Дом под красной крышей

Я купил себе жилье по дешевке. Десятого мая открыл страницу объявлений в маггловской «Дейли Телеграф», а двенадцатого аппарировал в Дербишир, в деревушку Гринхиллз, пятьюдесятью милями южнее Шеффилда. Стоял, слушал агента и понимал, что куплю дом непременно, вот только смотаюсь за деньгами, переведу их в фунты и, не торгуясь, выложу столько, сколько скажут. Сумму мне назвали скромную, и документы подготовили быстро, так что в июне я уже стал жителем Гринхиллза. Тридцать домов, шестьдесят восемь жителей, ферма Джонсонов, магазинчик и церковь, втиснутые между рекой и железнодорожной станцией, — вот и весь Гринхиллз. Бабушка была в ужасе. Пока я праздновал победу, навещал раненых в Мунго, а после искал дом, она успела договориться с Гризельдой Марчбэнкс, чтобы за меня замолвили словечко перед Шеклболтом. — Ты понимаешь, что меня взяли бы на курсы авроров и без твоих подружек? Что даже без экзаменов бы взяли, как Гарри и Рона? Я заталкивал свои вещи в школьный сундук, а бабушка сидела в кресле, прямая и бледная. — Тем более! Раз никаких препятствий нет, я тем более не понимаю, что тебе взбрело в голову, Невилл. Опомнись! Какая деревня, какие теплицы, ты в своем уме? Ты сейчас можешь выбрать будущее. Любое! Ты можешь стать кем угодно, хоть аврором, хоть невыразимцем. Или целителем. Или даже профессором в Хогвартсе, раз тебе так нужны цветы! Последние слова бабушка выкрикнула так отчаянно, что стало понятно: преподавать в Хогвартсе — последнее, чего она желает своему внуку, но даже это лучше, чем месить грязь лопатой и резиновыми сапогами в богом забытом захолустье. — Нет, Ба. Я все решил. Ты видишь, что тут творится? За нами ходят по пятам люди, которых я даже не знаю. Сколько было интервью за неделю? Пятнадцать? Или я что-то упустил? — Скоро все утихнет. — И пока утихает, я поживу в деревне. — Ты просто сбегаешь, внук! — Если бы ты сказала это в прошлом году или даже десять дней назад, я бы согласился, а сейчас, извини, нет. Хочу уехать — и уезжаю. Я захлопнул крышку сундука, огляделся в поисках забытых вещей. — Хотя бы навещай родителей. Если они понимают, что летом ты приходишь чаще, то начнут волноваться. Она была такая несгибаемая и такая несчастная при этом. Стискивала трость, кусала губы и смотрела сквозь меня. Она считала, что я ее бросаю, несмотря на то что дядя Энджи с женой обещали заходить. Несмотря на то что я рано или поздно должен был захотеть жить отдельно, и я захотел. — Конечно, не забуду. М-м-м… а может быть, ты все-таки хочешь посмотреть мой новый дом? И она неожиданно согласилась. Но он ей не понравился. И заброшенный участок — тоже. И улица, и весь Гринхиллз, и послеобеденный звон колокола. Ничего! Она бегло осмотрела кухню и две маленькие комнаты, брезгливо отодвинула занавеску и выглянула в окно. — Что за убогие тут дома. Что этот, что вон тот, соседний. Кто там живет, знаешь? — Кажется, никто. Агент говорил, здесь живут не во всех домах. Молодежь уезжает в города. Мне показалось, бабушка буркнула что-то вроде «и правильно делают». Она отказалась от чая и от прогулки по саду и аппарировала домой. Я убрал обратно в шкаф две разные чашки и чайник с трещиной и подумал, что если хочу принимать гостей, нужна новая посуда, а не та, что тут пылится уже лет двадцать. А потом сам пошел осматривать свой дом и сад. Они были прекрасны. Мне нравилось все: скрипучее крыльцо, поросшая мхом крутая крыша, узкие окошки в частом переплете, лохматая жимолость, которая ползла по каменным стенам до самого водосточного желоба. Из-за мха крыша казалась полинявшей, коричнево-зеленой, и я пообещал себе купить краску и покрасить ее. Нет ничего лучше дома с красной крышей, флюгером и кустом сирени под окном. Эта уверенность держалась во мне с детства, с тех пор как однажды я увидел открытку на бабушкином столе — дом, флюгер, куст, лес вдалеке, и две человеческие фигурки, такие размытые, что непонятно, кто это и куда идут — к дому или к лесу. — Ба, это мама с папой? — спросил я. Та лишь вздохнула и спрятала открытку, но я запомнил ее. Сад был лучшим садом, что я видел. Нестриженые кусты боярышника, заброшенные клумбы, облупившаяся садовая фигурка гнома, давно заросшие травой дорожки и торчащие кое-где трубы для полива. В конце сада нашелся колодец, и, кажется, в нем была вода. Я сделал заметку в уме — узнать, что делают со старыми колодцами, а насчет всего остального вопросов не