start of us

      Джэхён стремительно шагает по узкой улочке, уворачиваясь от помоев, которые французы и француженки выливают на дорогу прямо из окон. Он небрежно стряхивает с ворота сюртука последствия утреннего дождя. Предмет одежды сидит на нём слегка нелепо: он мал, кое-где протёрт до дыр и вышедшего из моды тёмно-коричневого цвета. Обеспеченные и ухоженные повесы уже года полтора как предпочитают сюртуки и фраки тёмных оттенков синего и зелёного. Свой же Джэхён получил почти четыре года назад от одного из клиентов в качестве чаевых. С тех пор парень прибавил в росте и ширине плеч, отчего и без того сшитый на чужую фигуру сюртук стал сидеть на нём совершенно отвратительно. Но с его расходами позволить себе иное было достаточно трудно. — Merde... — кажется месье — а судя по последующему лексикону пропитый бездомный — за ним оказался менее изворотливым и появился совершенно не вовремя под чьими-то окнами. Впрочем, Джэхён уверен, что даже ведро пищевых отходов не способно перебить запах дешёвого пойла, который исходит от каждого второго на этой улице. Сен-Марсо никогда не имел иной славы кроме как дурной: публичные дома, пьяницы и пабы, от алкоголя в которых можно было лишь отдать концы, но никак не получить наслаждение. Здесь — и ещё в десятке подобных районов Парижа — собрались все беспризорники города. Джэхён к своему счастью ещё не опустился до того, чтобы обитать в подобном месте. Для него эти жутковатые и грязные улицы лишь способ сократить дорогу. Ещё несколько поворотов, и он оказывается на чуть более широкой торговой улице, здесь штопальщицы работают прямо на бочках, а мелкие торговцы выставляют на свои прилавки разного рода товар. В 6:30 утра Париж уже не спит, но ещё просыпается. Через пару улиц отсюда уже начинают свою работу зазывалы, а мальчишки продают утренние газеты по несколько денье. Буквально через полчаса жизнь в городе будет кипеть, а пока Джэхён спешит к одному конкретному магазинчику.       До пассажа, в котором расположена лавка его не такого уж давнего — что вообще такое давно для почти вечной жизни — друга, ещё 15 минут бодрым шагом. Они с Ёнхо не виделись достаточно, и вот Со наконец прислал телеграмму. Он в своей извечно весёлой манере известил друга, что прибыл в Париж для торговли украшениями, которые привёз со всех уголков Европы. Не то, чтобы у Джэёха нашлось мелкими монетами хотя бы пол ливра для покупки чего-либо — траты на похороны стали для него ощутимым финансовым ударом. Но его интересуют не столько блестящие побрякушки, что притягивают внимание утончённых француженок, сколько возможность поговорить с приятелем.       Последний раз они виделись почти три года назад. Ёнхо уехал как раз в начале войны с Испанией, примерно через полгода после того как самого Джэхёна обратили. Чон не помнит, как это произошло, просто в один момент он очнулся в достаточно роскошном, пусть и небольшом доме ближе к окраинам Парижа. Ёнхо тогда услужливо всё рассказал и объяснил буквально на пальцах. Со не был вампиром. Джэхён до сих пор не знает, кем является его загадочный друг. Он тоже не стареет, имеет свои цели, магические силы — которые Чону не доводилось ещё видеть в действии — и знает намного больше, чем кажется. Но пока Джэхён предпочитает не пересекать граней, донимая старшего вопросами. Со временем они либо отдалятся до вежливых приветствий при встрече, либо сблизятся и тогда Ёнхо расскажет то, что посчитает нужным.       Джэхён мельком оглядывает своё отражение в мутном окне дома, думая о том, насколько сильно он будет выбиваться из атмосферы богатых магазинчиков пассажа в своём хоть и аккуратном, но вовсе не новом или дорогом наряде. Чон пусть и был одет не дорого, но ревностно следил за чистотой и опрятностью, штопая даже малейшую дырочку. За что ещё при жизни его хвалила maman.       