* * *
В день прибытия отряда Сина в Хавану. Предсказание провидца в храме. Снаружи собирались тяжёлые тучи, а воздух трещал от напряжения. Вот-вот должна была разразиться гроза, когда эрд и вторая помощница Скидана вошли в святилище Хаваны. Старейшина-провидец, укрытый с головы до ног в белый балахон, с поклоном протянул чёрные плащи вошедшим. — Приветствую вас. Во время предсказания вы не должны произносить ни звука. Это — специальные одежды для проведения ритуала. Пожалуйста, переоденьтесь. Во время ритуала вы можете только сидеть на полу. Если вы встанете, начнёте переговариваться, то наша связь с духами прервётся. Мы не можем задавать один и тот же вопрос дважды, поэтому у нас есть лишь одна попытка. Если вы действительно хотите знать ответы на свои вопросы, прошу, соблюдайте правила. Вильна уже собиралась нагрубить невежественному служителю храма, но Син остановил её, подняв руку. — Я вас понял. Спасибо, что предупредили, — сказал он. По длинному безлюдному коридору их провели в сердце храма — место поклонения духам. Оно было достаточно скромным: лишь маленький постамент, украшенный вазой с никогда не завядающей ветвью сливы. За постаментом уже собралось четыре служителя храма — сгорбившись, они молча молились. На стене Син смог увидеть необычные изображения: бесформенные создания, слившиеся с водой, землёй, огнём и металлом. Это не походило на картины, посвященные бытию духов. Однако Син не стал задаваться этими вопросами — его ноги ощутимо дрожали перед грядущим ритуалом. Эрд никогда не верил в духов сильнее, чем следовало. Он предполагал, что они обладают некоторой силой и властью, что они где-то существуют, но никогда не рассчитывал на их помощь или подсказки. Син не благоговел перед ними и не боялся их. Он лишь принимал факт их существования. Ему бы никогда в голову не пришло искать ответ в храме, он доверял лишь советам приближённых людей, своему разуму и силе. Однако безвыходная ситуация, в которой они оказались, требовала, чтобы они испробовали все существующие методы для победы над Дарвелем и Тиамой. Предсказание — это дополнительная информация, а больше всего Син жаждал знать, как победить бессмертное чудовище и оградить Скидан от опасности в кратчайшие сроки. Он умирает. У него нет времени на догадки или бесцельные попытки. Он должен покончить со всеми врагами Скидана раз и навсегда до того, как умрёт. В этом вся его жизнь. В этом его искупление. Син и Вильна опустились на колени перед постаментом. Блёклый свет факелов дрожал на влажных стенах. Снаружи завывал ветер и послышался первый удар грома. Встревоженные птицы в панике забили крыльями и закричали. А Син, как преступник, ждал суда. Провидец застыл перед постаментом. Испив из чаши какое-то снадобье, он издал странный пронзительный звук, а затем тихо, держа одну определённую ноту, завыл. Это продолжалось одну бесконечно долгую минуту: Син успел нахмуриться и пожалеть о том, что явился сюда. Он ненавидел громкие звуки, особенно те, которые издавали люди. Однако вскоре главный служитель резко замолчал и, вцепившись руками в края постамента, забормотал. Син перенёс часть дэ в слуховые каналы, но всё равно не смог ничего разобрать. Однако вскоре, по мере ускорения своей речи, служитель стал изъясняться понятнее и громче: — Великой стране Скидан, носителю всей дэ этого мира, суждено выжить. Избранные духами должны отстоять свою власть над энергией этого мира. Приближается решающее сражение, по итогам которого духи вынесут своё решение: останутся ли люди властителями этого мира или уйдут в небытие. Духи вершат свой суд над людьми. Люди должны доказать, что достойны обладать властью над энергией этого мира. Несколько десятков лет назад по скиданскому календарю духи даровали нескольким сурии особые имена и освободили их от нитей судьбы, называемых намтар. Жизнь каждого человека повинуется судьбе, потому что люди слишком слабы и опасны, чтобы управлять ей самостоятельно. Однако Энлиль, некогда доказавший свою силу и достигнувший небосвода как дух, решил даровать силу наречённым особыми именами. Они имеют право самостоятельно выбирать свою судьбу, а также изменять намтар. Их имена: Син, Нуска, Энки, Хайя, Мардук, Гирру. Один из наречённых был от рождения наделён особыми способностями. Духи даровали ему силу, способную