В темной-темной комнате

─ «Слыхал, Курц? За тобой прилетели. Всегда подозревал, что ты не отсюда». Он был изгоем, и Джо знал это лучше остальных. Тихие, неуверенные в себе заики, с волосами цвета темного дуба никогда его не привлекали, что было видно по его девушке, обладавшей всеми противоположными чертами. Видимо, эти черты только в девушках отталкивали его. Что-то иррационально тянуло Джо к местной груше для битья, и этим что-то была не только бесконечная агрессия. Хотелось извиниться, исправиться, заботиться, но Джо почему-то раз за разом с грохотом толкал худого юношу в шкафчики. ─ «Х-хе. Б-было б-бы н-неплохо. Р-рожи ваши т-тупые не видеть» ─ сама возможность того, что Джо мог вызывать хоть какие-то позитивные эмоции, была абсурдна. Он был туп, как пробка, не видел дальше своих спортивных достижений, а вся его мыслительная деятельность ограничивалась на том, куда сейчас полетит мяч, а затем нестись за ним, подобно злобной цепной шавке. Рожа у него была действительно тупая ─ грубые черты лица, как топором рубленные, напоминавшие что в профиль, что в анфас, лицо неандертальца. Вообще, между этой веткой эволюции гоминид и Джо было много общего, только вот у неандертальца есть перспективы в развитии. ─ «Ты че сказал? А ну иди сюда!» Как предсказуемо со стороны Джо это было. Конечно, Курц знал, что говорил, а также был полностью уверен в своей правоте. К Джо у него был лишь один вопрос ─ он правда не знает, что он глупее пятиклассника, или он поддается эскапизму, предпочитая надолго об этом не задумываться? Хотя, глупым всегда было даровано счастье от безумия, а одному здравомыслящему человеку на двадцать пять глупцов не могло приходиться легко. Отец говорил, что нужно не обращать на это внимания, а учиться дальше, чтобы в один из дней ты пнул ведро уборщицы в местной забегаловке, а этим бедным работником клининговой службы оказался тот самый человек, чье лицо от гнева начало походить на поросячью морду. «Животное» ─ презрительно думал Курц, скрываясь в толпе. Отец Курца был серьезным человеком, а главное ─ такой же изгой. Он стал черств, груб, даже нахален, но судить его было бы делом бесполезным ─ благодаря этим качествам, а также амбициозности, уму и нездоровому карьеризму он стал тем, кем есть сейчас. Хотя в школе тоже был козлом отпущения, видимо, таковы традиции династии Курц. Даже в школе все вместо имени обращались к ним по фамилии. Так что отец понимал его, но делать положением сына ничего не желал, полагаясь лишь на то, что это закалит его. Отчасти, план сработал, но если бы не книги, то юноша уже бы свихнулся. Вот он точно поддавался эскапизму, зачитываясь фантастикой до утра, сбегая из реальности, и получая в книгах то, чего эта жизнь ему дать не могла. Алкоголь, сигареты, наркотики ─ удел быдла, неспособного наслаждаться иными способами изменять свое сознание. Так категорично относился к этому ДОК, что и его сын взрастил в себе. Хотя, по правде говоря, он любил утаскивать подаренные бутылки дорогого алкоголя, наслаждаться благородным вкусом, и никогда не напивался до беспамятства. Маловероятно, что доктор наук, говоря о низменности спиртных напитков, относил к ним и дорогие ликеры. «Цвет из иных миров», «Блуждающая звезда»1, «Паноптикум звездной пыли» ─ и многое другое из того, что научило его мечтать о том дне, что никогда не произойдет, о дне, когда его заберут куда-то, откуда он и прибыл. «Этот придурок может иногда выдать что-нибудь стоящее» ─ думал Курц, сидя на физике. На уроках он мог расслабиться, ведь в кабинете ему ничего не угрожало внезапным унизительным подзатыльником или хлопком по спине, от которого, казалось, легкие выпрыгнут изо рта. Максимум ─ ком жеваной бумаги от одного из бугая, хвостиком ходившем