Пока не погибнет мир

Когда мир будет рушиться, я сочту за честь сражаться рядом с тобой

— Прости, Эд, но это слишком опасно. Я не могу позволить тебе жертвовать со… — Не будь дураком, Бреда! Эд сжимает кулаки под белым плащом, надетым поверх голубой формы Аместриса. Даже после всех этих лет, Жану кажется странным видеть его не в привычном красно-черном. Эти дни давно прошли. Теперь единственное, что отличает его от других солдат, помимо фирменного несоблюдения субординации, это длинные волосы, собранные в низкий хвост. Но сейчас даже он скрыт под белым одеждами, которые носят все они. — Попридержите язык, майор. Генерал-лейтенанту… — Сейчас плевать на условности, — Бреда обрывает солдата, напирающего на Эда, вскидывая руку. — Но спасибо, Майлз. Бреда переводит взгляд обратно на Эда. В такие моменты Жан едва его узнает, и дело тут не в том, что он сильно похудел или серьезно продвинулся в должности. Дело во взгляде, в котором сквозит тяжесть всего мира, что лежит на плечах у Бреды. И, в отличии от Мустанга, он не умеет этого скрывать. — Как я уже сказал, Эд, это слишком опасно. Один человек пртив половины драхманской армии… — Я же уже сказал! Нам нужно позволить пройти всего четверти… — Это все равно безумие! — Вообще-то, Бреда, это можно считать безумием, только если он будет один, — они оба переводят на него взгляды, а он достает сигарету из-за уха. Они смотрят на него с удивлением, пока он зажигает сигарету и затягивается, прежде чем продолжить. — Оставь мне половину батальона добровольцев. Так у тебя будет более чем достаточно людей для безопасного отступления, а у нас с Эдом будет шанс покончить с этим раз и навсегда. Эд бросает на него взгляд, в котором раздражение мешается с благодарностью. Жан знает, что тот готов был пожертвовать собой, но он не позволит этому случиться. Давным-давно они дали клятву, и Эд от нее не отделается. Жан бросает взгляд на Бреду, и так ясно, что план тому не нравится ни на йоту, но он обдумывает его, а это уже очко в их пользу. — Мне это не нравится, Хавок. Даже с половиной батальона противник все равно будет превосходить вас четыре к одному, — тихо говорит Бреда, и Жан почти слышит, как у него в голове вращаются шестеренки. Это рискованно, но другой возможности у них может и не быть, и если дать Бреде подумать, он и сам это поймет. — Мы бывали в ситуациях и похуже. — Вот именно! — Эд хлопает в ладоши, и скрещевает руки на груди. — Какие еще у нас есть варианты, после того, как этот идиот Грумман позволил всему отряду генерала Армстронг попасть в засаду без шанса на подкрепление? Эд смотрит на Майлза и тот отводит взгляд, не высказывая возражений. Жан усмехается, Мустанг сделал бы так же, использовал эмоции Майлза против него же, для собственной выгоды. Это просто безумие, сколькому Эд научился у полковника, даже не осознавая этого. Но он прав. Если они сейчас позволят Драхме захватить земли Аместриса, когда тот так слаб, отступление не будет иметь значения. Жан снова смотрит на Бреду, и тяжесть в его взгляде говорит о принятом решении раньше, чем слова. Он качает головой, потому что все должно быть не так. Бреда никогда не хотел занимать эту должность. Но после того, как именно он выяснил, что покушение на религиозного главу Ишвара на самом деле было делом рук Драхмы, чтобы отвлечь внимание от границ, продвижение в должности было неизбежным. Если бы он только смог понять это до того, как взрыв забрал Мустанга и Ризу… — Хорошо. Но это задание получат только добровольцы. Голос Бреды вырывает Жана из мыслей и возвращает к насущным проблемам. Если он сейчас уйдет в воспоминания, это никому не поможет. Он смотрит