твое созвездие

      "и зачем ты надел рубашку", - усмехнулся я Чимину перед дорогой, когда мы только собирались сесть в машину. он ответил, что хочет понравиться "его величеству" - моему величеству. и меня это рассмешило. он говорил о маленьком мне так, словно это был какой-то реальный человек, живущий в бабушкином доме. это уже стало какой-то локальной шуткой.       ужин был просто грандиозным. мама оставалась потрясающим поваром, хотя, я ей не раз предлагал нанять кого-нибудь. но она была категорически против, особенно после просмотра Паразитов. однажды она сказала: "пока я в здравии, в моем доме ты будешь есть с моих рук", и я бросил попытки внушить ей, что принять немного помощи - это не преступление, когда тебе уже за пятьдесят.       за ужином нас осыпали расспросами, как проходили съемки, записи, сильно ли мы устали, и хорошо ли питались. Чимин на все вопросы отвечал с улыбкой до ушей. он объяснял, что его семья улетела отдыхать, а я не смог оставить его одного скучать в Сеуле, поэтому взял с собой, но это не было правдой. мы просто хотели провести время вместе, но родителям я в этом, наверное, никогда не смогу признаться.       брата с сестрой не было дома - они заняты на своих работах, и я попросил их не отвлекаться из-за меня.       - Знаешь, - рассказывал отец, в перерывах между поеданием курицы, - когда вас показывали по главному каналу, Ёнтан будто вас узнал. Сидел перед телевизором, хотя никогда так не делает. - слышать такое от отца с его особым "деревенским" говором было и смешно, и трогательно. мы с Чимином, улыбаясь, переглянулись. и даже так, я знал, что его улыбка вызвана умилением, а совсем не насмешкой над отцовским корейским. я был уверен в его уважение.       и хотя мы сидели в обыкновенном загородном доме, отличающимся от других ближайших разве что более презентабельным видом, во время ужина я на момент почувствовал себя в королевской столовой на званом ужине, в окружении оригинальных картин ренессанса. неужели этот дом все еще держит во мне ощущение королевской крови?       - О, нет, позвольте мне! - вскочил Пак, когда увидел, что мама собралась мыть посуду.       - Нет-нет, даже не думай, - она уже натянула на руки резиновые перчатки.       я объяснил Чимину, что это бесполезно, и что я к своим двадцати двум уже знаю это точно. мама никогда не позволяла кому-то выполнять ее работу. такая упрямая. и Чимин добавил "теперь я вижу, в кого Тэхен такой". мы рассмеялись.       чуть посидев на кухне, составляя маме компанию, мы решили выйти на задний двор. дверь выводила на небольшое крыльцо, от которого сразу шла каменная тропинка вдоль всего двора и приводила к плетенному креслу-качелям и такому же плетенному столику, на котором стояла пустая ваза. Чимин, пройдя пару шагов, остановился и замолчал. он осматривал двор, а я осматривал его. мне нравилась его белая рубашка с французским воротом, слегка помятая от долгой дороги. но эта помятость нравилась мне тоже - не было напыщенного фальшивого ощущения идеала. потому что когда я видел эти складки на ней, я не думал о том, что вот-вот за минуту до выхода на сцену ее выглаживала дюжина сотрудников. потому что я знал, что Чимин ее выгладил сам и еле как, потому что он ехал в ней со мной в машине, потому что сидел за столом с моей семьей, и каждая складка на этой рубашке связана со мной.       пахло жженным мусором с соседского двора. Чимин заулыбался.       - Чего лыбишься? - я решил разрушить тишину, но не потому что она была нагнетающей, а потому что хотел с ним поговорить.       - Здесь хорошо.        я пошел вперед него, вдоль сада с розами. по пути я захватил секатор со шкафа с садовыми принадлежностями.       - Сейчас - да. Раньше было по-другому. - мы снова замолчали. я долго выбирал среди всех бутонов, и в конце концов, отсек один цветок нежно-бежевой розы, - И потом будет по-другому. - роза с негромким стуком коснулась дна вазы на столе, и я вернулся к Чимин.       - Что?       - Никто не вечен, Чимин, в один день я приеду сюда один - в пустой дом.       - Тэ...       я почти решился сказать то, что давно хотел, но мама прервала нас. она выглянула из-за двери и сказала, что с заходом солнца начнет сильно холодать и попросила одеться потеплей или зайти домой. и я даже благодарен ей за это, следовало бы найти момент получше.       мы сидели всей семьей в зале перед телевизором, но его смотрел только я. точнее, делал вид, что смотрел - на деле я наблюдал за тем, как Пак показывает родителям на своем телефоне фотографии меня. он постоянно их делал: шли мы на репетицию, на самой репетиции, за ужином или по дороге домой, - он меня фотографировал, и я порой даже раздражался, но видя то, как родители внимали его рассказам о наших днях и разглядывали каждую фотографию, приближая мое лицо, я был готов целовать Чимину руки.       