было. Дверь сарая открылась с трудом, но зато я нашел там немало полезного: лопаты, грабли, две лейки и потрескавшийся и одеревеневший от времени поливочный шланг. Шланг я выбросил, остальное привел в порядок и расставил по углам. До самого вечера я бродил по саду и дому и со стороны выглядел, наверное, как придурок. Улыбался, хватал все подряд, открывал и закрывал окна и опомнился только вечером, когда понял, что мне нечем ужинать и нечем мыться — с местным водоснабжением я еще не разобрался, а еды даже не подумал купить, и теперь единственный продуктовый магазинчик наверняка закрыт. Умываться пришлось из кружки наколдованной водой, а ужин пропустить. Но долго уснуть я не мог не из-за голода — я вообще его не чувствовал, а от умопомрачительного счастья. У меня есть дом, скоро будут теплицы и любые, какие пожелаю, цветы и растения. Меня никто не знает, я свободен. Здесь не нужно никого защищать и никто не должен защищать меня. Тут все хорошо. Замечательно. Весь следующий день я почти не присел. Началось с того, что утром я вышел на крыльцо и тут же наткнулся на парня, который стоял у моей калитки, курил и как будто совершенно никуда не торопился. — Привет. Я Маркус Джонсон, здешний фермер. Проезжал вчера мимо, видел, как ты ходил по саду, решил заехать узнать, кто такой и надолго ли к нам. Рукопожатие его было крепким, улыбка широкой, солнечный свет лился сверху прямо на нас, и вокруг безудержно щебетали птицы. Это было словно знак, что война, серость, страх, пыль — все в прошлом, а с сегодняшнего дня вокруг меня только дивный мир, где пахнет землей и ветром, и жизнь в этом мире я без сожалений выбрал сам. — Я Невилл. Из Лондона. Приехал вчера, и, откровенно говоря, мне бы сейчас позавтракать. Не знаешь, магазин уже открыт? Этот Маркус знал все, и через две минуты я трясся в его тракторе по дороге. Мимо проплывали дома, я крутил головой, разглядывая крыши, заборы и редких прохожих. — Мы потом пройдемся с тобой, я все покажу, — сказал Маркус. Но в этот день пройтись не удалось. Нагруженный покупками, я вернулся домой и наконец позавтракал. Это была самая вкусная в мире яичница из пяти яиц, и ел я ее, стоя над новой чугунной сковородкой. А потом показал Маркусу колодец, и оказалось, что нужен насос, и вот мы уже едем за насосом в соседний Кэндлбридж, и я покупаю там заодно косилку, новый шланг и резиновые сапоги. С насосом мы провозились до вечера. Несколько раз я вспоминал, что вообще-то волшебник и у меня есть палочка. А потом приходил в себя и понимал, что она не могла бы установить, подключить и запустить компрессор, а вот Маркус и наши четыре руки очень даже могли. Перед ужином я спохватился и предложил Маркусу ужин из все той же яичницы, но он со смехом отказался. Сказал, что дома его ждут мать с сестрой, и они накормят, а яичница мне и самому нужна. А еще, что его выходной закончился, завтра он поедет в поле, и я буду справляться сам. — Еще увидимся. Я же обещал показать тебе деревню, и с сестрой познакомлю. Пока, Невилл! После ужина, не чуя ног, я рухнул спать. Казалось, закрыл глаза только на минуту, и вот уже снова утро, жарит солнце, и воздух такой пряный, какого не бывало ни дома, ни в Хогвартсе. Весь день я провозился в саду. Скосил траву, вскопал клумбы, подстриг плющ, который цеплялся за невысокую изгородь между моим и пустующим соседним домом. Удивился незаметной заросшей калитке в изгороди. Зачем она? И представил двух старичков, шастающих друг другу на стаканчик виски полвека назад. Наконец я наладил полив и по-человечески принял душ. Едва успел в магазин за продуктами и, засыпая, подумал, что мне нужен холодильник. И тут же понял, что не вспомнил об охлаждающих чарах и вообще о палочке за весь день ни разу. Кажется, мне начинало нравиться жить без магии. Постепенно я обрастал вещами и знакомыми. У меня появились холодильник и телевизор. Правда, последний больше для декорации — слишком уж удивлялся Маркус, как я могу жить без вечерних шоу на пятом канале, ведь у меня нет никакой работы, кроме клумб и травы. Цветы я, конечно, посадил. Примулы, иберисы, флоксы, по общей с соседним домом изгороди вместо плюща пустил плетистые розы. Чуть помог им магией, но вообще все и так росло замечательно. Я наладил автоматический полив, привел в порядок дом. Ну как привел — вымыл пол, окна и повесил новые занавески. До крыши руки не дошли, но впереди было все лето, да что лето, впереди было