смысл

Unworn — I regret surviving

Горький привкус дешевого табака оседает во рту, в горле, дымом спускаясь вниз к легким. Прокуренные за последние годы легкие не отзываются на едкую отраву, как когда-то давно, в первый раз в закрытом дворике волшебной деревни; они принимают этот, ставший родным, осадок от самых дешевых сигарет, которые только можно найти в Лондоне. Но грудную клетку все равно спирает изнутри, невозможно ровно дышать. Глубоко внутри зарождается крик, рвется наружу, но так и застревает беззвучно в горле. Римус делает еще одну судорожную затяжку, и сам не знает зачем, ведь это не помогает. «… мне очень жаль…» Этот молодой женский, всхлипывающий, голос тонет в пучине мыслей, в шуме крови в ушах, в оглушающем шипении и треске телефонной линии.Трубка падает из руки Люпина. Он не слышит, не знает, говорит ли Мэри что-то еще, но ему уже как-то все равно. Его мир окончательно рухнул. Сколько времени прошло с этого разговора уже не имеет значения. Он сидит на причале неподалеку от барака, в котором снимает крохотную комнату. Бессильно облокотившись на перила, Римус смотрит пустым взглядом вдаль, выкуривая уже третью сигарету. Вокруг ни души, холод позднего вечера пробирает до костей, пальцы рук начинают неметь. Перед глазами лишь огонек сигареты, клубы дыма, кромка воды, а дальше — тьма. Тихо. Просто мертвая тишина. В сознании яркие картинки прошлого сменяются ужасающими настоящего, насколько хватает воображения. Он все пропустил. Он не был здесь в нужный момент. Он не был предателем, как нескромно посчитали они, но теперь он чувствует себя им вполне. «… тела нашли под завалами…» «…без суда и следствия…» «…вчера были похороны…» «Нет, малыш в безопасности.» Гребанный предатель. Скинул все подозрения с себя на друга, переложил ответственность за хранение тайны на другого, — и всё, чтобы… Люпин с силой бьет по крепкой деревяшке и не чувствует боли. Еще. Еще, пока его мысли не перебивает треск, а заноза не вонзается в ребро ладони. Он раздраженно рычит, выбрасывает окурок в воду и выдергивает занозу из кожи. Острая боль сменяется ноющей, такой знакомой по старым ранам. Он чувствует запах крови, но вряд ли там что-то серьезное от такого маленького кусочка дерева. Римус достает еще одну сигарету, собирается зажечь. — Ты где их нарыл, Бродяга? Джеймс строит из себя прилежного старосту и опекающего друга, но огоньки в его глазах выдают неподдельный интерес к новенькой серебристой упаковке в руках Сириуса. — Знаю места, — хитро улыбается Блэк. Римус видел такие пачки только в руках статных мужчин в строгих костюмах, которые неспешно выходят на обеденный перерыв в свой маггловский рабочий день. И правда, откуда? Состроил глазки молоденькой продавщице, чтобы та продала шестнадцатилетнему подростку, или денег заплатил побольше? Да закупился так, чтобы хватило на учебный год, и теперь последний месяц прятал от всех до первой вылазки в Хогсмид? Или подпольный торговец в школе? — Нет, я не буду, — звонко отрезает Питер, когда Сириус протягивает ему изящную сигарету. — Как знаешь, — хмыкает Блэк и тогда протягивает эту сигарету следующему — Римусу. Он долго смотрит на протянутую руку. Так же долго смотрит на сигарету и зажигалку между своих собственных пальцев. — Люпин? — с легким пренебрежением спрашивает Сириус, уже ожидая, что Правильный Люпин поддержит позицию Хвостика. — Не видишь, он сомневается? — встревает Поттер. — Мне кажется, не стоит-… — Знаешь что, Сохатый, — перебивает Римус, медленно забирая у Сириуса сигарету. — Я все равно помру, и явно раньше вас. — Он с ироничной улыбкой качает головой. — Не, — усмехается Блэк, поджигая зажигалкой свою сигарету, — ты нас всех еще переживешь. Римус не отвечает. Его сигарету тоже поджигают. Он смотрит, как уверенно Сириус затягивается, и вместе с Джеймсом повторяет за ним, пока Питер крутит головой, наблюдая за друзьями. У Джеймса что-то идет не так, он закашливается, а дым выходит через нос. — Чу-ума, — восхищается Блэк. — Поттер, ты обязан меня научить этому — у меня уже два месяца не получается. Едкий дым быстро