Белый Волк и Матерь Драконов

Они встретились на палубе корабля, уходящего в Узкое море. Беловолосый мужчина с угрюмым взглядом и девушка, цвет волос которой отливал серебром. Они заметили друг друга ещё тогда, когда садились на судно: мужчина был один, и его единственными спутниками могли назваться лишь саблезубые мечи, укрытые от любопытных глаз плащом из кожи, подбитым серым мехом. «Он одет слишком тепло для местного», — подумала Дени, метнув взгляд на пёстро одетую толпу: шаровары, туники, холщовые штаны, обёрнутые вокруг тела ткани, приоткрывающие загорелые тела. Ни кожи, ни мехов. Беловолосый молча уплатил за место на судне и, скрипя сапогами, отправился искать место на палубе — людей было битком. Судно пахло солью и морем. Торговцы с тугими лотками протискивались меж толпы, зазывая покупателей, хмельные наёмники с загорелыми лицами устроились на разбитых бочках, сально улыбаясь хрупким девчушкам в лёгких платьях, стреляющих тёмными глазками. Уставшие женщины прижимали к груди детей, умасленные ароматами вельможи спешили занять свои каюты. Все они плыли прочь, дальше за тёплое море. Они бежали. Бежали от налогов, болезней, войны, от надоевших любовниц, ревнивых мужей, кровных врагов, от монстров, пляшущих с тенями в ночи. Геральт был в их числе. Он сам не знал, что ждёт его за алеющим горизонтом. Он знал, что бежит. От воспоминаний, от чудовищ, от Предназначения, от запаха сирени и крыжовника. Геральт из Ривии ступил на корабль безымянным странником, таким же, как и плывшие с ним люди, но он не был одним из ним. И Дени это сразу почувствовала. *** Весть о матери драконов опережала её саму — стоило ей появиться в городе со своим небольшим караваном, так ей уже предлагали радушный приём и своё покровительство. Меценаты, купцы, куртизанки, чародеи и чародейки, правители — все они были очарованы валирийкой, одаривали её подарками, говорили о своей преданности и доброте, но всегда ждали что-то взамен. Например, снисхождения, когда она займёт свой законный трон — доброй памяти о старом друге, не оставившим её одну в немилости. Кто-то хотел, чтобы Дейенерис стала принадлежать ему. Чтобы ночные ласки дарила не жрица любви, а сама дочь дракона. Чтобы валирийская кровь смешалась с кровью местных властителей и Дейенерис зачала дитя. Горько ей было слушать сладкие речи новых друзей. «Слова — это ветер», — каждый раз думала Дени, не затягивая с пребыванием в чьем-то богатом доме. Она была принцессой по крови, но не привыкла к роскоши. После месяцев скитаний по Красной Пустоши она могла довольствоваться и меньшим. Но больше всего её жаждали видеть, потому что она была матерью троих драконов. Ещё маленьких, размером с крупных котов, но уже рокочущих пламенем и готовых вонзить клыки в того, кто будет угрозой их матери. Драконы были сказкой, чудом. Драконы были её главным богатством. И до этого богатства всегда было много охотников. *** Дейенерис была не одна. Драконы ещё были слишком малы, чтобы быть защитой, а сама она не владела кинжалом. Её защищали прославленный Барристан Селми и Джорах Мормонт — в их компании Дени могла быть спокойна. Девочка-писец, Миссандея, была её верной подругой, но тоже нуждалась в защите. Спутники королевы залатили за место на корабле из денег, вырученных с продажи подарка одного из вельмож. Он слёзно молил Дейенерис остаться в городе. Остаться с ним. «Ты не будешь ни в чём нуждаться, — повторял он всякий раз после тактичных отказов Дейенерис. — Будешь есть спелые фрукты с золотых подносов, слушать пение десятков рабынь, будешь пить самый сладкий мёд, будешь Госпожой в моём доме. Лишь останься». Дени была непроклонна. Она была драконом, а дракон не сидит в клетке, пусть и золотой. Её путь лежал дальше. Оставшиеся от её кхаласара люди разбрелись по судну, чтобы не привлекать к Дейенерис излишнего внимания, хотя ей, с длинными серебристыми волосами и глазами цвета диких алмазов, было трудно его не привлекать. Сир Дедушка шёл впереди своей