Недетский взгляд

В мягких рассветных сумерках плечи Рии казались золотисто-прозрачными. Она спала, зарыв лицо в подушку, и светлые пряди ее волос разметались вокруг головы, как лучи вокруг солнечного лика. Император проснулся рано и, повернувшись, сразу увидел ее. Дома, в Нильфгаарде, императорская чета всегда следовала четкому придворному протоколу. У супругов были раздельные спальни в разных крылах дворца, и Эмгыр приходил к супруге несколько раз в неделю, почти никогда не оставаясь до утра. Стыдно было признаваться и себе, и ей, что годы неумолимо брали свое. Рия была нежной, порывистой, осмелев, никогда не скупилась на ласки, но Император зачастую больше не мог платить ей той же монетой. Его усталое тело постепенно, день за днем, поддавалось подступающей старости и немощи. А Рии, как она сама утверждала, достаточно было объятий и тех скупых прикосновений, которые Эмгыр еще мог ей дать. Но стоило им вместе выехать за границы Нильфгаарда, Императрица превращалась в юную озорную девчонку, забывала об этикете и стыдливости, и, хотя в Боклерском дворце им тоже были предоставлены отдельные покои, почти каждую ночь проскальзывала в спальню супруга с таким видом, словно таилась от всего мира и нарушала за раз сотню правил. На деле, конечно, стража пропускала ее, деликатно отводя глаза, делая вид, что не замечает юркой светлой фигурки, но для Рии это был побег от повседневности, их с Эмгыром личная маленькая тайна. И чаще всего за пределами Императорского дворца он мог дать ей то, чего она жаждала — чего и сам он снова начинал желать. Накануне, когда они лежали обнявшись, остывая от обоюдной страсти, Рия завела разговор о том, что хотела бы подарить Императору еще одного наследника — дочь, которую не нужно будет бросать в жернова большой политики, судьбой которой не придется торговать, которая будет лишь желанна и любима, а вовсе не полезна Империи. И какой бы привлекательной ни казалась эта мысль, Эмгыр наотрез отказался. Он знал, что болен, догадывался, что не сможет даже застать тот момент, когда Фергус войдет в возраст и возмужает. И приводить в этот мир ребенка, который лишится отца, едва успев запомнить его лицо, было жестоко и несправедливо. Аргументы эти Эмгыр не стал приводить супруге — он пытался вовсе скрывать от нее свои недомогания, не демонстрировать слабости, не пугать. Хотя, возможно, стоило бы — уж слишком хитрым стало лицо молодой Императрицы, когда она сказала «Как скажете, Ваше величество» и второй раз за ночь оседлала его бедра. Сейчас, прозрачным ранним утром, все страхи и сомнения казались нелепыми. Рия была еще так молода, и сложно было поверить, что не через месяц, так через год ей предстояло обрядиться в траурные одежды и навеки остаться вдовой Императора Эмгыра вар Эмрейса, без права снова стать счастливой женой и матерью. Может быть, стоило подарить ей перед уходом последнюю радость — ребенка, которого не заберут у нее, чтобы отдать чужим королям. Пока еще было время. Император потянулся к ней, отвел в сторону мерцающую золотистую прядь, мягко коснулся губами покатого, чуть тронутого веснушками плеча, отстранился, и в этот миг на ее золотисто-шелковую кожу упала тяжелая багряная капля. Рия вздрогнула и повела плечами, нахмурилась во сне и повернулась на бок. Эмгыр поспешил отстраниться — он прекрасно знал, что происходит. Кровь носом у него теперь шла почти каждое утро, и до сих пор никто, кроме верного Мерерида и императорского лекаря, не становился этому свидетелем. Особенно Рия или Фергус. Но сейчас бежать и прятаться было поздно. Когда Императрица медленно открыла глаза, Эмгыр успел прикрыть лицо ладонью, чувствуя, как теплая кровь начинает медленно сочиться сквозь пальцы. — Дани, — Рия улыбнулась, явно сперва не успев понять, что происходит, но потом ее открытое заспанное лицо посерьезнело. Она резко села и потянулась к супругу, — что с вами? — спросила Императрица тревожно, — у вас кровь… Эмгыр хотел ответить, что