столько времени, сколько я захочу. Спал я все на том же старом диване, плита работала исправно, а больше мне ничего не было нужно. Так промелькнули две недели, и прошло бы еще столько же, но Маркус намекнул, что по деревне поползли слухи про подозрительного приезжего, который появился неизвестно откуда и живет неизвестно на какие сбережения. Пришлось выходить на улицу, чаще заходить в магазин и знакомиться. Вскоре соседи знали, что я приехал на лето, а если понравится — пробуду здесь и всю осень, а еще всегда мечтал встретить Рождество в деревне. С тех пор я жил беспечно. Для всех я как будто и впрямь дышал воздухом, бездельничал, поливал петуньи и в нежаркие дни гулял к подножию холмов. И никто не знал, что у себя за домом под магглоотталкивающими чарами я собирался построить теплицу для волшебных растений. Для этого пришлось выписать журнал о волшебном строительстве. Его принесла почтовая сова и средь бела дня опустилась на изгородь напротив открытого кухонного окна. Отвязывая пакет, я задумался: видел ли ее кто-нибудь из соседей? И если да, то можно ли сказать, что это особенная, дрессированная птица? Так или иначе, надо было заводить собственную. Сову я купил в Шеффилде. Выехал как-то раз за покупками и обнаружил в городе маленький магический квартал. Пришлось выбрать мелкую птицу неприметного серого оперения. Кажется, ничьего внимания она привлечь не могла, в Гринхиллз часто залетали дикие птицы из близкого леса и садились на крыши и ограды. Когда я вернулся с покупками и совой — я назвал ее Кошкой, уж очень была похожа — домой, то еще издалека увидел, что на крыльце кто-то сидит. Я отпустил Кошку в лес и вошел во двор. С крыльца мне навстречу поднялась девушка в джинсах и клетчатой рубашке. — Я Магда Джонсон, — протянула она руку и улыбнулась. — Сестра Маркуса. Этот балбес наверняка про меня ничего не рассказывал? — Да нет, почему, говорил, я помню, — бормотал я, пожимая ладонь и удобнее перехватывая пакеты. — Меня зовут Невилл. Если вы не против, может, выпьем чаю? Словом, мы познакомились, я угостил ее чаем с печеньем, которое она же и принесла. Магда оказалась очень общительной. Она часто попадалась мне на улице и запросто ходила со мной в лавку за хлебом, или к старой Милли Браун за молоком и сыром от ее коровы, или за рыбой к юному Теду, или просто прогуляться. Мы так часто сталкивались на улице, что однажды, собираясь побродить по лесу, я улизнул из дома тайком, на рассвете, когда солнце еще не поднялось над деревьями. Стоял июль, материалы для теплицы я заказал, но еще не дождался. А пока хотел узнать, что из того, что найду в местном лесу, можно в ней посадить. Но в первую свою вылазку за весь день обнаружил лишь грибы и мяту. В надежде, что никто не караулит меня возле дома, я спустился с холма и свернул на деревенскую улицу, мечтая о холодном душе, плотном ужине и чашке крепкого чая. Возле калитки стоял грузовик: приехала моя теплица. Разбираться с ней я начал сразу после чая, не обращая внимания на заходящее солнце, и очень вовремя навел защитные и маскирующие чары: по улице на велосипеде медленно проехала Магда в пестром платье. Наверное, купаться. Разбирался с чертежами я долго, доски не входили в пазы, несколько раз едва не падали стекла. Оказалось, что мой сарай с граблями и лопатами стоит неудобно и его нужно переносить, если я хочу, чтобы дверь теплицы открывалась. И это была та еще задачка. Узкий и небольшой, он не влезал между домом и изгородью ни с одной стороны, и, подумав, я набрался наглости и перенес его на соседний участок. Все равно там никто не живет. Вот появятся соседи, верну. Сарай разместился в чужом саду, словно так и стоял всю жизнь, и я снова взялся за сборку. Через четыре часа теплица встала посреди заднего двора — красивая, ровная, с плотно пригнанными окнами и легко закрывающимися дверями. Почти такая же, как в Хогвартсе, только гораздо меньше, конечно. Зачарованная под выращивание магических растений. Внутри я насыпал десяток земляных грядок, проложил дорожки. Все было готово, оставалось провести воду, удобрить драконьим навозом землю. И решить, что я буду сажать в первую очередь. Окна соседнего пустого домика выходили на мою теплицу. Кроме того, ее будет видно с улицы, если спадут маскировочные чары. Надо было придумать что-то постоянное, но сил уже не оставалось. Я закрыл двери и пошел в дом — мыться, отдыхать и думать, где раздобыть драконий навоз.

