tear you apart

Небольшой бар на окраине города встречает тусклым освещением и, внезапно, большим скоплением людей. Достаточно большим для такого, казалось бы, захолустного местечка, по крайней мере. Причину найти несложно, здесь по-своему уютно: музыка не пытается пробраться в мозг, а приятно аккомпанирует на фоне; полутьма создает атмосферу интимности, которой все стремятся следовать, негромко переговариваясь с друзьями и знакомыми. Идеальное место для того, чтобы действительно приятно провести время, а не надраться до полусмерти и орать во всю глотку, творя всякий бред. За это и любят, должно быть. Сонхун уже бывал здесь, но достаточно давно, чтобы никто из нынешних посетителей не мог его узнать. С прошлого раза место совсем не поменялось, и в этой постоянности есть особое очарование, откликающееся глубоко в душе. Его наряд на сегодня достаточно выделяется среди аккуратных костюмов «белых воротничков», собравшихся с коллегами большой компанией, и будничной комбинации джинс и футболки, свойственной остальной части пришедших сегодня вечером в бар людей. Для них происходящее — ничто иное, как часть приевшейся рутины, единственный шанс расслабиться. Для Сонхуна — своего рода ритуал. Черная рубашка подчеркивает подтянутый торс и крепкие плечи, открывает вид на длинную шею и контрастирует с белоснежной кожей. Рукава обвивают накаченные руки, а низ аккуратно заправлен в брюки, идеально струящиеся вниз по ногам. Ему необязательно так наряжаться, чтобы получить то, за чем он сюда пришел, но так ведь гораздо интереснее, не так ли? В определенный момент почти каждый человек приходит к неизбежному осознанию того, что жизнь сама по себе достаточно унылая и серая, небольшое приукрашивание в ней — острая необходимость. Сонхун хоть и не человек, однако давно уже пришел к подобному выводу. Именно поэтому после входа в бар на него озирается почти каждый посетитель, с завистью или восторгом — не так важно. Причина для нахождения здесь достаточно тривиальна, чтобы не озвучивать ее вслух, но все же имеет под собой двойное дно. Для любого, взглядом оценившего его наряд, вмиг становится понятно — этот парень намерен уйти отсюда не один, а в компании с кем-то. Сонхун же изнывает от совсем другой жажды. Знакомиться с людьми для того, чтобы этим же вечером выпить их обычно не в его вкусе, намного проще и лучше просто раздобыть очередную партию пакетов с кровью из ближайшей больницы. Только если бы получалось каждый раз, когда в этом была необходимость, то Сонхун бы не появлялся на пороге подобных заведений. Подобное в сути своей крайне опасно и безрассудно: одна небольшая ошибка способна привести к трагического масштаба последствиям. Сонхуну не то, чтобы дорога собственная жизнь, но не ценить ее совсем было бы уже верхом безумия. Он знает множество случаев, когда вампиры, неглупые и опытные, попадались так по-дурацки и навсегда исчезали, избавляясь от собственного главного проклятья. Явно не по своей воле и не безболезненно. Никто не знает точно, но слухов много, они ходят по городу и наводят ужас на, казалось бы, самых страшных чудовищ, что носила Земля. Сонхун особенно осторожен — новые лица и места, холодная расчетливость и острая внимательность. Он проходит вглубь бара уверенно, бегло осматривая занятые столики. Несколько раз сталкивается с заинтересованными взглядами, но либо вежливо улыбается в ответ, либо игнорирует их. Вечером пятницы, очевидно, не оказывается свободных мест, остается лишь направиться в сторону барной стойки. Сонхун чертыхается и немного хмурится: сегодня явно не лучшее время для поиска пищи, но дольше он бы не продержался. Немного душно, пахнет терпким соджу вперемешку со сладкими ароматами ликеров, виртуозно перебираемых барменом в процессе приготовления очередного коктейля. На фоне играет расслабляющая мелодия, а ближе к барной стойке