Сувенир

Нью-Йорк встретил меня не дождем, как обычно бывает в это время года, в конце октября, а ярким солнцем, что освещало, словно в последний раз, длинные оживленные улицы Мидтауна — сердца Манхеттена, наполненного магглами. Я устало двигался по Западной девяносто шестой в направлении Централ Парк Вест. Стоило выбрать менее оживленную улицу, но в Нью-Йорке я все еще плохо ориентировался, а самонаводящиеся чары указывали лишь направление к определенному адресу. Миновав небольшой супермаркет по левую руку и пытаясь лавировать между снующими магглами, я свернул влево, выходя на широкую улицу, огибающую Центральный парк с западной стороны. Солнечные лучи окатили меня, словно бодрящий душ, и я сощурил взгляд, прячась от яркого света. Я редко выбирался за пределы родной Британии, но важные дела иногда заставляли. Направлялся я в небольшой бутик-отель, адрес которого успел выучить наизусть. В пальцах медленно догорала сигарета, и я стряхнул пепел на тротуар, не особо беспокоясь и не замедляя шага, все еще щурясь от столь непривычно ярких лучей. Воротник моего пальто, сшитого на заказ, был поднят вверх, защищая от холодного ветра, но я не ощущал его порывов, как и игнорировал проходящих рядом людей. Прохлада веяла с ближайшего водоема по правую руку от меня, и, если прислушаться, можно было услышать гомон уток. Ступая еще шагов двадцать и мелькая между проходившими рядом туристами, я поднял голову вверх, скользя взглядом по большому стеклянному зданию в десяти футах от меня, и сделал небольшую затяжку. Я не любил курить, даже если это был отборный табак. Но в последнее время, сигарета стала каким-то неотъемлемым атрибутом в моих пальцах. Люциус бы точно не оценил. Десятый этаж, окна которого выходили на Центральный парк, был ничем не отличим для других, но не для меня. Затянувшись в последний раз, я откинул окурок и посмотрел на трепещущую ткань легкого тюля, который развевался на ветру и так и норовил покинуть пределы десятого этажа и балкона с вензелями на кованой решетке. Неужели я опоздал? Машинально взглянув на левую кисть, отодвигая манжет — с широким отворотом и изумрудной пуговицей на нем — своего кашемирового пальто серого цвета, я посмотрел на часы. Хотя и так знал, какое время — в Лондоне уже давно был глубокий вечер. Серебряные часы, сверкая в пронзительных лучах, показывали почти полдень. Осмотрев в последний раз оживленную улицу, словно что-то сопоставляя в голове, я направился к прозрачной двери. У входа в гостиницу меня встретили оранжевые тыквы, выставленные словно напоказ, как в витринах больших маггловских магазинов. Я нахмурил брови, не понимая к чему это. А потом, подняв голову повыше, заметил надпись: «Устрашающего Хеллоуина». Да, прошел уже год. Сегодня ровно двенадцать месяцев с того дня, что изменил мою дальнейшую жизнь. Портье, мужчина около пятидесяти лет, мило улыбнулся, обращая на себя мое внимание и заставляя покинуть странного рода мысль. Он открыл для меня прозрачные двери рукой в белой перчатке. На нем было темно-бордовое длинное пальто с большими золотистыми плоскими пуговицами, а на голове красовалось что-то наподобие фуражки. Все так, как и год назад. — Добро пожаловать, — проговорил он с южным акцентом, но я даже не повернулся в его сторону. У меня был ключ от номера 1093, и на стойку регистрации я преднамеренно не пошел. Лобби, небольшое, но обставленное со вкусом, призывало насладиться кофе в одном из ужасно мягких кресел и полюбоваться красивейшим видом на Центральный Парк. Я уже хотел было направиться в сторону лифтов, как мое внимание привлекла фигура, удобно устроившаяся в одном из этих чертовых кресел карминного оттенка под стать осени; в расслабленной позе она наблюдала пейзаж за окном. Девушка с кудрявой шевелюрой, опершись подбородком на руку, прямо-таки любовалась огромным парком через витринное окно. На столике рядом одиноко красовалась белая фарфоровая кружка с каким-то дымящим напитком, но я точно знал, что это какао с зефиром. Слишком сладкое