Какое же все одинаковое.
От места к месту - не имеет значения, что за город, штат, страна, да даже континент. Все везде одно и то же.
Те же толпы людей, не замечающие ничего вокруг. Оно и понятно, у всех свои заботы. Не важно, кто ты и какой социальный статус имеешь. Проблемы разные, тяжесть их решения - тоже. Но имеются у всех. Абсолютно.
В аэропорту до омерзения шумно. Усталость после перелета в несколько часов начала сказываться - появилась тяжесть в голове, ломота в спине, его тошнило от множества запахов и звуков вокруг. Еще немного, и проснется головная боль, если не мигрень - в этом сомнений точно не было, а таблетки находятся где то в глубине чемодана. Открывать его в автобусе, выворачивая все вещи у всех на глазах, желания нет и не будет. Он хочет, наконец, добраться до общежития и остаться наедине с собой, просто чтобы не видеть людей какое-то время.
Кажется, это уже нечто сравнимое с паранойей, но юноша был практически убежден в том, что с каждым годом темп жизни безвозвратно ускоряется. Нет, время не бежит быстрее. Именно темп, теряется наслаждение моментом и через неприятнейший метаморфоз оказывается, как бы выразился один его знакомый, “скипом” жизни. Простая утрата ценности времени. Жизнь от точки до точки, а что между ними - мусор. Люди все больше сконцентрированы на себе любимых, на собственных переживаниях.
Как черепашки в панцирях, так бы сказал его младший брат, и всплывшее в голове воспоминание выбивает усталую улыбку.
Нет ничего плохого в здоровом эгоизме, отнюдь. Просто некоторые упускают “здоровый” в этом уравнении.
Двери автобуса открываются без особых звуков. Немного непривычно, после общественного транспорта в Брайтоне. Место в самом хвосте, там, куда смотреть никто не будет. Кресла потертые, даже не хочется представлять, сколько людей сидело на них до него. Наверняка обработку поверхностей здесь не проводили. Нужно отогнать эти мысли, иначе плохо кончится. Он слишком устал для этого.
Наушники и пейзаж нового места жительства за окном. Идеальная атмосфера для рефлексии, анализа и прочего рода размышлений.
Джордж поправляет рукава водолазки. Немного недооценил погоду - по сравнению с 66 градусами дома, температура в 75 Фаренгейта в Гамильтоне была удивительно теплой. Не критично, но все же.
Странное какое-то чувство внутри. Помимо сомнений и тревоги, определенно было что-то еще, непонятное, новое. Нет, не так. Давно не испытываемое.
Он привык к переездам. Привык менять города раз в пол года, если и не того чаще. Столько мест повидал за свою не столь долгую жизнь, любой другой, наверняка, был бы в воссторге. Четыре штата, половина округов Великобритании, да в той же Канаде был раза три, если не больше. В гибкости к изменениям, на практике, невероятно много плюсов. Никаких потрясений или душевных страданий от того, что приходится оставлять нажитое в прошлом, и идти в неизведанное будущее, по сути, с пустыми руками.
Брайтон подарил ему надежду. Несмотря на все дурные причины, это была едва-едва живая, но надежда.
Наверное, Джордж просто нуждался в какой-то тихой бухте в своей жизни. Месте, которое можно было бы назвать домом. Куда можно, и, что более важно, хочется вернуться. Скинуть вещи в спальне, завалиться в кровать и не думать. Вообще ни о чем не думать. Или наоборот - перебирать события прошлого дня, понимая, что дальше будет только интереснее. Что завтра он может пойти со своими закадычными друзьями к кому-нибудь на вечер игр, или в парк, или элементарно посидеть вместе в школьном кафетерии, обсуждая все на свете.
Джорджу хотелось стабильности. И Брайтон был его стабильностью. По вынужденной мере, но был.
Автобус остановился на светофоре. Взгляд зацепился за милого парнишку в легковой машине на соседней полосе. Он сидел в детском кресле с игрушечным рулем и активно его рулил. Его родители смеются, женщина время от времени поворачивается, оглядывается на свое дитя, подсовывая ему игрушку или просто треплет по голове.
Наверняка едут куда-то отдохнуть. Клетчатый плед, - какая банальность, - и корзина для пикника лежали рядом с ребенком. И собака. Золотистый ретривер. Довольный до нельзя, виляет хвостом, высовывает нос в приоткрытое окно.