на мужчину, в котором теперь едва узнает своего друга, с которым они когда-то выкидывали разные шутки, и слушает как тот излагает план. План хорош. Может даже сработать, но Мустанг бы никогда его не одобрил. Это преимущество Бреды над шефом. Он умнее и если его загнать в угол, он сделает выбор, который бы никогда не сделал Мустанг. — Я вызываюсь вести батальон чтобы прикрыть Эда, при условии, что ты и Майлз сначала выберетесь отсюда, — Жан долго смотрит на Бреду, прежде чем тот неохотно кивает, соглашаясь. — Согласен, — Бреда переводит взгляд с Жана на Эда и качает головой. — Но сразу говорю, ваш главный приоритет — выжить. — Да-да, — Эд закатывает глаза, вызывая тем самым усмешку на губах Жана. — Но когда мы умрем… — Если вы умрете, — перебивает его Бреда. — Хорошоооо, если мы умрем, дай мне слово… Жан точно знает, о чем Эд просит. Он бы просил о том же, если бы и так не знал, что в этом нет необходимости. Он смотрит на Эда и чувствует ту печальную связь, соединившую их много лет назад. Ему стоит вмазать лишь за то, что посмел думать, будто он позволит ему провернуть это в одиночку. — Да, Эд. Даю слово. Если ты, в конце концов, убьешься, я официально дам тебе почетное звание Бывшего Алхимика-Мученика Аместриса, — Бреда делает паузу, пока Эд закатывает глаза. — А потом позабочусь обо всем остальном. Эд кивает, отдает честь и направляется к двери, не дожидаясь позволения уйти. Оно ему не нужно. Все необходимое уже сказано. *** — Не стоило грубить Бреде. Эд смотрит на Хавока из своего угла палатки и закатывает глаза. — Генерал-лейтенанту Бреде, помнишь? — Он фыркает и продолжает. — Сложно ему будет носить звание фюрера, если его чувства задевают такие как я. — Думаю, дело не в задетых чувствах, он просто не хочет терять никого из своих друзей. При этих словах Эд вздрагивает, но продолжает проверять механизм дистанционного управления заряда, который он будет устанавливать этой ночью. Удивительно, сколько всего можно узнать о взрывчатых веществах, если спишь с Огненным Алхимиком. Вернее, спал. На мгновение, Эд замирает, чтобы дать пройти эмоциям, которые каждый раз приходят, если он думает о смерти ублюдка. Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Можно было подумать, что спустя столько времени ему уже не будет так херово от нескольких обычных воспоминаний. — Ага, ну, не то, чтобы мы тут пытались самоубиться, — Эд проверяет механизм еще раз, а потом снова проходистя по списку необходимого, хотя знает, что все уже готово. Тупой Мустанг. Этот идиот успел убедить Эда вернуться в армию, перед тем, как позволил себя убить, но забыл упомянуть, что Эд лишится своего звания. Хорошо, что он оказался так хорош со взрывчаткой, иначе был бы, скорее всего, мелкой пешкой в чьих-то руках. — Уверен? Эд оборачивается, чтобы посмотреть на Хавока, сидящего на своей койке, завернутого в одеяло, с сигаретой в зубах. Эти палатки не особо защищают от северного снега. Если он все-таки выживет, то будет рад никогда больше не видеть снег. Он морщится от запаха сигарет, к которому уже давно привык. — Уверен. Если только не взлетим на воздух из-за тебя. Ты в курсе, что эта штука воспламеняется? Хавок фыркает, но сигарету тушит. Он точно знает, насколько неустойчивы компоненты, с которыми работает Эд, потому что был рядом с ним на протяжении нескольких лет. Эд уверен, что Бреда приложил к этому руку, учитывая, что с самого своего возвращения в армию, отчитывается ему лично. Он никогда не говорил об этом, потому что даже представить не мог как выразить степень своей благодарности. Никто во всем мире не мог понять его лучше дымящего как паровоз полковника. — Знаешь, — говорит