и приторное даже для такой погоды. Это было впервые, когда она встретила меня здесь, в лобби. Я смотрел на нее взглядом полным непонимания, все хмуря брови. Кисти моих рук покоились в карманах осеннего пальто, хоть и помещении не было холодно вовсе. Наоборот, успокаивающая атмосфера небольшого холла располагала к себе и призывала согреться после длинных прогулок в парке. — Я могу вам чем-то помочь? — донеслось до меня слева, и краем глаза я заметил миловидную девушку-администратора, что наклонилась ко мне, видимо, желая поприветствовать гостя. — Спасибо. Я к ней, — кивнув в сторону Грейнджер, я даже не посмотрел на девушку-администратора. Она однозначно была сбита с толку, и хотела уже что-то сказать, но я твердым шагом направился к дальнему столику, занимая место напротив Грейнджер, так и продолжая смотреть на нее. Лобби освещал яркий солнечный свет, и карминные кресла казались кровавыми разводами в этом карамельном мире. — Люблю это время года, — протянула она с улыбкой, не меняя позы. — Все такое разноцветное, словно из-под кисти умелого художника. «Осень — это осень Грейнджер, не стоит придавать этому такое уж большое значение», — наверное, стоило бы озвучить эту мысль, но она спросила: — Тебе так не кажется, Драко? — повернув голову в мою сторону и улыбаясь уголками губ. В карих глазах была усталость, и, вовсе ей не свойственная, отстраненность. Вполне возможно, что под этими словами она имела ввиду что-то другое. — Нет, — ответил я, сглатывая и доставая свои руки из карманов пальто и положив их на стол, складывая в замок. Конечно, стоило бы снять верхнюю одежду, расслабиться и заказать хотя бы кофе, следуя правилам этикета. Но события сегодняшнего дня и так уже выбивались из привычного русла моей жизни, так что все мои аристократичные манеры истинного джентльмена вполне могли не входить в программу этого вечера. Она провела указательным пальцем по кромке своей кружки, в которой все еще плавал зефир, или это был маршмеллоу, и опустила взгляд, все также подпирая подбородок правой рукой. Молчание было странным. Словно каждый из нас чего-то ожидал. К нам подошел молодой официант в белом переднике и с блокнотом, намереваясь принять у меня заказ, но я отклонил его попытку что-либо предложить мне и быстро ответил, что ничего не хочу, все также смотря на Грейнджер, желая понять по выражению лица ее мысль. Официант кивнул и удалился. Улыбка сползла с ее лица, и она все продолжала наблюдать за скольжением собственного пальца по краю чашки, о чем-то размышля, а я наблюдал за ней. — Добрался без проблем? — вдруг спросила она, вздергивая бровь, но не отвлекаясь, от своего супер важного занятия, словно избегая смотреть в мои глаза. Было любопытно наблюдать за ней, за ее реакцией, пытаясь предугадать ее слова или действия. Но даже в такой ситуации я предпочитал держать контроль в своих руках. Разве ее вопросы сейчас был важны? Мы и так все время что-то откладываем в своей жизни, наивно полагая, что время еще не пришло, но на самом-то деле, время ускользало с такой скоростью, что я иногда переставал воспринимать даже отдельные дни. — Пошли, — бросил я, поднимаясь и, дернув ее за рукав, потянул на себя. Под пальцами чувствовалась мягкая ткань акрилового кремового свитера. Грейнджер даже не удивилась такой реакции, словно была тряпичной куклой в моей власти, готовой подчиниться в любой момент. И мне это не понравилось. Я ослабил хватку и посмотрел в ее глаза — она все еще наблюдала за какао, занимая тоже место. Она размышляла над тем стоит ли остаться или пойти со мной. А может, плюнуть на все и уйти отсюда, аппарировать назад в дождливый Лондон? Но Грейнджер не дала мне закончить мысль, а, словно что-то вспомнив, поднялась и схватила шаль, оставленную на мягком кресле, свободной рукой и, повинуясь мне, подняла глаза. — Пошли, — какая-то обреченность была в ее голосе, словно она должна была это делать. Меня одолела ярость, я дернул ее сильнее на себя, желая привести в чувство и мазнув по ее губам своими