уничтожить мир. Оставшиеся наречённые должны были помешать ему, уничтожить исчадие бездны, но… равновесие оказалось нарушено. Духи, подарив свободу выбора наречённым, не предполагали, что злодей обратится праведником. Не предполагали они и то, что в битву вступит последний дракон — Тиамат, наречённая среди драконов, последняя выжившая, захочет вернуть власть над миром и над дэ своему роду. Если бы Тиамат и Син объединились в желании уничтожить мир, он бы уже не существовал. Но если бы Син пошёл по начертанному духами пути, то Тиамат никогда не угрожала бы человечеству. Преступник, ставший праведником, сам породил нового преступника. Тем или иным путём события, начертанные в намтар, должны произойти. Сломавшееся колесо было заменено новым. Предсказание духов очень туманно. Для победы наречённым необходимо уничтожить первоначальную угрозу, отмеченную духами. Смерть Сина избавит Скидан от новых бед, смерть Тиамат — от угрозы, но… есть ещё один наречённый, который способен уничтожить Скидан. Его имя — Нуска. Неизбежной нитью вслед за смертью Сина грядёт возмездие Нуски. Именно его выбор решит судьбу Скидана». Осипший старик склонился над постаментом. Ритуал был завершён. Син дождался дозволения встать и в полном изумлении взглянул на провидца. «Разве в его словах есть смысл? Как Нуска может уничтожить Скидан? И зачем ему это делать? Пустая трата времени…». Син покачал головой и молча развернулся, желая уйти. Вильна тоже не казалась впечатлённой — даже зевнула. Однако провидец сам нагнал Сина. Он остановился напротив эрда и, грубо дёрнув его за рукав, заставил смотреть на себя. Морщинистое сухое лицо и мутные круглые глаза оказались прямо перед Сином. Он уже хотел отстраниться и поспешно уйти, но провидец снова заговорил: — Ты не веришь мне. Но я только что видел всё собственными глазами. Твою смерть. Обратившись чудовищем, ты растерзал дракона и тысячи людей. Ты потерял разум, метался в беспамятстве, запертый в клетке драконьего тела. А когда тебя усмирили, то живьём вырвали сердце. Твоё тело рассыпалось пылью на глазах подданных. Но если бы эта чудовищная смерть была твоим концом. Потеряв разум, Нуска пожрал всю светлую дэ в округе, убил каждого человека, каждую душу, каждое живое существо, чтобы вернуть одного тебя к жизни. И лишь тогда, увидев смерть всего, что было тебе когда-либо дорого, всего, что ты защищал, всего, что любил, ты умрёшь. На секунду перед глазами эрда встала картина, которую рисовал провидец. И он застыл, не в силах шевельнуться или ответить. Этот старейшина… не мог знать об их связи, не мог знать о способности хаванцев вытягивать светлую дэ. Лишь Тиама и Нуска, подглядевший за ней во снах, знали о существовании этой техники. Провидец с самого начала… не выдумывал и не лгал. Кое-как сохранив лицо, Син коротко кивнул и вышел. Не желая находиться в компании Вильны, которая и так прослушала половину, эрд в одиночестве брёл под проливным дождём по улицам Хаваны, некогда тоже уничтоженной его рукой. — Духи, что же вы делаете? Я не смею жить, но и не смею умирать. Я отдал всего себя служению Скидану, но я же… должен был его уничтожить. Син остановился, всматриваясь в отражение в луже. В эту секунду Син ненавидел себя, но и… впервые испытал к себе жалость. Улицы были пустынны. Дождь усиливался. Правитель страны мокрый как собака свернул в подворотню и ударился спиной о стену, сползая наземь как мешок. — Я… совершил так много ошибок, — голос Сина дрожал, а горло и челюсти то и дело сводило от напряжения. Плакал он или нет — неизвестно, но дождевая вода катилась по его щекам. — Я виновен в стольких грехах, что не смею желать о том, чтобы искупить их, не смею мечтать о прощении. Но я… столько лет… хранил свой народ. Я защищал слабых, я был справедлив. Я посвятил всю жизнь защите Скидана. И вы хотите… уничтожить его… на моих глазах? Неужели я не заслужил даже каплю жалости? Неужели я не заслужил спокойной смерти? Син поднялся. Лишь в одиночестве он мог позволить себе эту слабость. Лишь в одиночестве он осознавал всю глубину своего несчастья. Лишь здесь, под дождём, он мог признаться самому себе, что ему больно. Ему больно. Ему одиноко. Ему страшно. Ему так страшно, что каждое пробуждение было невыносимо. — Всё… что я бы хотел… Син свалился в грязь. Он снова увидел своё