Из рода Сутулых Псин

Первые два дня он заставлял себя спать до одиннадцати, практически силой удерживая глаза закрытыми. Не подрываться в шесть утра без всякой на то причины было сложно. Биологические часы обмануть было очень трудно, но он пока успешно справлялся. Провалявшись на кровати до обеда, дочитав книгу и досконально проверив все социальные сети, Юра наконец поднялся с кровати и решил, что было бы неплохо выйти в огород. В столовой было пусто, когда он спустился. На столе стояла тарелка с тостами, на блюдце под салфеткой лежали несколько кружков колбасы и сыра, ещё не успевших заветрить. Значит, дедушка проснулся недавно. Юра прошёл на кухню, поставил чайник. Давно он не позволял себе подобного. И теперь его не отпускало чувство, что он везде опоздал, всё пропустил, и теперь неминуем нагоняй от тренера. Где-то в саду раздавались звуки топора — дедушка рубил дрова для вечерней бани. Когда Юра приезжал сюда, этим всегда занимался он, хотя Яков и запрещал, брызжа слюной во все стороны. Но сейчас, когда тренировки отменились на длительное время, риск сорвать спину не так пугал. Откусив от жареного хлеба неприлично большой кусок, Юра разыскал под тумбочкой в прихожей резиновые тапочки и вышел на улицу. Солнце палило нещадно. Плисецкий замер на последней ступеньке крыльца, поднял голову, подставив лицо под солнечные лучи. Едва ли он вспоминал о солнцезащитном креме, валяющемся на дне чемодана. Вспомнит, наверное, когда с носа кожа начнёт слезать. Дедушка нашёлся за сараем. Вокруг него было полно древесных щепок, которые потом тоже предстояло собрать для розжига.  — О, проснулся! — Николай обернулся, не выпустив топора из рук, вытер предплечьем со лба пот, заливающий глаза. — Я думал, с первыми петухами с кровати вскочишь.  — Не-ет, — Юра вытянул руки вверх, послушал, как щелкают суставы. — Я себя заставил немного поваляться.  — Оно и правильно, — дедушка поставил очередной чурбан на большой пень, служащий опорой, и замахнулся топором.  — Дай я, — Юра хотел было помочь, но дедушка только покачал головой.  — Юрочка, спина же. Плисецкий только отмахнулся. Удар получился что надо — чурбан развалился на четыре аккуратные части, будто так и было задумано. Николай удовлетворенно кивнул и поставил на пенёк новый. Юра сделал несколько круговых движений плечами назад, приноровился и размахнулся. Закончить с рубкой дров и передать «топорную эстафету» деду пришлось после того, как лодыжку при очередном замахе прострелило болью. А Юра ведь и не заметил, как начал снова опираться на повреждённую ногу. Дедушка только неодобрительно покачал головой и махнул рукой, мол, что с тебя взять. Юра поковылял в сторону душа. Позже, сидя на веранде второго этажа и выбирая между обезболивающей мазью и противовоспалительной, он думал, каково это, жить здесь: каждый день просыпаться под шум листвы, колоть дрова, кормить кур и знать, что ты всегда можешь выйти в поле за домом и остаться наедине с собой. Казалось бы, что такого особенного в загородных участках? Ну, свой дом. Условное отсутствие соседей, хотя ночное происшествие показало, что даже здесь могут быть шумные пьянки-гулянки, мешающие здоровому сну. Природа вокруг (и это если не брать во внимание огромное количество всяких насекомых, которые были не только на улице, но и в доме). Возможность завести какую-нибудь живность… Хотя, как частенько говорила Милка, зачем ехать в деревню, если козлов и среди людей хватает? Юра всегда считал, что он прирождённый городской житель — ребёнок каменных джунглей, выросший в бетонной коробке, видевший природу только в парках. Тот самый ребёнок, которого вывозили к бабушке и дедушке на дачу, подышать свежим воздухом. В Интернете он часто натыкался на ироничные посты о детях, видевших кур, коров и свиней только на картинках, не знающих, что такое малина с клопами и тому подобное. Но ему никогда не казалось это чем-то плохим. Если бы все жили в сёлах, то не осталось бы тех, над кем можно было бы смеяться. Юра оторвал взгляд от чёрно-фиолетового пятна, расплывшегося на лодыжке, и посмотрел на линию горизонта. Там, за рядом плодовых деревьев, где шумела трава, была граница Казахстана. Бесконечная степь, от которой веяло свободой. И почему-то в голове возник образ ночного нарушителя спокойствия. Того