* * *

Утром на скамейке у дома меня поджидала Магда. Едва я успел подумать, что скамейку надо разобрать и сложить в сарае, чтобы не натыкаться на гостей, когда выходишь на крыльцо босиком и без рубашки, как девушка вскочила и дернула меня за руку. Так и есть, сегодня ей нужно было в лес. — Ну, пойдем, Невилл! — смеялась она. — Я покажу, где растет малина. Поможешь мне набрать, — она потрясла внушительной плетеной корзиной. — Полную. Ну и конечно, на вечно пустой улице нам тут же начали попадаться соседи. Мы поздоровались с миссис Уокер, потом с мистером Перри, а когда впереди замаячили фигуры мистера Хадсона и его дурной собаки, я не выдержал и потянул Магду с дороги в поле. Гудели шмели, где-то далеко работал трактор Маркуса. — Брат недоволен. Столько гусениц в этом году, он не успевает распылять отраву. Боится, что будет неурожай. — Тогда ты будешь кормить его своим малиновым джемом. Магда смеялась, откидывала со лба прилипшие пряди, пила воду из бутылки так, что капли текли по шее под ворот рубашки. Это было красиво. Но совершенно не нужно. Я знал, что потею, краснею и дышу громче того трактора. Так всегда было и с Ханной на седьмом курсе, и вот сейчас с Магдой. Но, к счастью, Магда была куда увереннее тихой Ханны. Она задавала вопросы, не ждала ответов, рассказывала о себе, и вскоре ее разговор стал просто жужжанием, вроде шмелиного. Когда на опушке леса она вдруг умолкла, тишина показалась оглушающей. Я очнулся и повел ее на ту полянку, что приметил в прошлый свой поход. Пусть волшебных растений я не соберу, но присмотреться не помешает. — Сначала малина, — возразила Магда. И мне так сильно захотелось от нее отделаться, что я решил помочь ей с малиной, проводить домой и вернуться в лес уже одному. Малинник мы нашли, работать начали быстро и молча, в корзине росла горка ягод, и когда Магда негромко меня окликнула, я не ждал никакого подвоха. — Невилл? — Да? — Подойди, пожалуйста. Пришлось пробираться к ней через колючие кусты. — Что случилось? Мне в лицо ткнулась ее ладонь с малиной. — Ешь! Отворачиваться было глупо. Ладонь прижалась к моим губам, а потом вместо ладони — ее губы. Это было неловко и не очень-то приятно — меня целовала девушка, а я стоял посреди кустов и не мог и не хотел ни обнять ее, ни ответить на поцелуй. Обратно шли молча. Все так же жужжали пчелы, тарахтел трактор. Я должен был извиниться, наверное. Или сказать, что она найдет себе кого-то получше. Или, может быть, даже плюнуть на все и поцеловать ее тоже, Магда ведь этого ждала. Но у дороги она повернулась ко мне, забрала корзину и сказала: — Ты же здесь надолго. Ты еще ко мне привыкнешь. — И ушла. Минул июль. Я засадил теплицу семенами, которые привез с собой, и сделал несколько вылазок в лес. Бродил в одиночестве, отдыхал в тени крон, видел лукотруса — одного, но наверняка их тут больше, хотя бы вон в том темном ельнике. Значит, здесь и впрямь есть волшебные растения. Однажды прямо на ботинок запрыгнула поганка, я стряхнул ее, и пока она пыталась ускакать, путаясь в траве, пожалел, что мне они не нужны. Размножались эти грибы прекрасно, и за месяц я бы мог набить свою теплицу поганками до самого потолка. Магда приходила еще несколько раз. Про тот поцелуй она не вспоминала, я — тем более, и мы, делая вид, что все в полном порядке, все так же ходили за молоком и рыбой. Как-то раз ко мне зашел Маркус с упаковкой пива и весь вечер жаловался, как много в этом году гусениц, которых не берет никакая отрава. Захмелевшего, но все такого же озабоченного, его поздно вечером увела домой Магда. В свой день рождения пришлось