***
— Сегодня вечером должен пойти снег. Так что я съезжу в город за покупками. Тебе нужно что-нибудь? Луи мешает клубнику и чернику на своей тарелке, скромно подняв взгляд на альфу, заглатывающего бекон, яичницу и хлеб. — Можно поехать с тобой? Уоррен запивает еду черным кофе и, даже не задумавшись, отвечает: — Нет. За скотиной кто будет ухаживать? Луи хочет поспорить, но слова застревают в горле, когда он чувствует пульсацию в боку, словно напоминающую о том, что может случиться, если открыть рот. — Да, альфа. — Итак, тебе что-нибудь нужно? Когда Луи удается взглянуть на человека, за которого он собирается выйти замуж в июне следующего года, тот не выглядит раскаивающимся, как обычно после того, как его ударил. Отвернувшись, Луи берет с тумбы рецепт на противозачаточные. — Это все. Мне также нужен шампунь и кондиционер. — Я же только месяц назад покупал тебе набор, — ворчит он, приближаясь к Луи и заполняя воздух своими феромонами. Густой хвойный аромат заставляет Луи вздрогнуть. — Извини, альфа. — У меня деньги не на дереве растут, Луи. Так что начни с умом пользоваться. — Да, альфа. Когда рука Уоррена опускается на его тонкую шею, он напрягается, пристально глядя в окно кухни. «Не сжимай», — про себя молит Луи. Но пальцы сдавливают, как удавка, и омега немедленно подчиняется, инстинктивно опуская голову. — Я вернусь к обеду. Я тебя люблю, — Уоррен притягивает его к себе и целует дрожащие губы, после чего уходит. Луи падает на колени и позволяет себе расплакаться, лишь когда слышит рев пикапа. Он с силой обнимает себя, чтобы уменьшить дрожь. Всё должно быть иначе. Его жизнь совсем не похожа на ту, которую он себе представлял, и он прекрасно понимает, что в этом только его вина. Луи не заостряет свое внимание на том, что именно, а точнее, какой человек должен измениться. Третьего декабря исполнилось два года их отношениям, а он так и ничего не поменял. Луи по-прежнему съеживается и подчиняется, как послушный омега, каким его воспитали. Если бы он на самом деле хотел чего-то другого, то уже давно бы получил. «Ты глупый, глупый, глупый», — словно мантру повторяет он, поднимая глаза к потолку. Луи изливает свой гнев, хлопая дверцами шкафчиков и дверьми, с яростью складывает постиранное белье, готовит обед и резкими движениями моет посуду после завтрака. Единственное, что помогает ему потушить свои бушующие эмоции — это поход в сарай. Гниющее дерево и затяжной запах навоза приветствуют его, когда он складывает новые тюки сена. Сьюзан, их корова, тыкается носом в его руку, когда он кормит ее кусочками яблок. Она снова беременна. Отец теленка был убит в конце сентября для мяса. Луи надеется, что у нее будет девочка, еще одна дойная корова, которую они либо оставят, либо продадут. Для него не имеет значения, куда ее денут, пока она жива. — Осталось совсем чуть-чуть, — Луи нежно потирает низ её живота, улыбаясь, когда она толкает его головой в плечо. — Если это мальчик, мы назовем его Генри, а если это девочка, как насчет Джинджер? Когда она мелодично и протяжно мычит, отчего у него на руках волоски встали дыбом, Луи хихикает. — Рад, что ты согласна. Он не позволяет себе расслабиться, как обычно. Уже десять, Уоррен вернется где-то к одиннадцати к обеду. Поэтому омега быстро насыпает корм курам и проверяет, есть ли новые яйца. Он выходит с пустыми руками и направляется в загон, к свиньям, сапоги тут же покрываются грязью вперемешку с навозом. Четверо поросят окружают его, громко хрюкая, пока он наполняет корыто. Им удается привлечь внимание парня, так что тот с грустной улыбкой почесывает их бока. Уоррен, вероятно, продаст троих и оставит того, что пожирнее, для мяса на лето. — До свидания, мои любимые, — шепчет Луи, бросив последний взгляд на затемнённое помещение, прежде чем повернуться и вернуться в главный дом.***
— Чёрт! Молока нет, — стонет Луи, раздумывая, можно ли его заменить жирными сливками. На обед будет чили и кукурузный хлеб. Он не умел готовить, когда они только начали встречаться. Воспитание в приемной семье не было таким, какое получили большинство омег. Но Луи научился. Он изучал кулинарные книги матери альфы и практиковался с ней по выходным, молча выслушивая её ругань. Он дважды помешивает соус. Когда Луи замечает, что стрелки часов приближаются к одиннадцати, то повторяет в голове все свои реплики, чтобы не ошибиться в разговоре с Уорреном: «Да, альфа», «Нет, альфа», «Спасибо, альфа».***
— Кукурузный хлеб ужасен на вкус. Ты использовал теплое молоко, как учила моя мама? Луи сначала смотрит на упомянутый хлеб, вернее на то, что от него осталось — два маленьких кусочка. Затем переводит взгляд на надкусанный кусок на своей тарелке. — Его не было. Я заменил сливками. Уоррен доедает порцию, встает из-за стола и швыряет грязную посуду в раковину. Громкий звон пугает Луи, он сжимается, пытаясь унять дрожь в руках. Омега готовится к вспышке злости, крику и потоку оскорблений в свой адрес. Но он не ожидал пощёчины. За мгновенным жжением появляется пульсирующая, горячая боль (потом со временем она усилилась, кожа припухла, ноя до поздней ночи). — Тогда почему, блять, ты не сказал мне купить его, — шипит альфа, хватает Луи за шею и тащит к лестнице. Парень едва успевает встать на ноги, когда его уже поволокли на второй этаж, колени больно ударяются о дерево по пути. — Плохая омега. Вот почему мы откладываем гребаную свадьбу, потому что ты никчёмный, ты ни на что не способен. — Альфа, пожалуйста, — начинает плакать он, когда его бросают на кровать. Луи шепотом умоляет. — Пожалуйста. Ноздри раздуваются, грудь выпячивается, альфа демонстрирует свое доминирование. Его светлые кудри, обычно аккуратно зачесанные назад, беспорядочно спадают на его глаза, из которых сочится ярость. — Ты будешь спать в сарае, — он убирает волосы с лица. — Понятно? Луи скулит от чистого облегчения. — Да, альфа.***
Луи помнит одного опекуна, которая ему действительно нравилась. Она была очень добродушной, слегка странноватой, и, если бы не ее страсть к путешествиям, он бы умолял ее усыновить его. Люси всегда учила его чему-то… необычному. Например, она без устали повторяла, что омеги гораздо сильнее альф. Женщина всегда винила общество в том, что именно оно внушало омегам, единственным существам, способным дать жизнь, что они ниже рангом, чем кто-либо другой. Каждая ее страстная речь заканчивалась тем, что она напоминала ему о его неизмеримых способностях и подчеркивала, что никогда и никому не надо позволять умалить их. Она была единственной женщиной, которую Луи считал своей матерью и любил, и уважал даже после совершеннолетия. У нее была комната, вся увешанная зеркалами различных форм, от маленьких до очень больших, занимающих целую стену. Люси считала, что человеческое тело, в частности омежье, — самое что ни на есть прекрасное. «Количество возможностей того, что мы можем сотворить с нашим телом… невероятно». Луи тогда было тринадцать. У него еще не было первой течки, поэтому то немногое, что он знал о своем теле, рассказала ему Люси. Она говорила Луи встать перед зеркалом и полюбить себя. Женщина закрывала его в комнате, требуя раздеться догола и полюбоваться своим телом в одиночестве. Да, она казалась сумасшедшей, но благодаря ей у него появились те ничтожные крупицы уверенности в себе. Когда Луи покинул ее дом, то при любом удобном моменте искал зеркало. Он вставал перед отражающей гладью и любовался своими формами. Стоя сейчас перед большим зеркалом, которое висело на двери ванной, Луи чувствует лишь тошноту от увиденного. Синяки и ушибы, полученные в июне, сошли, но их заменили октябрьские гематомы. Уоррен бьет его в те же самые места. Они на самом деле никогда не меняются. Всегда страдает его бок, который ему отпинали буквально неделю назад, все еще цвета индиго, а лицо только слегка покрасневшее и опухшее. Альфа обычно старается не затрагивать его, по очевидным причинам. Луи тошнит от собственного тела, которым он когда-то восхищался. Вода в ванне всегда кажется недостаточно горячей, потому как ему хочется буквально сжечь кожу, себя… заживо, до самых костей и подняться паром над журчащей водой, рассеиваясь в воздухе. Когда желчь поднимается к горлу, он оборачивается. Припухлость, тянущаяся от уголка правого глаза и охватывающая скулу, к вечеру спадет, а синяк исчезнет к концу недели. Его тело вернется к тому облику, который был до Уоррена. Он погружается в обжигающую воду. Один, два, три раза. Стоит ей только остыть, как он набирает ванну заново и опускается в воду. Луи нужно почувствовать что-то другое, кроме боли, дабы отвлечься. Если Томлинсон этого не сделает, он убьет его. Он возьмет нож, спрятанный в наволочке, и перережет этому ублюдку горло посреди ночи. Луи тихонько хихикает, четвертый раз в его голове появляется мысль об убийстве. Убить Уоррена вдали от цивилизации — лучший шанс сбежать. Никто не спохватится, по крайней мере сразу, когда тело альфы обнаружат, Луи уже далеко-далеко уедет, в какое-нибудь тёплое место. Труп Уоррена уже будет разлагаться в грязи неглубокой могилы, выкопанной для него омегой. Луи снова тихо смеется, наблюдая, как снег ложится на ограду и стога сена, рассматривая иней, собирающийся вокруг оконных рам, вокруг подоконника. Он и правда может и готов убить альфу. Сумасшествие. Из-за этого из горла вырывается жалкий смех. — — Моему кузену нужно будет остановиться у нас на следующей неделе. Я сказал ему, что он может занять гостевую комнату, поэтому она должна быть убрана и готова к его приезду. Луи давится горячим чаем. Жжение быстро проходит, и он резко откашливается. — Альфа, почему ты не сказал мне раньше? Мне нужно больше времени, чтобы подготовиться. — Расслабься, он простой дальнобойщик. Он приедет через два дня, и поверь