самого, который чем-то был похож на Леруа. Юра нахмурился и пожевал губу. Один из постоянных приезжающих, значит. И почему они не пересекались раньше? Почему Юра не встречал его, когда его мелкого привозили сюда? Может быть, он младше? Он сделал мысленную заметку о том, чтобы спросить у дедушки. Но к тому моменту, как они сели за стол ужинать, он напрочь забыл об этом. Мысли о том, как адаптировать режим тренировок под сложившиеся обстоятельства, вытеснили размышления о ночном происшествии. Юра слегка покачивался на стуле, придерживаясь за край стола, дедушка возился на кухне с ужином. Он наотрез отказался от помощи, аргументировав это тем, что Юра превратит адекватный ужин в диетическую гадость, которая достойна одобрения со стороны Лилии.  — Слушай, я уеду отсюда, превратившись в колобка, — крикнул ему Юра. — Тебе Барановская ничего не сделает, а меня она кастрирует.  — А разве она ещё не?  — Думаю, что я с каждым днём рискую всё больше, — Юра улыбнулся. Из кухни тянуло грибами, жаренными на масле. Запретный плод сладок, но он всё ещё запретный.  — Ничего, успеешь ещё сбросить всё, — Николай появился в дверном проёме с увесистой чугунной сковородкой в руках, от которой поднимался пар. — Ты же и дня на месте усидеть не можешь, тебе обязательно надо вскочить и куда-то бежать. Даже сегодня. Юра только пожал плечами, беря в руки вилку и примериваясь к самому красивому грибу на сковороде. Подосиновик брызнул соком.  — Я готов душу продать за то, чтобы питаться так каждый день, — произнёс Юра, наконец прожевав.  — Мне кажется, ты уже продал душу фигурному катанию, — Николай наколол на вилку жареную картофелину, потянулся к тарелке с солеными огурцами.  — Что есть, то есть, — отрицать было бесполезно. Перед всеми спортсменами рано или поздно (чаще всего очень и очень рано) вставал выбор: спорт или нормальная жизнь. У каждого это происходило, конечно, по-разному. Кому-то ставили ультиматум, мол, либо ты принимаешь условия диеты и ежедневные тренировки, либо валишь на все четыре стороны. Кто-то выбирал между здоровьем и постоянными травмами, хотя нельзя было отрицать, что такого не было у всех спортсменов. Кто-то решал, что ему милее: личная жизнь, свободное время, хобби и тусовки с друзьями, или же невозможность даже чихнуть и отойти поссать без разрешения тренера. Но Юра, как он ни силился, никак не мог вспомнить, в какой момент ему самому пришлось принимать такое важное, определяющее всю его последующую жизнь, решение. Друзей у него и раньше было не особо, поэтому рвать какие-то дружеские связи было не нужно. Ничем особенным он в детстве не увлекался; его главным занятием стала фигурка. А привычка к боли и травмам — дело наживное. Да и что вообще ребёнок в свои пять лет может знать о серьёзном выборе?  — Чем завтра планируешь заняться? — наконец спросил дедушка. Юра моргнул, отогнав мысли.  — Выбор у меня не особо большой, — он пожал плечами. — Утром растяжка, завтрак, снова растяжка. Вечером, пожалуй, выйду на пробежку.  — А нога? Юра махнул рукой.  — Почти не болит. Конечно, не болит. Если ей не двигать.  — Тебе в огороде помощь нужна? Дедушка даже на секунду задумался. Юра понимал, что он сам прекрасно справляется, да и нагружать внука, которому отдых только снился, деду не очень-то хотелось. Но Николай так же знал, что внук у него очень уж упёртый.  — Помидору бы подвязать, а то вымахала. Юра и не помнил, когда последний раз занимался чем-то подобным, но с готовностью кивнул. Ему хотелось быть полезным, даже будучи абсолютно бесполезным. Вторая ночь выдалась достаточно спокойной, в отличие от первой. Юра успел прочитать половину новой книги и почти заснуть, когда с улицы донеслись голоса. Он полежал немного в кровати, ожидая грохота музыки, но всё быстро стихло. Компания, не переставая что-то бурно обсуждать, быстро скрылась из зоны слышимости. А Юра снова вернулся к размышлениям о том, что произошло. Он понял, что забыл спросить у дедушки про внука Азата, о котором говорил сосед Анатолий. Почему-то он был уверен, что это тот самый чел, который отчаянно на него быковал, глядя снизу вверх. Юра был готов побиться об заклад, что именно его имя скандировала толпа. Бек, значит. Сон больше не шёл. Рука сама потянулась к телефону. Интернет сработал быстро, выдав ему список