помещение начинает пестрить красными огнями настенных ламп, дополняющих декор. Сонхун улыбается: до чего же чудесная ирония. К его удивлению возле стойки оказывается единственное свободное место, которое он тут же занимает. Вежливо здоровается с барменом и просит налить небольшой стаканчик чего-нибудь безалкогольного, чтобы освежиться. — За рулем? — с улыбкой уточняет парень в фартуке. Сонхун кивает и, когда бармен начинает заниматься приготовлением напитка для него, разворачивается, вновь принимаясь рассматривать помещение и людей, находящихся в нем. Для вампира Сонхун достаточно привередлив. Этот факт вместе с рисуемым обществом образом кровожадного животного кажется забавным: какой зверь будет так трепетно относиться к выбору своей жертвы? Он никогда не будет пить несимпатичного ему человека, не накинется при первой возможности, чтобы разгрызть шею до мяса и выпить все без остатка. Живые люди — деликатес, которым следует лакомиться, возможность в полной мере ощутить себя тем, кем на самом деле являешься. Могущественным существом, что гораздо мощнее обычного человека. Настоящим хищником. Текущая по венам кровь намного вкуснее пакетированной, неоспоримо, но искренние человеческие эмоции — вот, что бесценно. Именно поэтому Сонхуну нравится сначала знакомиться с кем-то. Каждая реакция неповторима, потому что люди разные: у них отличаются характер, вкус, достаток, судьба. И быть тем, кто сможет буквально попробовать человека на вкус, кто способен раз и навсегда прервать его линию жизни — высшая степень удовольствия, неуловимая для смертных. Он мог бы познакомиться почти с любым человеком в баре, и невыносимая жажда отчаянно пытается подтолкнуть его к этому. Но так не хочется. Среди толпы Сонхун пытается найти того, кто действительно смог бы зацепить и заинтересовать. С каждым разом задача становится сложнее, только вот и в нем достаточно терпения, чтобы не идти на компромисс между принципами и физическими потребностями. Проходит достаточно времени, чтобы в его руках оказался уже третий стакан, а нужного человека среди толпы так и не находится. Бармен несколько раз пытается инициировать разговор, но Сонхун осторожно уходит от дальнейшего диалога. Парень просто выполняет свою работу и старается уделить время каждому гостю, ничего личного, но рисковать и, возможно, остаться в его воспоминаниях не хотелось бы. Сонхун старается не поворачиваться лицом к стойке больше, чем оно необходимо, и продолжает медленно попивать напиток, покачивая головой в темп приятной мелодии на фоне. Почти во всех местах, где он бывал, люди разговаривают об одном и том же: работа и семья, мечты на будущее или сожаления о прошлом. Каждый раз, когда собственная жизнь кажется невыносимой, Сонхун вспоминает о завсегдатаях таких мест: возможно, многие из них отдали бы все, чтобы хоть как-то ее поменять. Не хочется осознанно ставить себя выше, но подобное всегда было ему чуждо. Человек никогда не будет способен понять вампира, а вампир — человека. — Один здесь? Нежный голос внезапно окликает сбоку, заставляя Сонхуна невольно вздрогнуть. Он поворачивается в сторону, чтобы вмиг замереть на месте. Сегодня искать не пришлось, потому что нужный человек нашел его сам. Перед ним стоит парень. Он ниже ростом, его осветленные волосы сразу бросаются в глаза, контрастируют с полутьмой помещения и чарующе переливаются красным светом ламп. Блеск на пухлых губах поблескивает, щеки украшает румянец, который получается разглядеть даже при плохом освещении. — Да. Хочешь присоединиться? — в полтона игриво произносит, явно зазывая к себе. Незнакомец поднимает голову выше, его взгляд острый, а в янтарных глазах поблескивает интерес. Парень выглядит достаточно миловидно, у него мягкие черты лица и очаровательная улыбка, но при этом он уверен в себе и явно знает, что хорошо выглядит. Сонхун