в странном поцелуе. От этого она свалилась на меня, не удержав равновесие, прижимаясь ближе и морща нос от запаха табака. Грейнджер мигом подняла на меня взгляд, и там, в нем, впервые заиграло что-то новое. Негодование? Или это было удивление? Я видел как она хотела спросить меня, но этот вопрос остался не озвученным. В лобби было пустынно, не считая нас и администратора, поэтому, я, недолго думая, потянул Грейнджер за первый поворот от нас, направляясь к лифту. Как только мы скрылись от посторонних глаз, я с силой впечатал Грейнджер в ближайшую стену и с той же яростью — или, может быть, страстью — прильнул к ее губам, не беспокоясь о том, есть ли здесь еще кто-то, кроме нас. Я все еще сжимал ее правое предплечье своей рукой, словно боялся, что она ускользнет, да и эта хватка все еще отдавала ощущением контроля в моих руках. Грейнджер неожиданно простонала мне в губы, игнорируя вкус табака, не сопротивляясь и выпуская шаль на пол, проскользнула пальцами к моему затылку, зарываясь в волосы и легонько царапая кожу. Меня обдало жаром, захотелось запустить руку под ее этот кремовый свитер и прикоснуться к загорелой коже. Я попытался вжаться в нее сильнее, ощущая мягкую ткань под руками, коснулся ее талии, загибая края свитера и провел все-таки ладонью по нежной коже, ощущая, как мышцы Грейнджер напряглись. Недалеко от нас послышался смех, и я быстро отстранился от нее, не отводя томного взгляда и все еще продолжая держать ее за предплечье, лишь немного ослабив хватку. Дыхание было рваным и тяжелым. Глаза Грейнджер блестели каким-то магическим блеском, а на щеках играл румянец. Она попыталась это скрыть, отворачивая голову, и несколько кудрей упали на ее лицо, прикрывая щеки. Мимо прошла парочка магглов пожилого возраста, обсуждая крикет. Они окинули нас быстрым взглядом, но ничего не сказали. — Пошли, — снова повторил я, и понял, каким осиплым был мой собственный голос. Я старался держать контроль над собой и ситуацией, но соблазнительный румянец на щеках Грейнджер отвлекал. Потянув ее коридором к первому лифту, я нажал на блестящую кнопку, все еще не смотря на девушку. Грейнджер стояла позади меня, словно провинившаяся ученица. Она полностью отдала контроль над ситуацией мне, что было весьма на руку. Хотя я не помнил, чтобы она была когда-то такой податливой, принимающей и повинующейся. Дверь лифта бесшумно открылась, и я шагнул внутрь, Грейнджер последовала за мной. А когда дверь также бесшумно закрылась, Грейнджер накинулась на меня, словно жаждущий глотка воды к источнику влаги. Этот поцелуй был другим — жадным, остервенелым. Словно она хотела доказать мне, кто на самом деле руководит, но при этом, не пыталась выдернуть свою руку из моей цепкой хватки. Вдоволь наигравшись с моими губами, она зубами оттянула нижнюю, и перевела взгляд на мои глаза, ожидая реакции. А когда ее не последовало, сильнее прикусила губу. Я негромко застонал от резкого ощущения, не ожидавший такого действия, и она отпустила ее. Потом наклонилась ближе и медленно провела по ней языком, словно извиняясь. Хотя в ее глазах был озорной огонек, и я понимал, что ни о чем она не жалела. В груди приятно заныло, а внизу живота стянулся огромный узел. Я начинал заводиться. Грейнджер вела себя странно и непредсказуемо, и это не давало расслабиться, хоть и контроль над ситуацией был все еще у меня. А может, это всего лишь была видимость контроля? Она нажала кнопку нужного этажа, и лифт бесшумно начал подниматься. Грейнджер оперлась спиной о металлический поручень, и рукой коснулась своих губ; ухмыляясь, она смотрела на мое отражение в дверях кабины лифта, и в ее взгляде я прочел покорность. Пухлые от поцелуя губы с этой ухмылкой, что говорила о шалости, и покорный взгляд абсолютно не вязались между собой, но я принимал правила этой игры, ведомый желанием. Как физическим, так и желанием узнать эту новою сторону Гермионы Грейнджер. Я шумно глотнул, желая сбросить свое серое пальто, что стало ужасно тяжелым, и взять ее прямо здесь, в