казахских мужских имен. Вариантов, подходящих под это сокращение, было очень много. И Юра решил, что методика Милы, которой они пользовались порой от скуки, сейчас подойдёт как нельзя лучше. Теория Бабичевой заключалась в том, чтобы из всех возможных имён подобрать именно то, которое человеку подходит больше всего. Юра напрягся, вспоминая лицо того парня. И понял, что тому отлично подходит «Долбоёб» или «Псина Сутулая». Жаль, что нельзя предсказать, каким будет твой ребёнок в будущем, и сразу же дать ему имя, которое описывало бы его. И ходили бы сейчас по свету одни Мудаки да Козлы. И так некстати вспомнился парень, которого Юра принял за главного в этой странной компашке. Тот, который сразу же пресёк конфликт, назревающий между Анатолием и тем, с кем Юра чуть было не подрался. Называть его по имени не поворачивался язык. И когда Юра почти смирился с тем, что не уснёт теперь до самого утра, многолетний режим взял своё. И он заснул, так и не выпустив телефон из рук.

_______

Следующий день запомнился Юре своим запахом: так пахла кожа, пригретая солнцем, так пахла потревоженная земля, из которой дёргали сорняки, так пах горячий ветер. Плисецкий никогда бы не подумал, что с таким удовольствием будет полоть грядки, испытывая почти райское наслаждение. Не то чтобы ему не хватало физической нагрузки, её-то как раз было более чем достаточно. Но подобное занятие вносило хоть какое-то разнообразие в череду тренировок и соревнований. Нога почти не болела, Юра старался всё время держать в голове тот факт, что нужно быть осторожнее: не наступать на неё слишком уж резко, не дёргать. Плисецкий даже сумел сделать растяжку, пока сидел между двумя грядками: одну ногу упёр в дальний бортик, другую вытянул по тропинке. И в такой скрюченной позе его и застал дедушка, вышедший после обеда проверить, не помер ли там внук среди капусты и свёклы. И когда Юра, с ног до головы покрытый землёй и потом, наконец решил, что с него на сегодня хватит, Николай дал ему чистое полотенце и отправил отмываться в душ. И, стоя под тугими струями тёплой воды, Юра думал, что неплохо было бы выйти прогуляться. Конечно, ноге нужно давать отдых, но и лежать, ничего не делая, нельзя. Да и пройтись по местам, где, можно сказать, прошло его беззаботное детство, не помешало бы. Николай лежал на шезлонге с книгой в руках. Выслушав Юру, он посмотрел на него поверх очков.  — Уверен?  — Конечно, — Юра усмехнулся. — Фиксатор надену и пойду. Я ж недолго. И аккуратно, — поспешно добавил он. — И недалеко. Дедушка только махнул рукой. Если Юра что-то для себя решил, то переубедить его будет просто невозможно. Юра с завидной скоростью, на которую только был способен, прошмыгнул в дом, вверх по лестнице, к себе в комнату. Наспех вытер мокрые волосы, даже пару раз махнул феном. Откопал на дне чемодана, который так и не удосужился по-человечески разобрать, майку и тёмные спортивные штаны. Бегать он не планировал, но растянуться надо было. Фиксатор для голеностопа нашёлся на дне рюкзака. Юра накинул олимпийку на плечи, схватил со стола телефон и беспроводные наушники и вышел. Дедушка был там, где Юра его оставил, читал книгу, название которой Юра, как ни силился, рассмотреть так и не смог. Улица встретила его непривычной для подобного места тишиной. Шумел ветер в ветвях деревьев, где-то, кажется, даже мычала корова. Но не было тех звуков, которые создают люди одним только своим присутствием. Можно было подумать, что посёлок вымер. Юра включил наушники, воткнул их в уши и медленно побрёл по дороге, иногда отрываясь от телефона и поглядывая себе под ноги, чтобы ненароком не споткнуться и не доломать многострадальную ногу окончательно. Как назло, ни одна музыкальная композиция из поистине огромного списка не подходила. Душа требовала чего-то особенного. То ли альтернативы вперемешку с прото-панком, то ли Fleur с их надрывными текстами. В итоге Юра нажал кнопку «Перемешать композиции» и успокоился. За него теперь всё решает рандом. От видов, одновременно знакомых и незнакомых, веяло какой-то непонятной тоской и меланхолией. Он никогда не был склонен драматизировать и искать проблемы там, где их и в помине нет, но место, где вроде как прошло его детство, не должно было так сильно измениться. Этот дачный посёлок хранил столько