мне, для него комната покажется пятизвездочным номером по сравнению с кузовом его машины. Когда Уоррен уходит в сарай, Луи начинает готовить дом к субботе. Сегодня только среда, но он не хочет, чтобы еще кто-то из семьи Уоррена подумал, что он недостаточно хорош. К ним приезжают только родители альфы, но лишь на праздники. Впервые в их доме остановится другой член семьи. Луи беспокоится, потому что он ни с кем не контактировал на протяжении месяца, и не знает, как его омега отреагирует на присутствие другого альфы. Если тот хоть чем-то похож на Уоррена, то Луи придется несладко. Угождать двум альфам с неукротимым эго, которые используют омегу в качестве боксерской груши, звучит страшно и нереально. Он думал о том, как убить одного мужчину, а обоих — невозможно. Луи трет плитку в ванной, пары хлорки и чистящей пасты наполняют нос и затуманивают разум. Единственное, на что он надеется, так это то, что Уоррен не будет трогать его, пока с ними будет жить его таинственный кузен. Что все его побои заживут и он сумеет придумать наилучший план побега. — Во время ужина любопытство Луи берет верх. Проглотив кусочек лазаньи, он обращается к альфе: — Почему ты никогда не рассказывал об этом кузене? Когда Уоррен отводит взгляд от тарелки и поднимает глаза на Луи, выражение его лица говорит о том, что он предпочел бы наслаждаться едой в тишине. — Рассказывать особо нечего. Он постоянно в разъездах с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, мы почти не видимся. Он на пять лет старше меня. Луи мысленно подсчитывает, что этому кузену тридцать пять, то есть он на десять лет старше его самого. — Он такой старый, — Луи сразу прижимает ладонь к губам, густо краснея от стыда. Угораздило же его такое ляпнуть. Он удивляется, когда слышит смешок Уоррена. — В последний раз я его видел три года назад. Раньше он работал водителем в Ганни, а потом, когда мои дядя и тетя переехали, стал дальнобойщиком. Луи, несмотря на все, рад за Уоррена, ведь очевидно мужчина рад его увидеть, так как в голосе слышна едва уловимая грусть. — Как его зовут? — Гарри.***
Они ссорятся в ночь перед приездом кузена Уоррена — Гарри. Про выходной костюм альфы, который нужно было постирать и отутюжить для субботнего утреннего аукциона, Луи благополучно забыл, в суматохе готовясь к прибытию родственника. На омегу накричали, оскорбили, но не тронули и пальцем, а только крепко схватили за шею, сдавив горло в качестве предупреждения, прежде чем отпустить и уйти. Луи удивлен, что его не отправили в сарай за амбаром, что любил делать Уоррен, чтобы показать степень своей злости. Кузен альфы еще не приехал, а Томлинсон уже был готов целовать землю, по которой он ходил. Целую неделю омега может быть спокоен и не бояться побоев. — Тебе не кажется, что лучше не ехать на аукцион? — тихо спрашивает Луи. Уоррен ходит по кухне, собирая бумаги и укладывая их в папку. — Луи. Он съеживается при звуке альфа-голоса, сцепив руки перед собой и опустив голову так низко, как только может. Его подбородок слегка побаливает, когда он прижимает его к груди. — Прости, альфа. Уоррен продолжает собираться, не обращая внимания на дрожащего омегу, все еще стоящего в позе подчинения на кухне. Он не признает его присутствия, пока не будет полностью готовым. Кончики пальцев, впивающиеся в шею омеги, причиняют тупую, обжигающую боль. Луи не может не дернуться от неожиданности. Уоррен усиливает хватку, вызывая тихое хныканье. — Его не будет до вечера. Перестань. Блять. Меня. Спрашивать, — шипит он ему в ухо. — Да, альфа. — Нужно расчистить подъездную дорожку. Я припаркуюсь в гараже, чтобы он смог поставить свою машину во дворе. Луи очень хочет ответить этому мудаку, что в одиночку омега вряд ли управиться с таким объемом работы, но он вовремя прикусывает язык. — Да, альфа.***
Луи едва успел расчистить четверть подъездной дорожки, как замечает неторопливо заезжающую во двор большую чёрную фуру. Он знает, что это кузен Уоррена, но его не покидает чувство, что на самом деле его альфа вот-вот спрыгнет с водительского сиденья. Луи хотел бы сказать Уоррену: «Я же говорил». Луи никогда не встречал такого взрослого альфы. Самый старший на его памяти — отец Уоррена, и тот очень и очень старомоден. Он верит в дурацкие стереотипы, касающиеся омег, и его взгляды, к сожалению, были успешно привиты единственному сыну. Это понятно каждый раз, когда Уоррен делает вид, что не слышит, как омегу ругают его родители. «Выпрямись, Луи». «Не говори, пока тебя не спросят, Луи». «Слушай своего альфу, Луи». Поэтому, крепко вцепившись в деревянную ручку лопаты, Томлинсон готовится к худшему. Гарри высокий, широкоплечий и с растительностью на лице. Он слишком далеко, чтобы Луи мог разглядеть седину в коротких темно-каштановых кудрях или непослушной бороде. Альфа одет в толстую коричневую куртку, потертые синие джинсы и зимние ботинки. Черная сумка, перекинутая через плечо, сдвинулась, когда он остановился, сосредоточив взгляд на одиноко стоящей омеге. — Ты пара Уоррена? — кричит он. Грубоватый с хрипотцой голос пугает Луи. Томлинсон быстро кивает, его хватка слабеет, стоит лишь альфе двинуться к нему. Перед глазами всё плывет, лицо и тело Гарри размывается, и Луи бросает лопату на землю и бежит к дому. Он заходит на кухню и чуть не плачет. Уоррен не сказал ему, что делать, если Гарри появится раньше. Луи боится, что ему достанется из-за того, что он плохо поприветствовал альфу. Звонок переходит на голосовую почту, и с покусанных губ срывается слабый всхлип, но, услышав стук ботинок Гарри по деревянным ступенькам, он замолкает, не сумев сдержать слезы, покатившиеся по щекам. Он приходит в себя, когда Гарри поворачивает дверную ручку. Луи срывается с места и пытается захлопнуть дверь, уставившись на удивленного Гарри большими растерянными глазами. Он мысленно отмечает, что у него нет седины. — Уоррена нет дома. Луи наблюдает, как мужчина ухмыляется, сумка, висящая на плече, падает на землю. — Ты боишься, щенок? Омега не отводит взгляда от растянутых в улыбке губ, непроизвольная дрожь, пробегает по всему телу из-за того, какой глубокий голос Гарри. — Да. — Он задержится на аукционе. Сказал мне, что ты будешь здесь, — Гарри выглядит немного смущенным. — Разве он не звонил тебе? Ладонь потеет, хватка омеги на дверной ручке ослабевает, и он отступает от двери, пропуская высокую фигуру внутрь. Гарри стряхивает снег с волос и плеч, прислоняя сумку к стене. — Должно быть, он забыл, — шепчет Луи, наблюдая, как мужчина проходит в небольшую кухню. — Похоже, что так. Сукин сын, вечно все забывает. Луи съеживается. — Извини. Гарри снимает перчатки и куртку, хмуро глядя на расстроенного Луи. — Ты ни в чем не виноват, щенок. Мой младший кузен просто дерьмовый хозяин. Его внутренняя омега настораживается, голова слегка кружится от того, что альфа называет его щенком. Обычно так зовут маленьких детей, реже омег, в качестве нежного прозвища. — Уоррен — хороший альфа. Просто забывчивый, — почему-то защищает его Луи, доставая кружку, чтобы занять себя хоть чем, лишь бы не смотреть на Гарри. — Кофе? — Есть какао? От удивления Луи чуть не роняет синюю кружку. Он поворачивает голову и скептически смотрит на Гарри, на лице которого все еще играет слабая улыбка. — Что? — Какао. У тебя есть какао? Они молча переглядываются с минуту, пока Луи не понимает, что тот не шутит. Он наклоняется к нижнему шкафчику и достает свой секретный запас какао, купленного Зейном. — Эм, только не говори Уоррену… Я не… Он не знает, — Гарри хмурится ещё сильнее, и Луи не может придумать, что сказать, чтобы не вызвать подозрений. — Уоррен всегда был чертовски помешан на здоровом образе жизни. Луи роняет кружку во второй раз, испугавшись громкого смеха альфы. Раздается звон, и осколки стекла разлетаются в разные стороны. Гарри сразу затихает. — Черт! — шипит он, падая на колени и быстро сгребая синие осколки в кучу. Наклонившийся мужчина дарит ему спокойствие, хоть омега и ожидает подзатыльника за то, что устроил ненужный беспорядок. Луи замирает, когда Гарри кладет руки ему на плечи, сжимая, что не похоже на угрозу. — Не смей, щенок, ты порежешь свои маленькие пальчики. Уоррен оторвет мне голову. Луи тут же останавливается, роняет осколки на линолеум и встает. — Извини, обычно я не такой… пугливый. — У тебя дома неизвестный альфа, это нормально. Мне жаль, что я заставляю тебя чувствовать себя неловко, — Гарри снова хмурится, и Луи это не очень нравится. — Я могу подождать в машине, если хочешь. Томлинсон не замечает, как тот нежно потирает его руки. Он выпрямляется и отходит от него, склонившись над кухонной раковиной. — Чепуха. Присаживайся, я приготовлю какао. Гарри подходит к шкафчику и достает две кружки. — Я не буду нарушать правила один. Ты тоже выпьешь какао. Луи улыбается, забирая кружки из огрубевших рук Гарри. — Хорошо.***