небольшом пространстве кабины, абсолютно не беспокоясь о том, что нас могут застукать. Дверь снова бесшумно отрылась, представляя взору такой же на вид коридор на десятом этаже. Я оттолкнулся от металлического поручня и двинулся по направлению к номеру 1093, Грейнджер семенила рядом, едва поспевая за моими широкими шагами. Ее длинная плиссированная юбка шуршала, разбивая окружающую тишину, а стук остроносых ботильонов глухо отдавался эхом в моем сердце. Дверь гостиничного номера не поддалась после того, как я провел по ней ключ-картой. Я повторил действие еще раз, но ничего не изменилось. Грейнджер томно выдохнула, схватив меня за предплечье и наклоняясь ближе. Я повернул голову в ее сторону, и понял насколько сильно она была возбуждена. Ее сбивчивое дыхание было оглушающе громким, а краснеющие щеки она уже не пыталась скрыть, лишь прикрыла глаза, громко вдыхая. Надеюсь, она не прикасалась к себе достаточно долго, ибо я намеревался насладиться процессом, по меньшей мере, раза четыре. Я снова провел картой, остервенело дергая ручку и желая открыть эту чертову дверь, что никак не хотела поддаваться. — Драко, — прошептала моя спутница, касаясь лбом моего плеча. Ну все, Грейнджер, готовься к тому, что я буду долго и размашисто трахать тебя. Я достал палочку из переднего кармана и невербально произнес простое заклинание. Дверь открылась, впуская нас внутрь и тут же затягивая в комнату белую занавеску, которая повиновалась сквозняку. Как только дверь закрылась за нами, я прижал Грейнджер к этой деревянной поверхности и впился в ее приоткрытые губы, все-таки отпуская ее руку из своей цепкой хватки, будто понимая, что здесь она уже не сможет сбежать. На том месте у нее точно будет синяк, но мне было плевать. Своими руками я начал задирать ее свитер, подтягивая его края все выше, к груди. Медленно скользя пальцами по коже, и это действие очень диссонировало с моими губами и тем, что я вытворял с ее языком. Я словно не мог насладиться ею в полной мере, продолжая терзать мягкую кожу ее губ, но Грейнджер была вовсе не против. Она толкнулась ко мне бедрами, призывая не останавливаться. А я бы не остановился, даже если бы она попросила. Слишком уж сильным было возбуждение. Слишком долго я ждал этого. Она попыталась руками стянуть с меня пальто, не разрывая поцелуя, все закусывая мою нижнюю губу. Я на миг оторвал пальцы от ее спины, приходясь по каждому позвонку, словно по клавишам рояля, и стянул самостоятельно с себя такую сейчас ненужную деталь гардероба, отбрасывая на спинку рядом стоящего стула. Грейнджер оторвалась от меня, тяжело дыша. Глаза ее лихорадочно блестели, а губы, Мерлин, я еще никогда не видел ее столь желанной. Она потянулась к краям своего свитера, желая снять его самостоятельно, но я прервал ее. — Нет, — и удивился, насколько жестко прозвучал мой голос. Она замерла, продолжая смотреть в мои глаза. На минуту в карих омутах проскользнул испуг. Я подошел к ней ближе и начал медленно скользить своими пальцами вдоль ее рук, от плеч, до ее предплечья к кистям, она прикрыла глаза, наслаждаясь этим мягким касанием, нежным и неспешным, а я жестко схватил ее за пальцы и поднял вверх, держа ее руки вместе. Она распахнула глаза от неожиданности, но ничего не ответила, а лишь шумно вдохнула, смотря на мои губы. Я чувствовал ее дыхание на своей щеке и наклонился еще ближе к ее уху, прикусывая мочку. Грейнджер застонала, и я был уверен, что в этот момент она не контролировала себя и не сдерживалась. Этот ее стон заставил мой член дернуться ей на встречу. Брюки стали узкими, но я старался сосредоточиться на ней, ее ощущениях. Я спустился короткими поцелуями от ее уха ниже по шее, чувствуя, как напряглись мышцы и сухожилия, а небольшая венка запульсировала быстрее, когда я очертил ее языком и Грейнджер снова томно застонала. Хотелось посмотреть на нее, какие эмоции отразились на ее лице, но продолжить путь поцелуями к ее ключицам и ниже, к груди, тоже хотелось. Она зарывалась пальцами в мои волосы и