ярких и счастливых воспоминаний, что от навалившейся тоски тут же захотелось удавиться. Вот каштан, которому лет было больше, чем его дедушке. И в ветвях этого каштана, который и пятнадцать лет назад был таким же большим, он строил домик, таскал туда конфеты и книжки. Ему было четыре. А его другу… Юра замер, поражённый тем, что вспомнил. У него ведь здесь и друг был. Ну, как друг. Мальчик, не сильно старше него, с которым они проводили время, когда Юра приезжал сюда. Кажется, его тоже привозили к бабушке и дедушке. А как же его звали? Чёрт, память — штука странная. Ты можешь помнить то, во что был одет человек, с которым ты случайно столкнулся в маленьком европейском городке, когда торопился на поезд, но никак не можешь вспомнить человека, который довольно долгое время присутствовал в твоей жизни. Юра силился вспомнить, как же его звали, но не мог. Помнил только, что он был старше года на два, может, на три. И последний раз они виделись, когда Юре было… пять! Точно, ему исполнилось в марте пять, это было последнее лето, проведённое здесь, а осенью его отдали в секцию фигурного катания. Он не смог приехать на следующий год, и даже не интересовался, как там его друг. Как же его всё-таки звали? Улицы и ряды домов сменились густым кустарником, растущим вдоль просёлочной дороги. Юра и не заметил, когда асфальт перешёл в грунт. Теперь нужно было в два раза внимательнее смотреть себе под ноги: хоть ещё и не было достаточно темно, сумерки здесь были почти как белые ночи в Питере, всё равно был риск неудачно поставить ногу и остаться без фигурки на долгое время. Юра достал из кармана телефон, открыл альбом с азиатским хип-хопом, который не так давно ему скинул Пхичит. Сначала Плисецкий отнёсся к данному жанру с долей скепсиса, но после пары прослушиваний пришёл к выводу, что музыка создавала определённую атмосферу. Он даже начал задумываться, что было бы неплохо поставить следующую показательную под один из треков. Японцы пришли бы в восторг. Юра остановился, поднял голову, посмотрел на небо. Стояла удушающая духота, обещавшая ночью если не библейский потоп, то грозу точно. И ему даже показалось, что через громкую музыку в наушниках до него донеслись раскаты грома. Юра вытащил один наушник, прислушался, но так ничего и не услышал. Он наклонился вперёд, сложившись пополам. Мышцы потянуло. Выпрямился, перехватил правую ногу под коленкой, сделал вертикальный шпагат. Постоял немного и опустил ногу. Сквозь музыку в наушниках до него донесся собачий лай, Юра каким-то местом, тем самым, наверное, которое страдало обычно больше всего, почувствовал, что источник звука слишком близко. Сердце ухнуло куда-то в желудок, он развернулся на пятках, вытаскивая наушники и молясь, чтобы в этот раз чутьё подвело его. И встретился взглядом с доберманом. Пёс смотрел только на него, не отводя глаз, растопырив все четыре лапы. И Юре хватило скудных познаний, почерпнутых из прошлых встреч с представителями семейства сутулых псин, чтобы понять, что это не к добру. Когда ему было лет десять, какая-то бродячая собачонка покусала его за жопу. Не критично, но уколы от бешенства иногда снились Юре в страшных снах. Повторять такой экспириенс как-то не очень хотелось. Если он сейчас ничего не придумает, то останется без каких-нибудь важных частей тела. — Фу! — всё, как дед учил, громко и грозно. Вот только хуй там. Пёс конвульсивно дёрнулся в его сторону, раззявив пасть, слюна обильно стекала на землю. «Отлично, — подумал Юра, — оно ещё и бешеное». А утром в газетах напишут, что надежду российского мужского одиночного фигурного катания сожрали собаки в этом Через-забор-ногу-Задерищенске. Смерть, достойная Чемпиона Мира. Хип-хоп в наушниках сменился альбомом Fleur. Она не придёт. Её разорвали собаки. С-сука… Ну, конечно, вселенная без подъебки его даже убить не может. Доберман расценил его поведение по своему. Он рыкнул, перешёл на лай. Юра сдержал порыв сорваться с места и бежать. Он не понаслышке знал, что собака, даже самая мелкая и пиздливая, гораздо быстрее него, да и далеко ли он сможет убежать со своей-то ногой? Хорошо если до поворота дотянет, а дальше его просто сожрут. Ещё он судорожно пытался вспомнить хоть что-то по самообороне от собак, что вычитал некогда в Интернете. Заметка, которая понравилась ему тогда больше всего, призывала смириться с тем, что так или иначе собака отгрызет вам что-нибудь, а потом придётся делать уколы от бешенства. Вот только ему просто уколами не отделаться. Псина была настроена серьёзно. Если так вообще можно было сказать. «Ну что же ты, — подумал Юра. — Я не вкусный. Костей много, но мяса нет, одни жилы». Он перевёл взгляд с собаки на обочину дороги, пытаясь взглядом отыскать хоть что-то, что могло бы ему помочь. Камень он схватить точно не успеет, палка слишком тонкая. «Черт, ну должен же где-то шляться хозяин этого чудовища!»  — Я сказал фу! — голос ожидаемо сорвался на фальцет. Страх окопался в районе желудка, Юру затошнило. В затылок бросился холод. — Фу! Неожиданно высокий густой кустарник, плотной стеной растущий вдоль проселочной дороги, дрогнул. Где-то в его глубине затрещали ветки. Кто-то настойчиво и быстро прокладывал себе путь к дороге. У Юры от одной только мысли, что где-то там бродит вторая такая тварь, всё поплыло перед глазами. И когда ветки наконец раздвинулись, явив миру не собаку, желающую сожрать Юру, а парня с поводком в руках, Плисецкий выдохнул.  — Люцифер! Доберман захлопнул пасть и тут же потерял к Юре всякий интерес.  — Плохой пёс, нельзя! — отчитывал хозяин собаку, пристегивая карабин поводка к ошейнику. Юра понял, что ноги его больше не держат, и решил, что стрёмно точно не будет, если он сядет на землю прямо там, где стоит.  — Извини, он с поводка сорвался, думал, не найду, — парень наконец обратил на него свое внимание. Юра подавил спазм в горле. Не хватало ещё заблевать его кроссы. Хотя он определённо точно это заслужил. — Сильно испугался?  — Пиздец, — наконец выдавил из себя Юра. Голос был хриплый, в горло словно песка насыпали. От прокатов так адреналином не накрывало. Он опёрся руками на согнутые колени, положил голову на предплечье правой. Не мигая уставился в пыльную дорогу. — Я думал, оно меня сожрёт.  — Люцифер вообще не агрессивный… Юра вскинул на него удивлённый взгляд. Не агрессивный?!  — Если твоё чудовище не агрессивное, то я — кинозвезда, — сквозь зубы прошипел Плисецкий. Страх и облегчение схлынули, уступив место злости. Хотелось плеваться серной кислотой. Он наконец позволил себе немного расслабиться и посмотреть на своего «спасителя». Юра не раз убеждался в том, что вселенная любит подъебывать, но чтобы настолько… На него сверху вниз смотрел тот самый казахский Леруа. Смотрел внимательно, немного нахмурившись, будто пытался вспомнить, где же он мог видеть человека, сидящего перед ним на земле. Юра подумал, что удивился бы куда меньше, если бы хозяином собаки оказался тот парень, с которым он чуть было не подрался. Парень протянул ему руку. Юра с сомнением покосился на добермана. Как его там? Люцифер? Имечко подстать.  — Не бойся, теперь не кинется.  — Если бы каждый раз, когда я это слышу, мне давали по сотке, то сейчас я был бы долларовым миллионером.  — А чего не миллиардером?  — Потому что чаще всего псины без хозяев. Шрамы на жопе показать?  — Уверен, что это именно то, чего мне не хватало для полного счастья. Юра фыркнул, не без подозрения взглянул на протянутую руку, будто она в любой момент могла укусить его. Хозяин псины вопросительно вскинул брови.  — Что?  — Через плечо, — буркнул Юра и ухватился за его руку, поднимаясь с земли. Собака смотрела на него с безразличием, которое в любой момент могло перерасти в оттяпанные по локоть яйца. Плисецкий перевёл взгляд на хозяина этого чудовища. У него наконец появилась возможность (и желание) рассмотреть его подробнее. В последний раз, когда они виделись, всё его внимание было направлено на другого человека. Раскосые тёмные глаза, высокие острые скулы, пижонская прическа с выбритыми висками и затылком. Тёмная куртка, чёрные джинсы и кеды, по самое голенище уделанные в грязи.  — Я смотрю, ты за ним нормально так побегал, — произнес Юра, кивая на его обувь. Парень проследил за его взглядом, хмыкнул. Плисецкий переступил с ноги на ногу, почувствовал, как лодыжка начинает ныть. Теперь возвращение домой до начала дождя не представлялось возможным. Быстро он пойти точно не сможет.  — Слушай, я хочу извиниться, Амиль краёв не видит, готов всегда в бутылку лезть. Юра пристально посмотрел на него. Что-то знакомое билось о грудную клетку. Он подумал, что чертовски близок к тому, чтобы понять что-то важное, но странное чувство вдруг исчезло.  — Юрий, — он протянул ему руку, ту самую, которой хватался за его ладонь, принимая помощь. Казахский Леруа внимательно посмотрел сначала на его руку, затем перевёл взгляд на лицо. Юра готов был поклясться, что в его глазах промелькнуло узнавание, но даже если и так, тот не подал виду.  — Отабек, — рукопожатие получилось крепким. Даже слишком. Так вот чьё имя орали той ночью. Отабек. Бек. В душе снова закопошилось какое-то странное чувство, будто он близок к разгадке некой тайны. Юра не сразу разжал ладонь, на несколько секунд задержав её в руке Отабека. Доберман сидел, прижавшись чёрным боком к ноге хозяина. Юра скосил на собаку глаза.  — Да не бойся ты. При мне не кинется, — попытался успокоить его Отабек.  — Но стоит тебе отвернуться, как я останусь без парочки важных частей тела? — Юра же попытался перевести всё в шутку. Ему вдруг стало невыносимо стыдно за свой страх, за то, как он вопил бесполезное «фу», срывая голос.  — А бывают неважные части тела? — Отабек вопросительно поднял брови. Юра скривился в ответ на его вопрос, неопределённо махнул рукой, мол, ты понял, что я имел ввиду, а если не понял, то и хуй с ним, шутка перестаёт быть шуткой, когда начинаешь её объяснять. Где-то вдалеке загрохотало. Они синхронно повернули головы на звук. Сверкнула молния.  — Думаю, нам пора, — Юра вздрогнул, когда Отабек коснулся его руки, перехватив пальцами запястье поверх олимпийки и потянул за собой по дороге. — Придётся бежать, если, конечно, не хотим промокнуть до нитки. Плисецкий смотрел на его руку поверх своей куртки не отрываясь. Он залип на контрасте тёмной кожи и светлой ткани. Хватка стала только сильнее.  — Пошли, иначе промокнем.  — Слушай, — Юра тряхнул головой. — Ты иди, я сам как-нибудь. Отабек посмотрел на него удивлённо.  — Да не могу я бежать, — раздражённо пояснил Плисецкий. — Нога. А тебе нечего мокнуть, иди. Он только покачал головой. Они шли по дороге медленно. Юра не переставал напряжённо прислушиваться к раскатам грома, которые становились всё ближе и ближе, пытался следить за псом, которого Отабек вёл рядом с собой с противоположной стороны. И хромал с каждым шагом всё сильнее. Чёртова нога болела сначала терпимо. Но потом боль распространилась на весь голеностоп, а затем и на ахилл. Хотя скорее всего Юре просто казалось, что боль распространяется. Так с зубной болью: страдает только один зуб, но кажется, что ноет вся челюсть.  — Тебя, может, понести? — видимо Отабеку надоело наблюдать за его страданиями и попытками хоть немного сохранять прежний темп. Юра от неожиданности даже отшатнулся. За спиной оглушительно громыхнуло, словно кто-то старательно дубасил отбойным молотком по гибкому листу железа. Похоже, Зевс сегодня не в духе, кто-то похитил его молнии. А, нет, молнии на месте.  — Чего? — Юра посмотрел на него исподлобья. — С дуба рухнул?  — Э-э… нет? — Отабек нервно усмехнулся. За спиной у Юры снова сверкнула молния, вспышкой на миг осветив его лицо.  — Тогда не городи чепухи. Чего встал? Пошли, а то дождём накроет. Юра старался идти так быстро, как только мог, не обращая внимания на боль. Он считал про себя каждый сделанный шаг, мысленно записывая его в список своих достижений. Пройти пару километров с разрывом связок голеностопа, учитывая адскую боль и невозможность поставить стопу так, как хочется тебе, — это и вправду достижение. Отабек косился на него почти всю дорогу, ни на секунду не расслабляясь, словно ожидал, что Юра в любой момент рухнет замертво, а ему придётся его ловить. Но Юра не упал, Отабеку не пришлось его ловить, а дождь накрыл их, когда до дома оставалось всего ничего. Сначала Плисецкий почувствовал, как большая тяжёлая капля упала ему на нос, и стоило ему поднять голову наверх, как их накрыло стеной дождя. Несколько долгих мгновений они стояли, глядя друг на друга и не двигаясь, словно не понимая, что происходит. А потом Юра стянул олимпийку, накрывая ей голову. Отабек попытался проделать тоже самое со своей курткой, но мокрая искусственная кожа намертво приклеилась подкладкой к тёплой и живой. Юра продолжил ковылять по дороге, стараясь не поскользнуться в лужах, которые успели образоваться на дороге, и грязи, которая