Сломать

…Вот поэтому он и влюбился в Кошона. Танец в движениях, солнце в улыбке, мёд в голосе, а в меду — яд. Не лев, сбивающий с ног ударом лапы, когтями обращающий в кровавое месиво, — лилия, которая заставит вдохнуть отравляющие семена, прорастёт в самом твоём сердце — этим тебя и убьёт. Но всё равно — такой же. Конечно, его захотелось сломать — вернее, проверить на прочность, но проверку до сих пор никто не проходил: отводили взгляд, глотали слова, а если у кого и чесались кулаки — предпочитали губы в кровь искусать, чем пустить их в дело. Поэтому Тэлбот думал именно так: сломать. Наслаждался покорностью, отголосками страха в каждый нервном жесте — но желал встретить достойного противника, того, кто… нет, вряд ли сумеет выдержать, выстоять, не забиться стыдливо в угол, но хотя бы даст волю своей ярости. И Кошон — с виду смиренный, на деле несгибаемо упрямый — прекрасно подходил на эту роль. *** Тэлбот давит неспешно, невинно: чуть крепче сжать запястье, чуть сильнее прикусить губу, не выпускать из объятий дольше обычного — пока не станет липко, душно, невыносимо. Смотрит с любопытством: ну-ка, что скажешь, насколько позволишь тебя продавить, насколько подчинишься?.. Кошон молчит, но его ногти впиваются в шею, каблук сапога давит на ногу, а в улыбке — чуть приподняты уголки губ — столько ядовитого высокомерия, что впору, хрипя, умирать: наверняка вдоволь наглотался, пока целовались. Игра будет интересной. Тэлбот привычным жестом заправляет за ухо прядь его волос, и Кошон ничем не выдаёт настороженного напряжения: прикрывает глаза, обнимает за шею, обмякает, полностью доверяясь. Длинные волосы так приятно скользят между пальцами, так удобно ложатся в руку… Намотать на кулак. Подтянуть к себе. Не отпускать, пока не исказится болью его лицо. Тут же, отшатнувшись, коснуться набухающих на щеке полос — слизнуть кровь с кончиков пальцев. О, епископ, а вы действительно такой же, как я. Кто из нас сломается первым?.. Это не драка — они ведь не деревенские мальчишки, чтобы мутузить друг друга в грязи. Это… наверное, странный танец: ущипнуть, укусить, усмехнуться — и увернуться, пока не досталось в ответ. Это, наверное, странная любовь. Расслабившийся, привыкший побеждать, Тэлбот не сразу понимает, что Кошон вовсе не в приступе нежности скользнул руками вдоль его пояса. Дёргаться поздно: нож Тэлбота оказывается у его же горла. — Не забывайся! — шипит Кошон, взъерошенный, злой, но — раззадоренный. «Вот за это, — думает Тэлбот, — я тебя и люблю». И повторяет, ухмыляясь, вслух. За танец в движениях, солнце в улыбке, мёд в голосе — и за ядовитые клыки, которые с удовольствием раскроются над твоим горлом, но вовсе не обязательно убьют. Ведь нож не оставляет ни царапины.