Выпив вторую кружку какао, Луи решается взяться за обед. Уоррен все еще не вернулся, но Гарри уже устроился в гостевой комнате, и тихое урчание в животе не осталось незамеченным омегой. — Эм, — он потирает предплечья, сверля взглядом деревянный пол. — Я собираюсь начать готовить обед, Уоррен скоро вернется. Мне жаль, что тебе придется терпеть мою компанию. Гарри широко улыбается, обнажая ряд белых зубов, и Луи снова ловит себя на том, что пялится. Он с трудом отрывает взгляд от вишнёвых пухлых губ и спрашивает: — Тебе нравится мясной рулет? Когда Гарри протяжно стонет, Луи чувствует это всем телом. Ему приходится сжать ноги, потому что чувствует, как естественная смазка вот-вот потечёт по дрожащим бёдрам. — Одно из моих любимых блюд. Мама готовит лучший рулет. В детстве постоянно его ел. Луи улыбается, несмотря на ноющую боль в груди. — Надеюсь, у меня получится так же вкусно. — Я уверен, что у тебя получится, — говорит ему Гарри, подмигивая. Во время готовки они разговаривают, удивляясь тому, что в основном сходятся в своих интересах, симпатиях и антипатиях, что для них становится полной неожиданностью. Луи ставит форму для запекания с мясом в духовку. — Мне никогда не нравился холод, но у меня не было возможности переехать куда-нибудь, где потеплее, — он оглядывается на Гарри, зелёные глаза смотрят на него. — Я побывал во всех пятидесяти штатах и должен сказать, что лучшее место на свете — Кентукки. Хотел бы поселиться в Боулинг-Грин. — Никогда не выезжал за пределы Ганни, — Луи садится за стол напротив Гарри, который выглядит не старше тридцати. — Скажи Уоррену, что если он спарится с тобой, то тебя можно будет не прятать от любопытных глаз. Луи хихикает, заправляя за ухо прядь волос, упавшую на глаза. — Думаю, станет только хуже, если мы спаримся. — Я бы не винил его. От тебя глаз нельзя оторвать, щенок, — Гарри сначала улыбается, но это быстро превращается в ухмылку, когда Луи краснеет, как клубника. — Спасибо, Гарри, — шепчет Томлинсон, поднявшись из-за стола, решив вымыть гору грязной посуды в раковине.***
Уоррен подъезжает к дому в двенадцать. Луи только усадил Гарри, убедив его, что ему не нужна помощь, и поставил на кухонный стол мясной рулет, залитый томатным соусом, картофельное пюре и кукурузу. Гарри даже не встает поприветствовать кузена, слишком занятый разглядыванием горячей и аппетитной еды. — Ты вовремя притащил свою тощую задницу, — шутит Гарри, пожимая протянутую руку кузена, — Мы бы уже готовы поесть без тебя. Широко раскрытые глаза Луи метаются между Гарри и его альфой. — Мы не… Уоррен кладет руку на затылок омеги, и тот немедленно замолкает. Он пытается смотреть куда угодно, только не на Гарри, но все равно замечает, что альфа напрягается. Луи чувствует себя обнаженным и беззащитным с рукой мужчины на шее. Он не знает то ли потому, что рядом сидит еще один альфа, то ли потому, что это именно Гарри. Луи лишь хочет, чтобы Уоррен убрал руку с его шеи, места, которое считается самым священным в их обществе. Неприемлемо делать это перед чужим альфой. — Положи мне. — Да, альфа, — шепчет Луи, опустив голову и изучая взглядом пол. Гарри напряжен за обедом, и Луи знает, что это из-за того, что произошло перед началом трапезы. Он игнорирует это изо всех сил, его задачу облегчает Уоррен, которому нужно постоянно докладывать еду и приносить новые банки пива. Но все становится нереальным, когда его взгляд падает на Гарри, наблюдающего за тем, как он исполняет свои обязанности омеги с легким оттенком презрения, мучающим его. Он не может не задаться вопросом, считает ли Гарри его хорошим омегой. Оправданы ли его синяки на теле, потому что Луи, похоже, не может справиться со своими обязанностями. Когда Уоррен поднимается и уходит, чтобы переодеться, Томлинсон начинает извиняться: — Извини, если я плохой хозяин. У нас редко бывают гости, и я просто не привык к тому, что в доме есть кто-то, кроме нас, но обещаю, я… — Ты не должен позволять ему так трогать твою шею… Вы не пара. Это неуважительно, тем более в присутствии альфы. Луи потирает теплую шею из-за разрастающегося румянца. — Он… — Гарри бросает на него взгляд, который говорит, что он знает: все, что сейчас сорвется с его губ, будет ложью. Вместо этого Томлинсон кивает, заканчивая уборку.***
Альфы оставляют Луи в одиночестве. Уоррен расспрашивает Гарри о его фуре, что приводит к тому, что они выходят на улицу посмотреть этого зверя. Луи хочет пойти с ним, но знает, что это невозможно. Ему надо убраться, приготовить одежду Уоррена на неделю и разморозить мясо к ужину. Что сразу приводит к мысли о том, что Гарри захочет съесть. Луи тут же ругает себя, ведь вместо этого он должен думать о том, чего хочет Уоррен. Да, омега уверен, что альфа не тронет его пальцем, пока с ними живёт Гарри, но все равно не даёт себе расслабиться. Уоррена вывести из себя можно в два счета, и Луи совсем не хочется объяснять побои дальнобойщику. — Ты когда-нибудь отдыхаешь? Луи вздрагивает, переставая натирать стол, который помыл всего час назад, и поворачивается, видя широко улыбающегося Гарри. — Дом сам себя не уберет, — бормочет он, выглядывая из-за альфы в попытках найти Уоррена, потому что не совсем уверен, можно ли ему разговаривать с мужчиной наедине. Гарри шагает в сторону, загораживая обзор и заставляя омегу смущаться. — Он пошел в сарай, — альфа выпрямляется, когда Луи успокаивается. — Хочешь посмотреть мою фуру? Я купил ее новой, прямо со стоянки, без кредитов. Глаза омеги комично расширяются, отчего Гарри начинает улыбаться еще шире, его борода шевелится, когда губы растягиваются. — Господи, сколько она стоила? — Восемьдесят штук. Она моя гордость и радость. — Восемьдесят тысяч! Это. Ух ты… это большие деньги. — Все мои сбережения, — Гарри указывает большим пальцем на дверь. — Хочешь взглянуть? Причину сомнений Луи легко заметить, когда он смотрит на мыльную посуду, а потом в окно кухни с видом на сарай. — Я не знаю… — Я возьму вину на себя, — добавляет Гарри, направляясь обратно к входной двери. Луи робко улыбается, прежде чем вытереть руки о потрёпанное и грязное кухонное полотенце. Он надел зимние сапоги, стоявшие у двери, и идёт вслед за альфой. Гарри останавливается в метре перед чудовищных размеров машиной, раскинув руки с той же широченной улыбкой на лице. — Ее зовут Донна, или кратко Биг Ди. Луи поражается оттого, каким счастливым выглядит альфа из-за этой машины. Омега может только гадать, как бы он радовался, например, щенку. Стоит лишь ему заметить, что его мысли пошли в не в ту степь, как он сосредотачивается на громком хрусте снега. — Он… большой. — Небольшая экскурсия, — тянет слова Гарри, подходит к водительскому месту и, открыв дверцу, помогает Луи сесть. — Именно здесь происходит вся магия. Сначала омега замечает ошеломляющий, густой запах Гарри: теплая корица, жаренный зефир и снежная хвоя. У Луи кружится голова, когда он делает глубокий вдох. Это напоминает ему о том единственном Рождестве, которое он отметил с Люси. Как она жарила зефир, прежде чем положить его в какао и посыпать корицей. Рождественскую ёлку срубил для них альфа, живший по соседству, тайно влюбленный в свободолюбивую омегу. Ностальгия по прошлой жизни нахлынула на него лишь на долю секунды. Луи сжимает руль, чтобы остановить слезы, жгущие уголки глаз. Когда ему удаётся взять под контроль свои эмоции, он начинает рассматривать кнопки на панели. Луи бросает взгляд на Гарри, который наблюдает за ним с весельем в глазах. — Столько всего, как ты в них не путаешься? — У меня за плечами почти десять лет. Видел бы ты меня, когда я только начал. Я был полным дерьмом, — Гарри указывает на заднюю часть. — Повернись. Когда смех Луи затихает, он оглядывается. — Ты спишь здесь? — Да, мой первый Кенуорт был поддержанным, у него не кабина была, а жалкое оправдание. Но этот… просто рай на колесах. Луи привстает, чтобы получше рассмотреть жилой модуль фуры, а также лучше почувствовать запах Гарри, потому что именно там пахло сильнее всего. Кровать аккуратно застелена, над ней висит полка, на которой беспорядочно лежат различные закуски, с обеих сторон есть небольшие закрытые шкафчики. У задней стенки лежат четыре больших подушки, а на них — маленький плюшевый пингвин. — Что такое Кенуорт? — Фура, — Гарри забирается в салон. — Это единственная марка, которой я доверяю. Луи на мгновение забывает обо всем и со смехом плюхается на бугристый, но очень мягкий матрас. — Что это? Гарри поворачивает голову и смотрит на то, что привлекло внимание омеги, и усмехается. — Рация, с помощью нее я общаюсь с другими дальнобойщиками. — Откуда у тебя пингвин? Он милый, — он тянется к игрушке, улыбаясь. — Из магазинчика в Калифорнии. Там у всех были разные имена, но этого зовут Тони. Не смог удержаться, пришлось взять его. Луи кивает и хихикает, тыча кончиками пальцев в мягкий живот игрушки. — У тебя борода только потому, что ты всегда в разъездах. Громкий смех Гарри мгновенно заполняет пространство, и он отдается вибрацией по всему телу Луи, оседая теплом в ногах и животе. — Нет, я отрастил бороду, чтобы скрыть ужасные дырки на щеках, из-за которых все меня зовут Ямочки. Луи пытается представить альфу, чисто выбритого, с юношескими чертами и, наверняка, невероятными милыми ямочками. — Жаль, что я не могу их увидеть. Гарри вскидывает брови в удивлении, прежде чем вернуться к вновь нейтральному выражению лица. — Я могу сделать для тебя исключение, щенок. Между ними повисает напряженная тишина, но Луи совсем забывается и встаёт перед высоким альфой, наклоняясь ближе к его лицу в попытке найти ямочки под густой растительностью. — Пожалуйста? — с нежностью шепчет он, невероятно сокращая расстояние между ними. Уоррена нет здесь. Синяки прошлого и боль будущего забываются в этот момент. Для Луи имеет значение только то, что альфа перед ним сумел зажечь огонь в самых холодных и темных глубинах его души. Когда Гарри начинает наклоняться к нему, Луи вздрагивает. Звук хлопнувшей вдалеке двери сарая заставляет его взгляд метнуться к ветхому строению. — Уоррен. Гарри протягивает руку, хочет схватить омегу и исправить ситуацию, но знает, что не имеет на это права. Поэтому он позволяет Луи сбежать.***
Уоррен слишком беспокоится о родах Сьюзен, чтобы задавать вопросы. Он настолько оторван от реальности, что даже не обращает внимание на то, что его омега и кузен находились вместе в фуре альфы. — Она должна родить сегодня вечером, но еще даже не начала расширяться. Гарри съедает две большие ложки макарон. — Я могу посмотреть, если хочешь? Луи слишком удивляется, когда Уоррен улыбается. — Спасибо, чувак, ты лучший. Луи молчит весь ужин. Гарри также, кажется, избегает любого взаимодействия с ним, а все потому, что они перешли черту, чего не следовало им делать. Неприятно, но это только к лучшему. Уоррен убьет его, если узнает, а Луи ещё хочет жить.***