за капитаном команды. Леонард… Какое красивое имя для такого урода. Во всех смыслах. О, если бы тот самый цветок из иных миров, о котором шла речь в любимом рассказе Курца, был реален, то он бы в рот запихнул этот цветок убогому дурачку, позорившему весь род человеческий одним своим существованием. Молодец, Леонард, хорошая работа, а теперь пожалуйста, иди выйди на то оживленное шоссе. Как ни странно, но Джо думал о своем нападающем то же самое, только в выражении своего отношения к нему ограничивался чем-то банальным из цикла: жирная свинья, кривоногий боров и прочее. А сам иногда засматривался на широкую спину и мускулистую шею с портаком, когда все парни собирались в душной душевой или просторной раздевалке. Только в этот момент нельзя было смотреть на лицо нападающего ─ был риск испортить себе настроение. И все же, подобные эпизоды любования мужскими телами явно намекали на нетрадиционную ориентацию Джо, хоть эти мысли он пытался от себя гнать. Что получалось в разы хуже, когда несуразное, нелепое тело Курца было рядом. Хорошо поразмыслив над своим положением Джо понял, что в принципе, может делать со слабаком что хочет. Так что идея о том, что нужно застать Курца в одиночестве где-нибудь в отдаленном месте казалась такой очевидной и правильной. Благо, у изгоя друзей не было, и он все время ходил по школе в полном одиночестве. В голове спортсмена возник план, и план этот казался гениальным, а от предвкушения его исполнения настроение было приподнято-возбужденным. Удача была на его стороне ─ кладовка оказалась открыта, а последней у Курца была химия. Сам Джо последний урок решил прогулять, ведь мало того, что литература была до сонливости скучной, так и сегодня у него было важное дело. Итак, прозвенел звонок, ученики хлынули из кабинетов, толкаясь и пихаясь. Джо стоял, подпирая собой дверь кладовой и наблюдал за стадом, в котором не находил знакомой головы брюнета. Можно было подумать, что все напрасно, но нет: из кабинета выглядывает Курц, несмело и мельком осматривает коридор, и, очевидно, замечает спортсмена. Тогда он делает вид, что ничего такого не заметил, и стараясь идти подальше от задиры, направляется к выходу. Тогда Джо подзывает паренька к себе, таким знакомым: «Эй, поди-ка сюда». Такой поворот событий заставил насторожиться, а отсутствие верных соратников напрягало еще больше: представить Джо без его шайки было невозможно, и если они были не на виду, то скорее всего просто где-то затаились. В любом случае, об этом лучше не задумываться, ведь становилось только страшнее. Ослушаться было нельзя, каждая реплика Джо была сродни приказу, ее невыполнение можно было сравнить с дезертирством, а за это что в армии, что в школе жестоко наказывали. Уже не пытаясь отсрочить свою участь, он плетется к мускулистому футболисту за очередной порцией тумаков, или унижений, или того, и другого. Стоило Курцу приблизиться к Джо, так он кладет тяжелую руку на узкое плечо, быстро открывает дверь в кладовую и с силой заталкивает слабое тело в служебное помещение. В темной тесной комнате не удается ничего разглядеть, кроме деревянных полок и темной фигуры, возящейся с дверью. Отступая вглубь комнату лицом к выходу, Курц запутывается в коробках. Барахло шумит и привлекает внимание, и если была последняя надежда на то, что в темноте его не заметят, то она тут же пропала. Может, капитан команды выльет на него все моющие средства? Заставит выпить их? Уронит на него стеллаж? Кто знает, что пришло в голову этому ублюдку, но ясно было то, что для Курца ничего хорошего это не предвещало. Может, Джо сделает нечто такое, из-за чего отец не сможет больше игнорировать проблему и переведет его в другую школу? Или того лучше ─ просто убьет Курца? Такое