Семейное время. Счастливые.
Мальчишка вдруг замечает взрослого человека, который уже с минуту наглым образом его разглядывает. Улыбается. Машет маленькой ладошкой.
Джордж, в порыве какого-то странного умиления, машет ему в ответ.
И все же, в этот раз немного иначе.
Сейчас он сам сделал свой выбор. Осознанно.
К черту Сассекский университет. К черту направление, которое за него тоже выбрали. Как и все в этой жизни. Он ничем не мог управлять. Впервые появилась возможность решать что-то самому, и теперь тревога пожирает его голову? Неужто лучше остаться в Брайтоне, в этом милом и хорошем Брайтоне, и позволить остальным и дальше управлять собой, как очаровательной фарфоровой фигуркой в кукольном домике из картона? Зачем брать ответственность и взрослеть, да?
Успокойся, Джордж.
Джентльмены себя так не ведут.
Разумеется. Джентльмены сдержанны и любезны. Они не будут выплескивать ярость на себя самого же в мир. Джордж благодарит голос разума, звучащий как его матушка, и поправляет очки, съехавшие с положенного им места и лишающие его тем самым нормального зрения.
Поворот, еще один поворот. Гамильтон “с порога” так и заявляет, что это место воспитывает специалистов международного уровня. Здесь все строже, разительно отличается от того района, где он прожил последние четыре года. Брайтон курортный город, который к лету превращается в хаос из ярких пятен и бесконечного потока туристов. Даже сейчас, во второй половине июля, в центре невероятное количество приезжих, кто желает побывать на Брайтон-360 ради новых эмоций, прокатиться на горках Палас Пир, сфотографироваться в Королевском павильоне и еще сотни мест стандартного туристического списка.
А тут… совсем иначе. Джордж бы, наверное, мог сравнить Гамильтон с типичным американским городком, где рождаются мечты. Высотки с застекленными стенами, такие в Брайтоне не встретишь. Никаких излишек, витиеватой архитектуры, маленьких домиков в самом центре города. Мозг по какой-то причине вывел юношу на мысль, что местные наверняка ужасно деловые люди, а приезжие - настоящие акулы, готовые по головам идти ради достижения целей. Ради своего благополучия, ради шанса стать самой яркой звездой на небе. Да, Гамильтон определенно растит великих людей, и принимает только тех, кто способен стать ими.
Не абы кого, а тех, кто подает действительно большие надежды. Тех, кто достоин этого места.
Джордж достоин. Хотя бы в этом смысла сомневаться нет.
Мимо проносятся уже местами грязно-желтые деревья. От жары скорее, чем от стремительно приближающейся осени. Парень неосознанно хмыкает вслух, находя в этом очередную метафору на скоротечность жизни. Ничто не вечно и все когда-то закончится. Удивительно. Как и то, что он вообще решился сам что-то поменять. Видимо, руководствуясь той же идеей? Никто и ничто не вечно, поэтому пора бы делать шаги навстречу своим собственным желаниям, и бросить наконец идею о необходимости угождать чужим.
Когда многоэтажки сменяются частными домиками, все еще строгими по архитектурному стилю, помимо уведомления от гугл-карт, пришло еще одно. Из снапчата.
Dweamy: Ну как ты там?
Dweamy: Уже прилетел?
George: Привет.
George: Да, все в порядке. Подъезжаю к кампусу. Бэд обещал меня встретить, так что можешь не переживать.
Dweamy: Я всегда буду за тебя переживать, даже зная что у тебя все окей
George: Не вижу в этом смысла.
Dweamy: Это называется забота, чел
Dweamy: Ты глупый <3
Dweamy: Окей, ты же решил проблему с заселением?
Джордж замечает, как на его лице появилась улыбка, и тут же прикрывает ее рукой.
Этот дурак всегда ведет себя так странно. Он заставляет его
чувствовать, что совершенно не вписывалось в привычную картину мира. Заставляет хихикать, чем обращает на себя взгляды попутчиков, заставляет ощущать нарастающее в груди тепло. Это все слишком странно для Джорджа. Чувства слишком непонятны, они не поддавались его строгому рассчетливому уму. Не поддавались сухому анализу.
