расправил руки в стороны, закрывая глаза.        — Ха-ха! — Рассмеялся он, смотря на Ларри.        — Мы не должны волноваться о таких вещах, как экзамены. Они ничем не помогут тебе в жизни! — Он хотел уже было заговорить, но Ларри перебил его. — Даже если отец так хочет… Мой папа всегда говорил мне вдыхать свободу, вместо кислорода. Не быть как все. «Мы с тобой — не серая масса, мы — другие!» — Попытался эмитировать голос Джима, произнёс Ларри. — Я помню, как когда-то он говорил это мне… И теперь, считай, я говорю это тебе!        — Ты всегда такой… Даже не знаю, что сказать! — Он встал рядом с Ларри, и тоже расправил руки в стороны, улыбнувшись. Ларри выдохнул дым, смотря вперёд, прямо на заходящее солнце. — Ты научил меня жизни больше, чем мой собственный папа… Я очень благодарен тебе!        — Чел, я очень ценю это. Для меня это важно, поверь. — Ларри тепло улыбнулся, затягиваясь, и заново выпуская из своих уст — белый и красиво завивающийся в воздухе дым.        Он взял своей правой рукой левую руку Ларри, и они вместе стояли на краю домика, смотря на прекрасный конец вечера. Он повернул голову в сторону Ларри. Тот откинул сигарету, и его окутали будто белые облака.        «Его крылья птицы подарил ему отец, и это страницы книг из библиотек… А его собственный кислород — свобода смешанная с дымом…» Билет в один конец.       Наконец обретёт он покой, Скоро откроется дверь в мир иной. И тогда отведут его туда Призраки прошлого. На побой. Он сидит и ждёт, Расслабившись в «кресле». А часы тикают, и время идёт. Всё так же неимоверно быстро. Он уже наглотался роз. Он увидел почерк обычной ручкой — каллиграфический. Он уже почуял дым, Вовсе позабыв о страницах. Всё давно было забыто. Оставляя это в прошлом. И в руке он сжимает то, Что когда-то давным давно, он ещё называл — надеждой. «А главное, не вини себя. Это чисто моё решение. Тебе в будущем помогу я, Но сейчас уже вопрос ре́шен. Я буду помнить о тебе, Но насовсем исчезну из твоих снов. Я так хочу, чтобы ты прожил до конца. Мой дорогой Сал Фишер.» Последний вздох, и вдруг — хлопок. И кажется конец. Там Эшли перед входом что-то мельтешит, А Сал уходит к вечному забвению.