существование больше походит на выживание, этого козла посадят, а у папы хоть что-то наконец стрельнет в голове. В любом случае, кричать было бесполезно ─ это бы рассердило Джо еще больше. Хотелось плакать от собственного бессилия и страха, но нельзя было ─ это бы рассердило Джо еще больше. Дыхание и жизнь Курца, похоже, тоже сердила Джо. Только и оставалось, что сидеть в углу и тихо ждать. Наконец спортсмен оборачивается. Он не намерен включать свет, да и глаза Курца уже привыкли к стоящей темноте. Из щелей дверного косяка просачивались лучи света, в них кружились пылинки. Этого, очевидно, мало, чтобы достаточно осветить комнату, но все же лучше, чем ничего. Джо нарочито медленно подходит к стоящему на месте Курцу, который покорно опустил голову, не желая смотреть на своего мучителя. Это так несправедливо ─ почему он, обделенный умом бугай, так просто измывается над тем, кто одарен интеллектом, пусть и слаб физически. А спортсмен, очевидно, никуда не торопится. Прямо-таки смакует момент, не иначе. Хотелось попросить его просто не тратить на это время, но такая дерзость могла бы дорого обойтись. Вроде бы ничего в руках нет, значит, будет бить руками. Вход забаррикадирован шваброй. «Интересно, хватило бы у меня времени выскочить и добежать до той же директорской?». Джо наконец становится совсем рядом и кладет свою огромную ладонь на маленькое плечо. Другой рукой он поднимает лицо парня напротив наверх, чтобы тот смотрел снизу вверх из-за большой разницы в росте. Курц покорно фиксирует голову в этом положении, так что необходимости держать ее у лица нет. Джо вздыхает и спрашивает: «Как дела?». Курц ошарашено хлопает ресницами. Его унижали и били, но он так и не научился держать язык за зубами, чего не позволяла делать оставшаяся гордость. Так что он нерешительно пытается ответить: «Было х-хорошо, п-пока ты н-не пришел». А затем зажмуривается и напрягает все тело, готовясь к удару. Джо на это лишь хмыкает, и наклоняется к уху парня, и низким басом протягивает: «Вот как…», затем кусает кончик уха. Так иногда делала его девушка, так что он просто скопировал это, потому что Джо нравилось, когда она так делала, ведь после такого у него становилось тесно в штанах. Курц окончательно выпал от такого. По спине побежали мурашки, а в голову начали лезть самые отвратные и пугающие мысли. Оказывается, с ним может произойти что-то похуже, чем простое избиение, которое теперь показалось самым желанным развитием событий. Исключая, конечно, счастливое спасение и малую вероятность того, что Джо просто измывается более изощренно, чем обычно, и теперь он его выпустит. От горячего тела пахнет терпким дезодорантом и потом. Он что, не моется? Джо нагло берет лицо Курца обеими ладонями и накрывает его губы своими. Он не церемонится ─ сразу начинает кусать нижнюю губу, пытается углубить поцелуй, но ему не отвечают, так что пока спортсмену остается просто проводить по зубам своим языком. Тихоня открывает глаза и пытается бить парня в грудь, здраво понимая, что за другой удар ему попадет вдвойне, а слабые удары по крепкой груди Джо едва ли чувствует. Курц забывает как дышать, ему начинает сильно не хватать воздуха, и в этот же момент бугай отстраняется, между их ртами протягивается ниточка слюны. Просто омерзительно для Курца, и так восхитительно для Джо. Чтобы подавить любое сопротивление он поднимает руки слабака над его головой, и удерживая их вместе, прижатыми к стене одной лишь кистью правой руки. Он повелительно выдыхает в чужие губы: «Открой рот» и снова целует парня. Тот слушается, и теперь язык одного из них копошится как скользкая змея в чужом рту. Джо прислоняется к телу напротив совсем близко, так, чтобы Курц почувствовал бугор в штанах спортсмена. Затем