George: Разумеется. Я бы не ехал в корпус, если бы мне не выделили комнату.
Dweamy: Отдельную? Скажи что да
George: Четырехместная, но комнаты раздельные и есть собственная кухня. Так даже лучше, на самом деле.
George: Искренне надеюсь, что соседи будут адекватными людьми.
Dweamy: Мне можно начать ревновать тебя?
Dweamy: Вдруг у твоего соседа будет миленькое личико, ты влюбишься, вы начнете встречаться
Dweamy: И ты забудешь своего любимого Дрима
Dweamy: Не бросай меня, Джорджи, умоляю T-T
Dweamy: Мое сердце не выдержит таких потрясений T-T
George: Ты идиот.
Иногда сложно понять, что происходит у Дрима в голове. Вроде взрослый парень, второй десяток проживает, а ведет себя как девочка-подросток. Не всегда, разумеется, иногда у его интернет-друга настрой невероятно серьезный. Например, когда у Джорджа что-то происходит.
Или когда он решает пофлиртовать в очередном их звонке. Тогда да, он полностью начинает соответствовать возрасту - голос спускается на октаву ниже, появляется хрипотца, которой он шепчет всякие непристойности, заставляя собеседника едва ли не биться головой о стену из-за переизбытка смешанных чувств. А иногда и буквально биться.
Джорджу не нравятся парни. По большей части, наверное. Не задумывался об этом, на самом деле, после одного случая в средней школе ему вообще никто не был интересен.
А тут это недоразумение, определенно понимающее, что именно вызывают его слова внутри изголодавшейся по вниманию души.
Вспоминая эти случаи, юноша настолько погружается в свою голову, что едва не пропускает нужную остановку.
George: Из-за тебя я чуть не проехал Макмастер.
Dweamy: Да что я опять сделал то??
Приятно наконец покинуть душный автобус и вдохнуть свежий воздух полной грудью. Здесь определенно было легче находиться, чем в самом городе - людей мало, машин тоже, тишина да покой. Пока Джордж ехал, успел подняться легкий ветер, и в его потоках парень успевает уловить цветочный аромат. Наверное, из оранжереи университета. Юноша даже чихнул в сгиб локтя. Неужели аллергия началась так скоро?
Вот и все. Новая страница его жизни. Чистая, и перо с чернилами только в его руках.
МакМастер встретил его так, как подобает заведению с подобными расценками на обучение - могучие стены в десяток метров высотой, готическая архитектура, множество арок с прямыми лбами и треугольными вуссуарами. Даже отсюда можно было заметить, что в каждое оконное стекло проникла тонкая паутинка из какого-то черного металла, закручивая рисунки. Плющ, покрывающий колонны.
Впечатляюще, однако.
Что ж, теперь он будет жить здесь. Ближайшие лет пять-шесть точно.
Джордж подхватывает свои вещи, - каретный чемодан, его личная маленькая гордость, и сумку через плечо, которая по своим параметрам превосходила рост своего владельца, - и входит, наконец, через главные ворота заведения. Чувствуя, что он готов ко всему, что бы его там ни ждало.
Легкий стук каблуков о гранитные плиты дорожки, шуршание листвы под порывами ветра, музыка в наушниках.
И ни души вокруг.
Наверное, так даже лучше. Это лучше, чем если бы ему пришлось протискиваться через толпы первокурсников. Они бы обязательно оттоптали ему ноги, или испачкали одежду, или, - упаси Господь, - задели бы его самый ценный груз. Такого б он точно не пережил.
Еще пара минут ходьбы в спокойствии, как вдруг фигура в желтой рубашке машет ему, подзывая к себе. Стоит приблизиться, снять со спины сумку и поставить на землю чемодан, этот человек подлетает к нему, захватывая в по-медвежьи крепкие объятия.
- Как я рад тебя видеть, Джордж!
- Здравствуй, Дэррил.
Бэд улыбается ему, искренне так, счастливо. Конечно, спустя столько-то лет разлуки. Они вместе присаживаются на скамейку, немного укрытую опавшей листвой. Красивое зрелище, стоит признать. Только сейчас юноша замечает, что его собеседник берет в руки два стаканчика с пластиковыми крышками, которые ранее, по всей видимости, стояли на этой самой скамейке.