Сьюзен рожает после полудня в понедельник. Солнце уже садится, когда Уоррен кричит Луи, чтобы тот принес полотенца. У него кружится голова, его распирает от радостного волнения, что он не сразу находит специально приготовленные для таких случаев куски ткани. Когда омега вбегает в сарай, то видит Гарри, держащего окровавленного теленка в руках в перчатках, с улыбкой гордого отца. Луи в этот момент понимает, что хочет, чтобы мужчина увез его куда-нибудь подальше от Колорадо. — Он очень сильный! — восклицает Гарри, укладывая теленка в коричневое полотенце. — Есть имя? — Ген… — Луи, — Уоррен вытирает окровавленные руки тряпкой, с каменным лицом сверля взглядом омегу. Всё счастье сразу же испаряется. — Мы не называем их, — шепчет он, передавая теплого теленка обратно в руки Гарри и поднимаясь на ноги. Уоррен кивает. — Это глупо, особенно когда их потом надо будет забить, и мне придется успокаивать плачущего омегу. На лице Гарри пустое выражение, и Луи даже рад этому. Когда Уоррен выходит из сарая, унылый омега поворачивается, чтобы последовать за ним. — Ты не ответил мне. Луи вздрагивает, когда замечает, что альфа намеренно выпустил феромоны, которые замедляют его бешено колотящееся сердце. Томлинсон оборачивается с небольшим приливом уверенности и робкой улыбкой, предназначенной только для мужчины. — Ей понравилось имя Генри, — тихо признается он, глядя, как усталая корова утыкается носом в голову теленка. — Идеальное имя, — кивает Гарри и вытирает руки тем же полотенцем, что и Уоррен. — А если была бы девочка? — Джинджер, — застенчиво отвечает Луи, сцепив пальцы в замок и опуская взгляд на покрытую сеном землю. — Уоррен прав… глупо называть их. — Уоррен жестокий. Ты можешь давать имена тем вещам или существам, которых любишь, даже если знаешь, что тебе будет вдвойне больнее, когда их не станет, — Гарри обхватывает его подбородок тёплыми пальцами и поднимает его голову. — Прекрати позволять ему так относиться к тебе, щенок. В глазах Гарри то же самое, что Луи уже сотни раз видел во взгляде своего лучшего друга Зейна. Обычно это происходит, когда Уоррен отпускает его в город, и бета замечает исчезающий синяк на теле омеги. Тревога, беспокойство из-за неозвученного вопроса, на который никогда не будет дан благоприятный ответ. Луи отходит от Гарри, снова окружая себя стенами, потому как альфа вновь слишком близко подобрался к нему. Томлинсон мычит и на секунду заглядывает в тревожные зелёные глаза, прежде чем повернуться и убежать.***
В середине недели Гарри получает заказ на доставку, что означает, что он уедет не в пятницу утром, а в среду. Во вторник днем Луи подслушивает разговор альф об изменении планов. Уоррен не слишком расстроен, но омега уходит в сарай, чтобы спокойно поплакать. Слезы вызваны несколькими причинами. Во-первых, как только Гарри уедет, Уоррен восполнит все дни неприкосновенности побоями. Его синяки только сошли, он наконец не чувствует болезненной пульсации в разных частях тела. Во-вторых, он рыдает, уткнувшись в теплый мех Сьюзен, из-за того, что Гарри дал ему надежду. Эти зеленые глаза и искренние улыбки пробудили в нем тайное, спрятанное желание оставить позади весь этот холод. Он быстро вытирает слезы, когда слышит, как Уоррен кричит, что проголодался. Возвращаясь домой, Луи молится, чтобы покрасневшие глаза не выдали его. — Как насчет старой доброй свинины с бобами, как делала тетя Пэм? — с весельем спрашивает Уоррен Гарри. Их смех заставляет Луи слабо улыбнуться, прежде чем он приступает к приготовлению. Хороший способ проводить мужчину. — Что ты там делал? — спрашивает Уоррен, когда их разговор затихает. Луи замирает. Он помешивает содержимое в кастрюле, чтобы оно не прилипло ко дну и не подгорело. — Просто ходил проведать Сьюзен и Генри. Дерьмо. Он не оборачивается, просто продолжает готовить ужин, мысленно благодаря Гарри за то, что тот снова завел разговор. Но Луи буквально кожей чувствует раздражение в голосе Уоррена, когда тот поддерживает беседу. «Слушайся своего альфу, Луи».***
Альфы съедают по три порции. Луи протягивает им две банки пива, прежде чем они неторопливо направляются в гостиную, чтобы поговорить. Он не смотрит на Уоррена, но Гарри не уходит, пока Луи не одаряет его мимолетной улыбкой. Когда заканчивает уборку на кухне, оба мужчины уже отправились спать. Когда Луи проходит мимо гостиной, то замечает, валяющиеся на кофейном столике пустые банки пива Уоррена. Томлинсон подбирает их и складывает покрывало, которое обычно лежит на спинке дивана, когда Гарри выходит из ванны с маленьким полотенцем, обернутым вокруг бедер. Пар от душа и пьянящий запах альфы почти заставляют его ноги подкоситься. Он не сводит глаз с дощатого пола, когда мужчина, не замечая его присутствия, входит в спальню. Луи очень хочет заплакать. На часах показывает одиннадцать, когда омега наконец добирается до постели. Храп Уоррена громкий, отчего в груди парня появляется странное ощущение спокойствия, когда он на носочках крадётся по спальне. Луи задумчиво смотрит на открытую дверь ванной. Уоррен спит не чутко, но и не без задних ног. Маленькая надежда на то, что Уоррен не поднимет на него руку, пока Гарри в их доме, пропала, когда он ослушался альфу и назвал теленка. Луи остаётся лишь пережить ночь и верить, что альфа забудет об этой оплошности. Он решает не испытывать судьбу и не идти в душ, дабы не разбудить мужчину. На носочках он подходит к своей стороне кровати и медленно забирается под одеяло. — Иди в душ. От тебя воняет, — ворчит Уоррен. — Да, альфа, — шепчет Луи, двигаясь так медленно и осторожно, как только может. Когда он, наконец, стоит в ванной, то выпускает воздух, не заметив, как задержал до этого дыхание. Именно на выдохе он резко вспоминает… какая холодная и шершавая плитка на полу ванной, когда тебя со всей силы припечатывают к ней. Как сильно пахнет от нее хлоркой, потому как постоянно приходится вычищать кровь. — На этой неделе ты слишком часто проявлял ко мне неуважение, да еще в присутствии другого альфы, — шипит Уоррен, еще сильнее прижимая лицо омеги к потрескавшемуся полу. Луи молчит, затаив дыхание, и молится, чтобы Гарри не услышал их. Не учуял сильный страх, который отравляет сейчас его запах, делая его гнилостным. Он не хочет, чтобы Гарри об этом узнал. Уоррен отстраняется от него после того, как прошептал все оскорбления и проклятия, которые только сумел придумать. Слезы наполнили голубые глаза, склеив ресницы и опасно грозясь вырваться и потечь по щекам, картинка перед ним размывается. Он с трудом видит очертания ноги, целящуюся в его зажившую за несколько дней грудную клетку. Его внутри разрывает крик, леденящий кровь звук, который разбудил бы кого угодно в радиусе пяти километров. Вместо этого с его губ срывается приглушенный всхлип. Он не хочет, чтобы Гарри это услышал.***
Луи спит в сарае. Не потому, что Уоррен сказал ему, а потому, что если бы он лег в одну постель с человеком, который неоднократно использовал его тело в качестве боксерской груши, то попал бы в тюрьму за убийство. Гарри не должен задерживаться в этой богом забытой дыре, особенно для того, чтобы планировать похороны. Когда он просыпается, его раненый бок снова пульсирует синхронно с сердцем, которое бьется так медленно, потому что просто хочет, чтобы время замедлилось. Может быть, даже вообще остановилось. В ту минуту, когда боль становится невыносимой, Луи поднимается с комковатого матраса и шаркает по снегу. Солнце поднимается над горами в тонком приветствии, когда он топает к стойлу. Зайдя через задние двери, он бросает взгляд на спящих животных. Тайга и Пудинг проснулись, поэтому он украдкой угощает их морковью. — Доброе утро, красавицы, — шепчет он, пробегая полузамерзшими пальцами по их гривам. — Ты рано встал. Луи не может сдержать испуганный вскрик, сорвавшийся с его губ, он так обессилен, что его ноги подкашиваются, и избитое тело омеги падает на землю. Альфа подхватывает его и прижимает к себе. В глазах Гарри загорается беспокойство, когда Луи всхлипывает в его объятиях. Мужчина знает, что ему не следует выпускать феромоны, но он должен что-то сделать, чтобы мальчик не впал в омега-дроп. В ту минуту, когда знакомый запах обволакивает его, Луи успокаивается, тяжело дыша, уткнувшись в широкое плечо. Он плачет, потому что не должен чувствовать себя в безопасности в объятиях чужого альфы. Он должен чувствовать себя максимально комфортно с Уорреном, но его руки только умеют причинять ему боль. — Ш-ш-ш, — тихо успокаивает Гарри, покачивая Луи на полу сарая. — Успокойся, щенок. Луи как можно ровнее дышит. Он использует последние остатки феромонов Гарри, чтобы подавить растущий гнев и печаль. Когда тишина начинает слишком давить на него, Луи вырывается из объятий мужчины. — Извини, я… — Эй, перестань, — Гарри немного расстроен и притягивает омегу обратно к себе. — Я обнимаю тебя, а ты послушно наслаждаешься этим. Луи ничего не говорит, он заостряет внимание на носе альфы, зарывшемся в его волосы. Неуважительно для омеги покрывать альфу своим запахом на улице, независимо от статуса их отношений. Но Луи ничего не может с собой поделать. Сначала Гарри напрягается, но затем каждая мышца его тела расслабляется, однако его руки сильнее сжимают хрупкое тельце омеги. — Ты божественно пахнешь, — Гарри глубоко вздыхает. — Как сахарное печенье моей мамы. Луи скулит и утыкается носом в твердую грудь альфы, улыбаясь. — Почему ты так рано встал? — Я уезжаю, щенок. Луи снова скулит, но на этот раз он громче. Гарри встает и крепко обнимает омегу. — Проводишь меня до машины? Луи кивает. Он даже не пытается заговорить, потому что знает, что первым звуком, сорвавшимся с его губ, будет рыдание. Он не оглядывается на дом. Сейчас примерно пять утра, а Уоррен всегда спит до семи. Фура заведена. Луи удивляется, что не услышал рычащий двигатель раньше. — Почему так рано? — шепчет он. — Надо будет доставить груз в Норфолк, штат Виргиния. Дорога до места, где я заберу груз, займет около часа, а до Норфолка — целый день. Я должен быть там в пятницу. Луи не знает, что на него нашло. — Пожалуйста, Г-гарри, забери меня, — Луи испуганно оглядывается на ферму, сглатывая, когда его взгляд падает на окно хозяйской спальни. — Забери меня с собой, пожалуйста. Запах Гарри ударяет в нос, в нем чувствуется такой сильный гнев, что Луи отступает. — Он поднял на тебя руку? Луи инстинктивно прижимает пальцы к синяку, быстро образующемуся на правой стороне грудной клетки, но ещё не рассеявшаяся темнота ночи скрывает это движение. — Нет.***