Эд, складывая материалы в белую сумку, которую возьмет с собой сегодня ночью, — тебе было не обязательно идти со мной, — он не поднимает взгляд, скрупулезно складывая провода именно так, как ему нужно. — Бреда нашел бы кого-то другого. — Заканчивай этот бред, Эд. Ты не хуже меня знаешь, что я должен быть именно здесь. Эд поднимает голову, чтобы посмотреть на него, и кивает. Он действительно знает, что так и есть. Еще он знает, что было время, когда они оба были готовы прыгать под вражеские пули просто чтобы эта боль, сидящая глубоко в них обоих, закончилась. Многие знали, что Хавок хотел жениться на Хоукай. Тогда в Ишваре они были у всех на языках, даже не смотря на свою секретность. Но только избранные знали, что она приняла предложение и они собирались пожениться после того, как она поможет Рою стать фюрером. Судя по тому, как все продвигалось, свадьба была не за горами… — Осторожно, Эд. Эти штуки, наверное, нельзя так сжимать. Эд переводит взгляд вниз и видит, что чуть не сломал хрупкий механизм детонатора, который он и Фьюри разработали около года назад. Эд точно знал как сделать взрывчатку мощнее, лучше и даже точнее. Ему недоставало знаний только в механике, и Фьюри оказался удивительно хорошим учителем. Он знает, что его взрывчатки еще и вполовину не так сильны, как один щелчок пальцев Роя, но учитывая, что алхимия в Аместрисе уже не та, это второе оружие по мощности. Он до сих пор не уверен, что этот ублюдочный Отец сделал со страной, но с каждым годом пользоваться алхимией становится сложнее. Наверное, именно поэтому Драхма собрала свои яйца в кучку и решилась на полноценную атаку. Хорошо, что Ал и Мэй находятся в безопасности в Ксинге. — Спасибо, я просто… немного отвлекся, — он заканчивает складывать припасы сумку и ложится на койку в ожидании заката. Люди Бреды уже готовятся собирать лагерь, поэтому скоро здесь останется не так уж и много народа. Он надеется, что к закату большая часть суеты уляжется, и Бреда выдвинется воплощать в жизнь то, что когда-то наметил его ублюдок. — Ты ведь знаешь, что он гордился бы тобой? — Хавок зажигает новую сигарету, и Эд чувствует запах дыма. Не надо. Он скрещивает руки и отворачивается к стене. — Нет, не гордился бы. Его бы бесило, что он умер и не может сам возглавить атаку, — у них уже был этот разговор, и у Эда нет желания снова все повторять. Он знает, что Хавок думает, будто когда все закончится, он встретится с Хоукай в прекрасной загробной жизни. Но это смешно. Нет никаких доказательств, что есть что-то большее. Даже Рой это знал. Нет, все что остается ему, это умереть, и тогда Бреда выполнит свое обещание — смешает его прах с прахом его ублюдка и отправит Алу в Ксинг. Он живет только ради этого. Во всяком случае, его прах будет с прахом Роя, там где и надо. — Ладно, ты, наверное, прав. Но он бы не был разочарован. Это я точно знаю, — Хавок выдыхает большое облако дыма и Эд долго не отвечает ему. Никому другому он, наверное, вообще бы не ответил, но эта уверенность в голосе Хавока наконец заставляет его перевернуться на другой бок и посмотреть на него. — Ты не можешь этого знать. Никто не может. Он не поэтому оставался в армии все эти годы. Он сделал это, потому что принял решение, потому что без алхимии у него ничего не осталось. Это никак не касалось великой миссии Роя, сделать эту страну менее поганой, чем она уже была. — Я не согласен, — Хавок выдыхает дым и Эд смотрит на идеальное колечко, поднимающееся к потолку палатки. — Я долго служил под его началом, а потом был… в интимных отношениях с его ближайшим советчиком, — Эд слышит, как его голос дрожит, так слабо, что никто