Дэррил протягивает один из стаканчиков. Сам похож на молочную пенку, мирно качающуюся в стакане - плавный, с нежной улыбкой на губах. Кладет ногу на ногу и буквально расплывается по лавочке, облокачивается спиной на ее спинку, раскидывая руки почти на всю ширину. Сливается с окружением, будто всегда тут вот так умиротворенно сидел.
- Твой любимый. Правда, остыл уже немного, но, надеюсь, ты не особо против.
- Весьма признателен, друг мой. Весьма, - большой глоток, и на языке оказывается приятная горечь. - Где ты нашел кофейню, в которой готовят айриш?
- Мой маленький талант, иметь полезные связи, - Бэд смеется, подмигивает и салютует своим напитком. Их разговор прерывается его коротким глотком.
Джордж использует это время, чтобы еще раз окинуть взгялдом парк. Весьма милое место, уединенное. Деревья здесь не стригли, в отличие от тех, что растут прямо у входа, так что они образовали купол из густой ярко-желтой листвы. Наверняка скамейки остаются сухими даже во время дождя.
- Так, как твоя жизнь?
- Пойдет. Нас со Скеппи переселили в одну комнату, так что должно стать легче.
- У вас всё ещё всё сложно?
Взгляд Дэррила становится отчужденным. Ранее расслабленное тело напрягается, он даже убирает руки со скамейки, как только Джордж затрагивает эту тему, складывает их у себя на коленях, начинает нервно перебирать пальцами выдернувшуюся из брюк рубашку. Словно выпадает, тухнет на минуту, после чего снова “включается”. Да, они не виделись несколько лет, но такое поведение совершенно точно Бэду не свойственно.
- Нет, что ты. Нет. У нас все замечательно. И всегда было.
Его улыбка такая фальшивая, что даже в дрожь бросает. Мурашки проносятся по спине, вызывая холодный пот. Он что, испугался? Но Деррил мухи не обидит в своей жизни. Никогда бы не сделал ничего, что могло б показаться "угрожающим".
Джордж быстро решает не лезть в это. Очевидно, собеседнику было некомфортно. Если друг захочет выговориться, то, разумеется, он выслушает. Но без какого-либо допроса.
- А как твоя мама, Джордж? Она в порядке?
- Уже лучше, спасибо, - взгляд опускается. Тема не из приятных, но он ведь действительно волнуется, так что ответить придется. - Химиотерапия начала помогать, но лечащий врач сказал, что пока точных прогнозов сделать не может.
- Хэй, ты много работал ради нее. Уверен, что твои труды обязательно окупятся. Миссис Дэвидсон обязательно станет лучше.
- Признаться, я чувствую себя виноватым из-за того, что уехал.
- Ты уже ничего не можешь сделать, - Дэррил обнимает его за плечи и прижимает к себе, в надежде хоть немного утешить. Учитывая то, что произошло ранее, от этого легче не становиться вообще. - Сейчас она под присмотром врачей. И ты будешь ее навещать. Я поеду с тобой в следующий раз.
- Это мило, Бэд, но…
- Никаких “но”, Джордж. Я тоже хочу ее увидеть. Твоя мама многое для меня сделала.
- Спасибо.
Пауза в их диалоге образовалась сама собой. Она была необходимостью для обоих - для Джорджа, чтобы взять себя в руки, и для Дэррила, чтобы просто выдохнуть.
Они не виделись долгие шесть лет.
Столько всего нужно обсудить. Но не сейчас. Он чувствует себя невероятно уставшим после дороги, а Бэд какой то нервный. Странный. Весь дерганный.
Они еще поговорят. На это еще будет время. Теперь будет.
Хоть целая вечность.
- Кстати, хотел сказать, что очень удивлен твоими… познаниями в сфере кинематографа.
- Ты следил за моим блогом?
- Разумеется, - Бэд немного смеется над реакцией своего собеседника. - Я скучал по тебе, знаешь ли. На самом деле, рекомендации твиттера выдали мне один из твоих постов из-за лайка Дрима. Я подписался и теперь твой преданный фанат.
- С какого обзора ты подписан?
- Где-то с “Дом, который построил Джек”. Ты проделываешь огромную работу над каждым постом, правда. Это вызывает уважение.
- Хах, - Джордж на самом деле даже смутился таким добрым словам, - Я польщен.
