Der Kuß.

Звон. Голова просто разрывается и челюсть болезненно сжимается от напряжения, нужны десятки секунд, может минут, перед тем, как Ален открывает глаза. Свет сразу же ударил в них, заставляя чуть ли не завыть. С опозданием он понимает, что звон вовсе не от привычного будильника. А ещё что сегодня понедельник. Погодите, сколько сейчас время?! У него вылет в 12! Мужчина зарылся лицом в одеяло и попытался успокоиться, ну, хотя бы отвлечься от головной боли, сосредоточиться на чем-то другом. Глубокий вдох, выдох. Он открывает глаза, смотря в сторону окна, что завешено шторами. Вот зря вчера пить пошел. Нет ему такие "да будет весело", "сними стресс после Сузуки". Классно, отлично, просто замечательно! Вчерашний день вообще вспоминать не хотелось. Айртон, проигрыш чемпионата, это всё... Голова начинает болеть сильнее и с тяжестью сжимается грудина. Сколько сейчас время? Гонщик Феррари, даже не отводя глаз от окна, тянется к часам на тумбочке и... Их там нет. Это заставляет Проста всё же взглянуть на прикроватную тумбу, потом на цвет штор, он чуть ли не подскакивает, но вместо этого всё его тело замирает в ужасе. Это не его номер. Это явно не его номер. Твою ж мать. Сзади слышится тихое сопение, чей-то нос зарывается в его кудри. С каждой секундой ситуация ухудшается в геометрической прогрессии! Ален делает глубокий вдох, пытаясь сообразить. Ну, сделанного не воротишь?... Черт, о нем и так слухи ходят, господи, если Анн-Мари узнает, что он снова изменил ей с какой-то девушкой, это точно будет просто... Конец. Они и так сильно поссорились накануне, ведь его возлюбленная чувствовала что-то, говорила, что что-то случится в Сузуке. А у него вон — два сына... Всё равно ведь уехал. Чемпионат проиграл, авария вправду случилась, главное, что жив, здоров... Он даже не удосужился ей позвонить! Там Айртон выйграл чемпионат, все пошли праздновать, его с собой потянули. А дальше? Он не помнит- На бок ложится теплая ладонь, ведёт и уже вскоре останавливается на животе, явно пытаясь прижать крепче к горячей груди. И ладонь ну явно не женская. Да и грудь тоже. Fin de la comédie. Теперь ясно, почему бедра неприятно жгли, а ниже таза была тягучая боль. Но, справедливости ради, терпимая, не хотелось конечно об этом много думать, но опыт с мужчинами вполне себе был, так что даже пьяным он скорее всего был аккуратен... Ладно, это никак не улучшает эту абсолютно блядскую ситуацию! Сейчас бы зарыться головой в одеяло и просто... Просто... Просто исчезнуть! Выхода тут толком не было. Остался лишь вопрос: "ну и под кого я вчера, судя по всему, лёг?" Замечательно. Его собственная рука сжимает черные кудри, зарываясь, чуть ли не в попытках содрать скальп. Это просто ужас. И он надеется, что не увидит там каштановых кудрей, веснушек и длинных ресниц, в нос не забьется глубокий запах пляжей, солнца Сан-Паулу. Слишком много раз он совершал эту ошибку. А ведь был известен как тот, кто на них учится. Совершить её после вчерашнего это просто безумие, это потеря всякого самоуважения, он... Он точно обречён и от этого больно. Почему он возвращался каждый раз? Сердце стучит где-то в ушах, глаза намокают. Нет, нет, нет, держи себя в руках! Мужчина тяжело выдыхает, после чего нехотя оборачивается. Светлая копна волос, умиротворённое лицо, над ухом тихое фырканье и носом лишь глубже в кудри пытаются зарыться. И так, как он умудрился оказаться с Бергером в одной постели? Нет, другой вопрос: как у них это вообще получилось? Ален пытается вспомнить хоть какие отрывки и моменты, когда замечал бы интерес австрийца к себе, или к другим гонщикам, но нет! Он бы никогда и не подумал, что