После обращения действительно поменялось очень многое как в его внешности, так и в жизни. Впали щёки, являя окружающим шикарные, но такие непривычные взору скулы, волосы приобрели светло-каштановый оттенок — это уже было его решение, магия давала много возможностей в перемене внешности — а радужки глаза пленяли глубоким серым цветом — отличительная черта новообращённых. Ёнхо как-то обещал, что через пару десятков лет Джэхён окончательно научится управлять изменениями в своей внешности, но пока прошло лишь три года. — Bienvenue monsieur — раздаётся откуда-то из-за прилавка. Ёнхо стоит нагнувшись к стеклянной витрине, поправляя украшения на ней. — Я тоже рад тебя видеть — Джэхён взъерошивает волосы, ожидая пока собеседник посмотрит на него. Он отмечает про себя, что глаза у Ёнхо теперь светло-зелёные, а волосы будто выгорели на кончиках. — Старый добрый друг — искренне улыбается в ответ старший — Как поживает твоя maman? — Похоронил в прошлом месяце рядом с отцом и сестрой — Ёнхо сочувственно кивает — он наверняка узнал это от кого-то, но решил уточнить. Джэхён же замечает, что острая боль в сердце начинает утихать. В конце концов он почти смирился с тем, что переживёт многих, однако внезапная смерть последнего родного человека не могла не стать для него сильным потрясением — С трудом выкупил место на кладбище, и по твоему настоянию уже заказал себе могилу, пока, правда, дату смерти не выбрал. — А новое имя? — будничным тоном интересуется Ёнхо.       Ещё при первом знакомстве Ёнхо объяснил: жить где-то дольше пятнадцати лет не безопасно. Просто потому, что вампиры не стареют, люди могут начать подозревать. А как лучше всего уйти, чтобы не искали? Умереть. Не в прямом смысле, конечно, но похоронить пустой гроб или урну с золой, да надгробие помрачнее поставить. Ёнхо ещё посоветовал для первого раза сменить имя. Кто-то и после так поступает, некоторые нет, но новое имя оставляет меньше связей с “первой” жизнью. А вампиры с возрастом всё больше предпочитают, чтобы никто не знал о тех временах, когда они были людьми. — Чон Джэхён — твёрдо отвечает младший. Он уже даже где-то внутри привык к этому имени. Maman была последним человеком, кто ласково звал его Юно. На работе он был просто monsieur Чон. — Рад, что ты так уверен в своём выборе — добро отвечает Ёнхо, кладя прямо в центр витрины до ужаса вычурную брошь из жемчуга и золота. Джэхёну кажется, что она стоит больше, чем вся его жизнь вместе с родительской квартиркой, потрёпанным сюртуком, свежевыстиранным, но старамодным жабо для работы и относительно новыми сапогами, которые достались ему в подарок от прошлого любовника. — Научился справляться с жаждой за то время, что меня не было? — Мой — Джэхён допускает заминку, потому что не уверен, как Ёнхо отнесётся к тому, что он делил постель с парнем — друг работает в госпитале и иногда приносит мне что-то. Я говорю, что это для больной тётки. — по взгляду Со видно, что степень дружбы между Джэхёном и парнем из госпиталя для него предельно ясна — Но ты же знаешь, людская кровь часто имеет не самый лучший вкус, мне больше по душе заячья или коровья. — Судя по впалым скулам достать зайца в Париже не так уж просто — улыбается Ёнхо. Сам он с их последней встречи лишь похорошел, чуть загорел и прибавил в округлости щёк. — Как видишь — бросает Джэхён, принимаясь разглядывать ближе разномастные украшения. Он никогда не видел настолько вычурных побрякушек даже в достаточно обеспеченном детстве. Отец Джэхёна, пока его не забрала хворь, был учителем, что позволяло их семье жить в относительном достатке. После его смерти накопления начали потихоньку иссякать, а сам парень был ещё слишком молод, чтобы найти работу. — На самом деле я позвал тебя не просто повидаться — вдруг начал новый виток разговора Ёнхо. Он стоял теперь чуть поодаль и протирал пыль с украшений из различных ракушек. Их было немного — судя по всему у француженок такое не пользовалось спросом. — Меня пригласили на приём к герцогу Отрантскому. — Это monsieur Joseph Fouche? — поинтересовался Джэхён. Он не был слишком осведомлён в жизни дворянства. К нему попадала лишь та информация, что по неосторожности срывалась с языков его клиентов или любовников. Однако, он не имел особого желания применять её в своих интересах, поэтому чаще старался обходить эту тему в разговорах. — Нынче его сын. Уже лет шесть как. Но имя не припомню, приглашение пришло от другого графа. — кажется, Ёнхо было плевать, что Чон не особо сведущ в делах высшего света. — Давний знакомый попросил сопроводить его. Сейчас политическая ситуация в стране накаляется и информация, которую я могу получить на этом приёме, будет далеко не лишней.       “Ясно” — думается Джэхёну — “Политические интриги”. — И в чём же проблема? Ты же не просто так мне это всё рассказываешь — хотя Ёнхо мог бы рассказать до безумия много ничего не значащих вещей, он уже обмолвился, что не без повода позвал Джэхёна. — В это же время я должен быть в другом месте, чтобы передать письмо моему давнему знакомому — Джэхёну в какой-то степени даже нравится, что Ёнхо так всех называет “давний знакомый”. Интересно, если когда-нибудь он назовёт так Чона, можно будет считать, что они близки? — Письмо важное и я не хотел бы доверять его незнамо кому и уж тем более à l'un des vils postiers — последние слова Со произносит с презрением. И это впервые на памяти Джэхёна, когда он отзывается о ком-то столь нелестно. — Значит ты хочешь, чтобы я просто его передал? — уточняет Чон. Дело простецкое, но видно, что за письмо Ёнхо печётся. Джэхён никогда не был одним из тех, кто любит совать нос в чужие дела. В принципе не важно, что написано на тех нескольких листах бумаги. Пока он может отплатить Ёнхо — который не принял никакой вещественной благодарности три года назад — он будет выполнять хотя бы такие незначительные просьбы. — Да. Просто передай. Но лучше не читай. Я то не против, но вот получатель не особо любит, когда ему вручают вскрытые конверты, а такой же печатью как тут я увы больше не располагаю. — Ёнхо морщит нос как от чуть кислых воспоминаний, и Джэхён не решается спрашивать. — Мне всё равно, что там, если честно — Чон безразлично пожимает плечами и под молчаливый кивок старшего забирает не особо пухлый конверт. По его скромному мнению там не больше трех листов. Что на куске сургуча делает герб герцога Орлеанского, Джэхён учтиво не уточняет. — Кому, где и когда? — Я указал место на конверте, сегодня в два часа пополудни. Тэён, он тоже кореец, ты сразу его заметишь — тут Ёнхо прав. Не то, чтобы в Париже было настолько много азиатов, чтобы можно было встретить несколько сразу на небольшой площади между парой тихих районов. А именно это место Со написал на бумаге аккуратным, но слишком наклонным почерком. Джэхён знал, где это. Там недалеко он всего месяц назад хоронил собственную мать. — Кстати — будто читая его мысли начинает Ёнхо — У него ты можешь спросить о дате смерти для своего надгробия — он чуть лукаво улыбается — Думаю, ты ему понравишься. А он обычно помогает тем, кто ему симпатичен. — Что? — Спроси его, до какого времени лучше покинуть город — Ёнхо, кажется, вовсе не раздражён тем, что приходится объяснять всё Джэхёну — Я говорил, что с политической ситуацией не всё хорошо, но у Тэёна много больше информации, он может подсказать, когда лучше исчезнуть из Парижа, чтобы тебя не особо задело это всё. — Вот как — больше сам себе, чем собеседнику, кивает Чон. — Спрошу, будь уверен. — Не выбрал ещё, куда отправишься? — Мой кузен говорил, что в небольших деревушках Англии на удивление прелестно. Может поживу где-то там. Разве что денег у меня едва на дорогу хватит, и то придётся полгода работать поболее обычного. — Я говорил — со вздохом начинает Ёнхо. После обращения Чона они прогнали этот разговор по кругу трижды, но Джэхён настоял на своём и помощь не принял. — Я могу помочь тебе финансово. — И я говорил, что предпочту сам со всем разобраться. Хотя теперь это кажется сложнее, чем раньше — Джэхён чуть раздосадованно крутит между пальцами один денье. Ему не хотелось напрягать кого-то и жить за чужой