Безумие для двоих.

— Да потому что пиздец как заебала, — Земфира меряла шагами комнату. Диким зверем хотелось взвыть. А ведь вечер начинался так славно! — И пяти минут не прошло, сейчас придет. Он не понимал. Никто не понимал. Не в силах был. — Вне всяких сомнений! — В смысле? «Дима хороший, Дима не издевается, Дима искренне пытается помочь», — пришлось напомнить себе. Слепой он что ли? Или просто наивный? Земфира чувствовала себя обманутой и преданной, ей казалось, что каждый на этой гребанной вечеринке тыкал в нее пальцем и в тайне насмехался: еще бы ее женщину!.. Ее женщина!.. — А ты не видел, как этот мудак обхаживал ее? А ей только и в кайф! Пиздец! — Да ладно тебе, она почти сразу убрала руку, — с некой неуверенностью заметил молодой мужчина, взъерошивая волосы на затылке. Конечно же, блин, все это видели, разве могло быть иначе? Все худшие опасения разом подтвердились. Ненавидела, когда ее выставляли дурой. Желваки сильнее заходили по впалым скулам. Смотреть в глаза ему теперь сделалось невыносимо. Рамазанова снова отвернулась. — Ага, а потом еще сюсюкалась с ним десять минут кряду! — Ну, не преувеличивай, не дольше пяти… Рената не очень-то к ней и спешила, это бесило сверх меры, заводило. Совсем не ревнует? Совсем стало плевать? Или забила и не смотрела в ее сторону весь вечер? Тогда к чему был весь этот спектакль? Она вздрогнула, когда дверь с силой врезалась в стену. Аристократическая бледная кожа Литвиновой зарделась при виде смутившегося донельзя Димы, не ожидала она его здесь увидеть. Столь громкое появление стало и для него неожиданностью; он привык лицезреть другую версию Ренату. Против воли Земфира горько усмехнулась. — Извини, ты не мог бы?.. — взмахнула рукой певица, указывая на пресловутую дверь. — Окей. Пожалуйста, обойдись без нанесения увечий и убийств, — шепотом на ухо. Доверительно. А какого черта он вообще так печется о Ренате?! Вдох-выдох, вдох-выдох. Сходит с ума. — Какого дьявола ты творишь?! — рассерженной кошкой прошипела Рената. — О чем ты говоришь? — пренебрежения в голосе было хоть отбавляй. Понимала о чем. Зыркала из-под отросшей челки, дрожащие руки пыталась утихомирить, казалось, даст слабину — и сомкнет их на бледной шее, так сильно бесила любимая женщина. — Ты знаешь, о чем! Что это за милые улыбочки, мацания, — мацания? только локоть придержала, — и «о, красный цвет вам так к лицу»?! Тьфу! О чем вы вообще могли так долго разговаривать наедине? А в собственном глазу и бревна не замечает. — Бля, ну, красный цвет ей действительно к лицу, скажешь нет? Дьявольски хороша, — с наглой улыбкой подвела итог Земфира. — Что. С. Тобой. Происходит, — сквозь сжатые губы. — Не знаю. Может, любовь с первого взгляда? А что, такое случается. Окей, извини. Я и подумать не могла, что ты заметишь. Ты же, блин, была так занята, весь вечер только и кружилась около… — кружилась не она, кружились около нее, но кого волнуют эти детали? — О, божечки, — осудительно повела головой Рената, моментально догадавшись о всем даже не признанном. — Знаешь, твоя ревность просто абсурдна. Я не давала тебе ни единого повода, чтобы… К черту игры! — Кроме чужой руки на твоей зад… — На пояснице! И я сразу же как только стало возможным деликатно… — Деликатно, блять? — взорвалась Земфира, делая шаг вперед. — А что мне нужно было делать, по твоему мнению? Залепить ему пощечину? Сказать, что ко мне вообще запрещено прикасаться, потому что кое-кто невероятно ревнивый и подозревающий? Бегать от него по всему залу? Так это ужасно некрасиво и как-то… Дико, — она голос смягчила до бархата, убаюкивала нежностью и спокойствием, попробовала плеча коснуться, но Земфира резко отскочила назад. Не в этот раз. Нужно четко обозначить свою позицию. А то, блин, еще и истеричкой в ее глазах останется, а она, Рената, заверится в собственной безгрешности и сделается невыносимой. — Да мне как-то похуй, веришь? Делай как знаешь, только нехер ебать мне мозги, когда я отвечаю взаимностью. Нехер душить своими правилами и указывать, как и с кем мне общаться. — Милая, — на томном придыхании, том самом, что затягивает низ живота в тугой узел, — давай ты сейчас успокоишься, мы поедем домой и спокойно… — Я уже вызвала машину. — Отлично, дай мне десять минут попрощаться и… — так воодушевленно, что даже жаль было обламывать. — О, ты не поняла, милая, — издевательски повторила Земфира, наслаждаясь промелькнувшими в голубых глазах эмоциями: непониманием и болью. — Я вызвала машину себе. Только себе. А ты продолжай развлекаться дальше — с кем хочешь и как хочешь, без стопов в лице «невероятно ревнивого и подозревающего» человека, потому что меня все это окончательно заебало. Окей? — с нажимом. Надеясь, что Рената догадается покаяться в своих проступках. А она, так и быть, будет достаточно милосердна для того, чтобы