Воспитательный процесс

Наруто девять лет, и Ирука впервые задумывается о том, что можно жить не в одиночестве. Эта мысль приходит неожиданно на пороге квартиры, где-то между расстегиванием жилета и сброшенными сандалиями. Ируке едва за двадцать — сам еще почти мальчишка. Он каждый день видит в академии свой донельзя шебутной, но такой родной класс будущих генинов, и дома с каждым днем становится все тоскливее. А еще тоскливее становится при взгляде на Наруто, который после уроков не бежит домой, а садится на качели возле академии и зачем-то с надеждой смотрит на ворота. Как будто кто-то придет. Как будто что-то в жизни вот поменяется, он ведь старался! Как мог стараться девятилетний ребенок, конечно, но старался же! Узумаки было жалко, до слез жалко — что уж таить, Ирука даже всплакнул разок тайком, уткнувшись носом в плоскую подушку. Не мог он себе позволить содержание мальца полностью — зарплата сенсея и самому едва позволяла сводить концы с концами, но помочь хотелось так нестерпимо, что хоть волком вой. * * *   Как-то само собой так сложилось, что по пятницам после занятий Ирука вел своего ураганного ученика в Ичираку. Мальчишка любил рамен — ну и впрямь данное Четвертым имя было пророческим. Сенсею было в радость смотреть на довольную улыбку от уха до уха — а потом считать дни до зарплаты, питаясь чуть ли не подножным кормом. Умино было все равно. Он чувствовал себя нужным, и это было самым лучшим вознаграждением, хоть Наруто никогда этого не говорил вслух, но сполна выражал в своем восторженном и благодарном взгляде. Его приняли и признали. От этого Ируке опять хотелось пустить слезу, но он себя старательно уговаривал, что шиноби, вообще-то, не плачут и с какой радости ему тут сопли развозить, когда все, между прочим, в порядке. Наруто был на редкость упрям, когда дело касалось промежуточных тестов, и упрямство его проявлялось в стабильности самой низкой оценки в классе. "Это еще можно было простить", — думал Ирука, обводя очередной проверенный номер красным и ставя жирный минус напротив. Это еще можно простить. Но когда Узумаки махнул за нижнюю границу переводной оценки — это было уже слишком. Формально Умино не должен был волноваться, в конце концов, это было совершенно не его дело, перейдет Наруто на следующий курс или нет, но кому еще тогда было волноваться-то? Сандайме было явно не до того, хоть официально хокаге и являлся опекуном мальчика — мало ли дел у хокаге и без всяких сирот-оборванцев. Вон, с Суной чуть конфликта не вышло, так теперь АНБУ носятся между деревнями как ошалелые. Или вот шепчутся люди, что поставки морепродуктов из страны Молнии прекратились, а почему — биджу его разберет... В общем, было по горло дел у старика Хирузена и так. Так что Ирука с большим энтузиазмом взялся таскать ученика на дополнительные занятия, внеклассные часы, и дотаскался так до того, что однажды поздно вечером ему, уже измотанному факультативами перед экзаменами со всем классом, пришлось забрать Наруто, все так же требующего его внимания, к себе домой. Усадить за стол, дать в зубы учебник и приготовиться показывать свое кулинарное искусство во всей красе, потому что гранит науки гранитом, конечно, а кушать хочется всегда. Особенно когда ты измотанный интеллектуальным трудом маленький ребенок. Узумаки, правда, вместо того, чтобы прилежно сидеть на попе ровно, рвался помогать резать овощи, которые терпеть не мог, но готов был закрыть на это глаза — его впервые в жизни пригласили в гости, подумать только! — Хорошо, держи вот нож и доску, порежь сельдерей, — сдался Ирука. И с этого момента оборачивался каждые три секунды проверить, не поранился ли пацан. — Ирука-сенсей, а можно я что-нибудь еще порежу? — вдохновенно размахивая ножом спрашивал Наруто. — Нет! — в ужасе орал Умино, уворачивась одновременно от кипящего масла, самого Наруто и колюще-режущего орудия в его руке. — И положи нож на место! Пострадал при этом всем только один сельдерей и указательный палец сенсея, которому все-таки ножом прилетело. Наруто тут же в панике зашмыгал по углам квартиры в поисках бинтов, будучи уверенным, что Умино надо сейчас затянуть ими всего целиком с ног и до головы, и так рьяно извинялся, такие щенячьи глазки строил… Ирука не выдержал. Махнул рукой и парой капель перекиси на пострадавший палец и даже позволил ученику с крайне сосредоточенным лицом подуть на пострадавшую конечность. — Ирука-сенсей, а можно я еще приду? — с надеждой поинтересовался Узумаки, когда с ужином и вычислениями скорости летящего в мишень куная было покончено, и Ирука с долей счастливой обреченности человека, от которого уже ничего не зависит, признался себе в том, что пути назад нет. Собрал в кучку весь свой воспитательный и самую чуточку угрожающий тон и сурово ответил: — Конечно, приходи, буду учить тебя пользоваться кухонными принадлежностями. Наруто смог только испуганно икнуть и тут же расхохотаться от радости.