Часы на одной из башен издают три ровных удара, пугая сидящих на крыше голубей. Бэд, хлопнув себя по коленям, встает со скамейки. Пустой стаканчик летит прямо в мусорку.
- Думаю, что у нас еще будет время поболтать.
- Абсолютно в этом уверен.
- Тогда давай провожу тебя до кампуса. Тут несложно заблудиться, лучше я покажу тебе дорогу.
Они обмениваются редкими фразами по дороге, но большую часть пути проводят в комфортном для обоих молчании. Наверное, это одна из причин, почему Дэррил так нравился Джорджу - они во многом похожи. Бэд также ценит свое личное пространство, делая исключения только для своего парня, не особо любит диалоги ни о чем, но готов их поддержать, если находится в шумной компании. До очарования дружелюбен и добр. Умеет успокоить даже простым своим присутствием. А еще на удивление догадлив.
С Бэдом комфортно. Он
понимающий. Еще ни разу не было такого, что Деррил пересек черту, во всех смыслах. Джордж очень ценит людей, умеющих сохранять дистанцию.
Они так много пережили вместе. Даже "сложный период" в последних классах старшей школы, - развод родителей Бэда и смерть мистера Девидсона, - несколько месяцев, когда они оба вообще не разговаривали с людьми, но все равно прошли вместе.
Собирались в тихом сквере возле школы и просто держали друг друга за руки. Понимая все без слов. Им не нужны разговоры, чтобы
понимать. На памяти Джорджа, один из последних эпизодов, когда он еще позволял себе что-то испытывать.
Бэд был очень дорогим другом. Он был его комфортной зоной.
И Джорджу так не хватало этого комфорта в жизни.
Не хватало Деррила.
Снаружи кампус выглядел свежее, чем остальные здания, но для нахождения стилистического сходства даже приглядываться не нужно - те же окна с металлическим рисунком, остроконечные своды и сине-серый кирпич. Но внутри все оказалось с точностью да наоборот.
Стеклянные двери, обстановка в стиле современного минимализма. Светлые стены. Серые флаги университета. Автоматы со снеками и растворимым кофе. Зона отдыха с диванами и телевизором. Учебная зона - через прозрачную дверь были заметны столы и белые книжные шкафы.
Весьма современно.
И все еще ни души.
Они поднялись по центральной лестнице и остановились на четвертом этаже.
Комната 404.
Джордж даже посмеялся от такого совпадения. Надо же.
Тишина и спокойствие улетучились так же быстро, как и надежды на адекватных соседей. Дрим обязательно будет злорадствовать, потому что как только они открыли дверь и зашли в общий коридор, совмещенный с кухней, как из одной из комнат донесся ужасный грохот, а следом - смех нескольких голосов. Дэррил неловко улыбнулся, словно извиняясь за совершенно незнакомых ему людей, и повел друга в самую дальнюю комнату.
Перед тем, как его дорогой друг ушел, Джордж позволил себе маленькую слабость. Позволил себе взять Бэда за рукав, когда тот уже выходил из комнаты, чтобы просто уткнуться макушкой между его лопаток. Молча. И Деррил так же молча развернулся, чтобы прижать его к себе и потереться щекой о темные волосы, пахнущие жасмином.
George: Они ужасны.
Dweamy: Кто ужасен, любовь моя?
George: Мои соседи. Бэд ушел полчаса назад, и с тех пор они ни на секунду не затыкались. А еще слушают какое-то гитарное соло. Очень громко слушают.
George: И не называй меня так.
Dweamy: Как скажешь, дорогой
Dweamy: Был бы я там, то пошел бы разбираться с ними
Dweamy: Никто не смеет нарушать покой моего Джорджи
George: Ты делаешь только хуже, боже мой. Прекрати.
Dweamy: <3
Dweamy: Просто я твой защитник, Джорджи
Dweamy: Что бы ни случилось, всегда им буду
На самом деле, Дрим, пожалуй, натолкнул его на одну идею. Вариант поговорить со своими соседями был не таким уж и плохим. Как минимум, познакомиться точно стоило.
И вот, юноша уже занес свой кулак над дверью в комнату 404-3. Которая была буквально через стену от его собственной. Последние секунды сомнений, но четыре стука все же раздаются по ту сторону помещения.
