Couple's road

«When you're feeling down and your resistance is low Light another cigarette and let yourself go» Queen «Play the qame»

Он пользовался уважением. А хотел пользоваться любовью. Любовью не к известному гитаристу известной группы. Любовью к долговязому, волосатому парню, немного дотошному, слегка желчному, чертовски мнительному, порой каменевшему за маской равнодушия и учёной холодности. Он великолепно умел заставлять всех соблюдать субординацию, ограничивая вход в личное пространство и страдая от этого. Им всем становилось скучно рядом с ним. Прилетая на огонёк его музыкального таланта, в жизни вместо развязного огненного рок-н-рольщика они обретали в его лице слишком правильного, слишком внимательного, слишком заботливого человека, который на любое «не хочу», отвечал, что «есть такое слово — надо». Его так воспитали, он не мог иначе. А они не могли с ним. С таким. И ещё он знал, что им всегда было стыдно уходить от него. Потому что он был слишком хорошим. Слишком. Но они всё равно уходили. И это был очередной такой раз. А он даже напиться не мог по-человечески. Просто лежал на диване в их репетиционной, уткнувшись лицом в пыльную продавленную обивку и изводил себя, силясь подсчитать в который раз его любовная история закончилась так ожидаемо печально. — Брай, харош киснуть, — Роджер копошился в углу, шурша какими то бумажками, — вся эта любовная поебень не стоит внимания. Не первая и не последняя, другую найдешь… — Тебе легко говорить! — пробубнил Брайан, не поднимая головы, — У тебя их вон — толпа на каждом углу. Тебе меня не понять! — Да ладно! — Роджер задумался, — Я тоже когда-то был муда… — Скотина, — Брайан кинул в Роджера диванную подушку и поднялся было влепить другу затрещину, но тут же застонал, принимая прежнее положение, — хотя, конечно, ты прав. Я настоящий неудачник. Роджер испуганно обернулся и посмотрел на Брая. Нескладная фигура обречённо распласталась по поверхности дивана. «Господи, ведь для него в этом мире даже диванов нормальных не продают!» — горько пронеслось в голове у Роджера, он зажал зубами самокрутку и, выдохнув в воздух сладковатый дым, погрузился в невесёлые мысли: «Неудивительно, что он полез звёзды изучать: на этой планете для него всё слишком мелкое: вещи, предметы, бабы эти… И приходится кудрявому жить за облаками» — с улыбкой заключил Роджер, разгоняя вокруг себя дымную завесу. Не вставая с пола, он подполз к дивану. — Брай, — он неловко провел рукой по спутанным волосам Мэя, — закрой глазки, открой ротик. — Отвали, — Брайан даже не пошевелился. — Ну давай. Тебе это поможет. Обещаю, — хитрой хрипотцой соблазнял Роджер, — Ну! — Что ещё? — Брайан оторвал лицо от дивана. Сердце Роджера остро дёрнулось: впалые щеки его друга цвели алыми пятнами то ли от грубой ткани, то ли… — Что это? — Брайан кивнул на дымящийся кусочек бумаги в руках Тейлора, — Ты же в курсе, что я против? — В курсе, — злобно сморщился ударник, — но вот сейчас, блять, совсем не время для твоих задротных принципов, — почти прикрикнул он на Брая так, что губы Мэя приоткрылись от удивления, и между ними тут же оказался ароматный косяк. Роджер расслабленно улыбнулся: — Вот так, — он на секунду вынул папироску изо рта Брайна, лишь для того, чтобы снова вложить, приговаривая, — Давай, сладкий, затяжечку за папу, — проворные пальчики барабанщика на долю секунды прижимались к тонким губам гитариста, — затяжечку за маму, — Брайан молча, курил, сначала, потому что опешил от наглости Роджера, а потом просто потому, что ему стало хорошо. Он, уже сам того не осознавая, подавался навстречу игривой руке, радостно реагируя на слова Роджера, который, смеясь, добавлял: — А теперь глубоко за дорогого друга Роджера, — и Брайан послушно засасывал сигарету вместе с кончиками пальцев ударника, ощущая, с разливающейся по венам благостной пустотой, непонятное волнение. — Пиздец, у меня ноги затекли, — Роджер, покачиваясь, встал с пола. Оглядевшись вокруг и не найдя не одной подходящей поверхности, он медленно опустился на Брайана. — Родж, — мягкое тело окутало Мэя успокаивающим теплом. Роджер пах травкой и… Рождеством. Таким, каким ощущал его Брайан: сложной смесью сладких перезрелых мандаринов, свежей хвои и старых елочных украшений. Роджер уткнулся носом в кудрявый затылок друга. — Знаешь, ни хрена ведь они не понимают! Ты такой — единственный на всю планету. Такой… — Я не хочу быть единственным, Родж! Я хочу быть счастливым… — И ты будешь. Будешь! — горячо зашептал ударник в чуть влажную шею Брайна, — А пока это не произошло, — Роджер глупо захихикал, — можешь воспользоваться моим способом не раскисать… — С моей склонностью к меланхолии, я всё время буду под кайфом, — притворно возмутился Брайан. — Не этим способом, дурачок, — Роджер завозился, — Когда мне начинает казаться, что меня никто не понимает, я представляю, что закатываю вечеринку, и на неё приходят… ну все такие же как я… — Десяток Роджеров Тейлоров? — плечи Брайна подрагивают от смеха. — Ну да, — Роджер невозмутимо продолжал, — и мы обсуждаем наши проблемы, мы поддерживаем друг друга, а пока я это представляю, то обычно успеваю опрокинуть бутылочку вина, и к концу ни одна проблема не кажется мне такой уж серьёзной. И мы просто танцуем… — Десяток Роджеров Тейлоров танцует? — Ага, — радостно подтвердил Роджер. — Вот так бал, — Брайан давится от хохота, — бал барабанщиков. — Именно. И если вдруг тебе станет слишком грустно, — бедра Роджера напряглись, — ты можешь найти меня там.