верни меня на то ромашковое поле, когда мы встретились

Делайла что-то говорила. Её губы шевелились, мягко поблескивая в свете свечей, потресковавшиеся от нервозности. Седрик пытался слушать, только кровь в ушах звенела обратным отсчетом. Циферблат внутри черепной коробки медленно тикал — тик-так. Вездесущее чувство обречённости теперь прибывало с ним всегда, он слышал как часы совершают свой ход, размеренно и от этого ещё более безжалостно, как ментальная стрелка движется и шестерёнки крутятся в его мозгу. тик-так И теперь, когда правда открылась перед ним, он старался запомнить каждый миллиметр ее тела, децибел голоса. Усеивал эфимерными фотокарточками черепной пространство и записывал на плёнку из разговоры, часами прослушивая записи перед сном. Он ничего не мог с собой поделать, обречённость сковывала лёгкие нарастающей истерикой, стоило только подумать о ближайшем будущем. И Седрик почти смирился, задумчиво накручивая выбившийся из пучка Стивенс локон, переплетение звёзд охватывающих подушечку пальца, и посмотрел так соблазнительно-игриво из под опущенных ресниц, что заставил сбиться ее с мысли. А потом и вовсе поддался вперёд, оставив поцелуй в уголке рта. А она замолчала. Краска прилила к лицу и щеки вспыхнули китайскими фонариками. К его аккуратным касаниям невозможно привыкнуть — каждое прикосновение как впервые. Она втянула носом воздух, спасительный кислород, ощутив ноющий узел медленно проварачивающийся в самом низу живота, только лёгкие окутал исходящий от него аромат и коленки резко сдвинулись от нахлынувших чувств. — мы должны найти решение, – на выдохе говорит она, закатывая глаза от блаженства, когда его губы очерчивают ключицу. — надежду. — её нет. тик-так — отлично, – кровать скрипит, когда девушка резко, пылающая от желания и возмущения, отодвигается от Седрика и поднимает сумку у ее изголовья. — отлично? – удивлённо спрашивает он, перехватывает ее руки, прижимая к своему лицу. Касание юношеской щетины разрядами по телу. тик-так — я не хочу участвовать в самоубийстве, Седрик – попытка вырваться заканчивается провалом. Парень возвращает ее на место, покрывает поцелуями периметр ладоней и шепчет: — не оставляй меня.. не оставляй меня.. не.. — ты не можешь просить об этом. – дрожит. Они всего лишь подростки. Ещё дети. Это не справедливо. — не справедливо.. тик-так — я.. – брови сдвигаются на переносице. — ..я не могу отказаться от участия. Не теперь. Так же как и не могу отказаться от тебя. – он говорит медленно, но уверенно и смотрит так беспощадно нежно, что у нее не остаётся выбора. — что ты хочешь? тик-так — тебя! – вдруг кричит она, едва узнавая свой осипший от слез голос, которые бесконечным водопадом струятся по щекам. Делайла положила голову на его плечо, упираясь подбородком в Марианскую впадину ключиц и зарыдала раненным зверем. — ты умрёшь, Седрик. Оставишь меня. Ты.. Диггори знает, что она права, но ни слова не говорит — ему нужно завершить начатое любой ценой, даже собственной жизни. Подушечками пальцев очерчивает контур мокрых губ, поцелуями собирает жемчужины слезинок на бархатной коже. — я люблю тебя, Делайла Стивенс. – он взял ее за плечи, отстраняя, чтобы заглянуть в заплаканные глаза. — и хочу провести остаток своей жизни с тобой. тик-так Циферблат отмерял последние часы. — Седрик? — да? — если ты любишь меня, тогда люби. — до последнего вздоха. Ее больше не волновала то, что она злилась на него. Она просто не могла злиться на него. Руки сами потянулись к нему, наткнулись на каменную твердость юношеской груди, очертили широкие плечи. Ее ищущие губы поцелуями двинулись вверх по его шеи, по адамовому яблоку, по подбородку. Скользящими движениями языка по скуле, она нашла его губы, почувствовав как они медленно раскрылись, встречая ее язык своим. И Седрик почувствовал что умирает, потому что желание бомбардой ворвалось в его голову, разнесла мозг на куски. Он ничего не мог с собой поделать, рука сама сжала ее талию, а потом, неожиданно для себя, он закинул ее ногу на свое бедро и прижался к дрожащему телу. С удивлением обнаружив, что вжимает Стивенс в кровать. — прости, я.. – выдохнул он ей в губы и его нервное дыхание слилось с ее. — я никогда этого не делал. Тонкие руки обвили шею и она прижалась своей разгоряченной кожей к его. Делайла дрожала но не от холода. — я тоже.