В комнате началось какое-то копошение. Судя по всему, от неожиданности, кто-то из компании что-то уронил, и незамедлительно послышались смешки и упрекания в неуклюжести.
Дверь открылась.
Джордж на секунду потерял самообладание из-за того, кто ее открыл.
- О, привет. - его сосед оперся рукой на дверной проем, а другой убрал серо-желтые кудри со лба. Майка, открывающая ключицы и совершенно не скрывающая рельефы тела, позволила рассмотреть... в какой хорошей физической форме был его собеседник.
Наверняка во времена старшей школы он был тем самым популярным,
невероятно красивым капитаном футбольной команды.
Однако он так и светился дружелюбием, хоть по дерганности движений можно распознать волнение. Тщательно скрываемое волнение.
- Здравствуй. Я Джордж Дэвидсон. Ваш сосед. Из 404-4.
- Что ж, рад знакомству, Джордж Дэвидсон, - хриплый смех парня вызвал у него странное ощущение в грудной клетке, - Меня зовут Клэйтон. Можно просто Клэй.
- Да что ты там так долго возишься, тупица!
За спиной появляется еще один человек. Он толкает Клэя локтем в бок, сбивая с него ту самую улыбку, которой он последнюю минуту одаривал Джорджа, но тут же меняется в лице, как только замечает постороннего. Глаза стремительно расширяются, а вся игривость улитучивается, словно и не было.
- Оу.
- Вот тебе и оу, Сапнап.
- Заткнись! Я Ник, приятель, - парень с красной банданой на голове протягивает ладонь для рукопожатия. Дэвидсон сжимает его руку и немного трясет, подмечая, что у этого "Сапнапа" весьма сильная хватка.
- Джордж. Рад знакомству.
- Карл, у нас новый сосед! Иди сюда, черт бы тебя побрал!
И тут Джордж совсем теряет дар речи, честно говоря.
Потому что мимо Ника и Клэя буквально проносится кто-то очень кудрявый и очень знакомый, и тут же влетает в парня, чуть не сбивая его с ног и загребая в объятия.
- Джордж, господи, сто лет тебя не видел! Откуда ты здесь? Почему ничего не сказал? Боже, не важно, как хорошо что ты тоже поступил сюда! - тараторящий голос, который слышался сквозь кудри и плечо самого Джорджа, подтвердил все догадки.
- Карл? Из старшей школы?
- Да, да, Джордж! Это я!
- Вы, так полагаю, знакомы?
Ник уже давно ушел обратно в комнату, но Клэй все еще стоял в дверном проеме и несколько смущенно наблюдал за разыгравшейся перед ним сценой. Конкретнее - за тем, с какой силой Карл прижимается к их новому соседу. А он делал это очень активно. Буквально ластился, терся щекой о голову Джорджа, и стискивал его в объятиях, как плюшевого медведя.
- Да, мы были одноклассниками какое-то время. Быть честным, я удивлён, как ты вообще меня вспомнил, Карл.
- Целых четыре месяца! Четыре месяца мы учились в одном классе, Джорджи! И тебя невозможно забыть, - парень отрывает голову, смеётся своим же словам и смотрит глазами-искорками прямо в душу. - Ты очень выделялся, знаешь ли!
- Что ж, рад встрече, Карл, - Джордж старается максимально вежливо отстраниться. В конце концов, у него ещё были планы, и задерживаться у двери соседей ему не хотелось. - Я был бы очень вам признателен, если бы вы могли вести себя немного потише. Я после долгой дороги чувствую себя очень уставшим и хотел отдохнуть немного.
- Да, разумеется, - Клэй вдруг оживляется, дергает на себя Карла за руку, несмотря на его очень возмущенные звуки, и буквально передает его Нику. - Извини за беспокойство.
- Все в порядке. Просто надеюсь на ваше понимание.
Они смотрят на друг друга еще пару мгновений, поддерживая зрительный контакт. Парень замечает, как быстро меняется выражение лица его нового соседа, словно он хочет сказать что-то еще, причем невероятно важное.
Но тут его громко зовет Ник, и юноша вновь возвращается в реальность. Взгляд становится осознанным, не затянутым мутной пленкой воспоминаний.
- Что ж, еще раз был рад знакомству, Джордж. Приятного отдыха.
- Спасибо, Клэйтон. Взаимно.