бы сказал, что выглядит он просто великолепно. — Хочу, — быстро кивает и расплывается в еще более широкой улыбке. — Представишься? — Сонхун. Чем позволишь себя угостить? — Сону. Кловер клаб, пожалуйста. *** Сону и в самом деле оказывается именно чарующим. То, как он разговаривает, с каким искренним восторгом смотрит на Сонхуна, как смеется, прикрывая рот ладонью, как невзначай касается коленом или наклоняется чуть ближе — все в нем буквально способно свести с ума. Сону грациозный, с идеальным профилем, уложенными волосами и темным макияжем глаз. От него вкусно пахнет чуть сладковатыми духами, а тонкая шея, лишь слегка прикрытая воротником рубашки, буквально притягивает к себе взгляд. Такого не было давно, обычно Сонхун хорошо держит себя под контролем. Но сейчас, когда он слушает очередную историю из жизни Сону, которую он рассказывает в ярких красках и из-за этого тараторит, при этом сидя на стуле и немного не дотягиваясь ногами до пола, весь такой аккуратный и нежный, и Его хочется схватить крепко, до красных отметин на бледной, кажущейся бархатной на вид коже, хочется уткнуться в шею и вдохнуть поглубже его запах вперемешку с парфюмом, долго-долго смотреть в глаза, заставить испытывать что-то гораздо ярче, чем просто интерес, услышать еще раз, как Сону называет его по имени, только в этот раз томно и тихо, с придыханием. Сонхун жаждет не просто выпить его крови, а овладеть телом. Делать с ним все, что захочется. Даже если только этой ночью. Это желание опьяняет сильнее, чем мог бы любой алкогольный напиток. Они продолжают переговариваться обо всем и ни о чем одновременно, очевидно лишь оттягивая неизбежное продолжение их знакомства. Каким бы Сону не выглядел невинным, истинные намерения он все же не скрывает, лишь прячет в деталях: интонации, недвусмысленный взгляд на открывающиеся острые ключицы, дергающийся время от времени кадык, когда смотрит на Сонхуна особенно надолго. Ему нравится чувствовать себя настолько желанным человеком, которого хочется в ответ. Этот вечер не обещал быть хоть сколько-либо необычным, однако в итоге привел к наилучшему исходу. — Ты такой красивый, Сонхун, — восхищенно протягивает и невзначай касается пальцами чужой ладони. — За этот вечер уже много людей попытались познакомиться? — Не особо, — пожимает плечами, мельком взглянув на руку Сону недалеко от собственной. — Никто из них не был настолько прекрасным, как ты. — Да ладно тебе, — хихикает, жмурясь. Когда Сону смеется, его глаза превращаются в аккуратные полумесяцы, а щеки заметно круглеют. Как же невыносимо сильно хочется к нему прикоснуться. — Тебе не нужно одаривать меня комплиментами, потому что я уже точно никуда не денусь. — Но тебе нравится. — Нравится, — кивает. — Тогда я продолжу. Ты мило улыбаешься, когда я делаю тебе комплименты, — смотрит Сону в глаза, накрывая чужую ладонь, покоящуюся на глянцевой поверхности барной стойки, собственной. Слегка сжимает и неторопливо тянет, чтобы убрать их руки вниз. Сону на это мгновение, кажется, замирает: его губы приоткрываются, а взгляд следит за всем происходящим. Сонхун улыбается и облизывается: насколько же яркие эмоции, какая бесценная непосредственность. Чужая рука маленькая и теплая, идеально помещается в сонхуновской. Ее хочется сжать покрепче, коснуться губами и провести по коже языком. Приходится сдерживаться. — Ты такой холодный, — удивленно охает и немного вздрагивает. Сонхун вот-вот озвереет лишь из-за этого. — Я всегда такой, все нормально, — тепло улыбается и большим пальцем принимается оглаживать ладонь. Они смотрят друг на друга долго и молча, и в этот миг, кажется, все вокруг затихает. В выразительных глазах Сону неизмеримые океаны восхищения и симпатии, в которые Сонхун вот-вот готов окунуться с головой. Терпеть и мучительно оттягивать то, что само напрашивается, становится невозможно