Один год спустя. Омега въезжает в город на старом пикапе. Уоррен же отогнал грузовик к границе участка и занялся установкой нового ограждения для двухсот пятидесяти голов скота, купленных на аукционе, чтобы те не сбежали. Луи отправился в город за противозачаточными и еще кое-какими мелкими покупками. Когда он, наконец, выезжает на асфальтированную дорогу, то смотрит на свой безымянный палец без кольца и в зеркало заднего вида. — Не глупи, — бормочет он себе, морщась от жжения в уголке губ. Луи не любит думать о своей жизни за весь этот год. Он помнит, что на эмоциях попросил Гарри забрать его, и тот согласился. Затем Луи сделал то, что не должен был делать: он обернулся. Одной рукой Луи вытирает слезы, бегущие по холодным розовым щекам. Затем дрожащими руками изо всех сил вцепляется в кожаный руль, неспешно двигаясь по пустой дороге. Уоррен всегда был рядом, когда никого не было. Они поддерживают друг друга, и в этом странном, ужасном смысле он любил альфу. Не настолько, чтобы спариться и жениться на нем, поэтому отложил их свадьбу в третий раз, но он достаточно, чтобы не сбежать с кузеном. Гарри уехал с отстранённым взглядом, сведя брови к переносице, и его лицо преследует мысли Луи каждый день. Омега не думает, что имеет право спрашивать, когда альфа вернется, поэтому, когда месяц за месяцем проходит без телефонного звонка и ни слова от Уоррена, он понял, что это случится не скоро. У него есть в запасе пятнадцать минут, поэтому Луи заезжает в местную закусочную. Она ещё не открылась, но он знает владельцев. Омега опускает козырек и проверяет в зеркале, что через тональник не видно, что его губа разбита, прежде чем выходит из машины. — Лу! — с теплом приветствует Зейн, притягивая его к себе и сжимая крепко в объятиях. — Проходи. Найл в подсобке. От беты пахнет кофе, и Луи тихо скулит, пытаясь спрятать затуманенные глаза от лучшего друга. Зейн поднимает его голову, подцепив пальцем подбородок омеги, и хмурится. Луи ждет, что он скажет что-то, но тот заводит его в помещение для сотрудников и ведет к раковине. Омега хочет отстраниться, но Зейн резко приказывает: — Стой, — он прищуривается, глядя на губы парня, и берет влажную тряпку, прикладывая к уголку губ и стирая тональное средство. — Могу я узнать? — Ты знаешь, всё по-старому, — Луи вздыхает, следуя за ним. — Мне уже надоело слушать про это, Лу. Или я убью его, или ты бросаешь его наглую задницу и переезжаешь к нам. Луи собирается уже извиниться, но замечает, что из подсобки с радостной улыбкой выходит Найл. Брюнет бросает грязный фартук на стойку, прежде чем подойти к парням, но, увидев разбитую губу омеги, хмурится. — Чертов ублюдок, — бормочет бета, поворачивается и уходит обратно за прилавок. Луи хмурится, на глаза вновь накатывают слезы. — Я чертовски глупый. — Нет, это не так, — упрекает Зейн, беря руки Луи в свои. Томлинсон закатывает глаза и отстраняется от беты. — Да, — он останавливает Зейна от очередного жалостливого комментария. — У меня буквально в руках была возможность уехать, и я просто… — Ты… — Он никогда не звонил, ни разу. Уоррен тоже ничего не говорил, так что можно с уверенностью сказать, что он был просто плодом моего воображения. — Прости меня, детка. — Не стоит. У меня был шанс, и я его упустил, — он проводит языком по маленькому порезу, чувствуя металлический вкус крови. — Держи, Лу, — бормочет Найл, подавая кружку какао с маршмэллоу. — Спасибо, Ни, — Луи тянется за деньгами в карман пальто, но их одновременные покачивания головы останавливают его. Луи смотрит на горячий напиток, наблюдая, как зефирки разбухают. — Знаешь, он был готов забрать меня, — Луи слабо улыбается. — Он даже не думал, сразу согласился, когда я попросил его. — Но ты обернулся, — хмуро посмотрел на него Найл. — Да, больше такой ошибки не повторится. Они одновременно смеются в пустой закусочной, но в смехе слышится сильная боль.***
Луи возвращается домой по более долгому пути, даже если он знает, что это может навлечь на него неприятности, но ему нужно побыть одному. Ему нужно смириться с тем, что он решил остаться с Уорреном и что в этом только его собственная вина. Когда Луи, наконец, заходит в кухню, Уоррен не начинает на него орать, потому что говорит по телефону. У него на лице такая широкая улыбка, которая появляется только тогда, когда он разговаривает с родителями. Луи хмурится и опускает взгляд, потому что совсем не хочет видеть родителей альфы. Как только Уоррен вешает трубку, он поворачивается и внимательно оглядывает омегу. К счастью, Томлинсон вспомнил снова нанести тональный крем, прежде чем поехать домой. — Почему ты так долго? — Машина заглохла на обратном пути, когда я уже выехал из города. — Гарри приедет через неделю. К тому времени синяки должны сойти, — неуверенно предполагает Уоррен, приближаясь к Луи, омега замирает. — Мне очень жаль. Томлинсон расслабляется, позволяя альфе прикасаться к своему лицу, несмотря на то, что сильно хочет вырваться. — Хочешь завтра съездить в закусочную и повидаться с Зейном и Найлом? Они будут рады тебя видеть. Луи хочется закатить глаза. — Спасибо, альфа.***
— Я хочу выбраться из Ганнисона, — тихо шепчет Луи, обхватив пальцами кружку с какао. — Хочу куда-нибудь в тёплое место. — Уоррен застрял здесь, Лу. Ганни — его жизнь, а ранчо — ребенок, — устало отвечает Зейн. Он знает, что Уоррен не изменится в лучшую сторону и не увезет его куда-нибудь. — Как насчет того, чтобы принять мое предложение? Останешься со мной и Ни, пока не встанешь на ноги. — Гарри вернется… через неделю или около того, — Луи поднимает кружку и делает большой глоток горячего какао. — Он заберёт меня.***
Луи не выбегает на подъездную дорожку, чтобы встретить Гарри, как это делает Уоррен. Он не знает, какие теперь между ними будут отношения после случившегося перед отъездом мужчины. Прошел целый чертов год, и он едва сопротивляется желанию выбежать, обнять альфу и умолять не покидать его снова. Вместо этого Луи заканчивает ужин. Ставит запеканку с зеленой фасолью в духовку и принимается за тесто для домашнего печенья. Когда из-за двери доносятся мужские голоса, он начинает месить тесто чуть быстрее. Луи инстинктивно замирает, когда Гарри смеется. Этот глубокий, хриплый звук напоминает ему нежный бархат. — Луи, — это все, что Уоррен должен сказать омеге, чтобы тот повернулся к ним лицом. Поза и выражение лица альфы кричат: «Не смущай меня» — поэтому он поворачивается, чтобы поприветствовать Гарри. Подавляя желание заскулить, он рассматривает мужчину, сразу задерживаясь взглядом на его лице, потому что тот побрился. Его лицо чистое, без какой-либо растительности, и на щеках четко видно две ямочки. — Здравствуй. Гарри кивает, но Луи знает, что он бы поприветствовал его по-другому, будь они одни. Уоррен хлопает в ладоши и снимает напряжение. Луи возвращается к тесту и начинает медленно вырезать кружочки. — Сколько ещё ждать ужина? — спрашивает Уоррен, доставая из холодильника два пива и протягивая одно Гарри, который пристально наблюдает за работой Луи. — Недолго, надо только испечь печенье. Запеканка будет готова через несколько минут. Уоррен хочет схватить его за шею, но Луи вовремя отходит в сторону, потянувшись за скалкой у микроволновки. Альфа хмурится, но успокаивается, вспоминая о госте. — Поторопись, ладно? — Да, альфа.***
Стоны наслаждения от еды заставляют Луи приятно вздрагивать, и тот факт, что Гарри берет добавку, затем ещё одну, доставляет ему истинное удовольствие. Уоррен всем недоволен, но Гарри умело вклинивает комплименты между жалоб. Поэтому, убирая на кухне, омега не может заставить себя грустить. Гарри, наконец, здесь. Хоть они в некотором роде расстались на плохой ноте, Луи самый счастливый сейчас. Он убирает посуду в посудомоечную машину, когда Гарри наполняет феромонами комнату. Сначала Луи приходит в ужас, потому что Уоррен где-то рядом, но он знает, что альфа не будет вести себя так безрассудно. — Он наверху принимает душ, успокойся, щенок. Луи оборачивается и притягивает Гарри к себе. Уткнувшись носом в складки жакета альфы, слегка пахнущего бензином, и вцепился в грубую ткань на спине влажными руками. Некоторое время они стоят молча. Луи хочет покрыть его своими феромонами, признаться, как сильно он скучал по нему, но если он это сделает, Уоррен может учуять и заподозрить. Он не хочет, чтобы что-то испортило этот момент, особенно его никудышный альфа. — Скучал по тебе, — Луи крепко сжимает его. — Даже не позвонил ни разу. — А ты бы ответил? Луи обдумывает вопрос. — Нет. Сильные руки Гарри сжимают тонкую талию омеги, идеально подходя, что не должно быть. Луи не должен хотеть оставаться в этих объятиях целую вечность, но он хочет. Вдыхая последние остатки феромонов Гарри, он понимает, что хочет лишь его одного. — Звонить и знать, что я не смогу услышать твой сладкий голос — пустая трата времени, — шепчет Гарри в карамельные пряди Луи. — Я подумал, что ты… — Луи не заканчивает. Он не может. — Ш-ш-ш, — успокаивает его Гарри, проводя мозолистой рукой по шелковистым локонам миндально-коричневого цвета. — Не накручивай себя. Луи хнычет, но его голос приглушен курткой Гарри. — Очень счастлив. — У нас есть неделя, щенок. Давай насладимся этим.***