это ерунда — слишком сухой воздух, слишком холодный климат — но кровь уже заливалась в горло, и он понял вдруг, что круг света в его глазах стремительно сужается вокруг взволнованного побледневшего лица Императрицы. Сквозь багровое марево он слышал, как Рия вскрикнула. Как выскользнула из постели — видимо, в чем была — как отдавала быстрые резкие распоряжения застывшей за дверьми спальни страже. Но потом все окончательно погрузилось в темноту и шум, и, чувствуя, как смерть тяжелой стопой встает ему на грудь, Император успел лишь пожелать, чтобы хитрая улыбка Рии накануне означала, что она уже привела свой план в исполнение, а не только задумала акт неповиновения. Он очнулся от прикосновений влажной, пахнущей какими-то травами губки к своему лбу, и, открыв глаза, сразу увидел лицо Рии — сосредоточенное, с жестко поджатыми губами и следами слез на бледных щеках. Увидев, что Эмгыр открыл глаза, она улыбнулась, и он лишь в этот миг осознал, что все еще жив. — Тише, — шепнула она, словно Император сделал какую-то попытку подняться, — все хорошо. Это была отчаянная ложь — такая справедливая. Теперь Рия платила ему его же монетой, и Эмгыр готов был принять эти фальшивки за золотые флорены, лишь бы она больше не плакала. — Позвольте, ваше величество, — в поле зрения Эмгыра возник незнакомец — седовласый, с худым подвижным лицом и странными черными глазами. Рия посторонилась, и он приподнял голову Императора и поднес к его губам миску с каким-то белесым отваром. Больше всего жидкость походила на растопленное масло, но Эмгыр покорно сделал несколько глотков. В голове просветлело, и, приподнявшись при помощи незнакомца на подушке, он наконец смог оглядеться. У дверей покоев стояли, подняв на плечи тяжелые алебарды, двое стражей — мысленно Эмгыр отослал их подальше, ему ни к чему были лишние свидетели его падения, но таков был протокол. Незнакомец, поднесший ему эликсир, мог представлять опасность, и, если Император после этого пойла забился бы в предсмертных конвульсиях, рыцари немедленно прикончили бы его. Бессмысленная, но законная жертва. В изножьи кровати, прямой, как императорский стяг, застыл Мерерид. Он держал в руках большую медную миску, полную мутной бурой воды, и в нее Рия выбросила свою губку. — Вы можете что-нибудь сделать? — голос Рии звучал твердо. Даже прося теперь, она требовала ответа, ничуть не менее твердая, чем алебарды в руках стражников. — Сложно сказать, — покачал головой незнакомец, — укрепляющая микстура поможет Его величеству оставаться в сознании, но его кровь…- он сделал неуверенную паузу, глянул в сторону бурой жидкости в миске и едва заметно содрогнулся. Эмгыр знал, что этот, по всей видимости, целитель, боится произнести вслух. Правда в таком обществе была опасна, и выговорить слово «смерть» перед верным Мереридом, перед стражами, готовыми к немедленной расправе, перед плачущей Императрицей — и перед ним самим, тем, кто прославился лишь жестокими расправами с врагами — могло означать немедленный приговор. И Император решил вмешаться. — Я умираю, — сообщил он совершенно буднично, и лицо Рии на миг исказилось. Она знала правду, но боялась услышать ее. И теперь лезвие гильотины было спущено. — Боюсь, что так, — подтвердил лекарь, немного помолчав, — дурная кровь — может быть, след какого-то старого проклятья. Может быть, наследственная болезнь. Лицо Рии на мгновение стало лицом испуганной маленькой девочки — и Эмгыр знал, о чем она подумала. Пусть с ним самим все было кончено, и с этим еще можно было смириться, но наследственная болезнь означала, что — пусть не сейчас, но через несколько лет — та же участь могла коснуться и их единственного сына. Фергус был еще слишком мал для такого приговора, но судьба решила иначе. — Я был проклят, — заговорил Эмгыр, не зная, дарит ли ложную надежду, — много лет назад. Проклятье было снято. — Сложно сказать, как наложенные в детстве чары влияют на людей в течение жизни, — заметил