Гол!-
Один маленький ответ, после которого парень с шарфом бросился к лестнице, дабы его никто не поймал.С тобой приятно иметь
дело, Джон. Купи себе
чего-нибудь -
Одного быстрого взгляда на труп было достаточно, чтобы к горлу подступила тошнота. Из головы все никак не выходил этот щелчок, после которого в Хэнфорте на одного человека стало меньше. Конечно, ради хорошей репутации и доверия, приходилось убивать и раньше, каждый раз рискуя своей шкурой. Однако на этот раз, прочная маска и непоколебимый стержень внутри, дали брешь. Дорога до самого обычного заведения, будто бы заняла пару минут. А на то чтобы потратить деньги, которые были обменяны на жизнь человека, потребовалось ещё меньше.Как он до такого докатился?
Запрокинув голову, в горло насильно вливается ещё рюмка глинтвейна. Все противно жгло внутри, заставляя с непривычки скручиваться, хватаясь за живот. Лололошка подозревал что все будет именно так. Всем своим существом осознавал, что мафия это не просто разнос запрещенки, но не обратил внимания. Тяжело выдыхая, рука потянулась за новой рюмкой. Его человечность пошатнулась ещё тогда, на острове. Это он, он поставил под сомнение подлинность своих друзей и ничего с этим не сделал. Смирился, зарыв все внутри! Ложась головой на барную стойку, измученный взгляд остановился на рюмке. Его защитный механизм, оправдывающий все убийства игрой, уверенностью что это лишь марионетки, неосознанные автоматоны с целью остановить его, перестало работать. - Мистер! Покиньте помещение, мы закрываемая. Что-то невнятно промяилив в ответ, Лололошка послушно слез со стула, кое-как переставляя ноги. Он слишком расстроен, чтобы прощаться. ... Дом, милый дом. Хотя... кому как. Для кого-то это место действительно было домом, а живущие в них люди семьёй, но не Лололошке. Вваливаясь внутрь, спотыкаясь об порог, шатен едва не развалился на полу всей своей тушей. Конечности уже давным-давно замёрзли, грелка перестала работать, но пьянице было побоку. Еле переставляя ноги, цепляясь за все что было на пути, шатер наконец добрался до заветной комнаты. Дверь была приоткрыта и оттуда лился свет, будто бы заветный приз для альпиниста. Но радости от этого ни-ка-кой. Стало даже ещё хуже. Сейчас, когда Лололошка может, некому рассказать про случившееся. Нету возможности кому-то банально выговориться, ведь никто в этом доме ясно дали понять, что проблемы никому не нужны. Опуская голову, кареглазый тихонько зашел. Обидно. Сколько бы раз Лололошка не заводил новых знакомств, сколько бы не тратит времени на общение и создание связи, по итогу ему все равно было невероятно одиноко. А ведь... Поговори он с кем-то вживую, было бы проще. - Лололошка? В реальность вернул настойчивый голос. Ричард. Совсем рядом, стоит посреди комнаты, придерживая пьяного друга за плечи. Было видно что он ждёт давно. Настолько давно, что Кано с Персиком даже не обратили внимание на возвращение второго. - Ричи-и-и-и! Лололошка окончательно поплыл. Он был тронут тем, что его ждут. Протягивая руки, совсем не слыша что ему говорят, шатен обнял своего друга. Крепко-крепко, как-будто не видел целую вечность. Сам, промерзший до костей, тепло чужого тела было ужасно приятным. Отлипая от зеленого плеча, он слегка прошел пару метров, от настойчивых попыток Ричарда дотащить его до кровати. Но зачем? Спать совсем не хотелось, тем более прерывать эти объятия! Не хотелось оказываться в этом опасном завтра. Ни за что! Остановившись, в попытке как можно крепче вцепиться в брюнета, Лололошка примкнул к его губам. Лёгкий, пьяный поцелуй, от которого Ричард оступился и свалился на собственную кровать. Единственное, чего бедняга совсем не ожидал и это именно то, с чем теперь он не мог ничего поделать. Сонный, злой и придавленный пьяной тушей, Ричарду оставалось только перевернуться на бок, моментально обвитый чужими ногами и холодными руками. - Утром ты за все ответишь... Накрывая себя и Лололошку одеялом, под нечленораздельное бормотание и пьяный плач, он наконец погасил свет настольной лампы. Гладя чужую спину, совсем сбитый с толку, Труман понимал лишь одно:Лололошка был слишком пьян и чем-то настолько обеспокоен, что просто не в силах сказать, что все хорошо.