Луи наслаждается их тайными разговорами в сарае и ночными перешептываниями, когда Уоррен крепко спит. Скрупулёзной подготовкой перед поездкой альфы в город и приглушёнными беседами в фуре Гарри, когда Уоррен уезжал проверить ограждение скота. Луи незаметно выглядывает из-под одеяла, пока Уоррен одевается, собираясь в город на аукцион для покупки скота, который проходит каждый вторник в восемь. Когда он заговорил об этом вчера вечером за столом, Гарри смог отмазаться от поездки, придумав какое-то правдоподобное оправдание: что-то о том, что ему надо подремонтировать фуру. Луи никогда бы не подумал, что может возбудиться от того, что мужчина готов солгать лишь бы побыть с ним наедине, но тот факт, что ему пришлось ублажить себя вечером, сидя на унитазе, говорит об обратном. — Вычисти стойла, там отвратительно пахнет. Не забудь пополнить кормушки и проверить, нет ли яиц. Луи хочет зарычать и рявкнуть: «Я знаю», — но понимает, что это будет билетом в один конец. — Да, альфа, — он приподнимается, садясь, и наблюдает за мужчиной, застегивающего манжеты. — Ты купишь несколько утят? — Нет, они бесполезны и пустая трата денег. Я куплю двух быков и одну свиноматку. Понял? — Да. Ярость в глазах Уоррена заставляет Луи сжаться. — Да, кто? — Да, альфа. Он не целует, вообще не прикасается к нему, когда уходит. Раньше Луи бы бросился к нему, чтобы хоть как-то удержать его, успокоить беспокойство внутреннего омеги. Однако теперь у него есть Гарри, который легко снимет боль от разлуки.***
Гарри не просто успокаивает его, он гасит любые плохие эмоции и мысли. Луи готовит поздний завтрак, когда альфа заходит в кухню. Сначала он выглядывает через окно, разведя белые занавески, а потом крадучись подходит к Луи и обхватывает тёплыми ладонями его талию из-за спины. — Доброе утро, щенок. Выспался? — Да, спасибо, что спросил. — В котором часу Уоррен уехал? — В шесть тридцать, — Луи поворачивает голову и поднимает глаза на Гарри, прижавшегося к его спине. — Мне отойти? Луи опускает голову, чувствуя, как щеки горят от смущения. — Не глупи, аль… Гарри. Мужчина сжимает его талию, и Луи пищит, как жевательная игрушка. — Пожалуйста, — бормочет Гарри, прижимаясь к голове Луи. — Пожалуйста, что? — с придыханием отвечает омега. — Пожалуйста, не называй меня так, или я нагну тебя… Луи поворачивается к нему лицом, упираясь спиной в раковину. Он утыкается лбом в белую футболку Гарри. — Но я… Но я хочу тебя так называть. Мозолистые пальцы сжимают подбородок омеги и поднимают безупречное лицо, альфа, вглядываясь в глубокий океан глаз напротив, падает в него за считанную секунду. Когда туман в голове рассеивается, то он чувствует себя обновлённым, способным здраво мыслить и осознавать, что, а конкретнее кто стоит перед ним. Первый едва ощутимый поцелуй, легкое касание губ сродни священному причастию, погружение языка в горячий рот — глотку изысканного вина, а укус розовой пухлой губы — сладкому печенью. Гарри чувствует себя заново родившимся. Луи хнычет, скулит, приподнимается на носочки, потому что ему хочется быть к нему поближе, он нуждается в нем, и альфа должен об этом знать. Поцелуи Уоррена приносят лишь боль и сожаление, оставляемые лишь в уголке разбитой губы или рядом с синяками. Луи никогда так не целовался, чтобы у него перехватывало дыхание и подкашивались ноги. Чтобы в животе всё сжималось от приятной судороги и приходилось сжимать ягодицы в попытке остановить буквально пузырящуюся смазку. Гарри отстраняется, оттягивая нижнюю губу парня. — Черт, — выдыхает он. Луи утыкается носом в твердую грудь, потираясь лицом об альфу. — Прости. — Нет, щенок, это ты меня прости, — он наклоняется, прижимаясь лбом к его и заглядывая в глаза. — Я не могу… Я никогда не чувствовал такого… дикого возбуждения и влечения. — Я извиняюсь за это, — снова пытается Луи, прикрывая глаза. — Ты должен извиняться из-за более веских причин, щенок, а не из-за такой глупости. — Я извиняюсь за то, что все не так, как должно было быть, — Луи, наконец, отпускает Гарри. — Прости, что я, что я… что я не могу найти в себе храбрости… — Ш-ш-ш. Нет, щенок, не нужно за это извиняться. Луи обессилено приземляется на стул, отодвинутый от стола, и слеза падает на вишневое дерево. — Мне стоило уехать еще год назад, когда у меня была такая возможность, — он всхлипывает, хватаясь за живот и наклоняясь вперед, прижимаясь лицом к прохладной столешнице. — Но я оглянулся, — он смотрит на Гарри широко раскрытыми голубыми глазами, наполненными слезами. — Почему я оглянулся? Гарри хватает его, крепко прижимает к себе, обнимая, чего как раз достаточно, чтобы Луи не рухнул на землю и не сломался. — Потому что ты не бесчувственный. Не думай, что из-за того, что ты остался, мои чувства к тебе пропали. Потому что я влюбляюсь в тебя с каждым днем. — И это не изменится? — Никогда. Луи прижимается влажными от слез губами к губам Гарри и целует его. — А ты? — Никогда.***
Когда Уоррен возвращается, Луи уже накрывает на стол. Как только альфа заходит в дом, то начинает ворчать, жалуясь, что кто-то предложил ставку больше его и купил скот. Они едят гамбургеры с жареным фаршем и макароны с сыром. Гарри говорит «спасибо», тайком подмигивая, но Уоррен даже не обращает на него внимания. Луи скромно улыбается в ответ. Его губы до сих покалывает от жарких поцелуев и пристальный взгляд зеленых глаз вызывает мурашки по всему телу. Неожиданный удар кулака Уоррена по столу прогоняет все ощущения, и Луи мгновенно испуганно подпрыгивает, инстинктивно опуская голову. Гарри готов согнуть вилку одной рукой, искоса посмотрев на кузена, который в свой очередь безжизненными, пустыми глазами уставился на Луи. — Ты, блять, меня не слышал? Принеси. Мне. Чертово. Пиво! Луи немедленно подрывается с места, едва удерживаясь на трясущихся ногах. — Да, альфа. Уоррен выдергивает стеклянную бутылку из рук Луи. — Плохая омега, иди жрать в сарай. Луи собирается встать и уйти, но Гарри останавливает его. Томлинсон застывает на месте, его омега сходит с ума, в висках стучит, и он чувствует нарастающее давление и панику, говорящее лишь об одном: он впадет в омега-дроп. — Он не будет есть в сарае, как какое-то чертово животное… не когда я здесь, — рычит Гарри. Его суровый, сверкающий взгляд и очевидное превосходство как старшего альфы убавляют уверенности у Уоррена. — Он мой омега, моя собственность, — наконец бросает вызов мужчина, в ответ уставившись на кузена. Луи не двигается, дрожа всем телом. — На его пальце нет кольца, мальчик, так что всё это чушь. — Ты серьезно предпочтешь какого-то дикаря, которого видел два раза от силы, своей крови? Гарри встает, и Уоррен тоже. Луи обессилено опускается на стул, в шоке глядя на двух разъяренных альф. — К черту кровь. Ты только что назвал свою будущую пару дикарем, потому что он не вырос с чертовой серебряной ложкой во рту. Ты больной на голову! Луи хмурится, он и раньше слышал, как его называли дикарем, но может быть из-за недостаточной образованности его никогда это не беспокоило. Складка между бровями углубляется, когда он вспоминает, как Уоррен со своими родителями называли его так в разговоре, шепчась на кухне, когда думали, что омега ушел в ванную. Он достаточно часто слышал слово «дикарь» в свой адрес. — Убирайся на хуй из моего дома, Гарри! — С удовольствием! — кричит Гарри. Вздувшиеся вены на шее и пульсирующие на висках заставляют Луи впервые испугаться старшего альфу. Уоррен наконец переводит взгляд на шокированного омегу. — Ты. Сейчас же в сарай! Ему не нужно повторять дважды, он бросает еду на столе и спешит к двери на задний двор. — Да, альфа. Он наспех запрыгивает в сапоги и обхватывает дверную ручку, собираясь повернуть ее, как его руку сильно сжимают. Он съеживается, ожидая удара от Уоррена, которого не последовало. Луи поднимает взгляд и видит Гарри, смотрящего на него дикими глазами, пока мужчина не направляет пылающий взгляд на Уоррена. — ТЫ, БЛЯТЬ, БИЛ ЕГО! — рычит Гарри, опуская руку Луи и бросается на ничего не подозревающего кузена. Луи пронзительно кричит. Страх сковывает все его тело и сводит с ума внутреннего омегу, что парень теряет над собой контроль. Он настолько измотан, что малейший стресс лишает его рассудка и вызывает омега-дроп. Луи пытается из последних сил удержаться, но проигрывает эту битву, теряя сознание, падая в объятия темной бездны, где не был с тех пор, как Уоррен впервые ударил его.***
Когда Луи приходит в себя, Гарри уже нет, а Уоррен одаривает его таким взглядом, что он сразу понимает. С этого момента все будет совсем по-другому. По-другому значит, что Уоррен больше не распускает руки, но, несмотря на это, Луи не покидает легкое чувство страха. Альфа редко разговаривает с ним, если только этого не требует ситуация, отчего Томлинсон каждый раз задается вопросом о том, что же произошло во время его отключки. О том, почему Гарри снова поступил так же, как и год назад, то есть исчез и бросил Луи во второй раз. Бросил его, зная, что причиняло боль его омеге. Гарри знал, что его кузен бил Луи, и просто уехал. Первый месяц он злился, но затем ярость угасла.***