королевы, поддерживая плетённую корзинку с драконами. Они слишком выросли, чтобы носить их на руках, но всё равны были уязвимы. Шальной меч ловкого наёмника не пожалел бы даже дракона. Дрогон шумно возился внутри корзины, протестуя против вынужденного заточения. «Тебе тесно здесь, как и мне, — подумала Дени, видя, как Селми едва удерживает корзину в руках. — Мы созданы для неба и свободы, а не для бегства и лишений». Она поднятием руки велела рыцарю опустить корзину на палубу. — Довольно. Им не место в неволе. — Моя королева, драконы привлекут внимание. Никто не знает, что за люди могут плыть с нами на этом корабле, — учтиво ответил Селми, но корзину всё же опустил. — Пускай. Мне надоело прятаться. Зеваки и так глазеют, видя людей с континента, — резка сказала Дейенерис, опускаясь к своим детям. Ещё немного, и даже слабого драконьего рыка хватило, чтобы поджечь корзину. Она была права. Кроме них, люди на корабле были похожи друг на друга. Тёмные волосы, загорелые тела, пахнущие мускусом и вечным летом, открытая одежда. Два старых рыцаря в вареной коже и валирийская принцесса были здесь чужими. Был чужим и Геральт, украдкой наблюдающий за Дени с палубы. Едва она взошла на корабль, то его медальон стал дрожать. Сначала хлипко, потом всё увереннее. Ведьмак стянул свой плащ, оставшись в холщовой рубашке со скрещенными ремнями на груди. Он готовился. Ждал. «В толпе мог затесаться допплер, но я бы его не узнал. Вреда от них мало, а шуму много. Тогда кто же?», — думал Геральт, вглядываясь в толчею людей. Они ещё не отплыли из порта, чтобы море радовало утопцами. Варианты иссякали, интерес рос, а потом Геральт увидел её. И всё понял. Бирюза оттеняла белизну её кожи, а крой платья стискивал в объятиях точёную фигуру. Каскад густых серебристых волос ниспадал до пояса и при ходьбе колокольчики в её волосах звенели. Полные чувственные губы слегка растрескались на жаре, а глаза цвета аметиста глядели твёрдо, вперёд. Сначала он принял её за другую. За Цири. И устыдился того жара, что обдал его от живота до горла. «Она другая, — попытался умаслить совесть Геральт. — Похожа, скорее, на одну из Ложи Чародеек, с красотой, сотворенной магией. Но тогда кто она?». Девушка была не одна, а с сопровождением. Два старых рыцаря шли рядом и, казалось, боялись даже того, что она оступится. Но незнакомка не оступалась, а твёрдо шла вперёд. Шепнула что-то пробегавшему мальчишке, кивнула головой к каютам, по-хозяйски обвела глазами палубу, полную людей. «Чья-то жена или хорошенькая дочка», — сразу пришло на ум ведьмаку, но он с трудом поверил, чтобы кто-то был вполовину так красив, как она. У Рианнон была другая красота — более земная, более человеческая. Сереброволосая незнакомка была скорее похожа на эльфку. Она опустилась на колени рядом с корзиной, не щадя явно дорогой ткани платья. Её спутники заградили её собой от лишних глаз, но Геральт всё равно увидел, как девушка-эльфка берёт на руки дракона. Небольшого, жилистого, с торчащими чёрно-красными пластинами. Дракон прильнул к ней, словно ласковая мурка. «Подумать только. Дракон». Геральт встречался с драконом лишь раз в жизни и запомнил это навсегда. У него не укладывалось в голове, как некоторые брали на них заказы— они не были привычными тварями, портившими людям жизнь. Одной встречи с драконом хватало, чтобы проникнуться к ним уважением и обходить стороной. Геральта никогда не впечатляли истории о Георге из Кагена, который на своём веку убил десятки из них. Никакое золото и слава не стоили убийства других разумных существ. В жизни было что-то важнее звона монеты. Чёрный дракон был не один. Из плетённой корзины смело выбрались два дракона поменьше, оба разных расцветок. Острыми когтями они цеплялись за друг друга, норовя затеять борьбу. Это не ускользнуло от девушки-эльфки, и она аккуратно разняла их, словно дерущихся котят. Материнская нежность, с которой она это проделала, удивила ведьмака. А Геральта мало что удивляло за его