Герхард может трахаться с мужчиной? Ладно, нет, всё, звучит ещё хуже. В конце концов это нормально изучать себя, путаться, теряться, он не набожный чтобы кого-то осуждать, честно, сам вон нифига не лучше. Но тут уже скорее работает крылатая фраза, что французы могут быть и тем, и тем в зависимости от времени дня. Значит, что-то случилось вчера. (Он помнит шум, приглушённый свет ламп, барную стойку и отвратную боль в груди, ему хотелось забыться, ему хотелось то ли напиться до беспамятства, то ли уйти рыдать к себе в номер, то ли вырвать все свои волосы, биться головой об стол и царапать руки. Конечно, Прост выбрал первый вариант и пил, пил, пока мир не начал кружиться каруселью. Тогда он попытался уйти, кажется, споткнулся об что-то или свои собственные ноги, но не ударился, не упал на пол. Его аккуратно подхватили. - Хэй! Осторожнее! - звучит знакомый голос, заливистый смех. Алена без особых усилий возвращают на ноги, держат за плечи, а в светло-карих глазах напротив играют огни от ламп в помещении. - Ты и так сегодня успел полетать. - шутка так себе, но Герхард всё равно начал хихикать. Он всегда был таким — сам шутил, сам смеялся... Язык совсем не вязался чтобы что-то ответить, губы искривились в дурацкой улыбке. Как хорошо, что боль пропала, как хорошо, что ему уже всё равно. - Очень... Остроумно. - всё же срывается слабая усмешка, но от нее чужой взгляд загорается, а лицо словно начинает светиться. - О, я рассмешил нашего мистера зануду? - самодовольно спросил австриец, чуть ли не искрясь от гордости, кажется, он был очень этому рад. Так нелепо! Это вправду заставляет тихо хихикать, по привычке пряча рот за ладонью. Вот только руку настойчиво отводят. - Не смей прятаться! Я впервые вижу как ты смеёшься с моих шуток. - начало было сказано серьезным тоном, но под конец перешло лишь к глупой улыбке, теплой ладони на щеке. ) А после этого уже мало что помнится. Лишь мимолётный поцелуй, какой-то диалог, очень размытый, он помнит лишь, что ему сказали мол он "мало улыбается", потом, кажется, Бергер снова пытался его рассмешить. И дальше уже спина прижимается к стене, чужие руки бесстыдно шарят и ощупывают задницу, пока собственные путаются в светлых волосах, не давая вырваться из поцелуя. Жадные облизывания, трение, абсолютный беспорядок, спешный побег в отельный номер. Черт возьми, хорошо, что бар где они праздновали, был в отеле! Вспоминая тогда свое состояние, Прост, конечно, хотел закрыть лицо руками и бесконечно повторять про себя "я идиот", но также думал о том, что будь бар где дальше, до номера они бы не добрались. Что же было потом? Совсем размытые картины, да и фиг что разберёшь, было темно, они даже не удосужились включить свет. Но Ален точно помнит, что это было... Хорошо. Он чувствовал себя хорошо, он помнил лишь по ощущениям, как идеальна была эта заполненность, как Герхард что-то мягко говорил в перемешке английского и немецкого ему на ухо. И боги, это звучало хорошо. Но потом всё как в тумане. Просто отлично. Вот это продуктивная ночь... Гонщик Феррари кусает губы и стыдливо прячет лицо в одеяло, аж уши покраснели. Бергер не был плохим парнем, на самом деле неплохой выбор! Но всё ещё много проблем, по типу: они оба были пьяны, причем он в тот вечер пытался запить свое разочарование, свою боль, свою злость к Айртону. А как итог — переспал с его новым сокомандником. Это уже какой уровень проебанности жизни? Звучный вдох за спиной, ладонь пропадает и Герхард, кажется, перекатывается на спину. После чего слышится ещё более отчётливый и болезненный выдох. Плечи Алена опускаются, а нервозность, что пропитывала худое тело до