счёт, но идея присоединиться к сообществу таких как он — вампиров — его привлекала. Потому что жить новообращённым одному было всё ещё трудно. — Держи — Ёнхо протянул ему ещё один конверт, теперь уже из чёрной бумаги с печатью того же герба, что и на кольце Со, которое, казалось, всегда было при нём. Конверт был чист, без отправителя, адресата или марок. — Внутри несколько адресов в Англии и Дании. Если решишь принять нашу поддержку обратись по любому из них и назовись Джэхёном, там будут знать. Ещё внутри обратный адрес, на который в случае чего можешь отправить мне телеграмму: если что-то случится или просто заскучаешь. — Со снова добродушно улыбается и поглядывает на свои часы на цепочке. — Думаю, нам обоим уже пора. Мне надо открываться. — и правда часы скоро отобьют половину восьмого.       Они весело прощаются, и Джэхён неспешно идёт в сторону места встречи. Пешком туда полтора часа, но по пути он мог заглянуть к себе на работу, пусть сегодня и его выходной, но провести там время с пользой за небольшую плату было можно.       Не смотря на не особо высокое жалование работа ему нравилась: в первой половине дня, где-то с полудня он обслуживал посетителей, а уже вечером пел для публики. Нередко ему попадались и частные заказы: спеть на вечере одного из завсегдатаев их заведения или мероприятии их друзей. Платили за такое сверху, пускай и не слишком много, потому что Чон не был так известен, зато голос его узкой публике очень нравился.       Джэхён любил такие вечера. Он мог наблюдать за людьми, их жизнями, заводить случайные знакомства или ненавязчивые мимолётные романы, которые ограничивались лишь чуть наглым флиртом и поцелуями в укромных местах. Он не любил заходить слишком далеко, да и с его обращением такие вещи стали редкостью. Пожалуй, единственные его долгие и серьёзные отношения были с тем парнем из госпиталя.       За протиранием столов, вознёй с посудой и мыслями о прошлом, Джэхён и не заметил как время приблизилось к часу. Сняв фартук и накинув сюртук, он выбежал на оживлённую в такой час улицу.       На назначенном месте его никто не ждал. Часы на одном из зданий показывали без четверти два, а солнце после утреннего дождя решило отыграться на парижанах. На площади помимо него было не боле трёх человек, и за неимением лавок Джэхён позволил себе сесть прямо на мостовую рядом с одним из двухэтажных каменных домов.       Он вновь унёсся мыслями в те времена, когда только встретил Ёнхо, пока кто-то не сел прямо рядом с ним. Джэхён не успел даже повернуть голову, чтобы рассмотреть этого человека, когда тот обратился к проходящему мимо солидно выглядещему мужчине: — Monsieur ne regrette pas denier — в поле зрения Джэхёна попала протянутая шляпа, а месье лишь смерил обоих презрительным взглядом. После чего из-за угла вышел жандарм. И тут на тихой площади вдруг зашумело всё: заохали дамы, проходившие по противоположной стороне, залаяли их маленькие собачонки, ещё более презрительно фыркнул уже отошедший дальше цилиндр на голове прохожего и заорал тот самый жандарм. Он кричал что-то с ужасным бургундским акцентом и бежал прямо к тому месту, где сидел растерявшийся Джэхён. Шляпа из его поля зрения давно исчезла, а странный собеседник, на чьё лицо он так и не взглянул, резко схватил его и потащил за собой, выкрикивая что-то в духе “уносим ноги”.       Джэхён честно даже представить никогда не мог, что будет убегать по узким улочкам от жандарма за руку с каким-то странным парнем. У того были светлые длинноватые волосы, худая спина, но достаточно широкие плечи — это всё, что Чон смог рассмотреть пока его буквально тащили по разным районам. Выбежав на набережную Сены, они чуть замедлились. Жандарм, казалось, отстал. Им обоим нужно было перевести дыхание. Парни продолжали идти друг за другом в быстром темпе, не говоря ни слова, но уже не бежали. Набережная была подозрительно пуста для самого разгара дня, за исключением одного странного человека: мужчина, судя по фигуре