лекарь. Его голос стелился так мягко и успокаивающе, что Эмгыр заметил, как расслабилось, выровнялось лицо Рии. Нужно было наградить незнакомца — или хотя бы поинтересоваться его именем, — Мало кто из проклятых доживал до зрелого возраста. Может быть, сейчас мы имеем дело с остаточным эффектом. — Но результат один, — выдохнул Император, — я умираю. — О, Дани, — Рия опустилась на постель рядом с ним, перехватила его ладонь и поднесла к губам. Осторожно, скрывая вновь покатившиеся из глаз слезы от посторонних, коснулась каждого его пальца. Горячая влага щекотала кожу, и Эмгыр устало прикрыл глаза. Он совершил и замыслил за свою жизнь множество страшных злодеяний, поступков, по которым его запомнит история. Он убивал и обрекал на смерть. Лгал и выносил приговоры. Но лишь сейчас ему стало по-настоящему стыдно. Его Рия плакала — из-за него, и он никак не мог ей помочь. Всей его власти не хватило бы, чтобы предотвратить предательство главного врага — его собственного слабого тела. — Есть один способ, — задумчиво проговорил лекарь, и Рия, встрепенувшись, посмотрела на него. Даже не открывая глаз, Эмгыр почувствовал, какой надеждой засветилось ее лицо, — он очень рискованный, и прежде я применял его лишь однажды. Но, боюсь, иных способов помочь Его величеству нет. — Что угодно, — отчеканила Рия, и в тоне ее Эмгыр услышал собственный голос. Она была такой податливой, такой осторожной, что могла казаться нерешительной тем, кто совсем ее не знал. Но сейчас с незнакомым лекарем говорила Императрица Нильфгаарда. И не подчиниться ей не смог бы никто. — Я мог бы перелить Его величеству немного чужой крови, — продолжал лекарь, — процедура сложная, и всегда есть риск, что его тело отвергнет ее. Но если сделать это несколько раз подряд, может быть, его кровь может обновиться и очиститься — хотя бы на какое-то время. Рия решительно встала, отпустив руку Эмгыра, и Император мог лишь с изумлением наблюдать, как его мягкая миниатюрная супруга возвышается над лекарем, хоть и не превосходя его в росте. — Моя кровь подойдет? — спросила она — тихо, но тем тоном, который не подразумевал отрицательного ответа. Лекарь молчал несколько минут, словно принюхивался или прислушивался к чему-то за пределами комнаты — и на короткий миг Императору захотелось, чтобы он ответил отрицательно, чтобы отверг смелое предложение его хрупкой маленькой Рии. Его обреченная жизнь не стоила ни капли ее слез — и ни капли ее крови. — Скорее всего, да, — наконец вынес вердикт лекарь, — и, если Ваши величества согласны, мне нужно подготовить все для процедуры. Эмгыр хотел бы возразить, но голова вновь стала неподъемно мутной, а на грудь солдатским сапогом опустилась тяжесть. В распахнутое окно доносился стрекот птиц. Кажется, ласточки свили гнездо под самым сводом крыши, и от их деловитого пения никак нельзя было скрыться. Но Паветта так любила их слушать — присев на широкий подоконник и опустив ладонь на округлившийся живот, она говорила, прикрыв глаза и словно прислушиваясь к чему-то в глубине самой себя, — «Вот и весна». Ее белоснежная фигура таяла, растворяясь в слепящем свете, и Эмгыр отчаянно протянул слабеющую непослушную руку. — Паветта, — ему хватило сил лишь на ее имя. — Тише, Дани, — ее холодные пальцы переплелись с его, — тише, я здесь. Когда он очнулся, Рия улыбалась. — Нужно подождать пару часов, — сказал седовласый лекарь, аккуратно складывая в сафьяновый чехол свои блестящие инструменты, — если процедура подействует, повторим ее после обеда, а потом еще вечером. С позволения Вашего величества, — и на этот раз он совершенно точно обращался к Императрице. Та величественно кивнула, жестом отпуская лекаря. Тот, добавив только, что Императрице следует хорошенько позавтракать, удалился, и только после этого Рия позволила себе тихо расплакаться. Эмгыр, растерянный, протянул руку, погладил ее по волосам. В бреду, сквозь забытье, он назвал ее чужим именем — и это было страшнее даже