Шесть месяцев спустя. — Эй, я собираюсь на аукцион… Ты не хочешь поехать со мной? Луи стоит перед раковиной на кухне. Он поворачивает к нему и смотрит на альфу, которого больше не узнавал. — Нет. — Луи, я не знаю, что мне делать, но мне… правда жаль. — Чтобы ты остановился, тебя должен был поймать твой кузен, Уоррен. Когда я… твоя будущая пара без конца умолял тебя об этом, — Луи сердито смотрит на удрученного альфу, прежде чем отвернуться к окну. — Тебе жаль, что тебя поймали. Потому что теперь кто-то знает, что ты жалкое подобие альфы. Феромоны Уоррена ударяют в нос, и Луи вздрагивает. — Он не вернется, так что ты можешь выбросить из головы мысль о том, что он спасет тебя. Это я спас тебя из адской дыры, в которой ты рос, а не он. Слезы капают в раковину, и Луи зажмуривается, вздыхая и резко разворачиваясь. Уоррен делает шаг назад от ледяного взгляда голубых глаз. — Ты что, не понимаешь?! Причем тут он. Ты говоришь, что спас меня из ада, но на самом деле ты его мне устроил! — Если ты так чертовски несчастен, какого хера ты все еще здесь? Луи осекается, сначала не сообразив, что на это сказать. — Потому что я очень любил тебя, Уоррен. Я увидел кого-то, кто мог дать мне то, чего у меня никогда не было, и поэтому я остался. Вот почему я позволил тебе прикоснуться ко мне своими грязными руками. Луи вздрагивает, когда альфа падает на колени и крепко обнимает его за талию. Он плачет, рыдает, как ребенок, и это пугает омегу, потому что он никогда не думал, что сможет увидеть мужчину таким. — Прости, прости, прости! — Уоррен качает головой, трясясь. — Я сделаю все, что угодно, Лу. Я сделаю всё, лишь бы исправить наши отношения. Луи хмурится и смотрит на человека, ради которого раньше был готов сделать всё, на человека, которому позволил делать со своим телом все что угодно, но только не любить. — Поверни время вспять.***
Уоррен исправляется, правда ему стоило это сделать на два года раньше. Луи больше не вынужден сидеть взаперти, поэтому он использует свою свободу по максимуму, постоянно встречаясь с Найлом и Зейном. — Разве ты не хотел, чтобы Уоррен изменился? — спросил Найл, вытирая столешницу. Зейн, наполняющий баночки с зубочистками, кивает вместе со своей парой. — Да, но до того как… — Луи потирает ручку кружки, вглядываясь в какао. — Неважно. — До того, как ты влюбился в его кузена, который пропал почти на семь с половиной месяцев. Этот Гарри кажется не лучше, чем Уоррен, — бормочет Зейн. Луи рычит, что удивляет омегу так же сильно, как и двух бет, и он зажимает ладонью рта, быстро бормоча: «Прости, прости, прости». — Все… хорошо, — медленно отвечает Зейн, глядя на покрасневшего парня. Луи делает глоток какао, обжигая язык. — Просто… Гарри не такой как Уоррен, — он улыбается, глядя в большое окно. — Он хороший альфа. — Хорошие альфы не исчезают, Лу. — Ты не знаешь его так, как я, и он вернется за мной. Я уверен в этом.***
— Эм, моя семья устраивает, знаешь… традиционное летнее барбекю в следующие выходные. Мне интересно, сможешь… — Да, Уоррен, я пойду с тобой. Альфа радостно вскрикивает и подхватывает Луи, целуя в щеку. — Спасибо, Лу. Луи мычит в ответ. Он знает, что его присутствие нужно лишь для того, чтобы не испортить картинку счастливой парочки. Уоррен всегда угождает своим родителям, и у него скорее случится приступ, если вдруг те узнают о разваливающихся отношениях. Внутренний омега Луи слабо надеется, что, возможно, увидит Гарри. Правда, мужчина всегда в разъездах, так что шансы у него невелики.***
Вся семья Уоррена, включая его родителей, живет в Монтроузе, в квартале двухэтажных очень похожих друг на друга домов, которые принадлежали различным членам родни альфы на протяжении десятилетий. Дом напротив его родителей принадлежал им, но Уоррен купил ферму. Луи одинаково не нравились оба города, так что ему было всё равно, где жить. — Помни, постарайся держаться подальше от моего отца. Он поймет, что что-то не так, как только посмотрит на тебя. — Хорошо… то есть. Да, альфа. Луи только успел зайти в дом, как мать Уоррена окидывает его возмущенным взглядом. Он одет в серый свитер, рукава которого закатаны до локтей, темные джинсы и коричневые ботинки. — Ты умрешь, если оденешься прилично? — Я… — Он прекрасно выглядит, мама. Это шокирует обоих омег. Уоррен никогда не встает на чью-либо сторону, всегда пропуская мимо ушей резкие комментарии родителей в сторону будущей пары. Луи криво улыбается, но в душе его этот поступок не впечатляет. Альфа просто не хочет упасть лицом в грязь. Она отворачивается от Луи и принимается за букет цветов. — Твой отец на заднем дворе, иди поздоровайся. Луи обычно оставался на кухне. Он предпочитает выполнять ее команды, выслушивать оскорбления и вечно недовольные комментарии, чем проводить время со старшим альфой. Но Уоррен давит ему на поясницу, подталкивая вперед, чтобы выйти на задний двор. Разве он не просил его избегать отца? Там много народу, все разбились по группам, оживленно разговаривая друг с другом. Луи не был против пообщаться с родственниками Уоррена, но теперь, когда все пошло наперекосяк, он хотел бы оказаться в любом другом месте, но только не здесь. Отец Уоррена — также последний человек, с которым Луи хочет проводить время, но Луи не желает выставить себя невоспитанным дураком, поэтому просто смиряется, тихонько сидя рядом. Пожилой мужчина не обращает на него внимания, беседуя с другими гостями, что несомненно радует омегу. В этот момент к ним подходят еще гости. Голова Луи опущена, но из-за легкого дуновения ветерка он улавливает знакомый запах и тут же вскидывает голову. Гарри. Семь месяцев, очевидно, намного больший срок, чем думал Луи, потому что борода альфы достаточно густая, чтобы скрыть пару ямочек, в которые омега влюбился. Он озадаченно хмурится, и Луи тоже, потому что альфа здесь. Так что все оправдания, которые он себе напридумывал, рассыпаются как карточный домик. Гарри не вернулся не из-за разъездов по странам, а потому, что не хотел. — Извините, я… мне нужно в уборную. Луи не дожидается, пока его отпустят. Он резко разворачивается и почти бегом направляется в дом. Гарри, оказывается, обманщик. Луи чуть не впечатывается в стену, потому что в глазах стоят слезы, размывая всю картинку, а бешено колотящееся сердце не дает здраво мыслить. Ему нужно уйти от этой семьи, убежать куда-нибудь, чтобы те больше не причинили ему боли и страданий. Чья-то рука сжимает его запястье, и это вызывает у него дежавю, но на этот раз он не сжимается, потому что узнает, широкую грудь, прижавшуюся к его спине. — Отстань от меня, — спокойно просит Луи. — Поговори со мной, щенок, — умоляет Гарри еще спокойнее и отпускает Луи только для того, чтобы зайти вместе с ним в маленькую ванную. Луи обнимает себя, глядя в фарфоровую раковину. — Ты солгал, — наконец он смотрит на Гарри, который выглядит озадаченным. — Что? Солгал? — Да, — прошипел Луи, чувствуя, как в глубине горла рокочет тихий рык. — Солгал. — Пожалуйста, щенок, я, честно говоря, не понимаю, что ты имеешь в виду. — Ты сказал, что больше не бросишь меня, но ты уехал, даже узнав, что он со мной делал, — хнычет Луи, но не успевает заплакать, потому что Гарри притягивает его к себе. Омега не смог бы оттолкнуть альфу, даже если бы захотел, потому что прошло шесть месяцев без этих рук и этого запаха… шесть месяцев ожидания. — Ш-ш-ш, щенок, мой малыш, тише, — успокаивает Гарри, нежно поглаживая мозолистой рукой дрожащую спину Луи. — Глупо было с моей стороны думать, что мой кузен поступит как порядочный и честный человек. Луи шмыгает носом. — Что? Порядочный? — В тот вечер, когда ты впал в омега-дроп, я попросил Уоррена отвезти тебя в больницу, а когда ты придешь в себя, то поедешь со мной. Он не хотел этого, сказал мне, что любит тебя и что не хочет тебя потерять. Долго и слезливо клялся, что изменится. Я не поверил ему, и мы снова начали ругаться. Он сказал, что если я не уеду, то он вызовет полицию, скажет им, что я похитил тебя и избил его… — Значит, тебе пришлось уйти, — прошептал Луи. — Именно. Я позвонил на следующий день, и он сказал, что ты ничего не помнишь, что ты… — Луи поднимает взгляд на Гарри, чьи затуманенные глаза и дрожащий голос заставляют его сердце болезненно сжаться. — Что ты меня не помнишь. Луи встает на носочки, прикрыв глаза. Он жаждет близости с альфой, чтобы напомнить себе, за что он боролся. — Луи! — раздается негромкий стук в дверь, и омега замирает. — Мы сейчас будем разжигать костер. — Х-хорошо, я выйду через минуту. Они обмениваются любящими взглядами, и хотя Луи больше будет рад остаться в этом маленьком туалете, прижавшись к альфе, он вынужден выйти и играть хорошую, послушную омегу. — Ты… — Через неделю я приеду в вашу деревню. Мы будем вместе. Я не могу поверить, что он солгал. — Я тоже. Но это многое объясняет, нам пора возвращаться, — прошептал Луи, поворачиваясь, чтобы уйти, но альфа тянет его назад и прижимает к своей теплой груди, заставляя хныкать. — Гарри. — Рад, что ты помнишь меня, щенок.***
