Гадюка

      – Господин Оти, полагаю, что на этом первая часть нашей беседы подошла к концу. Не могли бы вы ненадолго оставить нас с госпожой Топаз наедине?       Яшма бросает быстрый взгляд на Топаз и тут же переводит его обратно на Старика Оти. Не более чем рефлекс: посмотреть в сторону того, о ком говоришь. Не более чем вежливость.       Но Топаз это мимолетное движение глаз напоминает змеиный язычок, что выстреливает из пасти и тут же юркает обратно. Принюхивается к добыче. Не дает забыть о том, что гадюка неподвижна только когда переваривает пищу и греется на солнышке.       Сейчас змея, судя по всему, голодна.       Она снова косит глаза на Топаз, но улыбается Старику Оти. Вроде бы мягко, но кажется, что между губ вот-вот проскользнёт раздвоенный язык.       «Холодный. Заползет мне за воротник, а клыки воткнутся в горло», – продолжает мысль Топаз. Отстранённо, потому что навык – думать о личном, отключая субтитры на лице, удивлённо – потому что не думала, что такие желания настигнут её за столом переговоров.       Жарко, потому что поток сознания на этом не останавливается и продолжает подкидывать образы.       Как Оти, эта большая и нудная головная боль, уходит. Они с Яшмой остаются наедине. На бархатистом диване, в прохладном зале, где температура идеально отрегулирована так, чтобы гостям не стало дурно от раскочегаренного отопления, но и не замерзли и не посинели пальчики от холода кондиционеров.       У них есть около двадцати минут. Может быть, полчаса, если Оти по дороге хватит радикулит.       Как Яшма придвинется ближе, воткнётся узкими зрачками, изгибаясь всем телом и возвышаясь над Топаз, как кобра перед броском.       – Мы обсудим детали и после дадим вам ответ от лица Корпорации.       – Хо-хо-хо, как вам будет угодно, дамы.       Ей показалось, или Оти усмехнулся в усы?       – Но, хо-хо, боюсь, госпожа Яшма и госпожа Топаз, мне придётся дать вам немного больше времени, дабы все обсудить. Оказалось, мне срочно нужно уладить некоторые вопросы с Первопроходцем, – протянул Оти, доставая пиликнувший смартфон и всматриваясь в экран.       Он быстро что-то печатает, наконец прощается с дамами, и степенно шествует на выход. Двери бесшумно закрываются.       Топаз сглатывает.       Можно не беспокоиться: они точно одни. Никаких камер и записи звука даже на неформальных переговорах. Не с КММ.       Яшма медленно поворачивается к Топаз. Придвигается к ней одним слитным движением хищной рептилии. Будь сверхъестественных сил в Яшме больше, чем давал опорный камень, скажем, столько же, сколько в Пожирателе Луны, то можно было бы увидеть фиолетовую чешую и перекатывание мускулов под шкурой.       Яшма позволяет себе сменить позу: вальяжно закинуть одну руку на спинку дивана, второй – перетечь с бедра на розоватую коленку Топаз.       – Елена.       Собственное имя, произнесенное мягко, на ушко, заставило расслабиться, не держать больше осанку и слегка поплыть.       Логикой Топаз не могла понять, почему её так вело от этой женщины.       На работе встречалось много властных дам, часто – в пару раз старше и с состоянием в десятки миллионов больше. Все они выглядели плюс-минус одинаково.       Глубокие вырезы, звон драгоценных браслетов, изящные шляпы и каблуки. К набору прилагается лицо «Ах, я только что похоронила своего дорогого мужа/отца/брата/сына, какое горе, помогите срочно потратить его кровно заработанные».       Исключить, разве что, бизнес-леди, которые словно родились под писк будильника, в деловом костюме, где каждая ниточка по фигуре, со смартфоном у уха.       И все они чувствовались примерно одинаково.       Как дорогие духи, в которых твой нос почему-то улавливает дешманскую нотку. Приторную. Становится понятно, что аромат, при внешнем лоске, на коже будет раскрываться пудрой и сладостью. Под конец дня запах станет душным, тяжелым, предсказуемым, как бабулькины духи.       С Яшмой – не так.       С Яшмой оставалась опасность.       И «опасность» произносилось не монотонно, как зачитывают инструкции. Там рядом ещё должны быть «опасность обвала фондовых рынков» и «опасность стратегических инвестиций в проекты, не поддающиеся оценке». Нет.       «Опасность» – когда ты начинаешь слово с придыхания. Когда «о» – тигр, выдыхающий тебе на ухо. Когда «с» со свистящим шипением гадюки, вставшей на дыбы. Когда слово заканчивается тихо, шагами дикой кошки.       Когда белая ручка оглаживает коленку, чтобы после скользнуть выше, на бедро. Нежно проводит с внутренней стороны, щекоча ноготками кожу.       Да, Яшма ощущалась вот так. Хищно. Гипнотизирующе.       Топаз немного сползла по спинке дивана, позволяя нависнуть над собой. Откинула голову, чтобы Яшма могла второй, незанятой рукой перебирать её волосы.       Ухоженные пальчики заправили белую прядь за ухо, погладили по щеке. Топаз потянулась вслед за прикосновением, ткнулась носом, поцеловала в центр ладони. Потом, с хитрым прищуром, лизнула большой палец: от основания до мягкой подушечки. Провела язычком по острому наманикюренному ногтю.       Яшма смотрела не мигая.       Глаза застыли, зрачки-щёлочки сфокусировались на добыче. Только тело продолжало покачиваться, усыпляя. Будто, вместе с рукой на бедре Топаз, следовало своему монотонному ритму.       Её привлек контраст. Елена, эта бойкая девочка, и она сама – часто слишком властная и цепкая, чтобы предложить нечто большее, чем сделку.       Ну, еще объективно приятно, когда младший сотрудник, что учился у тебя, показывает столь выдающиеся результаты и вынуждает обратить на себя внимание.       Кстати, о внимании.       Глаза Яшмы опасно сощурились.       Рука скользнула выше, к кромке комбинезона, минуя ремень на бедре Топаз. Приподняла ткань, туго облегавшую ляшку, задрала выше. Розоватая, горячая, раскрасневшаяся кожа так и просила, чтоб в нее вцепились и оставили следы.       Яшма так и сделала, вонзившись ногтями в самую сочную часть: ближе к паху, где ляшки обычно трутся друг о друга. Крепко сжала, проминая пальцами и придвигаясь вплотную. Чтобы оголенные ноги соприкасались друг с другом.       Топаз откровенно млела. Сила и уверенность женщины, что действовала на нее так, чувствовалась в нагретом воздухе между ними. Перекатывалась ужасающими мышцами под чешуёй анаконды.       Приглашала поддаться и раскрепоститься.       Топаз нашла, чем занять руки. Не отрывая поплывшего взгляда от Яшмы, она с нажимом провела по собственным бёдрам, на мгновение накрыла ладонь, хозяйничавшую под комбинезоном (и получила мимолетную улыбку в ответ). Дальше – выше, на талию, чуть ослабляя ремень, и к груди. Её из последних сил сдерживала пуговичка комбинезона и ещё две – на подобии рубашки.       Небольшая заминка: расстегнуть пуговицы. Вздрогнуть, когда Яшма надавливает на ляшку, вынуждая раздвинуть ноги, и дразнит языком кромку уха. Смотрит все так же, не мигая. Пришпиливая.       Собственные руки сжимают грудь снизу, приподнимая, потом мнут затвердевшие соски, что чувствуются даже через одежду. Грубовато, но именно так и нужно.       Яшма мягко целует Топаз за ухом, прикусывает кожу там, где каре все скроет.       Кладет ладонь на пах. Сначала оглаживает большим пальцем, потом скользит ниже, пальцами сминая горячую тесноту сквозь ткань. Надавливает и массирует там, где больше всего чувствуется влажность.       Топаз ерзает, еще больше раздвигая ноги, приглашая ну наконец уже, ну! Распахивает рубашку настолько, насколько это возможно, запрокидывает голову назад.       Приходится снова немного отвлечься: снять шляпу с Яшмы.       С ней на голове как-то неудобно наклоняться и проводить языком по пышной, трясущейся в такт сердцебиению, груди. Вдыхать запах тела, падать языком в ложбинку, показывать, что бы ты сделала между этих сисек, будь вы в личном номере.       А пальцами внизу, массируя клитор через ткань, показывать, что бы ты сделала после.       А что случилось бы в конце Топаз показывает сама – перекатывает соски между пальцев и сжимает их, ёрзает от ладони внизу и раздвигает ноги шире.       Тонет в сиреневых волосах, щекотавших лицо, в аромате дерева и кожи, немного смягчающих нотках травы и ягод.       Никакого приторного запаха бабских духов. Только затаившаяся опасность гадюки в джунглях.       Топаз откидывает голову и закусывает губу, чтоб никто не слышал, как с этой женщиной ей хо-ро-шо.