того, что часом раньше он едва не умер у нее на руках. — Прости меня, — прошептал он, но Императрица, прильнув к нему, прижалась влажной щекой к его щеке. — Только живи, — выдохнула она, — только живи. Она пролежала рядом с ним в постели, обнимая и согревая все еще немеющие пальцы своим дыханием, пока Эмгыр не почувствовал, что смертельный холод отступает. Была ли тому причиной странная, почти колдовская процедура, проведенная незнакомым лекарем, или ласки Рии, смешанные с отчаянием, но Император смог сесть ровнее на постели и даже почувствовал, что проголодался. Рия не позволила Мерериду приблизиться к Императору, когда тот, все еще пошатываясь от слабости, перебрался из постели за стол у широкого окна. Камергер покорно застыл в паре шагов от них, готовый в любой момент вмешаться и помочь ей, но помощь Рии была не нужна. Дай ей волю, она принялась бы кормить Императора с ложечки, как маленького ребенка, и он, чувствуя себя совершенно беспомощным, в то же время ощущал такое нежданное, всепоглощающее счастье, что не решился ей возражать — попросил лишь, чтобы Императрица не забывала о себе и тоже что-нибудь съела. Дверь в покои распахнулась так внезапно, что даже невозмутимый Мерерид вздрогнул. — Папа! — Фергус стоял на пороге — запыхавшийся, словно бежал сюда из самого Нильфгаарда, — я понял! Мальчик ринулся к отцу через спальню, ожидая явно, что тот по обыкновению подхватит его на руки — это был своего рода утренний ритуал. Если отец был не слишком занят, Фергус всегда вот так врывался в его спальню, прыгал ему на руки, а потом делился увиденными снами, прочитанными накануне историями или планами воображаемых сражений. Из мальчика рос блестящий полководец, и Эмгыр не мог им не гордиться. Но сегодня он едва смог подняться ему навстречу, и, если бы Рия не перехватила мальчика, сама оторвав его от пола, сын непременно сбил бы хворого отца с ног. Фергус удивился, но лишних вопросов задавать не стал — он был слишком захвачен своим открытием, и, сидя у матери на коленях, с упоением рассказывал отцу о маневрах, которые можно было бы провести, чтобы захватить крепость без долгой осады — эту задачку Эмгыр сам задал ему пару дней назад, и с тех пор Фергус ломал над ней голову. Император смотрел на него, едва слушая, лишь кивая в нужных местах, и мысль беспощадно несла его прочь, в будущее, где Фергусу суждено было покинуть родной дом, мать и сестру, где он станет не Императором и полководцем, а мужем королевы чужой страны, вечным пленником чужих договоренностей. И Эмгыр готов был отдать все, чем владел, чтобы увидеть, каким мужчиной станет его сын. Но такую сделку ему никто не спешил предлагать. — А Цирилла уехала, — уязвленно заявил мальчик, — и меня с собой взять не захотела. Так нечестно. Я тоже не хочу сидеть во дворце. Можно мне хотя бы в город, папа? Можно? О том, что старшая дочь отказалась от праздничных церемоний при дворе Анны-Генриетты, Эмгыр, конечно, знал. Он вообще позволял Цирилле очень многие вольности, все ради того, чтобы она не чувствовала себя запертой, пленницей в собственной семье. Он знал, что для нее скинуть эти оковы было плевым делом, а потому терпел бунты ради будущего Империи. Из Цириллы выковывалась, проступала, как очертания в цельном куске мрамора, настоящая правительница. Советникам ее смелые идеи могли бы показаться неосмотрительными, даже безумными, но Эмгыр поощрял их. Не только ради чувства значимости, необходимого дочери, но и потому, что видел в них здравое зерно. Если он за что и был спокоен, так это за будущее Нильфгаарда — с такой Императрицей, как Цирилла, его страна могла стать по-настоящему непобедимой. Но Фергус, не понимая этой несправедливости, конечно, злился на сестру за то, сколько у нее было свободы. Принца, по его собственному мнению, держали в клетке, а мальчишеская душа требовала приключений. Эмгыр, всю юность проведший в скитаниях и вечном побеге от опасности, одинокий и проклятый, желал для своего