когда время близилось ко сну, я сообщил маме, что мы, пожалуй, поспим наверху. она лишь сказала, что там может быть холодно. и совсем не стала спрашивать, почему бы мне не поспать одному - в своей старой комнате (которая стала уже кабинетом), а Чимина не отдельно положить в гостевой спальне. я не знаю, догадывалась ли она тогда...       лестница на второй этаж была довольно крутой - это одна из причин, почему туда редко поднимались, особенно мама с ее больными ногами. там было всего три комнаты: гостевая спальня, гостиная и что-то наподобие библиотеки, где находились старые, занимающие слишком много места, книги. но Чимин с трудом мог все это разглядеть, потому что не знал, где выключатель, и как только он подошел к стене, чтобы его нащупать, я прижался к его спине.       - С ума сошел? А если кто-нибудь поднимется сюда?       - Не поднимется, верь мне. - я уже расстегнул первые три пуговицы его рубашки.       - Вот, значит, зачем ты меня сюда позвал? - он высказал ту самую мысль, о которой я молил бога, чтобы он не думал.       я убрал руку, ответил отрицательно, включил ему свет и ушел в библиотеку. не знаю, задели ли меня так сильно его слова или я просто хотел доказать, что он не прав.       я позвал его с собой в этот дом, потому что он был мне семьей, а не потому что хотел перепихнуться.       но немного под остыв среди книжных полок, я понял, как он мог так подумать.       на самом деле, наши отношения (и под словом "отношения" я не имею в виду романтические, как у тех людей, что уже говорили друг другу "давай встречаться") были чем-то странным, непонятным. иногда эта странность привлекала своей небанальностью; а иногда эта заманчивая вуаль окутывала наши шеи и душила недопониманием. мы держались за руки на интервью, обнимались на концертах, флиртовали на трансляциях. мы трахались в туалете студии, когда работали над совместной песней; в вип-раздевалках брендовых магазинов; в гримерках после концертов. и все это было потрясающе, но все впопыхах, "на измене", чтобы никто не заметил. и ни одного полноценного свидания без лишних глаз. а я бы так хотел сводить его в роскошнейший ресторан, своими руками зажечь свечи на столе, своими руками налить вино ему в бокал, улыбнуться, и к концу вечера, когда мы оба уже пьяные, гулять по улицам и говорить ему, как я люблю каждый раз, когда он смеясь, рефлекторно прикрывает рот своей очаровательно маленькой ладонью; как люблю его сосредоточенный взгляд, когда он смотрит заумные видео; как люблю его усталое лицо после многочасовых выступлений, когда пот льется ручьем; как люблю его почти ломающийся голос, когда я вставляю ему слишком резко.       я хотел его. прямо сейчас, прямо у той стены с выключателем, или здесь, в библиотеке. но еще хотел, чтобы он знал, что он не прав, и мое желание секса - это уже побочное, это не основная моя цель. но видимо я просидел в своих мыслях слишком долго, потому что Чимин приоткрыл ко мне дверь с виноватым видом:       - Даже если и так - ничего. - как же так вышло, что он думает обо мне, как о человеке, которому нужно только это. - Можем прямо сейчас, если ты хочешь.       я сам виноват, что он пришел к такому выводу. ведь теперь, когда наконец вокруг нас нет никого, когда он приехал в такое родное для меня место, когда мы вдруг оказались наедине и могли бы обговорить чувства, - я полез к нему под рубашку. дело надо было спасать.       - Почитай какую-нибдуь книгу, я сейчас.       одна часть готова - ужин у нас был. дальше... свечи!       благо, я помнил, что в моей бывшей комнате была всякая ерунда для праздников. забрав оттуда гирлянду и набор маленьких свечек, я пошел открывать отцовский бар, что стоит в столовой и взял оттуда элитный приорат, клявшись отцу, что куплю ему другое хорошее вино. еле ухватив еще два бокала, я поплелся наверх и встретил маму, которая как раз несла нам пару пледов. она повесила мне их на плечи, и подмигнула, увидев вино в моих руках - "отцу ни слова". или быть может, она подмигнула мне по другому поводу.       Чимин доставал из сумки вещи переодеться, и услышал громкое "отвернись", когда я поднимался. Пак послушно отвернулся, но, видимо, успел увидеть кучу вещей в моих руках, потому что спросил "боже, тебе помочь".       я мотнул головой и ушел в спальню раскладывать гирлянду вокруг кровати и на нее, выбрал режим красных лампочек. а затем принялся своими руками разливать вино в бокалы, зажигать свечи. Чимин так удивился, когда зашел уже в домашней одежде. я улыбнулся виновато, мол, это может выглядеть убого, но это все, что я могу сейчас; и попросил его не судить строго мои попытки в романтику, ведь я так внезапно и поспешно все это сделал. он улыбнулся в ответ. и подошел уже с намерением поцеловать меня, но мне взбрело в голову...       - Чимин, давай поговорим.