В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сияньи голубом… Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чём?
— Пап? — дверь кабинета со скрипом приоткрывается, и из образовавшейся щели выглядывает младший сын. Глэм молчит. Лишь ритмичное тиканье часов разбавляет гладкую тишину. Рыжий ждёт, но быстро понимает, что беседа с отцом снова не строится, — вообщем мы ужинать сели, спустишься позже, да? Блондин промолчал, бесцельно глядя в одну точку. Всё жутко раздражало. Он привык держать эмоции в себе, но в этот раз сломал пару ручек из-за того что слишком много думал. В физических вещах блондин был умён, пожалуй даже слишком, но когда дело касалось чувств… Старые добрые успокоительные шли в ход, а дверь кабинета часами оставалась закрытой. Что происходило за дверью? Да, собственно, ничего. Просто тишина помогала мужчине полностью погрузиться в собственные мысли. Он словно трус уже несколько дней избегает старшего сына, тот так и не понял в чём причина такого поведения отца, но тем не менее был несколько обижен. Глэм итак никогда не проявлял к нему особенного внимания, как казалось сыну, а теперь и вовсе делает вид что Ди не существует. Юноша думал что и сейчас мужчина не спустится поужинать вместе с ними, но вскоре со стороны лестницы раздались шаги. Семейство синхронно обернулось в сторону звука. — О, Глэм! — воскликнула Вики, доедая вторую порцию заказной еды, — давай сюда, я уже обожралась здесь. Отец умилился поведению жены, и сел за стол. Ужин теперь проходил не в гробовой тишине, а совсем наоборот. После прихода Глэма Вики разговорилась, и начала рассказывать обо всём что произошло за последнее время. Что угодно, лишь бы поговорить с мужем. Тот слушал лишь наполовину и кидал пустые взгляды на Ди, отчего тому становилось не по себе. Потому что: «какого чёрта? Сначала ты делаешь вид что я пустое место, а затем сверлишь меня взглядом». Впрочем, хоть какое-то внимание, уже хорошо. Вики, в свою очередь, решив что Глэм в настроении, даже после ужина продолжила что-то говорить о движках и о том, что с Анной она, как обычно, поспорила. Мотоциклы блондина не интересовали, зато интересовал Ди, который так не вовремя влез под руку, из-за чего тарелка выскользнула из рук и чуть было не разбилась. Сын, к слову, так и не извинился, хотя настолько чистому взгляду голубых глаз мужчина мог простить всё. И то ли длительное пребывание в кабинете отшибло главе семейства мозги, то ли чувства в конце концов не удалось сдержать. Из уст непроизвольно вырвалось: — j'aime vraiment tes globes oculaires (*Твои глазные яблоки очень красивые), — Ди вопросительно взглянул на отца, а затем обыденно поставил грязную посуду рядом. Вики, решив что фраза была адресована ей, смутилась и глупо хихикнула. — Эт чё, французский? — зазывающе приподняв бровь спросила жена, после чего пожала плечами, — прикольно. — Да, — просто ответил Глэм. Ди к тому времени уже ушёл к себе, и его отец поспешно сделал вывод, что перевод фразы сын всё-таки не знает. Да и не припоминает глэмер, чтобы его старший сын учил французский. Латынь была, английский разумеется, но французский… Может только для того чтобы впечатлить кого-нибудь. Успокоив себя, мужчина додедал некоторые дела по дому и вновь скрылся за дверью кабинета. А у веснушчатого тем временем всё внутри свело. Заперевшись у себя, он ещё долго прокручивал въевшуюся в мозг фразу, и всё никак не мог понять, ему ли это вообще было адресовано? Тысячи мыслей не давали покоя, растворяясь во вселенской темноте. Заснуть получилось только под утро. Пустота поглотила его вместе с мыслями. Нелогичность всего была просто за гранью.***
Для Ди отец стал образцом для подражания, он вызывал уважение наравне со страхом. Никогда не поймёшь что у этого человека в голове, да и не очень-то нужно. Важнее понять сейчас что в голове у самого Ди. Потому что он постоянно мечется от чувства уважения к чувству влюблённости. Он наблюдает за отцом постоянно, и иногда не понимает как можно отвести взгляд от такого невероятного человека. Ему кажется это неправильным, но сердце давит на своём. То что вызывает Глэм у юноши не поддаётся точному объяснению. И дело тут даже не в физическом влечении. Просто эта невероятная походка отца, грациозный стан; все движения его отточены, словно скульптор вложил душу в своё творение. Нездоровая бледность кожи только подтверждала его нечеловечность. Всем своим существом отец для Ди великолепен. Они созависимы, и в то же время готовы погубить друг друга. И обоим это мешает. Не общаться, а существовать рядом друг с другом впринципе. Может поэтому мужчина снова закрылся ото всех, ещё и после сказанного вчера вечером. В романтике он полный