сына спокойной сытой жизни — но разве можно было объяснить это тому, кто вырос на историях о подвигах отца и деда? — Может быть, завтра, — покладисто согласилась Рия, не давая Эмгыру ответить, и пока Фергусу этого оказалось достаточно. Он снова принялся рассказывать об умозрительной битве, которую успешно провел, а Императрица, поглядывая на супруга, тепло улыбалась и гладила мальчика по мягким белоснежным волосам. Они оба знали, что мальчик им не принадлежит. Рия привела в мир не сына, но наследника, и за это Эмгыр тоже чувствовал свою вину. Он пообещал себе, что, если ему суждено выжить, он сделает все, чтобы вчерашнее желание Рии исполнилось. Пусть у ее будущего ребенка не будет отца — зато у него будет мать, которая подарит ему всю любовь, которой хватило бы на сотню таких, как Эмгыр. Его размышления прервал удалившийся на минуту и вернувшийся Мерерид. — По приказу Вашего величества, прибыл Вернон Роше, — сообщил он, поклонившись. Взгляд Рии стал тревожным и жестким — она была в шаге от того, чтобы запретить супругу покидать пределы спальни, но Эмгыр предостерегающе поднял руку. — Проводите его в Зеленый кабинет, — сказал он, — я буду через минуту. Когда Цирилла выступила со своим предложением о том, как сдерживать реданское нашествие на Темерию, Эмгыр ни секунды не сомневался, кому именно следует предложить взять на себя командование специальным отрядом. Вернона Роше он знал куда дольше, чем длилось их фактическое знакомство. С тех самых пор, как его имя начало что-то значить на мировой арене, Император следил за ним. И по доносам шпионов, по докладам послов и собственным наблюдениям, он успел понять, что это за человек. Непреклонный, бесстрашный, жестокий и прямой — такого слугу хотел бы иметь при себе любой правитель, и король Фольтест вполне осознавал свою удачу. После его смерти, Вернон Роше не сдался и не отступил. Его имя так часто мелькало в докладах генералов, когда почти весь Север пал, и велся захват Новиграда, что Эмгыр сразу понял — этого человека лучше иметь в союзниках или немедленно уничтожить. Восемнадцать покушений — и ни единой царапины на теле проклятого темерца. Вернон Роше, казалось, был даже не в курсе, сколько раз его жизнь подвергалась опасности. Он просто сражался с врагами, вел в бой своих людей, не зная, что главной и единственной целью всех этих нападений был только он сам. И это внушало уважение. Впервые встретившись с ним лицом к лицу, Император был удивлен. Вернон Роше оказался ниже ростом, чем он себе представлял. Тоньше в кости, сложением он вообще больше напоминал дорожного разбойника, чем полководца или рыцаря. Если бы Эмгыр не успел изучить его происхождение от и до, он заподозрил бы, что матушка Роше согрешила с эльфом. И дерзил этот человек вовсе не так, как умный стратег или великий воин. Таких Эмгыр повидал на своем веку множество, и никто из них не был так остер на язык и скор на самоубийственное мнение. Именно эта дерзость и стала последним аргументом — не держи себя Вернон Роше так нагло и отчаянно во время первой аудиенции в Вызиме, он не вышел бы из дворца живым — страже был отдан приказ уничтожить его по окончанию встречи с Императором. Именно тот факт, что Роше ни капли не боялся грозного правителя Нильфгаарда, и сделал из него того единственного, с кем Эмгыр мог просто говорить, не имея в виду больше того, что произносил вслух. Не будь пропасть между ними столь велика, они непременно могли бы зваться друзьями. И Роше платил ему той же монетой — этот человек был блестящим шпионом, но ненавидел лгать. Разумеется, они снова играли в шахматы, и Роше без тени сомнения или страха, вел себя с Императором на равных. И даже не успев озвучить своего предложения, Эмгыр знал, что не получит отказа. Он успел изучить этого человека, не сумев проникнуть лишь в одну тайну — как вышло, что за добрый десяток лет, что они были знакомы лично, Вернон Роше не состарился ни на день. От своих агентов в