этого, заглушается. Будь что будет. Ведь, похоже, мужчина рядом с ним проснулся. И это значит, что их ждёт такой типичный, но всё ещё неловкий диалог... Голова до сих пор болела, но он умудрился подняться на локтях и принять сидячее положение, с тихим ворчанием облокотившись на спинку кровати. Рядом слышится шорох одеяла. Второй мужчина также поднялся на локтях и уже смотрел на него парой карих глаз с очень глубоким выражением чистого шока. Нет, не то слово... Это скорее был полнейший ахуй от жизни! Бергер посмотрел в его зелёные глаза, очертил взглядом тело, одеяло, глянул на себя, после чего несколько раз моргнул и обратно плюхнулся на матрас. Немая сцена в комедии. - О-о-о, ну молодец, Герхард, молоде-е-ец, теперь тебе точно пиздец... - тихо простонал гонщик Макларен растирая лицо руками. Ален не удержался от тихой усмешки. Его правда смешила эта манера речи. - Интересно, как так получилось... Вопрос задан не ему, а куда-то в воздух, только после этих слов на него вновь оглядываются. И честно? Прост ждал чего угодно: смущения, стыда, неловкости, злости, даже страха. Но его встретили лишь глупой улыбкой. - Доброе утро, я полагаю? От этого щеки покраснели и ладно, ладно! Он вправду рассмеялся в голос. Это глупо! Это так абсурдно и глупо! Но в тот момент это показалось ему просто до ужаса смешным, француз по привычке закрыл рот рукой, прижимая её сильнее к губам, пытаясь успокоить свой внезапный приступ смеха. Как вдруг его потянули за локоть. - Э-э-эй, убери руку от лица. Я хочу видеть как ты смеёшься. - недовольно бурчит лежащий рядом мужчина. В ответ Прост может лишь пристыженно хлопать глазами и криво улыбаться, сдерживая очередной приступ хохота, и всё же убрав руку от лица. - Кто тебя вообще этому научил... - Да привычка... - смущёние со стыдом залили лицо красным, ведь ну, на такие детали обычно никто не обращал внимания? Ален почесал затылок, неуверенно перебирая кудри. - Голова болит? От упоминания этого его собеседник моментально поморщился. - Боже да, это ужас. - и тем не менее, всё происходящее выглядело очень комично. Казалось, что даже несмотря на боль мужчина оставался в поднятом настроении. Даже несмотря на то, что находится в одной постели со смертельным врагом своего лучшего друга... Взгляд зелёных глаз ловит очертание часов на тумбочке с другой стороны кровати. - Можешь глянуть сколько время? Бергер неторопливо оборачивается, смотря на часы. - Восемь утра. - после чего недовольно фыркает, закрывая лицо руками. А вот Прост в этот раз все же вскакивает на ноги, пытаясь игнорировать боль во всём теле. - Так поздно! О, надо быстрее собираться... - Поздно?! - на него смотрит пара шокированных глаз. - Во сколько ты обычно встаёшь?! - Ну... У меня сегодня вылет в 12 и я поднимаюсь в шесть или пять. Да и обычно в часов шесть-семь... - всё также смущённо отвечает француз, начиная искать свои вещи по всему номеру. Со стороны кровати слышится хрипение. - Сумасшедший, какие люди вообще в такое время просыпаются... Это заставило лишь покачать головой. Честно? Он и так спал ужасно, постоянные снотворные, тревога, а если верить Патрику на слово — вообще лунатит в особо плохие дни. Так что да, вставать рано — это привычка. Неудивительно, что для человека вроде Герхарда это сумасшествие. Вскоре гонщик Феррари уже стоял одетым, ну, почти. Он был в своих шортах, уже обулся, с более-менее уложенными кудрями на голове. И всё равно какой-то беспорядок. - О-о-о, блин... - протягивает мужчина расстроенно, смотря на свою испачканную футболку. Ну нет, в такой он даже из этого номера не выйдет. - Что такое? - тенью к нему подходит Бергер, который также