начала кусать губы, видимо, больше не желая высказывать вербально свое удовольствие. Но мне хотелось большего. — Я хочу слышать тебя, — прошипел я, прикусывая ее сладкую кожу на шее. И на сей раз голос подвел меня, он был слишком хриплым от возбуждения. Но Грейнджер не обратила на это внимание, оставив свои губы, и, опустив свои руки, начала сжимать воротник моей рубашки, видимо, желая расстегнуть его. Пальцы ее не слушались, она полностью отдалась во власть мне, и это опьянило похлеще выдержанного огневиски. Ее дыхание было рваным, грудь вздымалась, словно после марафона. — Ты не касалась себя? — я снова взял контроль над своим голосом и, вернувшись к ее губам, спросил после очередного поцелуя. Я хотел видеть ее лицо, ее реакцию и смущение. Мерлин, как же хотелось большего! И Грейнджер дала мне это. Она покраснела, хотя куда уж было больше, и захотела опустить голову ниже, но я стиснул ее подбородок, оставляя ее взгляд на том же уровне: смотреть на меня, подняв голову, из-за разницы в росте. Я надавил большим пальцем чуть ниже ее губ, желая, чтобы она озвучила свой ответ, хотя мы оба его прекрасно знали. И снова в ее глазах появился мимолетный испуг. — Скажи это, — я смотрел в эти карие омуты, желая впитать каждую новую эмоцию. Порыв осеннего ветра охладил мою спину, словно хлестом. Она отрицательно помотала головой, насколько это было возможно в такой позе, с зажатым в моих пальцах своим подбородком. Но осознав, что я все еще продолжаю держать ее, словно ничего и не произошло. Она прошептала: — Нет. Хотелось сказать, что она хорошая девочка, но еще один порыв холодного ветра отвлек меня. Я ухмыльнулся, целуя ее в уголок губ, и поддел свитер на ее талии, стягивая его вверх, а потом отбрасывая на пол, не разрывая зрительного контакта. Ее плечи сразу покрылись мурашками, и она захотела прикрыть себя руками от холодного воздуха. Но я не позволил ей, проводя своими длинными пальцами вдоль ее шеи, касаясь напряженных мышц. Она прикрыла глаза, наслаждаясь и снова отдаваясь во власть мне, а я смотрел только на нее, мои пальцы словно жили своей жизнью, изучая каждый дюйм бархатной кожи, спускаясь к ключицам, очерчивая их и медленно опуская лямки ее бюстгальтера с плеч. Грейнджер стиснула мою рубашку на плечах, зажимая в своих ладонях, и снова своими бедрами коснулась меня. Сложно было сказать, сделала она это преднамеренно или же поддаваясь страстному порыву. Я медленно расстегнул застежку на ее кремовом бюстгальтере, слишком красивом для повседневной одежды, и где-то на задворках сознания забилась мысль о том, что она готовилась к этой встрече. Но желание пересилило интерес, и я с жадностью начал изучать ее грудь, стянув бюстгальтер. На сей раз она не пыталась прикрыться, но я заметил, как она дернулась в порыве это сделать. Я снова улыбнулся, и она тоже робко ответила на эту улыбку. Что ж, Грейнджер, сегодня другие правила. Я снова поднял ее руки над головой, упирая в твердое дерево дверного полотна, Грейнджер удивленно взирала на меня. После чего, нарочно медленно, я стал расстегивать пуговицы на своих манжетах, переходя к воротнику. Я видел, как она задышала быстрее и начала переминаться с ноги на ногу. Нет, нет, Грейнджер, не сегодня. Только я буду доставлять тебе удовольствие. — Даже не смей, — прошипел я, скользнув взглядом к ее бедрам, все еще прикрытым плиссированной юбкой персикового цвета. Она выпрямилась, слово струна, и задышала прерывисто и громко. Еще один порыв ветра, особенно сильный, прошелся вдоль моих ног и спины, задевая обнаженную кожу Грейнджер, и она прикрыла глаза, словно желая этого, откидывая голову назад, наслаждаясь. — Только я сегодня буду доставлять тебе удовольствие, — озвучил я свою мысль, и призывая остатки самообладания, прикрыл дверь балкона беспалочковой магией. Она вздрогнула от звука моего голоса и снова посмотрела в мои глаза, пытаясь вынырнуть из пелены желания. — Вот так, смотри на меня, — я ухмыльнулся, растягивая последнюю пуговицу на рубашке и стаскивая