Вызиме, Эмгыр знал, что среди темерской черни ходили совершенно нелепые слухи. Вернон Роше связал свою жизнь с эльфом, и каким-то чудом даже завел с ним ребенка, и именно эта связь и поддерживала в нем вечную молодость. Разумеется, это была идиотская чушь, россказни невежественного мужичья, которые в каждом, даже самом запаршивевшем эльфе видели магическое существо, способное сохранять очарование юности и, очевидно, размножаться, подобно морским конькам. В тайну происхождения ребенка Роше Эмгыр проник без труда. Мать мальчика была найдена в труппе бродячих циркачей и не представляла ни опасности, ни интереса. Но на главный вопрос это банальное открытие не давало никакого ответа. Оставалось только гадать. — Мне нужно это обдумать, — ответил человек наконец, и Эмгыр уже знал, что он согласен. Но из уважения к собеседнику он решил подыграть. Разговор пора было заканчивать — перед глазами Императора уже плясали черные точки, и нужно было, по всей видимости, повторить процедуру с его кровью. — Я могу дать вам на раздумье две недели, пока буду гостить у моей кузины, — ответил он, — и я обещаю, если вы откажетесь, никаких последствий не будет. Страхом и угрозами можно заработать верность. Мне же от вас нужна преданность, а ее отдают добровольно. — Я вас понял, — кивнул Роше, потом снова посмотрел на доску. Сделал ход черным конем, — вам мат, ваше величество. Во второй раз на протяжении всей процедуры Эмгыр оставался в сознании. Он видел, как лекарь, представившийся Эмиелем Регисом, делает надрез на руке Рии и сцеживал ее кровь в большую прозрачную колбу. Императрица держалась стойко, даже улыбалась, что-то говорила Эмгыру или лекарю, и поморщилась, лишь когда Регис туго перебинтовал открытую рану. И потом наступила очередь Эмгыра проявлять стойкость. Кровь Императрицы лекарь вливал в него при помощи странного, похоже, алхимического устройства. Толстую стальную иглу он ввел в набухшую вену над ключицей Императора, поднял на вытянутой руке небольшой резервуар с кровью, похожий на мех для вина, и позволил живительной жидкости проникать в жилы Эмгыра медленно, капля за каплей. Если бы Император не знал твердо, что это не так, заподозрил бы в действиях лекаря магические манипуляции. Впрочем, после процедуры на этот раз ему довольно быстро стало гораздо лучше, и все это потеряло значения. Хотя бы потому, что Рия, вновь обретшая надежду, поцеловала супруга прямо на глазах у таинственного алхимика, хотя прежде не позволяла себе ничего подобного. К ужину за княжеским столом супруги вышли рука об руку. И принимаясь за первое блюдо, Эмгыр не знал еще, что всех глубин ужаса даже близко еще не успел познать. Когда хрупкое маленькое тело его сына начали бить крупные конвульсии, когда он выгнулся и посинел в объятиях напуганной Рии, Эмгыр не смог ничего сделать. Он лишь наблюдал, как Роше — вот уж в ком он ни на секунду не ошибся — бросается к мальчику через стол, старается привести его в чувства, помогает ему дышать. Как маленький любопытный эльф, увидевший Фергуса впервые в жизни, ринулся к принцу, словно это был самый лучший и давнишний его друг. Как Анна-Генриетта командует своим гвардейцам оцепить дворец. Сам Император был совершенно беспомощен — и бесполезен. Когда Фергуса, который смог вновь задышать, унесли из зала, Рия заплакала так горько и отчаянно, но Эмгыр смог лишь удивиться, откуда в ней взялось столько мужества — едва не потеряв утром мужа, сейчас он сжимала в объятиях сына, тоже подошедшего к порогу смерти. Он обнял ее, зная, что не сможет ее утешить. И решение ему виделось только одно. — Я хочу, чтобы вы этим занялись, Роше, — отчеканил Эмгыр, прямо взглянув на хмурого человека, стиравшего с рук кровь его сына белой полотняной салфеткой. — При всем уважении, ваше величество, — с прохладцей ответил Роше, — меня это не касается, и гвардейцы ее светлости, уверен, прекрасно справятся и без меня. У Императора потемнело в глазах — и на этот раз вовсе не от