Хэллоу, Стрэнжир!

Многие про таких, как Антон, обычно говорят «фу блять». Старшее поколение и всякие священнослужители про таких, как Антон, обычно говорят «содомит, прелюбодеятель и мужеложец». Те, кому незнакомы никакие рамки приличий, про таких, как Антон, обычно говорят «анальный задроч» и плюют ему прямо в рожу. Несмотря на то, что про таких, как Антон, обычно не говорят, такие, как Антон, мастерки умеют уклоняться от плевков, руша экологию во благо своих чести и достоинства. Вообще, в жизни Антон ничем и никем не примечательный работник психологической службы спасения, правда спасает он в основном подростков, которым нагрубила мама и дядечек за сорок, которым нагрубил начальник, от прыжка с третьего этажа местной заброшки. На работе он проявляет свой максимум сочувствия и эмпатии, поэтому нервы к концу рабочего дня, с его цитаты самому себе: «ну просто, блять, в нулину». Если бы спустя полгода, как он сюда устроился, он не нашёл способ снимать напряжение, то его, вероятно, уволили бы с работы, по причине предложения звонившему двойное самоубийство с той же заброшки. С самого начала подросткового возраста, его голову застилали мысли весьма интересного характера, ну знаете, «сперма льётся из ушей и это после трëх актов безбожного онанизма за ночь". Подростковый период прошёл, а плакат с Джони Деппом висит в его комнате до сих пор… Бедный, бедный потëртый временем и (этого аспекта своей жизни Антон уже давно перестал стесняться) членом, Джони… Лет, эдак, в восемнадцать, Шастун подумал, что ему всё можно. Сначала собственная рука сменилась рукой девушки из какого-то клуба, который был открыт до четырёх утра, поэтому заебавшийся Антон успевал пропустить пару коктейлей после полуночной смены, к шести часам ему уже надрачивал в подворотне какой-то парень в стиле я-конечно-андеграунд-но-берцы-много-куда-можно-засунуть. Ахуевший Тошка чуть не разбил свою миловидную, по мнению того парня, мордочку, пока убегал, понимая, что пока не готов к чему-то настолько радикальному в своей заднице. С тех пор, он бы хотел сказать, что цеплял себе мальчиков на вечер, но цеплялся сам и на всю ночь, благородно предоставляя свою квартиру для плотских утех. Спустя около пяти лет, он научился выбирать между необходимым и доставляющим удовольствие, поэтому лишний раз не пожрет — зато смазка и новые латексные подтяжки в тумбочке будут. Отстриг кудряшки, побывал лысым, пришёл к гротескным непонятно-прямым светлым волосам. Антон заебался. Знойные «красавцы» на одну ночь перестали его успокаивать, руки саднили следами от наручников (не тех, которые розовые и пушистые, просто однажды ему довелось трахнуться с копом из МВД соседнего района), а следы от укусов попадали на следы от засосов. А вообще-то была зима, в офисе топили нещадно, поголовно все сидели на своих рабочих местах в футболках, только он один шароебился каждый час у кулера, сверкая потрясающе белой рубашкой или «тотал-блэк» свитером с высоким горлом. Он вообще, вроде как, хотел заняться пением и танцами, а не покупать на последнюю зарплату очередную чёрную подводку в «Подружке», так сказать, для образа. Ему вообще уже двадцать четыре скоро стукнет, пора бы, может, завести семью, детей… Это вообще всё против естественного, он от лукавого и это сразу видно, поэтому, по его мнению, друзей у него и не было. Правду, что друзей у него не было из-за его пятилетнего флешмоба «секс-революции», он принимать не хотел, поэтому искренне сетовал на гомофобное мышление. Всё, теперь решено без возврата: плакаты на стенах, сотни секс-игрушек и даже резиновая задница — идут нахуй. Он поржал, что посылает резиновые хуи нахуй, пока доставал большие мусорные пакеты из пакета с пакетами. Срывает плакаты, вытаскивает порно-журналы из сливного бочка («ебать, как они там оказались вообще…»), удаляет аккаунт на порнхабе и анкету в гриндере, вынимает кассету с ноунеймовским певцом, голос которого напоминает Антону его первого, ну того, который в берцах и с гениальными идеями. Набирается нехилый багаж, вероятно, знаний — они теперь ас (ха-ха) в этом деле, — который придётся выкинуть сегодня же. Ему немного грустно, но целомудренное будущее воодушевляет такого заядлого порнушника, как он. Он быстро накидывает куртку и пихает ноги в меховые берцы, выбегает на улицу. Пакеты полные и шлëпают его по бëдрам. Искра, буря, блядский гололëд. Пакеты развязываются, порноизобилие вываливается наружу. Антон сильный мальчик, но такого стыда не пережить никому — он пускает слезу под подсвистывания и шёпот прохожих. И вот ему снова двенадцать, и вот мама палит юнца за дрочкой на паралоновые сиськи Верки Сердючки. Шастун спешно сгребает своё добро в кучи, сердце колотиться, чужая мужская рука опускается на тюбик смазки… Стоп. Вторая рука тянется к его собственной и нежно поглаживает по ней. Никакой двусмысленности. Слезы катятся, паника по телу тоже, причëм нихуёво так. Антон смотрит мужику в глаза. Они ему нравятся… Нахуй жену, в голове только «они были голубые, были голубые, были голубые!».