Водяное перемирие

Поэт гневно смотрит на Сергея Разумовского: бывшего миллионера и филантропа, а теперь просто миллионера и кровожадного убийцу. Если бы взгляд Поэта был материален, то Разумовский бы мгновенно упал замертво там, где сидел, прямо под скамейку. Сергей смотрит в ответ: настолько злобно и снисходительно одновременно, насколько ему позволяет сучность в характере. Если взгляд Поэта — один смертоносный клинок, то взгляд Разумовского — пулемётная очередь, расстрел на месте. Но они оба терпят. Ведь они на детской площадке и у них «водяное перемирие». Рядом похожая на суетливого лисёнка Катя старательно рисует разметку для «классиков», а Коля удерживает Варю, похожую на маленький розовый тортик в своей новой юбке, чтобы та не прыгала по цифрам раньше времени и не отдавила Кате пальцы. Рыжая веснушчатая Катя вся в Серёжу — рисует долго и сосредоточенно, чтобы вышло красиво. Коля, наоборот, пошёл во второго отца: добрая улыбка и уверенный взгляд, чёрная грива и футболка с любимой рок-группой. Варе же от Поэта достались только зелёные глаза да любовь к книжкам — в остальном она точная копия Володи. Дети играют, пока двое взрослых утопают в ненависти друг к другу. На следующий день Поэт приносит книгу, демонстративно уставившись в неё. Варя скачет по детской площадке, размахивая руками. Наконец она определяется с выбором и забирается на качели — и к ней тут же подбегает Коля, начиная раскачивать. Катя смотрит с безопасного расстояния и даёт советы: «Выше, ещё выше! Она уходит влево, давай вправо! Красота!». Варя смеётся, и Поэт едва сдерживает улыбку, глядя поверх книги на веселящихся детей, поворачивается и случайно встречается взглядом с Разумовским. Они синхронно утыкаются, один в книгу, другой — в телефон. «Водяное перемирие» не означает, что они резко станут друзьями. Даже если их дети не разлей вода. — А у нас дома, — доверительно сообщает Варя, — папы почти не пользуются телефонами. Только если очень надо куда-то позвонить. Папа Володя говорит, что это не-об-хо-ди-мо, чтобы быть ближе. Она копирует чужие интонации, изображая серьёзность — и чужую нежность, которую в силу возраста ещё не совсем понимает. Коля с Катей смотрят на неё, как на диковинного зверька. — А папа Серёжа всё время с телефоном ходит, — первым сообщает Коля. — Без него он долго не может. — Это потому, что он всё время нас снимает, — вступается за любимого папу Катя. — Он всегда всё фоткает, видео делает... А потом с папой Олегом пересматривает. — А мой папа пишет стихи, — похвасталась Варя. — Говорит, там и про меня есть, и про них с папой Володей! — Стихи-и-и-и... — протянула Катя. — Хорошие? — Не знаю. — Варя вздохнула. — Он мне не показывает. Никому не показывает. Говорит, личное. — Пап, а пап. — Варя ухитряется не только подстроиться под быстрый шаг Поэта, но и бегать вокруг него, размахивая руками. — А почему ты так ненавидишь Серёжу? — Сергей, Варя, — поправляет Поэт. — Серёжа он для своих детей. А для тебя он Сергей Разумовский. — А почему, — продолжает упорно Варя, — ты его так ненавидишь? Ты когда видишь его, всегда сразу злой такой, и брови вот так, — она показывает пальцами, — делаешь! — Потому что он очень плохой человек, — объясняет Поэт, беря Варю за руку перед перекрёстком. — И я не хочу, чтобы он сделал что-то плохое тебе. — Но ты и про себя говорил, что ты плохой, — замечает Варя. — Когда ругался с папой Володей. — Я ему много чего наговорил. И про него, и про себя. — Но ты не плохой? Поэт молчит. Конечно же, он плохой. Он убивал людей, не раз и не два, и порой делал это едва ли не к собственному удовольствию, но меньше всего ему хочется рассказывать об этом Варе. Просто... Он-то знает, что не причинит ей вреда. А вот Разумовский — совсем другое дело. — У Володи спроси, — выворачивается он наконец. А потом он покупает Варе мороженое и они вместе читают про колдунью Арахну и доброго, но пугающего своим лицом великана Тилли-Вилли. И к возвращению домой папы Володи маленькая Варя уже забывает, что что-то вообще спрашивала. Олег с Серёжей переглядываются, затем вновь смотрят на Колю с Катей. Катя мгновенно принимает вид ангелочка, а Коля засовывает руки в карманы, неуверенно отводя взгляд. — Виновник найден, — сообщает Олег, протягивая ладонь к Кате. Та вздыхает, лезет в карман комбинезона и достаёт оттуда нож-бабочку, который тут же забирает Олег. — Зачем он вообще тебе понадобился? — вздыхает Серёжа. — Обидел кто? Только скажи мне, я ему... — Серый. — Что — Серый? А если её кто-то обидел? Обзывался или... — Если бы её кто-то обидел, — рассудительно говорит Олег, — ты бы ещё на детской площадке его по асфальту растоптал. Ты же глаз с детей не сводишь. — Допустим, — бурчит Серёжа. — Но зачем тогда... — Варя сказала, что любит бабочек! — выпаливает