нахлынувшей слабости. Он чувствовал, как дрожит Рия, как пальцы ее цепляются за его мундир, ткань которого насквозь промокает от ее слез. — Кто-то хотел убить моего сына, — он пытался вложить в свой тон привычную, тяжелую угрозу — этого тона боялись все по ту и эту сторону Яруги — но только не Вернон Роше. Император решил ввести в игру ферзя, — и ваш сын мог бы пострадать вместе с ним, если бы не его презрение к вишневому соку. — Тем больше причин увезти Иана подальше из Боклера, — темные брови Роше сошлись у переносицы. Шах. — Я никуда не поеду! — вдруг вмешался маленький эльф. С непосредственной смелостью, свойственной только совсем юным и непуганным душам, он смотрел на отца. — Молчи! — прикрикнул на него Роше, и мальчик даже слегка попятился, но решимость на его лице ничуть не угасла. Императрица, оторвавшись от плеча супруга, вдруг повернулась к несгибаемому командиру, перехватила его руку и прижала ее к своей груди, посмотрела прямо ему в глаза. — Прошу вас, Вернон, — выговорила она скачущим, чуть охрипшим голосом, — умоляю, помогите нам. Если дело в деньгах — я готова отдать все, что у меня есть, только бы вы согласились. И снова — не в первый раз за этот день — она приняла удар на себя, и, кажется, снова одерживала победу. Его нежная хрупкая Рия оказалась тверже махакамской стали. — Мне не нужны деньги, — явно через силу ответил Роше. Помолчал мгновение, потом вздохнул, — Ладно. Я постараюсь вам помочь, ваше величество. Но мне нужно отправить послание в Корво-Бьянко. — Думаю, не стоит пока позволять кому бы то ни было покидать дворец, — подала вдруг голос Анна-Генриетта, — если Его высочество оказался жертвой заговора, то мы не знаем, сколько людей при дворе было в него вовлечено. Это было проявлением возмутительной, непростительной слабости, но оказалось последним и единственным, что Эмгыр мог сделать. Здравый смысл отказал ему, а гнев — на самого себя больше, чем на неизвестных убийц — одержал над ним верх. — Заговор, который осуществился прямо под вашим носом, милая кузина, — совершенно ровно, глядя прямо на Анна-Генриетту, сообщил Эмгыр, — и пока не доказано обратное, я склонен считать вас причастной к нему. — Как вы можете так говорить, ваше величество, — голос Анны-Генриетты болезненно зазвенел. Она попыталась гордо поднять подбородок, но в ее светлых глазах плескался неподдельный страх, и он был целебным эликсиром, пролившимся на его раны. — Было ли это умышлено или из-за вашего попустительства, разница невелика, — продолжал Император, не меняя тона. В глазах снова стремительно темнело, его начинало мутить, и все силы Эмгыр направил на то, чтобы не упасть к ногам собравшихся. Вот это был бы скандал! — и я предупреждаю вас, если к завтрашнему вечеру я не получу хоть каких-то результатов расследования, я отдам приказ повесить вас на центральной площади Боклера за измену. Я ясно выражаюсь? Анна-Генриетта, склонив голову, сделала быстрый неуклюжий реверанс. Император же повернулся к Роше. — Можете использовать любые ресурсы, которыми располагает княжеский двор, — обратился он к нему. — и, если вам удастся узнать правду, вы сможете сами назначить себе любую награду. Император знал, что награда Роше была не нужна. Вернее, не так — сама возможность раскрыть неудавшийся заговор, найти и покарать виновных стали бы для него лучшей и самой желанной наградой. Император знал, как рвутся вперед боевые скакуны, которых впервые за долгое время выводят из стойла. Вернон Роше не знал поражений ни от кого и ни от чего — кроме скуки. Эмгыр не запомнил, как оказался в зале совершенно один. Когда он опустился на свой стул, ноги его уже не держали. Этот день был длиннее всех тех месяцев, что он провел в теле чудовища, скрываясь в лесах, играя в салки со смертью. Сегодня она нашла его — и обняла, как старого друга. За его плечом возник Мерерид. Совершенно невозмутимый, привычно любезный, он помог Императору подняться и проводил его в спальню, хотя