Юлия

Юлия кашляет, вытирая пальцами кровь со своих губ. Кислород городу перекрыл мор, как опухоль расползшийся по всем уголкам, чтобы там вцепиться в живое мясо и поглощать его час за часом. Серые мостовые теперь кажутся одной ветвистой дорогой в преисподнюю — на улицах пусто, вдалеке заревом разливается дым над горящими крышами тех несчастных, кому не посчастливилось подхватить заразу. Люди боятся людей. Люди не убивают людей, но рвут, поджигают, пинают прямо к краю пропасти, а в ней — лишь пустота последних минут, проведённых в агонии. Невод стоит будто бы в стороне от всего этого безумия. До станции далеко, а собор едва-едва виден с самого дальнего берега Горхона. Чёрной плесени не доползти сюда так быстро, а потому, обступив её, она душит Люричеву, заставляя день за днём лишь наблюдать со стороны за смертью её строения. Каины хотели, чтобы дороги города вели людей не по городу, но по их собственным мыслям и чувствам. Она сама, Юлия, с такой математической точностью взялась за это, и теперь — будто бы собственными руками утопила всех этих несчастных в крови. Нет больше в городе никого, кто, идя по этим улицам, не упал бы от боли или бессилия, не схватился за грудную клетку от вопящих, роящихся целой стаей изнутри черепа тлетворных мыслей. Город замер в предсмертной горячке, лишь изредка трясясь, как лихорадочный. Тогда содрогаются стены домов, а пыль с дорог клубится под подошвами ночных беспредельщиков. Они жмурятся, прогоняя кислый и горький туман твирина из своей головы, высматривая новую жертву. В этом городе нет больше места людям. Последний человек — полуживой, полумертвый, но полностью, совершенно точно человек — лежит на кушетке за дверью. Пальцы не слушаются, а она всё хватается за железную ручку. Ей не хватит сил увидеть смерть её творения и того, кто мог его спасти. Бурах — в двух метрах, там, внутри Невода, ждёт своего часа. Время неоднородно, и течёт оно уже комьями, всё быстрее, бурлится нервными тиками в его висках. Он пытался спасти ребёнка, а теперь мор нашептывает ему прямо над позвоночником. Он пытался найти покоя в её обители, но только запер себя на самом краю бездны. Юлия курит, стоя по голень в тёмных водах реки. Никто никогда не заходит в Горхон, ведь все знают, эта вода — не для живых. Эта вода забирает всё живое. Но осталось ли в ней что-то, кроме серой заразы и страха? Есть ли то, что ещё сможет отнять Горхон? Пусть бы даже она окунулась в него с головой.