другой бы и не заметил, но он знает Хавока и знает причину. — И что? Она сказала тебе, что если бы мы когда-нибудь оказались в ледяной пустыне, готовые получить звание героев посмертно, тогда он бы мною гордился? — Эд фыркает и переворачивается на спину и наблюдает за дымом от сигареты Хавока, удивительно успокаивающее зрелище. — Не совсем. Но она сказала, что он был рад иметь вас обоих на своей стороне… — Херня! — Эд резко садится и смотрит на Хавока. Ему это сейчас не нужно. Ему не нужна ложь, чтобы почувствовать себя лучше. — Он ни за что бы не сравнил меня с Хоукай. Ни за что. Он вообще не верил, что я справлюсь с тренировками в Академии, когда я вернулся в армию. Ты понятия не имеешь, как жестко он ко мне относился, — Эд горько трясет головой, он не хотел добиваться его гордости, но даже сейчас, когда он знает, что уже поздно, он не может заставить себя перестать пытаться. — Эд, — спокойно говорит Хавок, туша свою последнюю сигарету, — как думаешь, кого он собирался поставить на место Ризы, после нашей… свадьбы? — Его голос вздрагивает на слове «свадьба», Эду знаком этот тон. Он знает, что Хавок говорит правду, или хотя бы думает, что это правда. Но он должен ошибаться. — Нет. Ни за что. Он бы сказал мне. Он бы сказал, что хотел, чобы я… — Он хотел, чтобы сначала ты сам встал на ноги, Эд, — их взгляды встречаются и Эд чувствует, как в его горле встает ком, потому что это именно то, что сказал бы его ублюдок. — Он хотел, чтобы ты нашел собственный путь, прежде чем встал на его, — Хавок кивает на гору его взрывчатки. — И ты нашел. Вот почему я знаю, что он не был бы разочарован. Эд отводит взгляд, не потому, что не может поверить, а потому что Хавоку не нужно видеть влаги, навернувшейся ему на глаза. У Хавока своя боль, он носит ее в виде чертового ожерелья на своей шее. Ему не нужна еще и боль Эдварда. Эд закрывает глаза и глубоко вздыхает. Он знает, почему Хавок не говорил ему этого до того, как он снова стал майором, до того, как доказал, что он заслуживает это звание и снова носил его… — Спасибо, — говорит он и тяжело сглатывает, — за то, что рассказал. — Обращайся, босс. Обращайся. Эд улыбается этим словам и закрывает глаза. Как давно Хавок так называел его в последний раз? Он почти снова чувствует себя алхимиком, словно его кто-то ждет дома. Ему надо немного отдохнуть перед миссией. Он знает, что когда придет время, Хавок его разбудит. *** — Полковник Хавок, люди майора Элрика вернулись. Они сказали, что все скоро начнётся. — Хорошо. Спасибо, лейтенант, — он смотрит на солдата и кивает. — Предупредите остальных. Скажите им приготовиться к атаке. — Так точно, сэр, — солдат отдает честь и уходит, обхватив себя руками, сгибаясь от атакующего ветра. Жан провожает его взглядом, а потом щурится, всматриваясь в даль. Он видел, как вернулись люди, значит, Эд тоже скоро будет тут. Он со своими людьми пошел вперед, когда драхманская армия начала движение. Чтобы убедиться, что взрыв закроет проход и отрежет военных лидеров, включая Короля Драхмы, им придется пропустить целую четверть войска. Драхманские военные лидеры всегда шли в центре колонны, и, согласно докладам разведчиков, сейчас все было так же. Если Эд дождется подходящего момента, они отрежут больше половины армии. Тогда им останется разобраться с теми, кто успеет пройти. Рискованно, но шанса лучше у Аместриса не будет. Он качает головой и плотнее запахивает пальто. Им бы побольше людей для этой миссии, но, к несчастью, боевые действия на льду не были сильной стороной их фюрера. Жан и Эд уже давно считали, что престарелый любитель переодеваний страдал маразмом, но это не имело особого