Все, что осталось от этого мира (All that's left in the world)

      Я надеюсь, что в загробной жизни есть маленький кинотеатр, где ты можешь сесть в тишине и посмотреть цепочку событий, которые привели к поворотным моментам твоей жизни. Возьмем, к примеру, меня: неплохо снятый дальний план птицы, нулевого пациента, которая первая заразилась вирусом (все это под саундтрек Филипа Гласса, что-нибудь зловещее и угрюмое), затем кадр сменяется на пандемию и те моменты, когда моя семья и друзья умирают, и теперь камера фокусируется на каком-то психе-выживальщике, который одиннадцать месяцев назад установил в лесу медвежий капкан.       Ускоренная съёмка капкана: медведи проходят мимо, толстая ветка падает на него и каким-то образом от этого механизм не срабатывает, листья покрывают его.       А потом, пока я сижу там, в зрительном зале, поглощая кислые конфеты из загробного мира и попкорн, думая про себя, к чему всё это ведёт, моя тупая задница появляется на экране и я вступаю в медвежий капкан.       О да.       Я помню, как прошло почти три часа, пока я кричал и плакал, пытаясь сообразить, как выбраться из ловушки. В конце концов я связал металлические защёлки футболками из своего рюкзака и использовал ту самую ветку, которая была послана вселенной — благодаря ей капкан не отрезал мне ногу — чтобы разжать ржавые челюсти.       И теперь я прыгаю по лесу с жёлтой футболкой, перевязывающей мою израненную ногу. По крайней мере в загробной жизни кислые конфеты будут оставлять приятное жжение на языке, пока я наблюдаю эту картину.       Но не сейчас, когда все, что можно счесть за съедобное в моем рюкзаке — это консервы, которые я ухватил в Джерси еще до того, как мне пришла в голову тупейшая идея сойти с главных дорог.       Я переношу вес на импровизированный костыль под мышкой и морщусь. По правде я просто нашел большую ветку. Вчера вечером я обмотал Y-образный конец свитером, чтобы он был помягче, но это не помогло, и теперь мне кажется, что моя подмышка — это просто один огромный синяк.       Боль в ноге усиливается. Каждый шаг, что я делаю здоровой ногой, отдается напряжением в раненой, вызывая жгучую боль в икре. Вчера ночью я пытался отдохнуть после того, как нашел ветку-костыль. Меня начало трясти, когда нога онемела от влажного холода. Я несколько раз задремал, не исключая вероятность того, что вот так и умру, но когда сегодня утром взошло солнце, я все ещё мог открыть глаза.       И вот он я: ковыляю по лесу, не имея ни малейшего понятия, где находится ближайшая дорога. Я просто надеюсь, что если я продолжу идти прямо, это приведет меня хоть к чему-то. Дорога, город, ручей, чтобы промыть раны. Все, что угодно, прежде чем начнется инфекция. Ну и конечно теперь я внимательнее смотрю под ноги и это определенно не прибавляет мне скорости.       Небо затянуто низкими облаками, и из-за этого я теряю счёт времени, когда наконец натыкаюсь не на дорогу, а на хижину. Милая. Скромная. Судя по тому, что я могу разглядеть снаружи, там около двух спален. Под широким панорамным окном небольшая веранда с двумя стульями. Шторы задернуты, листья засоряют гравийную дорожку перед домом, скапливаясь у лестницы.       На подъездной дорожке нет машин. Возможно, хижина пуста. Заброшена — а хозяин умер в своей квартирке в каком-то городе или лежит в братской могиле.       Или его застрелил другой выживший и оставил тело на обочине дороги.       Я делаю несколько неуверенных шагов, выходя из леса на гравий.       Похоже, здесь давно никого не было. Маленький коренастый садовый гномик сидит у подножия ступенек с пушистой овцой на коленях. Сидит на поганке и улыбается подъездной дорожке, будто кого-то ждет.       Жутковато.       Особенно когда я замечаю, что листья не засыпали её. Будто она просто стряхнула их. Сама. Но я не останавливаюсь на этих мыслях надолго — садовые гномы, которые оживают, пока ты не смотришь на них — наименьшая из моих проблем. Четыре ступеньки отделяют меня от крыльца. Возможно я смогу просто запрыгнуть на них и проверить, открыта ли дверь.       Разумеется, она не будет — было бы слишком идеально. Незапертая маленькая симпатичная хижина, в которой можно остановиться? Может, внутри даже найдётся что-нибудь съедобное. В качестве награды я позволяю себе на секунду забыться в этой фантазии о еде.       А затем с хрустом пробираюсь по гравию к ступенькам.