начал хоть немного собираться. Ну, натянул бельё. И на том спасибо. Вместо ответа мужчина может лишь показать залитую то ли пивом, то ли чем ещё футболку, с пятнами фиг знает откуда взявшимися, но выглядящими так, что легче предмет одежды выкинуть, нежели пытаться отстирать. Австриец глянул на ткань, потом на Алена, потом обернулся к своему наполовину запакованному чемодану. Явно собирал его ещё в субботу. - Сейчас, дам тебе свою. И сразу же полез искать её среди остальной одежды. - Но... - хотел было возразить ему старший, как в руки уже сунули чистую белую футболку. - Ой, это всё равно с логотипом Мальборо, мы все одинаковые носим, никто и не заметит. И вообще, ты постоянно ходишь в верхе который в раз пять больше тебя. - от него отмахнулись почти устало. Это всё было так бредово, хоть и доброжелательно. Наверное только натягивая чужую футболку дошло осознание, что это всё не являлось сном. Прост привык, что обычно, после пробуждения, идёт долгий диалог, какие-то сожаления, вопросы, переосмысление всего и вся. Вспоминая первый раз с Айртоном — вообще полнейший ужас, в него чуть не кинули Библией... А Герхард вёл себя так, будто ситуация абсолютно обыденная, ничего словно и не случилось. Он как всегда шутил, вёл себя открыто и спокойно, не было ни смущения, ни стыда. Либо парень сам ещё не до конца осознал, что ему это не приснилось. В конце концов, судя по тому, как он зевает и в принципе выглядит достаточно помято, встал вправду слишком рано для своего обычного режима. Ладно. Так даже легче. Никаких неловкостей, косых взглядов, недопонимания. Просто сделать вид, что ничего не произошло. О, это он умеет. Поправив кудри и направившись к двери, держа грязную футболку в руках, Ален обернулся. - Ну, я пошёл! До Австралии! - Стоять. Насчёт вчерашнего. - чужое лицо за секунду стало серьезным и Бергер ткнул в него пальцем. О-о-ой. Всё таки разговаривать будут. А он только настроился тихо свалить... Сейчас явно будет либо что-то неприятное, либо неожиданное, либо ещё что, он ведь не знает какой может быть этот шутник, когда включает серьезность. - Ага? - Ты в порядке? Это... Вправду неожиданный вопрос. Его глаза тут же становятся размером с монетки. В порядке ли он? Ну, голова всё ещё болит, поясницу тянет, хоть и не убийственно. В психологическом плане? По сравнению с тем, что случилось во время гонки — секс на одну ночь это лучшее за уик-энд. Если он будет думать о своём психологическом состоянии слишком долго, то оно только ухудшится, так что в это лезть себе дороже. - Да, всё хорошо, если что просто знай, ты мне ничего не должен, я тебе тоже. Мы оба были пьяны и... Это нормально? Минута молчание. Герхард выглядит встревоженным, что-то всё же щелкает в голове "Профессора". - Ты сам как? - конечно, он забыл уточнить состояние гонщика Макларен. Он физически может и был в порядке, но что у него в голове — узнать невозможно. - Э-э... Ну... Типо неплохо. - кислая улыбка и усмешка, его взгляд опускается в пол. Теперь Ален чувствует себя виноватым, ему хочется подойти и ободряюще похлопать его по плечу, но мужчина сдерживает себя, как всегда. - Просто... Я имею ввиду, с парнем у меня секса ещё не было. А ещё если Айртон узнает — то вовсе первый и последний раз, так как буду не жилец. После последней фразы младший смеётся почти беззаботно. Но Прост не может даже улыбнуться, он может лишь встревоженно поднять брови. - Представь его лицо, если я скажу ему, что уложил его главного соперника на лопатки. Только в постели. О-о, это будет бесценно. - снова смех. Шутки, конечно, смешные, но чужая тревога, даже страх, не скрываются от него. И кажется, Бергер