аппарировать в Лондон. Я увидел всех сразу: бабушку, родителей, потом друзей. Перед самым закрытием смог вырваться в лавку семян в Косом переулке. — Плоды цапеня и сумасшедшие ягоды? — переспросил лавочник, заворачивая в бумагу чемерицу. — Что ж, если ягоды крупные, а плоды достанете сами, отчего нет, куплю и заплачу по прейскуранту. Привозите. Вернулся я домой в темноте — с пакетами и подарочными коробками. В предчувствии первой возможной сделки долго не мог уснуть: вставал, пил воду, смотрел на черные окна соседнего дома и думал, что сейчас, когда вечера все длиннее и темнее, отчего-то все больше хочется, чтобы рядом кто-то жил, зажигал лампу в окошке, ходил по двору. Но вдруг это окажется семья с ребенком? Тогда придется придумывать, как зачаровать границу между участками от футбольного мяча. А если у соседей будет собака, то она мне перекопает все клумбы. Похоже, минусов от возможных соседей все же больше, чем плюсов. Пролетел и август. По утрам стекла теплицы покрывались изнутри каплями воды, я распахивал ее, каждый раз проверяя и усиливая маскировочные чары. Визгоперки при виде открытых дверей начинали визжать и ерзать, и я успокаивал их, поливая настоем дремоносных бобов. Открытым дверям была рада зубастая герань — ловко и быстро она ловила залетевших в теплицу мух. Я наблюдал, как синеют сумасшедшие ягоды, как все быстрее выпускает побеги цапень, и ждал первый собственный урожай. Я жил только этим — своим домом, теплицей, лесом. Я пророс в них, сроднился. Словно не было Хогвартса, войны, многих-многих людей, про которых я не вспоминал все лето. Моя жизнь была втиснута, как весь Гринхиллз, между холмами и железнодорожной станцией. Я уже строил планы на осень, растил тыквы на Хеллоуин, обещал встретить Новый год с Джонсонами, как вдруг однажды вечером, проверяя замок на калитке, услышал долгий, пронзительный паровозный гудок — такой, с каким каждый год проносился мимо полей и деревень Хогвартс-экспресс. «Да ну, — успокаивал я подпрыгнувшее сердце, — просто пригородный поезд. Они постоянно проходят здесь, я привык и не замечал. А сейчас он случайно прогудел, а я случайно прислушался. Конечно, это не Хогвартс-экспресс». Дома я посмотрел на календарь. Там значилось первое сентября. Моя спокойная жизнь закончилась спустя два дня после того вечера. Я проснулся еще до рассвета и сперва не понял, что меня разбудило. Думал — сквозняк: ночи стали по-осеннему холодными. Я повернулся, уронил одеяло на пол и вдруг понял, что откуда-то идет рассеянный свет. Испугавшись, уж не горит ли моя теплица, я бросился к окну. Светилось маленькое оконце соседнего дома. Я глянул на часы — было около четырех. Значит, кто-то въехал по соседству с самого раннего утра. Я долго стоял, таращился на чужое светящееся окно. Новый сосед. Кажется судьба наконец-то сделала интересный ход. Встал я поздно и не вспоминал о ночном происшествии пока не услышал, как, взвизгнув пружинами, хлопнула соседская калитка. Через минуту взревел водопроводный кран в огороде. Вытирая лицо полотенцем, я подошел к окну. В саду за заросшей оградой кто-то ходил, наклоняясь и сматывая длинный шланг. За кустами и розовыми стеблями было плохо видно, но по повадкам я понял, что это мужчина. Ну, или парень вроде меня. Я прикинул, что пока он занят, идти знакомиться не стоит, и отвлекся на завтрак. Солнце было уже высоко, день обещал быть теплым для начала сентября. Я вышел на крыльцо и подумал, что нужно открыть и проветрить теплицу, но случайно глянул через изгородь. В соседнем саду стоял Северус Снейп в серой кофте и с большой лейкой в руках.