уже и Сону, поэтому он все же нарушает тишину: — Ты на машине? — шепотом, почти одними губами. Взгляд с Сонхуна не сводит. Кивок. — Но ты же выпил? — дует губы и приподнимает бровь. Как же нужно впиться в эти сочные губы прямо здесь и сейчас. — Я пью только безалкогольное, когда за рулем. — Планировал? — хмыкает неожиданно знающе, совсем не следуя построенному собой же образу сладкого невинного мальчика. — Предполагал, — усмехается в ответ и чуть стискивает ладонь. — Тогда отвезешь меня к себе? — Конечно. *** Они не идут в полной тишине, потому что Сону продолжает рассказывать все, что ему придет на ум, но Сонхуна это совсем не раздражает. Наоборот, идти с ним за руку до машины ощущается своего рода романтично, а предвкушение от дальнейшего продолжения их вечера лишь сильнее раззадоривает. Первый раз терпение заканчивается именно здесь. Они подходят к машине, и Сонхун вместо того, чтобы по-джентльменски открыть для Сону дверь, резко вжимает его в нее и приближается. Под холодным светом луны на темном небе Сону выглядит еще нереальнее: он быстро-быстро хлопает глазами с длинными ресницами, выделенные скулы поблескивают, а губы кажутся почти что стеклянными, полными самого сладкого и сочного сока. — Какой же ты… — выдыхает низко и тычется носом в шею. Сону под ним ощутимо вздрагивает и судорожно вздыхает, но потом кладет руку на грудь и слегка отталкивает. Сонхун отдаляется, его явное непонимание отзывается в Сону смехом. — Ты такой нетерпеливый? Как только довезешь меня до дома, я буду весь твоим, — уголки губ приподнимаются, а сам он ладонью оглаживает торс Сонхуна через рубашку. — Сможешь сделать со мной все, что пожелаешь. — Блять, Сону, — подхватывает рукой чужой подбородок и приподнимает голову. Ресницы подрагивают, а Сонхун встречается с послушным взглядом янтарных глаз. — Ты делаешь со мной что-то невероятное, — Сону на это довольно мычит, хитро щуря глаза. — Если бы мы уже доехали, то я бы позволил тебе трахнуть меня прямо возле двери. Все еще собираешься медлить? Сонхун фыркает и отстраняется, открывая дверь для своего пассажира, после чего быстро обходит машину и садится за руль. *** Сону с интересом осматривает салон, а потом в основном смотрит на дорогу, лишь изредка поглядывая на Сонхуна так, чтобы это было не слишком заметно (это заметно). Последний знает, потому что сам, не в силах противиться соблазну, смотрит в сторону пассажирского сидения почти постоянно, уделяя своему новому знакомому гораздо больше внимания, чем ситуации на дороге. Тихое радио и рычащий двигатель сопровождают их в пути, позволяя помолчать и просто смотреть друг на друга. Налюбоваться Сону никак не получается. На идеальном лице калейдоскопом переливаются огни ночного города, он похож на ожившую фарфоровую куклу, хрупкую и тонкую. Сону не пытается по-особенному выставить себя перед ним, он просто сидит и явно думает о чем-то своем, спокойный и серьезный, и это цепляет еще сильнее. Такой вид не контрастирует с очаровательностью, которую Сонхун увидел в баре, только дополняет и обогащает по деталям собирающийся образ. Сону не хочется просто съесть, им хочется насладиться целиком, буквально боготворить. Ощутить подобный коктейль эмоций и желаний лишь от одного взгляда на человека — бесценный подарок, за который Сону непременно нужно отблагодарить как следует. Его бедра выглядят мягкими, они обтянуты джинсами, но лишняя ткань Сонхуну уже мешает. Голод во всех его проявлениях растет быстро и беспощадно, заставляя нетерпеливо жать на педаль газа и ехать все быстрее и быстрее. Когда они останавливаются на светофоре, он осторожно кладет ладонь на чужое бедро. Слышит, как Сону выдыхает тихо, но ничего не делает. Сонхун и сам сначала оставляет лежать ее просто так, однако в момент, когда они снова трогаются с места, принимается водить рукой и еще еле ощутимо давить