простить. Через пару деньков. Не сейчас. Глаза в глазах. Ну? — Ты сейчас говоришь серьезно? — Предельно. — Вот так возьмешь и оставишь меня здесь? — Ты девочка взрослая, переживешь. Рената нос поморщила пренебрежительно. Явно не в качестве прелюдии к мольбам о прощении. Земфира упрямее поджала губы. Добьет. Выведет из себя. Раунд будет за ней. — Я видеть тебя больше не желаю, — разрубила повисшую паузу. — Сегодня или вообще? Еще совести хватает издеваться. — Вообще, — ткнула наугад. — То есть, я могу с настоящей минуты считать себя свободной женщиной и…. — Да делай че хочешь, мне плевать. Ладно, было грубо. Простит и после невнятного извинения и сегодня — никакой выжидательной стратегии вырабатывать не будет. Перегнула. Обидела небось. — Как скажешь, — безразлично кивнула головой Рената и открыла свой клатч. — И что ты делаешь? Смартфон достала. Опустилась на подлокотник дивана, скрестила стройные щиколотки, застучала пальцами по экрану, сверяясь с номером на визитке, расправленной мгновением ранее тонкими пальцами, украшенными кольцами. — А? — Рената похлопала густыми ресницами, словно только теперь вспомнила о том, что здесь не одна. — Мне надоела вечеринка, а домой я не хочу. — Ты нифига не объясняешь! — зло выдавила Земфира, краем глаза посматривая на данные на помятой визитке. Вот же ушлепок, при живой ней подкатывает свои… — Тише, — одними губами — ей. — Здрасьте, —новому знакомому. Рамазанова зубами клацнула. Дыхание перехватило. В глазах потемнело. —Алексей, это Рената. Ваше предложение еще в силе? — либезивым, сладким до тошноты голосом. — Я тут неожиданно освободилась и готова… Ответить вам категоричным согласием! Ага, прямо сегодня. Заберете меня? Ой, я так… — Ты совсем что ли охуела?! — рявкнула Земфира, поддавшись демонами. Она рванула вперед, сжимая тонкое запястье в руке. Если и останутся синяки — не ее вина! Неужели Литвинова вообще берегов не видит? Ее размеренное дыхание, легкая улыбка на губах, удовольствие физически ощущаемое от ситуации — уничтожали последние нервные клетки. Рамазанова телефон отняла: с Ренатой разберется позже. Она ответит за каждое свое блядское слово, но сперва… — Послушай, ты… — уже в телефон, напыщенному обмудку со звучным именем Алексей. Встретила только гробовая тишина. Земфира, начиная догадываться, отняла телефон от уха и взглянула на экран. Рената разразилась звонким смехом, наслаждаясь выражением ее лица. — Ты вообще нормальная? Нет. Никто из них не нормален. Сумасшествие одно на двоих. — Это нихрена не смешно, — выдавила, кривя тонкие губы. — Как и то, что ты допустила саму мысль о том, что я бы стала кому-то там звонить и к кому-то там ехать. Серьезно, Зе? — А че, недостаточно шампанского еще накатила для такого? — Ой, да ну тебя, — отмахнулась Литвинова. — Утомила. Мне и правда будет лучше поехать домой. Успокоишься — позвони. Она поднялась. Неужели этой нотой закончится вечер? Невыплеснутые вовремя злоба и обида грозят поглотить ее с головой. Нельзя отпускать. Ладони скользнули по рукам вверх, переходя на плечи, сжимая их до отметок на нежной коже, до шипения от боли, до расширившихся от недоумения зрачках. Усадила на прежнее место. — Ну, ты чего творишь? — Рената, ойкнув, потерла правое плечо. — Господи, как же ты меня бесишь, Литвинова, — проигрывая бой самой себе, ужалила укусом шею. — Просто невероятно. Коленом раздвинула ноги, ладонью надавила на спину — привлекая к себе и одновременно с тем удерживая хрупкую фигуру. Рената прикрыла глаза, чувствуя, как ловкие пальцы правой руки пробираются под бретельку платья, ласкают кожу, а после — передвигаются к молнии на спине. Еще утром Земфира собственноручно застегивала его, так что теперь, очевидно, считала себя в праве и… — Ты с ума сошла? — Еще в тот день, когда встретила тебя. Спасибо, что заметила. Укусы — следом язык смягчающий «удары» своей влажной лаской: шея, открытые ключицы, смелое декольте… Все подвергалось безжалостной голодной атаке. — Не нужно, — просит шепотом. Слова противоречили реакции тела. Руками обвила шею, выгнулась ей навстречу, прижимаясь грудью. Чувствительная кожа бедер покрывалась мурашками под опытными прикосновениями, бесцеремонными и собственническими. Губы слегка задевали ушную раковину, не торопясь отдаляться. Земфира не допустила бы этого в любом случае. Рената жалобно всхлипнула ей в рот, когда она прикусила ее нижнюю губу, оттягивая ту зубами до металлического привкуса, но не отвела лица, поспешила втянуть в чувственный поцелуй. В сбитом дыхании и гулких ударах сердца терялось время, они цеплялись друг за друга снова и снова. — Хочу тебя, — срывающимся, тихим как шелест сухих листьев под подошвой ботинков голосом, капитулировала Земфира. — Здесь. Сейчас. Постоянно. И хочу, чтобы ты тоже хотела исключительно меня — во всех значениях этого слова. — Всегда.