значения, пока его страшная некомпетентность не стоила им генерала Армстронг и всего Бригского гарнизона. Она не хотела отправлять своих людей слишком далеко на север, в самое холодное время зимы, но Грумман был убежден, что они могли разгромить драхманцев до того, как шторма вынудят их возвращаться обратно. К несчастью, внесезонная лавина и три драхманских батальона в засаде лишили Аместрис сильнейших бойцов. Оказалось, что они забрали все три батальона с собой, но ущерб уже был нанесен. Те, кто не пал в битве с врагом, пали в битве со стихией, оказавшись на неизвестной территории во время снежных штормов. Их просто не смогли найти, чтобы доставить припасы. Жан скрипит зубами на холодном ветру и трясет головой. Он считает справедливым, что эти ублюдки умрут в могиле изо льда и камней, так же, как умер Фалман. Солнце только начинает подниматься над горизонтом, и снег ослепительно сияет. Обычно, драхманские войска начинают двигаться рано утром, поэтому Эд ушел ночью. Хавок надеется, что их план сработает, иначе этот бой продолжится в Центральном Управлении, и кто знает, сколько вреда это принесет. Жан притопывает ногами, чтобы согреться, и тянется к кулону, сделанному из двух сережек, который всегда у него на шее. Он сжимает его в кулак и тихо говорит ветру: — Приглядывай за нами, милая. Иначе мы с Эдом встретимся с тобой и полковником раньше, чем планировали, а я не уверен, что Бреда готов к такому, — он улыбается, потому что знает, Эд не верит в такое, но у него нет выбора. Он не может выдержать мысли, что никогда больше её не увидит. Улыбка превращается в ухмылку и он добавляет, — А если мы все-таки встретимся сегодня, убедись, что «ублюдок» Эда готов и ждёт его. Он ещё раз сжимает кулон и прикрывает глаза ладонью от мелкого ледяного крошива, что начинает кружиться в воздухе. Ему кажется какое-то движение вдалеке, но прежде, чем он успевает что-то разглядеть, над всей округой раскатывается низкий рокот. Звук похож на приближающуюся бурю, но Хавок отлично знает что это. Он его уже слышал. — Держитесь! — Кричит он, но так и не видит, услышал ли кто-то его, так как вся гора начинает трястись. У него под ногами трещит лёд, он слышит крики, раздающиеся из-за перевала. Движение, которое он заметил ранее оказывается белым форменным плащом и хвостом длинных волос, трепещущих на ветру. Эд бежит к нему, едва не падая на двигающемся снегу. Они должны спрятаться, но сначала ему необходимо знать, что все получилось. Когда Эд, тяжело дыша, добирается к нему, он кричит сквозь ветер: — Ты их достал? И он понимает все без слов, по широкой усмешке и блеску в глазах Эда. — Они даже не успели понять, откуда пришёл удар! — Глаза Эда темнеют, когда он тянется за винтовкой, скрытой под плащом. — Этот уёбок больше никого у нас не отнимет! Он со всеми своими генералами похоронен подо льдом и камнями. Жан кивает и облегчённо выдыхает. Они все ещё в опасности, внизу уже слышно выстрелы. Но зато они отрезали голову этой блядской змеи. — Хорошо, — говорит он с горечью, которая только что стала чуть более терпимой. Это не вернет их, но теперь они хотя бы отомстили. Он разворачивается, собираясь спуститься вниз, но прежде Эд хлопает его по плечу. — Пока не погибнет мир, да? Или пока не погибнем мы. Жан улыбается фразе, которую Эд произнёс много лет назад. Они поклялись сражаться рядом, пока не положат этому конец или погибнут, пытаясь. Он ухмыляется и вскидывает винтовку на плечо. Ему остаётся лишь надеяться, что сегодняшний день не станет для них последним, но если это все-таки случится, он знает двоих людей, которые будут их ждать. И не важно, верит в это Эд или нет.