И парень скрывается за дверью комнаты 404-3.
Dweamy: Клэй? Какое глупое имя
Dweamy: Невероятно глупое. Мне не нравится
Dweamy: Ты так его описываешь словно он главный красавчик университета
Dweamy: Я правда начинаю тебя ревновать, Джорджи
George: Во-первых, мы с ним знакомы от силы час. Во-вторых, ты правда начинаешь меня напрягать, Дрим.
George: Какая может быть ревность к простому соседу по комнате?
George: Даже если между нами что-то и сложится, - а я уверен, что такого никогда и ни при каких условиях не случится, - ты все еще входишь в круг самых близких мне друзей.
George: В этом круге только ты и Бэд.
George: Так что не накручивай себя, пожалуйста.
Ответ доходит с опозданием - за это время юноша успевает себя накрутить. Из-за того, что позволил-таки чувствам вырваться наружу. Было, конечно, ощущение, что без этой экспрессии до Дрима не дойдет, но вина продолжала его поглощать.
Dweamy: Ты прав, Джордж.
Dweamy: Извини, я перегнул.
Dweamy: Хорошо тебе отдохнуть, любовь моя <3
Джордж кладет телефон на стол и падает на кровать, даже не расстилая ее.
Дрим действительно ведет себя странно.
Может, он переживает из-за того, что у Джорджа теперь появятся новые друзья? Вот уже много лет они были близкими друг другу людьми, и теперь Дрим боится, что друг о нем забудет?
Глупости. Джордж бы никогда так не поступил, их дружба для него всегда была важнее всех прочих. Он никому не доверял так сильно, как Дриму. Нет оснований для подобных переживаний.
С другой стороны, у Дрима может быть совсем другой взгляд на вещи. Строить догадки без каких-либо доказательств бессмысленно. Неподтвержденные теории не имеют смысла.
Но эти точки в конце сообщений. Дрим не ставит точки, знаки препинания и Дрим вещи практически не совместимые.
Джордж и не замечает, как проваливается в дрему.
Перед глазами бегают картинки сна, точнее - воспоминаний.
Дождь.
Чей-то далекий голос.
Он видит перед собой футбольное поле и размытый образ на другом его конце.
Человек кричит.
Уходит много времени, чтобы разобрать его слова.
Не уходи вот так, Джордж!
Прошу, не оставляй меня!
Джордж видит, что его руки трясутся, что из-за дождя его рубашка, которую он раньше носил в школу, промокла насквозь, и наверняка тетради в рюкзаке безнадежно испорчены. Но неведомая сила не дает ему и шагу сделать прочь от этого места. Все, что он может - наблюдать, как фигура, с каждым мгновением все более четкая, падает на колени.
В момент, когда лицо становится почти узнаваемым, Джорджа будит громкий звук за стеной.
Глубокий вдох и медленный выдох. Парень старается успокоить свое негодование и трижды стучит по стене, в надежде что у соседей проснется совесть и они все-таки начнут вести себя тише. И, действительно, звуки моментально прекращаются.
Только вот заснуть больше не выходит.
Парень проверяет время на телефоне - восемь часов вечера. Он заснул буквально на два-три часа. Что ж, в любом случае это лучше, чем отсутствие сна вовсе. Встает с постели, скидывает водолазку и меняет ее на домашний свитер. В нем и свободнее, и комфортнее в целом.
Свитер, который связала мама.
Конечно в нем будет комфортнее, чем в любой другой вещи.
Нужно бы разложить вещи, не лежать же им в чемодане, но взгляд натыкается на главный предмет в его комнате. Который он, поддавшись чувствам, распаковал в первую очередь.
Yamaha psr.e363.
Маддивуд.
Его синтезатор.
Рука тянется к кнопке включения. Пальцы пробегаются по клавишам, наигрывая незамысловатую мелодию, и Джордж чувствует, как все тревоги отпускают его в одно мгновение. Простая мелодия в минорных тонах, он вдруг вкладывает всего себя в композицию, которую играет в минуты печали вот уже сколько лет. Те самые
чувства, которые рвали его на протяжении всего дня, укладываются в ноты.
Музыка - математика. Наверное поэтому Джордж ее понимает.
Композиция уносит его все дальше и дальше, в те самые воспоминания из сна. Он пытается вспомнить, кем был тот самый человек на поле. Пытается, но не может.