долгую жизнь. Любопытством он не славился, зная, что за него приходится дорого платить, но историю сереброволосой и её трёх драконов он явно хотел послушать. И он надеялся, что такая возможность ему представится. Тем временем драконы натешились и сунулись обратно в корзину, под строгим наблюдением матери. Из каюты выскользнула девочка, похожая на маленькую тень, и, подхватив тяжелую шевелящуюся корзину, быстро пошла обратно. За ней последовал один из старых рыцарей, бросив на девушку-эльфку почтительный взгляд. Во взгляде было то, что Геральт редко видел у слуг по отношению к их господам – искреннюю заботу. Монетой можно было купить слугу, но не друга. А все сопровождающие незнакомки были явно обеспокоены её благополучием. *** Дейенерис наконец осталась одна. Её не тяготила компания Селми и Мормонта, но она всё так же любила уединение, не забывая свои дни жизни в кхаласаре, где остаться наедине с собой было почти невозможно. Впрочем, выдохнуть с облегчением она всё равно не могла – базары и корабли вызывали у неё чувство тревоги, тянущееся с детства. Им с Визерисом приходилось часто перебираться с места на место, и он строго-настрого запрещал Дени отходить от него хоть на шаг. «Ты думаешь, убийцы Узурпатора просто так едят свой хлеб?», – убежденно говорил ей брат, когда Дени спрашивала, почему они должны всё время бежать. «Пока жив хоть один из нас, Роберт Баратеон не будет спать спокойно. Он хочет пролить кровь законного короля, как пролил кровь нашего отца и брата. Наёмные убийцы идут по нашим следам, и мы должны не терять бдительности. Только так можно вернуться домой». Визерис стал параноиком, а Дейенерис ещё долго не могла унять биения сердца, когда оказывалась среди толпы. Теперь она стала королевой, и у неё было много верных разящих мечей, чтобы быть спокойной. Ей нечего было больше бояться тени Узурпатора. Она почти не слышала шагов позади неё. Истошный стон издала старая палуба, и если бы не она, Дейенерис мог бы ждать сюрприз. Однако обернувшись, она увидела лишь того самого мужчину, глядевшего, как и она, на багряный закат. «Селми и мои кровные где-то рядом, – успокоила она себя. – Если он обнажит меч, то умрёт мгновенно». — Красиво, не правда ли? – сказал седовласый, подходя к ней чуть ближе. Дейенерис не удалось определить его возраст: волосы были седыми, стянутыми в неряшливый хвост на затылке, одежда была простой, но сапоги были добротными и выдавали в нём человека, объездившего много земель. Но лицо его было украшено шрамами. Он был похож на наёмника, но не вызывал у королевы страха. — Кто бы сейчас не плыл на этом корабле, – продолжил он, — все сейчас глядят на этот закат. С палубы, из богатых кают, из кают попроще. Быть может, капитан сейчас тоже глядит на небо и думает: «Да, тридцать лет я плаваю по этим морям, а такого неба ещё не видывал…». Из воды на секунду выпрыгнула рыба. Море было окрашено в розовый, и место, где сейчас была рыба, поплыло красивыми кольцами. Казалось, что даже подводные жители наслаждаются этим мгновением. Дени улыбнулась, но головы не повернула. Она давно не вела простых разговоров ни о чём, и, как оказалось, успела по ним соскучиться. — Боги говорят с нами, посылая природные знаки. В моих землях верят, что звёзды могут предсказывать будущее. Может и этот закат толкуют как-то по-своему, — ответила она, просовывая руки в карманы дорожного платья. Вечер принёс с собой морской ветер. — Я не верю в Богов, но верю в чудовищ. И зачастую эти чудовища – люди, — как-то по особенному сказал незнакомец и Дейенерис на секунду стало жутко. — В последний раз, когда я видел падающую звезду, люди шептались о возвращении драконов. Я им не верил. Видал я драконов. Они никуда не девались, — Таргариен сжала губы и вся напряглась. — Но сегодня я видел драконов здесь. Прямо на этом месте. И уж тогда я поверил. Она не знала, что ему сказать. Что ей нужно было ответить? Чего хотел этот незнакомец, похожий на старика и крепкого мужа