Джо становится скучно держать руки школьника над головой, и с расчетом на то, что тот больше не станет докучать своими слабенькими попытками вырваться. Этого слабака хотелось поджать под себя, придушить, сломить, уничтожить, так что одно из своих желаний он решил осуществить: ладонью правой руки он обхватывает чужую тонкую шею и немного придушивает, не разрывая поцелуй. Постепенно он усиливает нажим до того, как слышит чужие хрипы. Тогда он отстраняется, отходит на шаг назад и дает мальчишке прокашляться. ─ «Посмотри на меня» ─ командует Джо, и Курц поднимает красные глаза, полные непонимания. Он так жалок, и это так сильно возбуждает. Джо расслабленно и обманчиво ласково кладет ладонь на макушку школьника, взъерошивает волосы, на которых никогда не было укладки, а затем сжимает копну волос и тянет, вынуждая отклонить голову, обнажая шею. У Курца не растет щетины, а также почему-то нет подростковых прыщей, а потому кожа у него не по-мужски гладкая, что на лице, что на остальном теле… наверно. Сейчас проверим. ─ «Раздевайся» ─ «Ч-что?» он желает удостовериться, что не ослышался, но дрожащими руками уже тянется к пуговицам на красной рубашке. ─ «Раздевайся, снимай одежду» устало повторяет Джо, не спуская внимательного взгляда с ученика. «Да, да, в том же духе» ─ подсказывает Джо. Когда последняя пуговица была расстегнута, он подходит ближе к Курцу и осматривает его: тощий, чуть ли не дрыщ, нескладный, болезненно бледный. Под тонкой кожей видны ребра, ключицы. По коже бегают мурашки, и Курц обнимает себя за плечи. ─ «Замерз?» ─хрипло спрашивает Джо, и не дав времени на ответ грубо притягивает парня к себе, отбирая рубашку, закидывая на одну из полок слева от себя, припадает своими губами к чужой прохладной коже шеи, от чего Курц сдавленно шипит. Джо опускался ниже, к груди. Но тут в дверь начинают стучать и раздраженно трясти, а за ней раздаются шепелявые ругательства. Блондин разочарованно закатывает глаза, поворачиваясь к двери. Но он осекается и бросает рубашку в лицо испуганному парнишке. ─ «Теперь одевайся» ─ раздраженно выдыхает Джо. Он ждет, а затем разворачивается, откидывает швабру от выхода, и мгновенно оказывается рядом с Курцем, хватая его за воротник рубашки в привычном жесте, а для завершения картины имитирует замах… Уборщик включает свет со словами: «Это ш-то такое вообше?» и замирает, изучая обстановку. Когда до старикана доходит произошедшее уже он замахивается ведром на Джо с выкриками: «Пшол вон!» и выгоняет из комнаты, а наглец даже не сопротивлялся и улизнул из комнаты. ─ «Милок, всо хорошо?» ─ обращается к Курцу добрый старикашка. ─ «Д-да…» ─ отвечает ему парень, отстраненно смотрящий в сторону двери, прислонившись спиной к стене. «Д-да, с-спасибо» ─ добавляет он, смотря на уборщика. ─ «Иди ужой, уроки кончились-то» ─ почему старые люди такие добрые и заботливые даже по отношению к чужим детям? На самом деле появление уборщика было предсказуемо, ведь придурок Джо не додумался выбрать более уединенного места, но на самом деле, оно и к лучшему. Страшно представить, до чего дошел бы этот болван, если бы он не был остановлен. Курц чувствует себя униженно настолько, что это почти больно. Он не станет прятать засос от отца, и если тот все-таки его заметит, то он расскажет всю историю в мельчайших подробностях, не постеснявшись сурового взгляда. И Джо, и Курц, ночь спать не будут. Курц, наконец, сможет прореветься. Плакать от обиды, от гнева, от бессилия, от злости и от ненависти, которая теперь заполонила его рассудок. Он не пойдет завтра в школу независимо от того, что ему за это будет, ведь учиться там теперь было невыносимо. А Джо… Ну, на всю ночь, его, может, и не хватит, но сны ему будут сниться очень интересные.