больше всего Эмгыру хотелось ринуться в покои к сыну — туда, куда ушла Рия в компании маленького смелого мальчика. Но он твердо знал — своим появлением, напоминанием о близости своей смерти, он сделает только хуже. Фергусу нужен был отец — а не та развалина, в какую Эмгыр превратился всего за несколько часов. Эмиель Регис явился в его покои, когда, вынырнув из очередного горячечного кошмара, Эмгыр очнулся в кресле у стола. Лекарь деловито готовил инструменты для очередного кровавого ритуала. Он, казалось, даже не заметил, что Император проснулся. Его жесты были точны и невесомы. Иглу он ввел совершенно безболезненно. — Как мой сын? — спросил Император хрипло. — Жив, — ответил лекарь, и голос его журчал, как весенний ручей — такой же прохладный, но чистый, без капли лжи, — какая ирония, Ваше величество, вы не находите? — Ирония? — Эмгыр опустил усталые веки. Разговаривать не хотелось, но голос лекаря вплетался в процедуру, как незыблемая часть этого странного ритуала. — Из-за вашего недуга мне пришлось остаться в Боклере, — пояснил лекарь, — хотя сегодня я должен был ехать в Оксенфурт. И это спасло жизнь вашего сына, без ложной скромности. — Вы желаете награду? — спросил Эмгыр без тени сарказма. Он готов был заплатить этому человеку золотом по весу собственного боевого коня в полном доспехе, пожаловать ему графство или пообещать руку Цириллы, как бы она ни возмущалась. — То, что вы живы — моя награда, — ответил лекарь, и в этих словах снова не было ни обмана, ни хвастовства, — я ученый, и, если мои исследования сегодня спасут вас и Его высочество, в будущем они смогут послужить всему человечеству. Разве не замечательно? — Замечательно, — подтвердил Эмгыр, подумав, что плевать он хотел на человечество — лишь бы Рии больше никогда не пришлось плакать по нему. Еще через час Император почувствовал себя настолько окрепшим, что смог выйти из покоев и дойти до спальни сына. Фергус — все еще иссиня-бледный — лежал в беспамятстве, но, увидев супруга, Рия, обнимавшая сына, приподнялась на кровати и улыбнулась. — Дани, — шепнула она, и по тону ее голоса, по поволоке в ее глазах Эмгыр понял — их сын выживет. И само это осознание придало ему больше сил, чем вся кровь, влитая сегодня в его жилы. — Я так испугался, — никогда в жизни, даже будучи маленьким мальчиком, обращенным в ежа, Эмгыр не делал таких признаний — даже самому себе. Но сейчас, глядя в глаза Рии, он знал — эти слова самые верные. Самые правдивые. — Ничего не бойтесь, — Императрица села и протянула ему руку, и на этот раз Император взял ее и коснулся поцелуем каждого ее пальца. Он верил ей — как не верил никому и никому никогда больше не поверит. На расстеленной на полу большой карте спал маленький эльф — сын Роше. Император попытался припомнить, как его зовут, но не смог. — Мальчик все это время был здесь? — спросил он, и Рия тихо рассмеялась. — Похоже, он подружился с нашим Гусем, — прошептала она, — удивительные эти мальчишки. Один раз поиграли в солдатиков — и уже друзья навек. — Хватит с меня мальчишек, — отмахнулся Эмгыр, — и девочек с мальчишескими замашками. Они вечно встревают в неприятности, а я уже не так молод, чтобы вечно за них волноваться. Пусть наша дочь будет похожа на тебя. Лицо Рии просветлело, и на миг показалось, что она снова вот-вот заплачет. Но Императрица лишь кивнула, устроилась рядом с Фергусом и прикрыла глаза, сжав его ладошку. Спавший на полу мальчик заворочался и что-то пробормотал. Эмгыр подошел к нему, наклонился и поднял его на руки. Рия встрепенулась, встретив его жест тревожным взглядом, но маленький эльф, казалось, почти ничего не весил. Он поворочался в незнакомых руках и носом уткнулся в плечо Эмгыра. Тот невольно улыбнулся. Шах и мат, смерть. — Я буду ждать тебя в спальне, — сообщил Император Рии, и та, кивнув, снова опустила голову на подушку. — Ну ладно, — Император поудобней устроил ребенка на своих руках, — в какой там комнате тебя разместили?..