Под лаской плюшевого пледа

Тряхнув тёмными волосами, свисающими к плечам мокрыми колечками, Эмити с силой захлопнула дверь, и ей в ответ несколько раз прогремел гром. За окном бесновалась молния, погружая темноту в белый свет. Дождь хлестал по черепице крыши, стучал в стекло, рекой шумел по треснувшему асфальту. Осень выдалась на редкость отвратительной: вместо золотистых листьев, горящих багрянцем, светло-голубого неба и редких лужиц, в которых отражались бледно-дымчатые облака, на столицу обрушились ливни и ветры. «Точно пора менять джинсовку на куртку», — со злобой подумала Эмити, снимая прилипшую к телу тонкую ткань. Ещё утром светлая джинса теперь отливала чёрно-синим, точно её несколько раз запихнули в стиральную машину. Да и не только джинсу — Эмити выглядела не лучше. Будто бы её кинули в бассейн, вытащили и кинули ещё раз. Волосы прилипли к мокрому телу — на ней не было ни сухой ниточки, — потеряли свою пышность и теперь свисали некрасивыми и тонкими сосульками. Одежда почти срослась с грудью, животом, бёдрами и ногами — ткань присосалась пиявками и была второй кожей. Часто нахмуренное лицо сейчас раздражённо окаменело, и на дне рыжеватых глаз горели недобрые огни. Эмити выглядела, как спущенная с цепи псина — только протяни руку, и она откусит её по локоть. Отжав волосы, как тряпку — на пол рекой полилась вода, впитываясь в грязный от ботинок ковёр, — Эмити на ходу сняла с себя футболку (чуть в ней, правда, не запутавшись), лифчик и джинсы. Шлёпая по паркету босыми пятками, девушка даже не замечала, как за ней лентой тянется полоса из воды. Однако без одежды стало легче дышать — больше ничего не давило на грудь, утяжелённое мокротой. Тело было неприятно липким, как сырое тесто, но что приходилось иметь, то приходилось. День был сам по себе крайне неприятным — Эмити проспала на десять минут (учитывая её плотный распорядок дня, расписанный по минутам, такое опоздание было сродни катастрофе), чуть не пролила на себя утренний кофе, с трудом вызвала такси, поссорилась на нервах с коллегой и на эмоциях допустила пару ошибок в работе — ко всему прочему, начался дождь, про который она, разумеется, забыла. Утром о зонте Эмити и не думала, а уже вечером, когда было слишком поздно, сильно пожалела об этом — ливень не оставил на ней ни одной сухой ниточки. Эмити себя чувствовала бомбой замедленного действия — она вся была на нервах, словно в этот хмурый, пасмурный, сырой вечер могло случиться что-то ещё более неприятное. Девушка дошлёпала до кухни, слыша возню и чувствуя запах чего-то мучного в духовке, и, не меняясь в выражении лица, открыла дверь. На её лицо упал ломоть мягкого, нежного золотистого света от узорчатой тёплой люстры. На кухне была Луз в цветастом старом фартуке поверх домашней майки и шорт. Её смуглая кожа отливала на свету бронзой, тёмные волосы торчали иголками, словно она только что поднялась с кровати, а тонкие руки что-то намешивали в глубокой миске. Запах стоял приятный и тёплый: Эмити чувствовала аромат лимона и взбухающего в духовке теста. Луз, заслышав шаги, резко обернулась и лучезарно поприветствовала широкой, белозубой улыбкой. В карих глазах мигали яркие звёздочки-блики, а у краёв глаз собирались лучистые морщинки. Эмити, не говоря ни слова, кивнула возлюбленной, прошла мимо неё и открыла холодильник. Дунуло холодом, контрастирующим на фоне душной кухни, и девушка покрылась стайкой мелких мурашек. Эмити сцепила зубы, достала коробку молока и с шумным хлопком прикрыла дверцу. Как только она открутила крышку и уже приготовилась сделать глоток, её обняли со спины — несвойственно осторожно, тихо, молчаливо. Этот робкий жест, как и всё прочее сегодня, разозлило Эмити, и она, не подумав, рявкнула:  — Отстань, Луз! Чужой живот, прижатый к ней, тотчас исчез, словно ужаленный. Луз отошла на пару шагов назад. Эмити, повернувшись к ней, была на взводе — покраснело почти всё лицо аж до самых ушей.  — Я сейчас не в настроении, — многозначительно и раздражительно добавила девушка. Лицо Луз, доселе виноватое, приняло обидчивое выражение — она сморщилась, сузила глаза и поджала губы в тонкую полоску. Скрестив руки, девушка разгорячённо выпалила:  — Я и не намекала на секс, не придумывай того, чего нет. И вообще я хотела тебе помочь и поддержать!  — Мне не нужна помощь и поддержка, — ещё громче ответила Эмити, чувствуя, как жгучая злость поднимается в душе.  — Ну и не надо! — таким же тоном ответила Луз, отходя ещё дальше.  — От всей души благодарю! — съязвила Эмити, с громким хлопком поставила бутылку молока на стол и быстрыми, широкими шагами вышла из кухни, громыхнув напоследок дверью. В темноте, натыкаясь на сушилку с бельём, Эмити почти добежала до комнаты и, не включая в ней свет, упала на кровать. Несколько секунд она лежала лицом вниз, ощущая в себе разрушительную, грубую силу, а потом, выплёскивая злость, прокричала в простынь. Крик был сдавленным, тихим, но сильным и мощным — он бил по рёбрам, застревал в горле, саднил, рвал лёгкие, пока Эмити не почувствовала, что не хватает воздуха. Тогда она подняла голову, сжалась на кровати в комок и, выпустив пар, болезненно скривила лицо, предчувствуя новую, неприятно душащую волну эмоций. Вспомнив, как сегодня утром Эмити, впопыхах одеваясь, накричала на Луз, когда та пыталась всучить ей в руки зонт, а после коротко отвечала на все входящие эсэмэски, не отвечая толком о своём самочувствии, девушка ощутила жгучий ком в горле, раскаляющий лёгкие своим душным жжением. Она скривилась, зажмурила глаза, предчувствуя вспышку эмоций, тяжело, рвано, почти скуляще вздохнула, а потом громко разрыдалась, ощущая слабость в каждой части тела. Было больно, неприятно и тошно на саму себя. И что более важно — Эмити чувствовала себя ужасно виноватой за свою необоснованную злость и грубость. Давящие эмоции бурлили внутри, запертые в усталом, изнеможённом, сыром и холодном теле, не впускающем в себя ни капли тепла. Плачущий голос ломался и надрывался, тело сжималось мелкими судорогами, пока тёмные мокрые волосы лезли в рот. Эмити не услышала ни шагов, ни как в комнату заходит Луз. Единственное, что она смогла почувствовать в темноте, со слезящимися глазами, затуманенным разумом — то, как прогнулся матрас под тяжестью ещё одного тела, а потом к ней со спины, как на кухне, прижались разгорячённым, тёплым телом, от которого пахло свежей выпечкой. Мозолистые и знакомые руки коснулись волос, осторожно провели по макушке, и Эмити, не чувствуя себя, повернулась на ласку и прижалась к Луз. Её гладили до тех пор, пока бурлившие эмоции не схлынули, а натянутая тонкой струной душа не опорожнилась. Эмити жалась к Луз, сама не помня, о чём прося и говоря — ей в ответ не раздавалось ни одного упрёка. Вскоре, убаюканная тёплым дыханием и щекотанием тёмными волосами девушки, Эмити окончательно успокоилась и посмотрела в карие глаза Луз. В темноте они казались одним крупным обсидианом, смотрели по-доброму, ласково и нежно.  — Извини меня, — виновато прошептала ломким голосом Эмити, опуская взгляд на простынь. Её голову прижали к груди, а мягкие губы поцеловали в макушку.  — Всё хорошо, правда, — тихо ответила Луз. — Я уже не обижаюсь. Как ты?  — Чувствую себя виноватой, — после короткого молчания произнесла Эмити. — И уставшей. И мне холодно. Луз вскочила, словно только этих слов и ждала, ободрённо кивнула и выбежала из комнаты, крикнув быстрое: «Подожди минутку!». Эмити, послушавшись, уронила голову на подушку, ощущая, как она наполняется тяжёлым свинцом. Всё тело ломило, болело, словно она работала не в офисе, а таскала грузы. Луз чем-то шуршала в коридоре, и Эмити слушала её тихую ругань, как колыбельную. В полусне она ощутила, как на замёрзшие плечи опускается что-то пушистое и мягкое, и, открыв глаза, увидела нависающую над собой девушку. Её мягкое лицо блестело в свете уличных фонарей, и спокойная, безмятежная улыбка действовала панацеей.  — Отдыхай и не переживай по разным глупостям, солнышко, — ласково сказала Луз, поглаживая Эмити по плечу. — Отдохнёшь немного — и я принесу тебе лимонные кексы, они почти испеклись. Скоро поставлю вторую партию. Ты же рада? Девушка счастливо улыбнулась — не столько новости о том, что Луз испекла её любимую сладость, сколько от осознания того, что её любят и заботятся. Плюшевый плед щекотал щёки, приятно обволакивая уставшее тело нежным пухом. Эмити уснула под тихий шум машин за окном, ласковое поглаживание возлюбленной по спине и аромат лимонных кексов, оставшемся на её смуглой коже.