минует рот, врывается в горло, режет, закрадывается в легкие, заполняет собой, вытесняя воздух. Никто не замечает, как Люпин задерживается на этом чувстве, смакуя приятный терпкий вкус. Он вспоминает, что нужно выдохнуть, и слегка подкашливает, выпустив небольшой клубок дыма. Римус наблюдает за тем, как он рассеивается. Это странно. Не очень-то и приятно, ведь слизистые все равно вяжет, хоть и табак премиальный. В чем смысл? Смысла нет. Смысла больше нет. Он замахивается, отправляя оставшиеся сигареты и зажигалку в ночную темноту. Слышится легкий всплеск. Может утопиться в этой чертовой реке? На отшибе города, может, и не скоро найдут. Тело успеет разложиться — там и не опознают, и сожгут вместе с телами бомжей и наркоманов. Да и кому опознавать? Смысл был. Смысл был в каждом дне с тех пор, как он сдружился с придурковатыми соседями по комнате. Смысл был, когда они втроем дружно придумывали как поздравлять первого именинника в их компании. Смысл был скрывать правду о себе. Смысл был, когда эти идиоты разгадали его секрет и не отвернулись. Смысл был, когда они подкинули грязевые бомбы слизеринцам в конце учебного года. Смысл был возвращаться в волшебную школу после летних каникул, после томительной разлуки с друзьями. Смысл был, когда Поттера взяли в сборную по квиддичу и он не мог говорить ни о чем кроме тренировок, и каждое воскресенье они были вынуждены рано утром идти на поле, наблюдать с трибун за подготовкой гриффиндорской команды. Смысл был, когда отец предложил ему позвать друзей в гости на Рождество. Смысл был, когда они помогали Джеймсу сделать самую оригинальную валентинку для Лили. Смысл был, когда его друзья превратились в животных у него на глазах в Визжащей хижине. Смысл был, когда он проснулся на следующее утро там же, а они все целые и невредимые. И на нем не было новых ран. Смысл был помогать ребятам готовиться к СОВам и ЖАБАм. Смысл был вступать в Орден Феникса и становиться двойным агентом. Смысл был даже тогда, когда его посчитали предателем. Ведь он знал правду о себе, и он бы все доказал по окончанию войны. Но смысла больше нет. Римус хватается за голову, рвет волосы, сжимается и качается вперед-назад. Он слышит стук своего сердца о грудную клетку. Во рту сухо. Где-то вновь зарождается крик. Это не крик. Это что-то рваное, животное. Он практически воет в свои колени, заглушая звук. Его разрывает изнутри. Боль, непонимание, отрицание, копившиеся внутри с момента телефонного разговора, разворачиваются, формируя черную дыру. Исчезнуть бы. Да так, чтоб побыстрее. Лишь бы не чувствовать больше этого ничего. Чтобы не думать. Чтобы не драться. Чтобы не терпеть разговоры с Орденом. Чтобы не возвращаться в стаю. Чтобы больше не терпеть луну. Чтобы больше не быть. А Авада Кедавра работает на себя? Он медленно поднимается. Ноги дрожат и плохо разгибаются из-за долгого сидения на морозе. Его пошатывает в приступе. Мысли мутные. Римус хватается за перила. Дышит. Неровно, вдыхая и выдыхая через рот. Он выругивается. Слабак. Какой он, блять, слабак. Как бы они поступили на моем месте? Никак, их же больше нет. А если бы были? Если бы он вернулся из стаи пораньше… Он устало закрывает глаза и дышит через нос. Все так же глубоко, но уже более размеренно. А как бы он повлиял? Его ли это вина? Надо во всем разобраться. Выдох. Столько лет, потраченных на смысл, чтобы вот так просто сдаться? Нет уж. Вдох. Выдох. Он отпускает перила и разворачивается к берегу. Полы пальто шевелятся и что-то легонько бьет его по бедру. Римус останавливается и запускает руку в глубокий карман. Он достает небольшую коробочку, немного неаккуратно перевязанную бантом. Он и забыл уже о ней. Забыл что внутри. Но помнит для кого. Он наклоняется и оставляет коробочку на пирсе, а сам уходит, направляясь домой. Выспаться. Надо выспаться. На свежую голову будет легче думать. Может, будет уже не так больно. Сон же лечит. Завтра он со всем разберется. А потом? Потом придумает что-нибудь… Они приснятся ему в ночь на 3 ноября 1981-го. Живые. Счастливые. Веселые. Жизнь больше не будет прежней.