одновременно? И тут она заметила его глаза — желтые, с вертикальными, как у кошки, зрачками. В них не было ничего от человека. Впрочем, если он понял, кому Дейенерис приходится матерью, то тоже не обольщается на её счет. — Моё имя – Геральт из Ривии. И я ведьмак. «Ведьмак». Она слышала о них. Слышала о мутантах со стальными сердцами, выживших после чудовищных опытов, лишенных морали и служащих монете. Они были созданы, чтобы убивать чудовищ, но разве они сами ими не были? Но сейчас, глядя на этого бледного мужчину со шрамами на лице, который любовался закатом и плыл в неизвестность, она не верила в эти истории. О ней болтали ровно столько же — о женщине, пленяющей мужчин своей колдовской красотой и делившей ложе с чудовищами. «Люди выдумывают страшилищ и страхи, чтобы им было легче жить. Чтобы они сами себе не казались столь уродливыми и ужасными», — мелькнули в память чьи-то знакомые слова и она поняла, что это правда. — Королева Дейенерис из дома Таргариенов. Матерь Драконов, — краешком губ улыбнулась она и опёрлась локтями о борт слегка качающегося судна. — Мать, — задумчиво повторил он, словно пробуя это слово на вкус. Словно пытаясь вспомнить то, что ему не было ведано. — Следовало догадаться, глядя, как драконы нежно жались к вашей руке. Таргариен усмехнулась, вспоминая своих норовистых детей. — Для одних они чудовища и чудо, достойное ярмарок и балаганов. Для меня они будут детьми, даже когда вырастут до размера колокольной башни в Цинтре. Цинтра. Пир. Обещание. Право Неожиданности. Кровь. Пожар. Крики. Трупы. Солнце на чёрном флаге. Ведьмак постарался отогнать от себя картины прошлого, от которого он бежал. А в прошлом была не только Цинтра. — Куда вы направляетесь, Дейенерис? Она на секунду задумалась, но после ответила: — За Узкое море. Навстречу к своей судьбе. К своему Предназначению. — Предназначения не существует, — сказал Геральт, шагнув к ней немного ближе. Несмотря на неопрятный вид ведьмака, от него пахло травами, а нижние нотки были, на удивление, ягодными. Вероятно, это был запах лечебной мази. — Есть только мы, есть наше будущее. И нам самим решать, какое оно будет. Дени печально покачало головой. — Солнце тоже не выбирает, каким каждый день ему уходить на покой. Пыль поднимается вверх, воздух наполняется влагой, солнце греет одни земли сильнее, а о других вообще забывает. Солнце не выбирает, в каком цвете ему заходить сегодня, но из многих причин складывается то, каким оно будет завтра. Таково устройство нашего мира. — А каким будет солнце, если ему помогут выбрать желанный цвет? — чуть тише спросил Геральт, оказываясь совсем близко к Дейенерис. — Солнцем, нашедшим свой путь. А цвета… красный и чёрный. Цвета Таргариенов. Ведьмак впервые усмехнулся, и напряжение, повисшее между ними, испарилось. — Я бы поглядел на такое солнце. Крестьяне бы точно растолковали его как магический катаклизм, не сулящий ничего доброго. И появление за ним королевы с тремя драконами — тем более. Теперь было время, чтобы улыбнулась уже она. Ей действительно не хватало разговоров ни о чём, не хватало простоты в отношении себя. Корона была тяжелой ношей, даже если не венчала её аккуратную головку. Впервые за долгое время ей встретился тот, кто ничего от неё не хотел, ничего у неё не просил и не требовал. И Узкое море, лизавшее борт плывущего судна, казалось, радовалось вместе с ней. Они говорили и говорили, пока солнце не исчезло на небосклоне, уступив своё место хозяйке-луне. Звёзды раскинулись по тёмному небу, как порванная нитка жемчуга, и в эту ночь светили будто бы ярче обычного. Барристан Селми и Джорах Мормонт по очереди выходили из своих кают, дабы проверить, где сейчас их королева, но, находя её в том самом месте, где и раньше, возвращались обратно к нагретым постелям. Вернувшись наконец в свою каюту, Геральт, не снимая рубашки и не выкладывая из голенища кинжала, провалился в глубокий сон. И в эту ночь ему впервые снилась не сирень, а парящие в небе драконы.