со своих плеч, позволяя ткани упасть рядом. Я видел, каким голодным взглядом она скользила по моей обнаженной груди и животу, явно желая пройтись по моей коже своими короткими ноготками. Может быть, потом я позволю ей это. Наклоняясь к ней ближе, я провел пальцами по ее животу, нарочно игнорируя ее грудь, но Грейнджер прильнула ко мне, скользнув сосками по моему торсу и снова застонав. Ну какая же она непослушная. Я ухмыльнулся, скользя пальцами по ее бокам, то поднимаясь, то опускаясь. Она закусила губу и что-то промычала, прикрыв глаза. И что же с ней сделать за неповиновение? Я наклонился к ее левой груди ближе и легонько подул на нее, смотря в лицо Грейнджер. Она шумно выдохнула и непроизвольно сжала ноги. Руки ее дрожали от неудобной позы, но она не опускала их. — Прошу, — всхлипнула она, не смотря на меня, все еще пытаясь закусить губу, но, чувствуя мой взгляд, едва сдержалась от этого действия. Я снова хмыкнул и был готов завладеть ее грудью, играя языком, губами, пальцами, но желание увидеть ту крайнюю черту, за которую она не сможет ступить, оказалось сильнее. Я был рад, что она не касалась меня, ибо стоило ей это сделать, и весь тот план, что зрел у меня в голове, рухнул бы, так и оставаясь неосуществленным. Я скользнул пальцами к узкому поясу юбки и начал медленно расстегивать молнию. Грейнджер снова захныкала, требуя к себе внимания, и только Мерлин знает, каких сил мне требовалось, чтобы не взять ее в ту же минуту. Но это была игра, и я должен был держаться дольше, оставаясь ведущим. — Пожалуйста, Драко, — черт, только не так. В горле вдруг пересохло, и я на миг прикрыл глаза, желая вернуть себе самообладание. В голове билась мысль о том, действительно ли я все еще оставался главным, может, она просто делала вид, что подчиняется мне, отдаваясь. Я с силой стянул с нее юбку, оставляя лишь в бежевом белье, пробегаясь быстрым взглядом по ее стройным ногам и останавливаясь на влажном пятнышке на ее трусиках. Грейнджер, это точно противозаконно! Ты просто не можешь быть такой чертовски сексуальной на фоне коричневой древесины, с онемевшими от тяжести руками над головой. Она заметила мой взгляд, устремленный именно туда, между ее ног, и снова попыталась свести колени, прогибаясь в пояснице. Мерлин, что было дальше, я помнил с трудом. Я точно подхватил ее под острые коленки одной рукой, а второй — держа за спину, поднял. Она наконец-то опустила свои дрожащие руки мне на шею, и мой кадык обласкало ее горячее дыхание. Я говорил о четырех заходах, ну, я потерялся в счете где-то на пятом, когда Грейнджер оседлала меня, откидывая голову, а лучи заходящего солнца затерялись в ее темных кудрях. Она лежала рядом, поглаживая мою грудь своими пальцами, скользя короткими ногтями в витиеватых линиях. — Как поездка? — спросила она, удобнее устраиваясь возле моего плеча, смотря в глаза теплым взглядом шоколадных глаз. — Вполне неплохо, — отозвался я, подложив руку под голову и поворачиваясь к ней. Она шире улыбнулась и легко кивнула, принимая мой ответ. Я чувствовал себя расслабленным и удовлетворенным. Все-таки несколько недель воздержания было слишком много, даже спустя год. За окнами давно уже хозяйничал вечер, яркие огни ближайших небоскрёбов светили как-то лениво и тускло, однозначно уступая место карим глазам Гермионы и ее лучезарной улыбке. — Тебе понравилось? — спросила она, закусив нижнюю губу, все еще смотря в мои глаза. Понравилось ли мне? Конечно! Это было ново и необычно. Она отдала инициативу полностью в мои руки, позволяя вытворять все, что я только захочу, и это заставляло держать все под контролем и, в тоже время, не забывать и о ее наслаждении. Это будоражило, и мне бы точно хотелось повторить такой опыт. — А тебе? — с улыбкой спросил я, переплетая наши пальцы на моей груди. Гермиона вытянула губы произнеся: — Нуууу, — словно что-то вспоминая, но вся ее расслабленная поза и довольный вид, да что там, то, как она отзывалась на мои действия, ласки и касания, говорили о том, что ей