Проходит ровно неделя, и Луи не видит Гарри, когда тот входит в амбар. Он чувствует только его запах — густой, пьянящий аромат хвои, смешанный с жареным зефиром и щепоткой корицы. Он собирает всю свою силу воли в кулак, чтобы не промочить насквозь свои толстые лосины. Но долгий и отчаянный скулеж срывается с его губ, когда альфа прижимается к нему сзади. Пшено сыплется на землю сквозь пальцы, но его это не беспокоит. Всё, о чем он думает, так это об альфе, который стягивает с его задницы лосины вместе с трусами и резко сует два длинных пальца в его дырочку. Громкий вздох раздается на весь амбар. Луи не может удержаться и инстинктивно наклоняется. Он толкается задницей навстречу пальцам, пытаясь почувствовать их на своем комочке нервов. Последний раз его нежную розовую простату стимулировали полгода назад, когда он страдал от жары в одиночестве. Легко забыть, как приятно получать удовольствие, когда тебе его никогда не доставляли. — Я не мог больше ждать, щенок. Я должен был прикоснуться к тебе, почувствовать тебя и это невероятное тело, — выдыхает Гарри, наконец-то растягивая пальцами дырочку Луи. Омега тяжело дышит, схватившись за ворота курятника для поддержки и прижавшись лбом к рукам. — Ты такой чертовски мокрый, — стонет Гарри, ускоряясь. Луи пытается взять себя в руки и кое-как шевелит языком, спрашивая об Уоррене. — Где… — Не надо, — рычит Гарри, заставляя Луи выпустить струйку смазки от пронзившего возбуждения. — Просто знай, что у меня достаточно времени, чтобы показать тебе, на что способен настоящий альфа. Луи скулит, когда мужчина убирает пальцы, но успокаивается, когда тот подхватывает его и толкает в пустую конюшню. Он мягко укладывает омегу на спину и прижимает его ноги к груди, разведя в стороны, раскрывая блестящее от смазки отверстие, которое сокращается вокруг пустоты, желая снова почувствовать себя заполненным. Рот Гарри наполняется слюной, и он сглатывает, жадно разглядывая сочную задницу. — Ты ведь этого хочешь, верно? Скулеж вперемешку с гортанным стоном заставляет Гарри усмехнуться. — Да, да, альфа. — Черт, мне нравится, как это слово звучит из твоего хорошенького ротика, — стонет Гарри, нежно поглаживая указательным пальцем брызжущую смазкой дырочку. — Пожалуйста, альфа, — Луи почти плачет, пряча лицо в сгибе локтя, колени начинают дрожать от нетерпения. Гарри проникает одним пальцем, чувствуя, как его со всех сторон обволакивают теплые стеночки. Он проталкивает его до самого конца, внутри настолько тесно, что он шевелит пальцем, пытаясь расслабить мышцы. Постепенно Гарри начинает трахать омегу, несильно шлепая свободной рукой по пышным половинкам. Он тянет палец вниз и облизывает припухшие края. Альфа ныряет кончиком языка в растянутую дырочку, зачерпывая его сладкую смазку. На вкус как домашнее печенье. — О Боже, — вскрикивает Луи от удовольствия, по ногам пробегает судороги, распространяясь на каждый сантиметр его тела. Гарри медленно вылизывает омегу, наслаждаясь каждой секундой проведённой между бедер Луи, от которого без ума. — Хорошо, детка? — Да, альфа. Оч-очень хорошо, — Луи тянет гласные в последнем слове, срываясь на стон, когда язык снова погружается в него, щекоча изнутри. Когда Гарри наконец отрывается от дразнящей дырочки, его борода блестит от омежьей смазки. — Черт, ты фантастический на вкус, щенок, — Гарри убирает палец, шлепает омегу по упругой левой половинке, посмеиваясь, когда омега пищит. — Я не буду трахать тебя здесь. На самом деле, я вообще не буду тебя трахать. Когда я наконец спарюсь с тобой, мы займемся любовью, и ты станешь полностью моим. Луи раздраженно фыркает, потому что Гарри с легкостью сумел разрушить все его стены и заставить хотеть то, о чем он уже перестал мечтать. — Альфа, пожалуйста, — хнычет омега, протягивая руку к Гарри, который подолом своей футболки вытер весь беспорядок.***
— Я… я никогда… Это было… — Луи краснеет, хватая еще одну горсть корма и сыпля его цыплятам и курам. У Гарри на коленях копошатся несколько цыплят. До него не сразу доходит то, что хочет сказать Луи, но он вмиг одаривает омегу потемневшим, страстным взглядом. — Ты девственник. — Да, Уоррен… в этом плане традиционен, — он смотрит на Гарри широко раскрытыми глазами. — Я… я надеюсь, что это… хорошо. — Более чем хорошо, щенок, — мягко отвечает ему Гарри, перекладывая пушистых цыплят на покрытую сеном землю и вставая. — Значит, мой пингвиненок будет полностью моим. Луи прижимает медное ведро к животу в надежде, что оно успокоит бабочек. — Пингвиненок? — Ты мне напоминаешь пингвиненка. Мне нравятся пингвины. Луи сдержанно улыбается, прежде чем повернуться к альфе и надуть губы. — Детеныши пингвинов пухлые и маленькие. Ты считаешь меня таким, альфа? Гарри закатывает глаза и протягивает руку, обнимая Луи за талию. — Во-первых, если ты будешь называть меня так, я не сдержусь и нагну тебя, и завяжу чертов узел. — Альфа, — скулит Луи, покачивая бедрами и еще сильнее надувая губы. — Они не пухлые, щенок. Они пушистые и милые. — Значит, я пушистый и милый. Гарри мычит, утыкаясь носом в пряди цвета ирисок и вдыхая тонкий аромат тыквы. — Пушистый, потому что твои волосы очень мягкие и всегда взъерошены, а милый из-за твоей ослепительной улыбки и яркой синевы глаз. Я могу еще много что сказать, но не хочу утомлять тебя своей болтовней. Луи хочет сказать ему, что он мог бы утомлять его комплиментами до конца жизни, но у него есть дела по дому, которые нужно сделать, и обед, который нужно приготовить. — А где Уоррен? — Ему пришлось поехать срочно в Ганни. Я как раз подъезжал, когда он сказал мне сообщить тебе, — смеется Гарри. — Честно говоря, я не ожидал, что поведу себя так, когда увижу тебя, но, черт возьми, я ничего не смог с собой поделать. — Не извиняйся. Мне понравилось. Они берутся за руки и возвращаются в дом, где Луи приступает к приготовлению обеда. Гарри сидит и смотрит на него с минуту, прежде чем встает и просит, дать ему какую-нибудь работу. — Расслабься, альфа, я справлюсь. Гарри преграждает Луи путь к холодильнику. — Я знаю, что ты справишься, но я прошу тебя дать помочь тебе. Луи поднимает на него голубые глаза, глядя из-под опущенных ресниц. — Хорошо. Луи знает, что не должен был поддаваться. Потому, что, делая Пастуший пирог, Гарри пользуется любой возможностью, чтобы притянуть омегу поближе к себе и потереться своей бородой о шею и щеки Луи. Он подкрадывается к нему из-за спины, когда тот размешивает картошку, оттягивает ворот кофты и целует в плечо, посасывает мочку уха, а затем поглаживает ладонью его промежность или задницу. Гарри больше отвлекает, чем помогает. Когда Луи, наконец, ставит дрожащими руками блюдо в духовку, его щеки становятся рубиново-красными, и он не может спокойно смотреть на альфу, не боясь протечь. — Никогда больше не помогай мне, — бормочет он, громко хихикая, когда Гарри обнимает его и утыкается носом в шею.***
Уоррен и Гарри садятся есть в гостиной, потому что по телевизору показывают футбольный матч, который им интересен. Луи отказывается присоединиться, что не беспокоит Уоррена, но заставляет Гарри нахмуриться. Омега уходит с тарелкой в амбар и ест в одиночестве. — Это будет нашим убежищем? Луи улыбается Гарри, который прислонился к деревянному столбу. — Может быть? — Он попросил меня сходить за тобой. Луи закатывает глаза. — А сам он не смог. — Я уезжаю в пятницу, — отвечает Гарри, и его глаза говорят все, что Луи не может сказать вслух. — Куда? — В Кентукки, — он делает шаг вперед, дает Луи поставить свою тарелку на тюк сена, прежде чем помочь ему встать. — Я сделал ставку на ферму, расположенную на сорока акрах земли в Боулинг-Грин, и получил ее. Луи начинает дрожать от холода Ганнисона, который проникает в щели стен старого амбара. Он прижимается к альфе. — А в Кентукки… тепло? — Да, — Гарри прижался подбородком к макушке Луи. — Попросил отпуск, чтобы устроиться. Лиам меня понял и, поскольку я раньше никогда не брал отпуска, сказал, что я могу отдыхать столько, сколько захочу. — Лиам — твой босс? — Да, я работаю с ним с самого начала. — Хочу уехать куда-нибудь в теплое место, — говорит Луи с долгим вздохом, потеревшись носом о мягкие волосы бороды Гарри. — Куда-нибудь с тобой. — Я уезжаю в пятницу.***
Когда Луи входит в закусочную, в уголках его глаз уже стоят слезы. Зейн и Найл сразу же думают о худшем, обыскивая взглядом тело омеги на предмет синяков. Луи грустно смеется, прежде чем позволить им отвести его к столику. Найл мгновенно возвращается за стойку, чтобы сделать свое фирменное какао. Некоторое время они пьют молча. — Пожалуйста, объясни, прежде чем я сорвусь с места и убью его, — быстро говорит Зейн, наблюдая, как все еще заплаканный Луи потягивает горячий напиток. — Я люблю вас, вот и все. Найл и Зейн ошеломленно смотрят на него. — Я не куплюсь на это, — фыркает Найл, поднимаясь со своего места и направляясь к подсобке. — Я тоже, — Зейн расслабился, скептически глядя на омегу. — Просто скажи, что любишь меня и что, несмотря ни на что, мы останемся друзьями. Зейн печально вздыхает, ум не в состоянии успокоиться с нависшим чувством, что Луи не раскрывает что-то более важное. — Конечно, мы любим тебя, Лу. Мы всегда поддержим тебя, несмотря ни на что. — Я так люблю вас обоих, — шепчет Луи, дрожащими руками поднося кружку к губам.***
В пятницу утром Луи серьезно смотрит на Уоррена. Смотрит на выцветший шрам над губой, который тот получил, когда ему было четыре года и он упал с дуба, гостя у своей бабушки. Восхищается густыми бровями, которые почти всегда сведены к переносице. Смотрит на губы, которые говорили ему столько сладких речей, пытаясь привлечь у закусочной его лучших друзей. Те самые губы, которые изначально давали обещания, дарили легкие, как перышко, поцелуи и широкие улыбки. Смотрит на руки, которые обнимали его, когда он был напуган, щекотали и заставляли смеяться. Руки, которые причинили ему такую сильную боль, что иногда он даже не мог встать с постели. Но он не видит его глаз прекрасного серого цвета, от которых Луи краснел, его ноги подкашивались, а внутренняя омега стремилась подчиниться. Сейчас они смотрят на него с таким холодом и отстраненностью, что создавалось впечатление, что от того альфы, в которого омега был влюблен, осталась лишь оболочка. Уоррен был миром Луи. Он смотрит на комнату, в которой произошло так много хорошего и плохого. Но затем выглядывает в окно и опускает взгляд вниз на другого альфу, который сумел пленить его и воскресить. Луи коротко улыбается мужчине, готовящемуся к путешествию через великие равнины, путешествию, которое он, вероятно, совершал уже сотню раз. Затем он хмурится, потому что больше не уверен, что сможет поехать с ним.