сам уже это понял, ведь улыбка сошла с его лица вновь, а взгляд вернулся к рассматриванию паркета. - И э-э-э... Это как-то запутанно. - объяснений не следует, но Ален ждёт, видя, как язык облизывает сухие губы. Но нет. Повисла тишина. - Это нормально. Иногда ты можешь чувствовать себя запутавшимся, искать что-то новое. - тяжело вздохнув мужчина пожимает плечами, заботливо улыбаясь. - Не стоит сразу вешать на себя ярлык и тому подобное. Всё в порядке, можешь просто забыть про это и двигаться дальше. Да и это был просто секс, ничего больше. Это было всё ещё странно. Честно? Ален чувствовал себя так, словно говорил с подростком, который решил поэкспериментировать в жизни, а потом задумался о правильности этого. И теперь сражался сам с собой не зная, как к этому относиться. Герхард слабо улыбнулся в ответ. - Ага, ты прав. - за этим последовал кивок головой и парень выглядел чуть лучше. Вместе с этим будто груз упал с плеч. Прост помахал ему и собирался было открыть дверь, как позади вновь раздался голос. - И Сенне я говорить не буду про это. Мало ли мне по башке Библией заедут. Ален не сдержал смеха. Он согнулся, почти комично прижимая руку к животу. О да! Айртон мог и не такое. Теперь уже его очередь представить веснушчатое лицо, где отражается злость в перемешку с культурным шоком. На него смотрят улыбаясь, глаза Бергера вновь засветились, тем странным светом, как в баре. Дверь наконец открылась. - Подожди, последний вопрос. В этот раз точно... И снова гонщик Феррари остановился уже у приоткрытой двери. - Можно если что... Говорить с тобой про это? Я имею ввиду, если я вдруг, так сказать, внезапно, почувствую чувства там к другому гонщику или к какому-то парню. Я могу поговорить с тобой? Всё также неожиданный вопрос, но заставляющий нежно улыбнуться, Прост кивает. - Конечно, обращайся. - и в кой-то веке уходит. (В баре был тусклый свет, это было приятно для глаз и Герхард устало наблюдал за празднующими членами команды. Айртон сегодня был звездой, победитель чемпионата, теперь двукратный чемпион. Ну разве не мечта? А Бергер просто хотел расслабиться после изнуряющей гонки и всех этих истерик, драм, расследований. И не изменяя своим привычком, как обычно — пил много. Правда как-то так получилось, что без компании. Все были слишком заняты, бегая кругами вокруг Сенны, многие гонщики не пришли вовсе. Вот и околачивался он один, от угла в угол. Пока в него не влетел Ален, который по трезвости был явно не лучше. Он не мог сдержать свой смех и остроумность, выдавая шутку за шуткой. И над каждой Прост смеялся, сначала это было хихиканье, усмешки, постоянное закрывание рта ладонью, ровно до того момента, как мужчина не взял его лицо в руки, прижав уже свою ладонь к чужой щеке. И Ален улыбался ему, его зелёные глаза были удивительно спокойны и не осталось ни капли от того Профессора, которого он знал, который его так раздражал. Вся тревога улетучилась. Черные кудри забавным беспорядком обрамляли бледное лицо. Брови были всё также изогнуты, как и нос и Герхард впервые мог увидеть это вблизи. Ему стало так жаль, что француз почти не улыбается, что он прячет лицо, когда смеётся. Он ведь выглядел так мило. - Ты милый. Жаль, что мало улыбаешься. - непреднамеренно сорвалось с языка, от чего гонщик Макларен сразу же смутился, но не прекращал смотреть Просту в глаза, где на секунду проскочило удивление, но после взгляд смягчился. Руки потянулись к его лицу, заставляя наклониться, теплое дыхание, запах алкоголя и шершавые, разодранные губы прижимаются к его губам. Мир кружится и внезапно становится тепло, внезапно становится хорошо, и что-то треплется внутри.)