понравилось. Я улыбнулся шире, и она, видя эту улыбку, засмеялась, заправляя свободной рукой коричневую прядь за ухо, словно стесняясь своего ответа. — Знаешь, — начал я, — не думал, что традиционные отношения так скоро утомят тебя, и ты сама предложишь мне подобное. — На самом деле, — она подвинулась ко мне ближе, сжимая мои пальцы, — это потому, что я люблю тебя. Я вздернул бровь в удивлении, вопросительно смотря на нее. — Любить - значит принимать тебя таким, какой ты есть, — пояснила она, упираясь своим подбородком в мою грудь. — Ты не обязан быть всегда романтичным джентльменом, постоянно используя миссионерскую позу. Обходиться со мной, словно с фарфоровой, и бояться сильнее чем нужно сжать мою руку. Я знаю, что на самом деле это не совсем ты. Я посмотрел на серьезным взглядом, понимая ее слова. — Я думал, что и так причинил тебе слишком много боли в прошлом…. Она отрицательно замотала головой, прерывая меня, и ее кудри рассыпались по моей груди, приятно защекотав кожу. — Я люблю тебя всего. И самое хорошее, что есть в тебе, и самое плохое, — она снова улыбнулась, — так что будь со мной полностью, открытым и настоящим. Интересно, она слышала, как гулко билось мое сердце? Наверняка, она ведь лежала с левой стороны. Пришлось отвести взгляд, дабы снова не поцеловать ее и взять еще раз. Никогда бы не подумал, что такое со мной может произойти. Казалось, что наши отношения не продлятся долго. Но прошел год, а мы - все еще вместе. И, черт возьми, я люблю ее даже сильнее. — Я привез тебе сувенир, — начал я, стараясь привести дыхание в норму. Она удивленно на меня посмотрела. — Ну, знаешь, типа тех магнитиков, — я сделал вид, словно призадумался, — на холодильник, которые ты собираешь из разных поездок. Гермиона заинтересовано хмыкнула, внимательно изучая меня. Я часто путешествовал по работе и привозил ей разного рода артефакты, что она с удовольствием изучала в свободное время, а потом делилась со мной своими открытиями за чашкой кофе или перед просмотром фильмов. — Он там, в левом кармане пальто, — я кивнул на кресло, призывая ее посмотреть. — Ладно, — она нехотя освободила наши ладони и поднялась с кровати, закрываясь простыней, точно зная, что мне нравилось, когда она прикрывается стыдливо, а не демонстрирует напрямую свое прекрасное тело. Волна желания снова прошла по моему телу, но я заставил себя расслабиться, переборщить сегодня совсем не хотелось. Гермиона залезла рукой в карман, бросая быстрый взгляд на меня и улыбаясь, а потом, нащупав предмет, достала его, показывая мне, удивленно взирая. Я чувствовал, как у нее перехватило дыхание от увиденного, но сделал вид, будто ничего не произошло. Да, это не очередная книга или магический атрибут древних племен. Но я рассчитывал, что ей тоже понравится. — Или он в правом кармане, — проговорил я, также поднимаясь с кровати и подходя к ней ближе. — Драко? — хрипло спросила она, выставляя зажатое в своих пальцах кольцо с небольшим бриллиантом между нашими лицами. — Поверь, здесь не больше пяти карат, — предупредил я ее сразу вспоминая как она долго спорила со мной на счет таких подарков, — и будет отлично сочетаться с теми серьгами, что ты получила на день рождения. На самом деле кольцо будет сочитаться с любыми украшениями, так как оно было обручальным и я очень надеялся, что с сегодняшнего дня она будет носить его не снимая. Гермиона шумно выдохнула, смотря то на меня, то на кольцо. — Надеюсь, ты помнишь какой сегодня день? — задал вопрос, словно между прочим. Гермиона покраснела, улыбаясь. — Ты выйдешь за меня? — спросил я с улыбкой, обнимая ее за талию. — Я тоже хочу, чтобы ты была настоящей со мной. И я хочу узнавать тебя всю оставшуюся жизнь. Она протянула ко мне левую руку, ладонью вниз, словно демонстрируя свой маникюр, и я шире улыбнулся, целуя ее и притягивая ближе, зарывая в ее волосы, вдыхая пьянящий аромат. — Да, однозначно, — ответила она, обнимая меня в ответ. Кажется, в этом году Хэллоуин был щедр на подарки больше чем Рождество.