Когда руки переходят на первую октаву, его прерывает тихий стук в дверь.
- Хей, привет, - Клэй стоит перед входом в комнату с виноватой улыбкой и шоколадкой в руках. - Я хотел извиниться за то что помешали отдыху.
- Не стоило, все в порядке. Прошу меня простить, если стук в стену вы нашли слишком грубым решением проблемы.
- Нет, что ты. Это было… весьма эффективно, скажем так.
И оба затыкаются. Клэй разглядывает лицо Джорджа, словно пытается найти в нем что-то. Этот взгляд доставляет легкий дискомфорт, поэтому парень прокашливается, как бы намекая, что если разговор окончен, то он вернется к своим делам.
- В любом случае, - сосед и вправду спохватился, - я разогнал этих придурков по комнатам и отобрал у Ника гитару, так что до следующего дня никакого шума, обещаю.
- Весьма признателен.
Джордж замечает, что взгляд собеседника цепляется за инструмент.
- Я слышал что ты играешь, перед тем как постучаться. Могу… могу я послушать?
Видимо, ничего не остается. Он пропускает Клэя в свою комнату, указывая на кровать. Тот послушно садится, складывая руки на коленях и следуя взглядом за каждым движением Джорджа.
- У него есть имя?
- Маддивуд.
- В честь Гиббонса или Уоттерса? - они одновременно смеются этому маленькому уточнению.
- В честь них обоих.
Глубокий вдох, Джордж немного прибавляет громкость на своем инструменте, и пальцы продолжают путешествие. Он бежит по нотам так, словно играет на уровне инстинктов, не пытаясь вспомнить ноту и не задумываясь над правильностью своих действий. По правде говоря, именно так и было.
Эта композиция - воспоминание из глубокого прошлого. Полноценная часть самой личности пианиста.
И Джордж не сразу замечает, как Клэй встает с кровати. Как приближается к нему со спины, кладет свою руку на клавиши и вторит движениям, но на октаву выше. Только когда тот полушепотом начинает напевать слова, парень слегка поворачивает голову в его сторону, чтобы лучше расслышать.
Клэй стоит так близко, что Джордж может ощутить его дыхание. С легкими нотками клубничной жвачки.
-
Я схожу с ума, потому что здесь — это не то место, где я хочу быть, - его пальцы в какой то момент почти встречаются, их разделяет буквально одна клавиша. -
Удовлетворенность кажется далёким воспоминанием, и я ничего не могу с собой поделать - все, что я хочу от него услышать, это…
Музыка замолкает на последних словах строчки. Клэй произносит их в полной тишине, разве что только летний ветер врывается в комнату через открытое окно, качает занавески и нежно касается кудрей юноши, который стоит рядом с Джорджем. Закатнее солнце бросает лучи на них, подсвечивая лицо Клэя, выделяя его чуть более светлым тоном на фоне стен. Теперь оно кажется ему почти белым.
Они встречаются взглядами.
-
Все, что я хочу от него услышать, это "Ты мой?"
Теперь тишина наполняется вопросами в голове Джорджа, которые кажутся настолько громкими, что почти слышны и Клэю.
А тот выглядит еще более нервным, чем был до этого. Снова этот взгляд. Словно он пытается сказать что-то важное и одновременно с этим найти все необходимые ответы. Встревоженность чувствуется настолько сильно, что передается и Джорджу тоже.
Рука парня нервно дергается и сталкивается с мизинцем Дэвидсона. Они ведь так и остались на том месте, где их разделяла всего одна клавиша. И теперь это нервное движение заставило из пальцы соприкоснуться.
Джордж растерянно опускает взгляд на свои руки. Эта сцена ему кое-что напоминает.
Только непонятно, что именно.
Клэй прокашливается, убирает руку и рваными движениями вытирает ладони о свои штаны. Ладони вспотели от нервного напряжения?
- Ты красиво играешь. Но, думаю, что я и так уже сильно тебя потревожил.
Хочется что-то сказать, прояснить, что это сейчас такое было вообще, но Клэй останавливается только чтобы бросить:
- Спокойной ночи, Джордж.
И уходит.
Оставляя его совершенно растерянным, наедине с собой и
клубничной шоколадкой на столе.