отражение в луже, но ударил по нему рукой. — Вы, духи, создали меня чудовищем. Вы хотели, чтобы я уничтожил Скидан, но был повержен. А знаете, чего желал я? Знаете, чего я, бездна дери, желал?! Син не мог выровнять дыхание. Промокший насквозь, он дрожал. Взгляд раз за разом, бесконечное количество раз, возвращался к отражению. — Я хотел, чтобы меня любили. Я хотел, чтобы хоть раз в этой бездне отчаяния, я получил что-то, кроме ненависти и страха. Я хотел стать щитом и опорой для своего народа. Я был готов стать жертвой. Я был готов страдать и умереть. Если бы хоть один человек меня полюбил или поблагодарил. Ради этого… я бы сделал всё. Син сел у стены. Скрючился, уткнувшись в колени. Как безумный, он шептал: — Мою мечту. Вы превратили в наказание. Мою единственную мечту. Через несколько минут эрд поднялся. Он знал, что ему непозволительно валяться в грязи и говорить о подобном. Он знал, что ему непозволительно что-либо хотеть или чего-либо бояться. Он обязан быть непогрешим, но… Слабый, разбитый на части дух привёл Сина на порог. Единственное, что он искренне желал… Единственное, что хотел… Но, рыдая на коленях у человека, который не отвернулся, даже увидев его слабость, Син продолжал шептать: — Великие духи, если есть один-единственный способ избежать. Если в мире есть хоть что-то, что способно отвести это от меня. Если есть тот, кто пронесёт эту чашу мимо меня. Я умоляю вас, избавьте меня. Пощадите меня… Я проживу сотни тысяч жизней и искуплю все свои грехи, но не делайте меня виновником смерти моего народа. Я не вынесу эту ношу. Я не вынесу…* * *
По завершении дарвельской кампании. 3 туя. День отбытия Нуски из Эрьяры в Хавану. Син долго стоял перед последним зеркалом в резиденции. И разбил его. Окровавленная рука свисала вдоль тела, осколки валялись под ногами, всё ещё рисуя контуры морды отражавшегося там чудовища. Нет, Син не изменил обличие. Он изменил самому себе. Он отказался от единственной сокровенной мечты, мучавшей его сердце, ради долга, искупления, своего народа. Сегодня он предал единственного, кто желал дать ему всё, о чём Син мог мечтать. Лекари оказались бесполезны, а Анту спрятали. Нуска уехал. Ничего уже нельзя исправить. Через минуту в комнату со вздохом вошёл Нарид. — Уже шестое… Эрд Син, необходимо начать подготовку к обороне. Вильна ждёт вас весь день. Почему вы здесь? Син не отвечал, а Нарид вздохнул и продолжил: — На нас в любую секунду может напасть разъярённый дракон. — Все жители Эрьяры могут погибнуть. — Тиама точно придёт, чтобы отомстить и вернуть дочь. — Вы сделали все необходимые шаги для победы, остался решающий. Почему вы ничего не делаете? Почему вы молчите? Син заткнул уши руками и закричал. Растерянный Нарид, не зная, что и делать, просто покинул покои эрда. Настал вечер. Несмотря на то что Син бесконечно принижал и ненавидел себя, но он всегда помнил, когда у него день рождения. Он всегда ждал, что в этот день кто-то, кроме него самого, вспомнит об этом. Ни разу за его жизнь это не произошло. Он сидел на софе и пил грушевое вино, пробуждавшее все хорошие воспоминания. Алкоголь очень быстро ударил в голову, ведь Син несколько дней не ел. Его тело налилось тяжестью, руки стали слабыми, а ресницы опустились. Он откинулся на спинку и запрокинул голову назад. Холодный луч звезды осветил его пустой взгляд. Бокал выпал из рук и разбился, а вино, как кровь, расползлось под ногами. Тогда Син сказал: — Среди всех, кого я знал. Среди всех, ради кого я жертвовал собой. Среди всех, кого я защищал и спасал. Среди всех, кого я бы посмел назвать друзьями и семьёй. Ты — единственный, кто отказался принять мою смерть. Ты — единственный во всём мире, кто желает, чтобы я жил. Отчаяние, наполнившее нутро, рвалось наружу. Но Син уже не знал, как выразить ту боль, что испытывал. Это было невозможно выразить. Поэтому он замер, наблюдая за движением звёзд за окном. Син не был романтиком, не был человеком искусства, но обладал знаниями во многих областях, чтобы не порочить звание эрда. Поэтому, когда он запел, это звучало красиво и непринуждённо. В отличие от бойкого и звонкого голоса Нуски, голос эрда напоминал тихое журчание реки.— Я родился, я жил и страдал Для того, чтоб в агонии судорогах, Вспоминать, как, сдыхая, пищал Птенчик, мною взращённый, в сумерках.