неизвестно откуда появилась на асфальте, который ещё пару часов назад был совершенно чистым. Отабек шёл рядом с ним, в том же темпе, словно ему не мешали литры воды, проливающиеся на него сверху. Доберману было менее комфортно, но он следовал за хозяином. «Так тебе и надо», — мстительно подумал Юра, косясь на собаку. Плисецкий остановился напротив дома, убрал мизинцем мокрые волосы, прилипшие ко лбу и щекам. Удивительно, даже после того, как он остриг их, они по-прежнему оставались достаточно длинными, чтобы лезть в глаза. Отабек встал рядом, тряхнул головой. И Юре на миг показалось, что есть в нём что-то от собаки. От псины сутулой.  — Рад был познакомиться, — их разделяла едва ли пара метров, но Отабеку приходилось прилагать усилия, чтобы перекричать шум дождя.  — Взаимно, — Юра скосил глаза на собаку, решив не поднимать эту тему впредь. Видимо, Отабек был того же мнения. Плисецкий развернулся, постарался не поскользнуться в грязи и похромал к крыльцу, так ни разу и не оглянувшись. Не успел он переступить порог, как из столовой тут же показался дедушка. Он недовольно оглядел Юру, пробормотал что-то про безответственных детей и приказал быстро переодеваться в сухое. И до того момента, как Юре пришлось стаскивать с себя мокрую олимпийку, в кармане которой телефон чудом остался сухим, он даже не подозревал, как сильно замёрз. В доме было установлено центральное отопление, поэтому не нужно было в срочном порядке забираться под шерстяной плед и греть ноги в тазике с кипятком. Юра стянул с себя штаны, которые тут же бесформенной мокрой тряпкой упали на пол, и прошагал в ванную. Горячей воды хватило ровно на то, чтобы смыть с себя мерзкое ощущение вездесущей дождевой воды. И уже сидя на диване в столовой с кошкой на коленях, он вспомнил, что хотел спросить у дедушки.  — Помнишь, ты про внука дяди Азата говорил? Николай, сидевший в кресле-качалке с книгой, кивнул.  — Как его зовут? Дедушка оторвался от чтения и удивлённо посмотрел на него.  — Я думал, ты помнишь, — Юра нахмурился. — Вы в детстве, когда ты ещё приезжал сюда, дружили. Отабек его зовут. Вы не разлей вода были. Юра поперхнулся воздухом. То, что он силился вспомнить, но никак не получилось, ударило его словно обухом по голове.  — Ты когда здесь появляться перестал, он всё приходил да спрашивал, а приедет ли Юра, — дедушка усмехнулся, снова глядя в книгу. — Интересовался, почему ты не приезжаешь. Он думал, что чем-то тебя обидел, представляешь? Юра дёрнул головой, дедушка счёл это за кивок.  — А как фамилия у него, не напомнишь? В какой-то степени было даже немного стыдно признавать то, что он ни разу не вспоминал о мальчике из детства. Почему-то это совершенно вылетело из головы, напрочь стерлось из памяти, не оставив и следа. Нет, что-то всё-таки было. Какие-то смазанные моменты, без лиц и имён. Только мутные очертания.  — Так Алтын же. Ты всё маленький повторял, что Отабек на солнышко похож, и фамилия под стать — «золото». Юре захотелось срочно побиться головой о стену.  — И что? Он даже не пытался со мной связаться?  — Да куда уж там? — дедушка махнул рукой. — Родители его в Алматы из Актобе переехали, долго сюда не наведывались. Да и детьми вы были, забылось всё быстро. Я думал, ты его помнишь. Юра покачал головой.  — Не помню. Даже странно как-то.  — Тебе сколько было, когда ты последний раз здесь был?  — Пять.  — Потому и не помнишь — дети забывают всё очень быстро. Ему ничего не оставалось, как согласиться. За окном сверкнула молния, за ней ещё несколько. В столовой неожиданно хрустнула лампочка, и свет погас.  — Ну здорово! — дедушка всплеснул руками. — Не дай бог провода оборвало! Юра практически на ощупь добрался до кухни и выглянул в окно, которое выходило на улицу.  — У дяди Азата тоже свет не горит, — крикнул он так, чтобы его услышали в столовой. Скрипнуло кресло, дедушка встал.  — Сейчас бесполезно искать проблему, завтра лучше, — он зажёг на телефоне фонарик. — Пошли-ка спать. Юра дошёл до своей комнаты, подсвечивая себе дорогу фонариком на телефоне. Упал на кровать, даже не убрав пледа, и уставился в потолок. Спать не хотелось даже после столь тяжёлого и насыщенного событиями дня. В голове вертелась тысяча и одна мысль. Если Отабек узнал его, ещё той ночью, то почему ничего не сказал? Хотя Юра и сам понимал, что выглядело бы это очень уж странно: «Хэй, привет, мы с тобой туеву хучу лет назад вместе по деревьям лазили и воровали яблоки в чужих огородах. Помнишь меня?» Но сам Юра сделал бы именно так. И если уж Отабек помнил его имя и фамилию, ему в своё время не составило труда взять и погуглить, кто же такой Юрий Плисецкий. Или даже гуглить не пришлось, после победы на Гран-При в Барселоне о нём не говорили разве что на Марсе. Дедушка рассказывал, что ему даже звонил дядя Азат, поздравлял с победой Юры. Да и сам Николай никогда не скрывал, чем занимается Юра, по крайней мере в пределах дачного посёлка, где его знала каждая собака. Ну, или сутулая псина, если так удобнее. Юра был на девяносто девять целых и девять десятых процента уверен, что Отабек точно знал, кто он и что из себя представляет. И той ночью он не ошибся, когда отметил его слишком пристальное внимание к своей персоне. И всё же его мучал вопрос: почему Отабек так ничего ему и не сказал? Не то чтобы у него было много поводов представиться и сообщить о том, что они знакомы больше четырнадцати лет, но как-то это не по-людски. Юра резко перекатился со спины на живот, вытащив из-под задницы телефон. Отстучал по экрану пароль и завис над списком мессенджеров. Где искать? Конечно же, первое, что пришло в голову, это ВКонтакте. Отабеков Алтынов без указания локации было слишком дохрена. А Юра не хотел провести остаток ночи, просматривая все профили подряд в поисках знакомого лица. Да и с чего он вообще взял, что у Отабека будет на аватарке стоять его фотография? Мало ли, вдруг он аниме увлекается, поставил себе какого-нибудь Спайка Шпигеля и в ус не дует. Или фотографию любимого музыканта. Люди часто так делают. После фильтрации по стране Казахстан легче не стало. Количество результатов уменьшилось хорошо если на пару десятков профилей. Юра почесал затылок, потёр тыльной стороной ладони нос. Так, куда там, дедушка говорил, его предки увезли? Что-то на букву «а». Он открыл поисковик и забил «казахстан города». Алматы был вторым в списке. Ага, ладно. Оказалось, что и в этом городе было дофига Отабеков Алтынов. А если фамилия другая? Мало ли, предки развелись. Но в таком случае поиск по имени становился бесполезным. Юра открыл Фейсбук, помедитировал немного над поисковой строкой, заблокировал телефон, уткнулся носом в плед. Лучше у него самого завтра спросить. И тут же подскочил как ужаленный от этой мысли. А с чего он вообще взял, что будет какое-то завтра? И что он будет спрашивать у Отабека его соцсети? Он оттянул большим и указательным пальцами нижнюю губу, судорожно пытаясь придумать хоть какую-то отговорку для самого себя. Да с того, что они — друзья детства. Юра имеет полное право узнать, что с ним произошло за все эти годы, как он изменился, в каких социальных сетях сидит, ведёт ли Инстаграм. На секунду Юре даже показалось возможным найти его среди своих подписчиков в инсте, но эта гениальная мысль разбилась о цифру, которая означала количество людей, подписанных на него. Ну не будет же он в самом деле просматривать этот огромный список безликих ноунеймов? Да и если у него закрытый профиль, то он опять ничего не добьётся, только время потратит. Юра снова заблокировал телефон, надеясь, что это последний раз на сегодня, и перевернулся на спину, подтянул подушку себе под голову. За окном была непроглядная темень, видимо, электричество отрубилось во всём посёлке, решить эту проблему можно будет только утром. А сейчас ему приходилось довольствоваться шумом дождя, звуком грома и редкими всполохами света, которые высвечивали то кровать в комнате, то письменным стол, то шкаф. Он любил такую погоду, когда был маленьким, но со временем пришло то, что Виктор называл старостью. В дождливую погоду начинала болеть голова, хотелось спать, старые травмы напоминали о себе. Удивительно даже, как ему столько лет удалось прожить в Питере с его-то погодными условиями. Яков, конечно, всё это называл хуетой и самовнушением. Причин не верить Фельцману не было. Но сейчас, именно в этот момент, Юре было спокойно. Не хотелось бежать и прятаться в какое-нибудь теплое и сухое место. Он закрыл глаза, наблюдая, как под веками сверкают молнии. Главное не забыть завтра у Отабека спросить про соцсети. Главное не забыть.