не старше тридцати, чьи длинные рыжие волосы скрывали почти всё лицо, крутил в руках брошь, усыпанную то ли рубинами, то ли гранатами — Джэхён в камнях не разбирался, спасибо что хоть названия пары из них знал. И если бы не безумно красивое сияние броши и слишком пустая улица, Чон бы и вовсе не обратил на это внимание. Мужчина вдруг замахнулся, будто желая выбросить вещь. В то же мгновение из-за поворота за их спинами выскочил тот орущий жандарм. Новый знакомый Джэхёна обернулся, сверкнув голубыми глазами в обрамлении коротких ресниц, вновь схватил его за руку и сорвался на бег.       В этот раз они не плутали, добежали до первого спуска к воде под мостом и спрятались за одну из колон. Джэхён зажмурился, пытаясь отдышаться. От долгого бега горели лёгкие и гудели ноги. Он почувствовал тошноту и несильное головокружение, а когда открыл глаза, всё ещё пытаясь отдышаться, уже стоял в чьём-то доме. Странный парень убедился, что отключаться Чон не собирается, и с разбегу прыгнул на огромную кровать где-то слева. А Джэхён медленно сполз по стене. Он только что впервые в жизни телепортировался. — Merde Сердце билось где-то в горле. Чон не был плохим спортсменом, но они оббежали по меньшей мере пол Парижа. А вампирские способности он не натренировал достаточно для того, чтобы так долго и стремительно носиться по городу. — У меня письмо — начинает он между глубокими вдохами. Сомнений в том, что перед ним Тэён нет. Ну или в таких тихих (до прихода жандарма) местах постоянно прогуливаются азиаты, знающие заклинание телепортации — От Ёнхо — потеть Джэхён не может, но вот его испорченная ветром причёска неприятно маячит концами чёлки перед глазами. — Я знаю — доносится приятным чуть радостным тоном с постели. Из своего положения Джэхён может разглядеть лишь чужие худые ноги и возвышающиеся над уровнем постели коленки.       Чон достаёт из нагрудного кармана конверт, аккуратно разглаживает чуть примявшийся уголок. Встать с пола сейчас кажется преступлением, но его собеседник, очевидно, не собирается сам забирать конверт.       Чуть нетвёрдым — скорее от телепорта чем от бега — шагом он доходит до постели. На ней светлое, но не белое покрывало, отделанное золотыми нитями и в тон ему балдахин. Они хорошо гармонируют с тёмно-бордовыми стенами. Из-за такого цветового решения и всего лишь одного маленького окна на противоположной от кровати стене комната напоминает Джэхёну склеп. Что ж, антураж прямо-таки для него.       Тэён резко садиться уже когда Чон подходит почти вплотную к кровати, но делает это лишь для того, чтобы дёрнуть за рукав старого сюртука и уронить нового знакомого на кровать, аккуратно перехватывая конверт в процессе.       Джэхён теперь неудобно лежит на правом плече, а отогнувшийся воротник неприятно щекочет ему скулу. В этот момент ему думается, что он выглядит слишком бедно для этой слишком дорогой комнаты. Всё слишком.       Тэён медленно разламывает застывший кусок сургуча, который цветом почти сливается с обоями. Он кладёт конверт на подушку и принимается читать письмо, написанное на только что вынутых двух листах.       Джэхён засматривается: светлые волосы до середины шеи, блеск в глазах и худые изящные пальцы с тонким серебряным кольцом в виде лаврового венка. Где делают такие изящные вещички Чон даже представить не может. И не пытается. Ловит чужие вдохи и выдохи, танцующие на лице брови и закушеную губу. Рассматривает острую линию челюсти и изящный нос. Всё в этом человеке — человеке ли? — дышит неземной красотой, которая пленит Джэхёна. Манит, но не сводит с ума, интересует, но не занимает все мысли. Он помнит, где был лишь недавно, что делал, но в то же время не знает, где оказался сейчас: комната без двери, будто находящаяся в другом измерении, и друг Ёнхо, которого Чон вряд ли ещё хоть раз увидит. Хотелось бы наоборот.       Конверт и листы с лёгкой подачи чужой руки ложатся на прикроватный столик рядом с хрустальным кувшином и засохшим бутоном розы.