Sleepwalks

В его жизни не было друзей. По крайней мере, он предпочитал так считать. Дом, друзья, семья — понятия, которыми не будешь оперировать в холодном космосе. Он знал, что когда-то они у него были, но это было так давно, что казалось, это дымка, забытый сон. Порой он был почти уверен, что это было не с ним: ветер в волосах, детские улыбки и смех, которые стёрла война. Это было пережито, осталось шрамом на загрубевшей под бронёй кожей. Он давно не был тем мальчишкой, его не звали настоящим именем, потому что он — мандалорец, наемник и «эй, ты в шлеме» (но это для истинных самоубийц). Он уже не привязывается к местам, только старый корабль оставался подобием дома, местом, куда всегда возвращаешься, откуда отправляешься в путь. Может быть он и чувствовал нечто похожее на уют, когда ложился между металлическими стенами, под головой оказывалась твердая подушка, а она все равно казалась слишком мягкой после нескольких дней в броне; слышался гул, постукивание и щелчки, в которых он различал работу двигателя. У него была работа, дело, цель, был шлем и кодекс. С таким набором он не считался бедняком, за ним тянулись недюжинные легенды и слухи, он мог бы ими гордиться, если бы порой от этих сказок не тошнило. Он мог бы прожить неплохую жизнь, не умереть от старости, конечно, это было невозможно, не с его работой. Такие, как он, не уходят своей смертью, лучше умереть в бою, чем прожить старость с болью в коленях. И он был с этим согласен. Как бы драматично это не звучало, не начиналось, как очередная сказка для детей, которую все пересказывали друг другу так часто, что уже не узнать точно, как все было на самом деле. Но достаточно помнить, что все началось с одного мандалорца и ребенка. И ни один из них не мог представить, куда это все переведёт.

***

Проснуться от сирены, в спешке удариться головой о потолок, сругаться. Увидеть на пульте управления малого. Снять его. Посадить обратно в кресло. Сказать: — Нельзя. Раньше он был проснулся, когда отдохнул, или когда затянувшийся сон потянул воронку кошмаров. Он не умел с ними справляться, но просто знал, что лучше проснуться до того, как тот случится. Сейчас он просыпался от грохота, сирены, копошения, сомнительного пожелания доброго утра от малого. Порой, как сейчас, когда он проверял курс, он думал, все ли родители были такими, ну, знаете, лишенными сна и особенно бдительными, даже если они охотники за головами. Ладно, за внешний вид родителя он мог не ручаться, но малой действительно походил на малого. У него была своя кровать, люлька, сумка, в которой того можно было переносить. У него был неплохой детский набор. «Детский набор, — подумал мандалорец, — а внизу хранится завидный склад оружия». Малому было бы чем хвастаться перед сверстниками. Изменилось не только начало дней, изменилась почти вся жизнь. Теперь приходится куда более тщательно подходить к выбору курса, лететь аккуратнее, уходя от погони. Когда на хвосте уже никого не будет, а они выйдут в гиперпространство, он всегда оборачивался назад, иногда почти целиком, иногда вполоборота ловил взгляд малого, отчасти это было похоже на восхищение. Если дети в таком возрасте могли его испытывать. Как и в любой другой раз, он обернулся, но увидел лишь смятую ткань. С другой стороны тоже никого не оказалось. Дисплей показывал привычную пустоту, коммуникатор не ловил сторонних сигналов, так что можно было встать и немного пройтись. Малой не мог никуда исчезнуть с корабля. Во-первых, все отверстия и вентиляционные решетки были заделаны. Во-вторых, он предложил зажаренное ящероподобное существо, пойманное на одной из планет, завтрак был сносным, и ящик с провизий оказался пуст. Не то чтобы он волновался. Нет. С корабля не выйти просто так, в импровизированном гамаке не спрятаться и не запутаться. Лезвие Бритвы не было таким уж большим, чтобы на нём можно было потеряться. У многих ли родителей дети иногда исчезали? На этот вопрос никто бы не ответил, потому что он бы его не задал. С пульта управления опять раздалась сирена, корабль повело в сторону. Но забраться вверх по лестнице не трудно, чтобы в которой раз снять малого с кнопок. — Завязывай с этим. Тот издает звук, похожий на ответ, когда мандалорец возвращает ребенка обратно в люльку, там, где всем детям место, нормальным детям, которые не путешествуют с наёмником в поисках неизвестного места. Но что-то заставляет его обернуться, у малого всегда эти огромные глаза и нелепые уши. В этот раз он чувствует просьбу, будто угадывает её каким-то странным образом. Кажется, он тяжело вздыхает, тянется и возвращает малого перед пультом управления, сажает к себе на колени. — То, что ты трогаешь — нужно трогать в определённой последовательности. Так ты сможешь управлять кораблем. Вот смотри, всё начинается с того…