Катя. — И я хотела ей показать твою! Она же красивая! Серёжа умиляется. — Ты ж моя хорошая... Олег и Коля успели пересечься взглядами, обменяться молчаливым мнением о происходящем, а затем вновь уставиться на своих рыжих. — Серый, пойдём. Нам надо поговорить о том, как ты хранишь оружие. — Но... Олег взял его за руку и повёл в комнату. Коля вздохнул. — А я говорил, что это она про других бабочек. — Но это тоже бабочка. Даже с гравировкой! Коля закатывает глаза. Конечно, ему тоже нравится нож, но Варя вряд ли была бы в восторге. Варя радостно бежит к уже начавшим лезть на дерево Коле и Кате, а Поэт садится на скамейку как можно дальше от Разумовского. Тот сидит в смартфоне, и Поэт утыкается в книгу — на этот раз детскую, он все книги прочитывает сам перед тем, как почитать с Варей. Та уже отлично умеет складывать буквы в слова, а слова — в предложения, но им нравится проводить время вместе, пока Володя кашеварит на кухне, кормит кошку, а потом приходит к ним и устраивается рядом на диване, положив Поэту голову на плечо. Эти мысли почти помогают расслабиться и не думать, что рядом сидит безумный и довольно стильно одетый террорист. Потому что сегодня у Поэта к этому террористу есть пара важных вопросов. — Ты где то платье для Кати брал? — спрашивает он без всяких экивоков и вежливых расшаркиваний. — Синее? — уточняет Серёжа. Катя не так часто носит платья, особенно на детской площадке, но тогда наряд уж больно ей понравился, и Катя побежала хвастаться всему двору. — Да, — кивает Поэт. — Где купил? Серёжа называет магазин и Поэт морщится. Знает он, какие там ценники. Им с Володей точно не хватит. Разумовский улавливает его эмоцию, задумывается, а затем произносит как бы невзначай: — Когда там у твоей Вари День Рожденья? Их «водяное перемирие» день изо дня становится всё больше похожим на дружбу, и оба старательно отталкивают от себя эту мысль. Но их дети играют вместе, и на десятилетие Коля вручает Варе свёрток с заветным платьем, а Катя — торт от Олега и «просил передать дяде Володе, что записал для него рецепт лазаньи». Поэт и Разумовский сидят почти рядом друг с другом — насколько двум активно жестикулирующим людям безопасно сидеть на скамейке, не заехав собеседнику в глаз, — и обсуждают школьное образование. — Она устроила Кате выговор за рисунки на полях, — возмущённо взмахивает руками Серёжа. — Дай ей с собой вторую тетрадку, — советует Поэт. — Или смени класс. У «бэшек» хорошая преподавательница, к ней попробуйте в следующей четверти. Разумовский косится на него, открывает рот, тут же закрывает обратно, а затем всё-таки говорит: — Знаешь, поймал себя на мысли, что лучше бы ты её учил. У Поэта от такого признания что-то ёкает. Нет лучше слов для педагога. — Почему я? Я же не умею с младшеклассниками. — Сам не знаю. Ты ж злодей, — говорит Серёжа обыденно, глядя мимо Поэта в сторону лезущего на дерево Коли и подбадривающих его девочек. Девочки уже успели слазить туда и обратно, и теперь очередь подстраховывавшего их до этого Коли. — Злодей, — хмыкает Поэт, стараясь держать себя в руках. Что-то тёплое резко сменяется холодом. Тянет отодвинуться от Разумовского, а лучше скинуть его со скамейки вовсе. — Вот и я так думал, — протягивает тот, не зная о мыслях Поэта. — А потом вспомнил, что все мы тут... Да и вообще, кто не без тёмного прошлого. — Ну уж спасибо, — едко замечает Поэт. Ещё будет этот его с собой и другими психами равнять. — Пожалуйста, — отзывается Серёжа довольно. — В общем, я осознал, что это всё ерунда: плохой, злой, очень злой... Главное — я тебе бы доверил своих детей. От этой фразы Поэта накрывает. До реабилитации, до появления Вари в их с Володей жизни он уже едва не замарал руки детской кровью. И Сергей был тому свидетелем. От убийства в музее всех спас Володя, и Поэт до сих пор ему за это благодарен. Володя таскался за ним преданным псом, Володя осуждал его плохие решения, Володя был моральным компасом — и это после всего, что случилось с ним самим. Поэт так не умел. Быть хорошим, когда все вокруг плохие. А Володя смог, вытащил Поэта, вытащил их обоих, и теперь злейший враг говорит, что доверил бы своих детей тому, кто несколько лет назад едва не... Поэт понимает, что слишком долго молчит. — Взаимно, — бормочет он. — Хотя я не представляю, чему ты бы мог научить Варю. — Ты прав, стильно одеваться она уже умеет, — хмыкает Серёжа. — Этим она явно не в тебя. — Она не кукла, чтобы её наряжать так, как нравится кому-то другому, — замечает Поэт, проглатывая более резкий ответ. — Пусть носит всё, что только захочет. И, кажется, всё было логично. Они общаются, потому что их детям будет лучше в том мире, где Поэт и Сергей Разумовский не будут врагами. Но не друзьями, нет. Определённо, друзьями они никогда не станут. Не-а.