ноль, хотя сын всё равно ничего не понял. После того как мужчина убедил себя в этом, волнение поубавилось, но на столе появилась ещё пара сломанных ручек. Глэм не знал куда вымещать эмоции. Из тишины его вырвал хлопок входной двери, а затем хриплое: — Хэй, ребятки, всем привет. Глэм аккуратно встал из-за стола и тихо проследовал к лестнице. — Что, дома что-ли нет никого? Дверь открыта ведь… — в этот момент на лестнице, словно из неоткуда, объявился Глэм. Другой бы возможно испугался, но Чес и бровью не повёл. Блондин только кивнул, в качестве приветствия, после чего спустился по лестнице. Оба прошли в дом и сели на кухне. — На улице немного сыро сегодня, — подметил Чес, ливень тем временем изо всех сил тарабанил по стеклу. И действительно: на улице было очень грязно, реки воды топили улицы. Хотя шатен промок только слегка, более того, он даже не запачкал ботинки. Подозрительное везение. — Да, — вымолвил блондин в ответ, попутно заваривая кофе. Шатен сидел молча, всматриваясь в ливень за окном. Несколько минут они молчали, пока Чес не начал задавать вопросы чтобы завязать диалог. По большей части говорил хиппи, Глэм как обычно лишь слушал. Блондин понимал, что если начнёт говорить слишком много или наоборот будет постоянно молчать, то Чес начнёт что-то подозревать. Друг много что рассказывал, усмехался, прокуренный баритон заполнял собой стенки комнаты. Глэму внезапно отчего-то стало невыносимо. Хотелось поделиться, и всё это в новинку. Он никогда не рассказывал о том что у него на душе, впрочем, это было без надобности. Чес всегда видел его насквозь. Всю ту пустоту, которая преследовала Глэма сколько он себя помнил. Он сгорел уже давно, но при этом продолжает светить также ярко. Его личность поистине удивительна. — Не расскажешь? — спросил хиппи, и Глэм тут же прекрасно понял о чём говорит друг. В ответ последовала тишина. Блондин всё также улыбался, словно ничего нет и никогда не было. — Даже мне? — тут Глэм начал потихоньку оттаивать, и немного растерялся. Он словно ребёнок, из которого друзья стараются выдавить правду путём самых наивных манипуляций. — Я же твой друг, — продолжил Чес. Глэм сдался. — Хорошо, — кивнул блондин. Он сел за стол, непрерывно сверля взглядом Чеса. В голове сразу опустело, рядом с другом он терялся. Это единственный человек который видит его насквозь, это тот, который всегда готов поговорить с ним о вещах, которые знать не следует, — мне кажется я болен. Чес не дрогнул, только подвинулся ближе. — Моё сердце бьётся слишком быстро в последнее время, мне кажется это… — Что, та самая злосчастная F63.9? — Чес был как всегда безоговорочно прав. На этих словах блондин напрягся, руки вспотели, он не знал как унять дрожь. Психическое заболевание параноидального типа, относящееся к категории F63.9 Глэм успел возненавидеть. Из-за него все проблемы. Грубое, удушающее своим существованием, оно не поддавалось лечению. — Ну и в кого…? — слово «влюбился» вдруг стало запрещённым для обоих. От него может развалиться всё: Глэм думал о Вики, что будет если он всё же даст волю своим ощущениям? Глэм открыл было рот чтобы что-то сказать, но не смог. Слова вязким комом застряли в горле, они растекались по горлу и больно обжигали внутренности. Что вообще он мог ответить? Даже вся эта болезнь не самая главная проблема. Главная проблема — это семья. Что ему делать, если он всё-таки откроется сыну? — Можешь не отвечать. Это ведь Ди, верно? — Чес видел всё. Он смотрел словно не в глаза другу, а прямо в ворох мыслей. Паутиной переплетённые, они сковывают Глэма в тревожные объятия. Но хиппи, прорываясь вперёд, всегда распутывает комок и помогает выбраться. — Сочувствую. Глэм горько усмехнулся. Ему никогда ещё не было так стыдно. — Но ты же не собираешься бегать от Ди вечно? — задал вопрос хиппи, попутно выпуская изо рта дым. Глэм задумался. — А что я должен делать? — Забей на всё и кайфуй... — Чес словно змей искуситель, предлагая сладкое яблоко, затуманил рациональность, — ты ведь влюблён в него? Так действуй, — Глэму не нравилось и нравилось одновременно. Слово "влюблён" показалось грубым, неправильным, оно задело за живое. Идея откровенно паршивая, но в то же время такая обольстительная. Повисла пауза, мысли заполонили собой разум голубоглазого. Всё было тошнотворно тревожным, расплывалось. — Я не думаю что Вики будет рада. — Заключил Глэм и встал из-за стола, всем видом показав что разговор окончен. В этот раз здравомыслие взяло верх. Чес просто пожал плечами. — Просто пойми чего ты хочешь, — наконец ответил шатен. Глэм бросил хмурый взгляд, полностью отдаваясь меланхолии. Дождь на улице кончился. Только серый туман, словно дым от сигареты, заслонил собой улицы.