Утро.

Сквозь дрёму Нагито чувствует, как мягкие тёплые губы касаются её лица. Оставляют невесомые поцелуи на щеках, на лбу, на подбородке. — Пора вставать, — ласково шепчет родной голос, — Нужно принять лекарства, заяц. Комаэда совершает попытку поднять веки, но с треском проваливается и решает забить, погружаясь глубже в сон. Хинате это явно пришлось не по душе. — Ну же, солнце, — два коротких поцелуя в закрытые веки, — Время нас не ждёт. Нагито недовольно хмурится, но глаза всё же открывает. При виде любимых черт лица всё негодование мгновенно сходит на нет. Улыбающиеся мятные глаза напротив завораживающе поблёскивают от ярко солнечного света, проникающего в комнату сквозь щель меж задернутыми шторами. Бледно-розовые губы растягиваются в радостной ухмылке: — Глаза открыла – значит не спишь, — Хаджиме быстро стягивает с Нагито одеяло и подрывается с места, быстро раздвигая плотные чёрные шторы и впуская солнце в комнату, — Доброе утро, заяц. Комаэда наигранно мычит что-то себе под нос и переворачивается на живот, утыкаясь лицом в подушку. Хината тепло усмехается, походит к их общей кровати и осторожно переворачивает девушку обратно на спину: — И чего это мы такие грустные? Нагито в ответ лишь зевает и виновато улыбается. Хаджиме тихо смеется, не двигаясь с места и давая Комаэде тщательно рассмотреть её. Чуть подзагоревшая кожа, тонкие сухие губы, маленький, но заметный шрам под правым глазом. Каждый раз глядя на него Нагито не может отделаться от мысли, что в том, что произошло тогда виновата именно она, сколько бы Хаджиме не пыталась её переубедить. — Эй, ну что такое? — вдруг взволнованно спрашивает Хината, тянется рукой к лицу девушки и нежно проводит по щеке, — Как там говорит Терутеру... Sentimentalité excessive? Нагито искренне не понимает в чём дело, хоть и припоминает, как Ханамура не раз употреблял эту цитату, пока Хаджиме не подсаживается ближе и нежно стирает большим пальцем слёзы с её лица. "Что, снова?" В последнее время Нагито начала подмечать за собой приступы особой эмоциональности, когда любое воспоминание могло заставить её плакать. Это повторялось нечасто, но после такого всегда становилось так совестно оттого, что она тревожит этими выплесками Хаджиме. — Ну все, встаём, — Хината поднимается на ноги и быстро шагает в угол комнаты, — Лекарства сами себя не примут. Нагито слышит едва различимый звук колёс и садится в кровати. Хаджиме подкатывает кресло к кровати, опирается одним коленом на край мебели и аккуратно подхватывает Нагито на руки, — Пойдем на ручки. Комаэда мысленно извиняется перед Хинатой за то, что с ней так много возни, но вслух этого не говорит, потому что тогда она точно расстроится. — Аккуратно... Усаживаясь в кресле, Нагито вздыхает. Всё же, в том, что случилось, виновата только она, что бы там Хаджиме ни говорила. "Спасибо удаче, что Хаджиме цела." Мрачные мысли прогоняет мягкий поцелуй в макушку: — Хватит дуться, — весёлый голос вселяет уверенность, а нежные поглаживания по плечам придают сил, — Подбираем нюни и марш в ванную. — Хорошо, мам, — хриплым ото сна голосом отвечает Нагито, улыбаясь. Выезжая из спальни, она слышит тихий смешок. Раз уж у неё получилось поднять Хаджиме настроение, то она не такой уж и мусор, верно? По крайней мере, так утверждает сама Хината. А не верить ей Нагито не может.