пальцами. Действительно мягкое. От мысли о том, как собственные клыки вонзятся в молочную кожу, у Сонхуна набирается слюна во рту, а тело, взвинченное почти до предела, вздрагивает. Когда он резко впивается в бедро пальцами, Сону звонко стонет, изгибаясь в спине. Сонхун готов свернуть на обочину и взять его прямо в машине, но приходится лишь прикусить губу, продолжая мять податливую кожу. Краем глаза видит, как Сону начинает ерзать туда-сюда, возбужденный лишь от парочки прикосновений. — Сонхун… — вздыхает томно, точно так же как в голове представлялось, отчего пальцы неконтролируемо сжимают ногу еще сильнее, гораздо больнее. — Ай! — тонко взвизгивает, но ноги немного раздвигает, чтобы дать больше пространства для касаний. Он продолжает молчать, рукой опускаясь к внутренней стороне бедра, наслаждаясь тихими вздохами, граничащими со стонами. Сону укладывает свою ладонь сверху, закидывая голову назад и прикрывая глаза. Сонхун не уверен, что завтра сможет отпустить его и позволить дальше жить, как ни в чем не бывало. *** Второй раз терпение кончается, когда за ними закрывается дверь в квартиру. Сонхун прижимает Сону к стене, обнимает за талию и жмется ближе, пока их губы соприкасаются в поцелуе. Он жадный и страстный, влажные звуки нарушают тишину пустой квартиры, и все это кажется потрясающим и невыносимым одновременно. Сону в его руках ощущается правильно. Нарисованная воображением картина воплощается в реальность, только оказывается в тысячу раз лучше. Сонхун водит руками по бокам и спине, чужое тело даже под слоями одежды приятное и теплое, а фигура Сону кажется ненастоящей: линии от крепких плеч плавно сужаются в районе тонкой талии (возможно, обхватив ее руками и крепко сжав, получится коснуться собственных пальцев), после чего вновь расширяются на уровне бедер. Он не хилый и нездорово худой, скорее почти по-девчачьи фигуристый, и все эти факты в совокупности совсем не помогают сдерживать желание превратить его в месиво, неспособное соображать, а готовое лишь принимать и принимать. Сону мычит в поцелуй, руками обвивает Сонхуна за плечи и в ответ к себе тянет еще ближе, будто между ними вообще осталось хоть какое-то расстояние. Он открывает рот, позволяя чужому языку проникнуть внутрь, особенно громко вскрикивает, когда Сонхун проходится по зубам и касается неба. Они держатся друг за друга крепко, словно вот-вот упадут, и ни на секунду не отдаляются. От запаха Сону кружится голова. Его горячая кровь ощущается где-то там под кожей, приходится сдерживаться из последних сил, чтобы не выпустить наружу свою истинную сущность и не съесть Сону живьем. Сонхуна буквально разрывает от желаний, и тот факт, что на все у него есть лишь одна ночь теперь кажется огромной несправедливостью. — Ты такой сладкий, Сону, — шепчет ему на ухо, пока руки мнут округлые ягодицы. — Ты так вкусно пахнешь, блять, — рычит несдержанно, пока в ответ слышит лишь послушное мычание. — Я хочу тебя. Хочу съесть тебя всего, без остатка. Ты позволишь мне? — Сон… Сонхун… — прерывается на стоны и короткие вздохи. — Все, что угодно. Пожалуйста. — Я буду смаковать тебя, как самый вкусный ужин. Заставлю тебя сорвать голос, Сону. На сегодня ты весь принадлежишь мне. Сонхун опускается ниже и принимается самозабвенно расцеловывать шею. Ту самую, о которой мечтал с первой минуты их знакомства. Ту самую, в которую вонзит свои клыки чуть позже сегодня ночью. Одну руку убирает с ягодиц, чтобы надавить на выпирающий стояк, на что Сону стонет громко и сладко, выгибаясь в спине и прижимаясь все ближе и ближе. Оторваться друг от друга все же приходится, чтобы добраться до спальни. Ночная тьма, окутавшая все пространство квартиры, играет на руку, не позволяя излишне любопытному Сону осмотреть квартиру хотя бы мельком. Под густой темнотой незаметно, насколько она на самом деле пустая и необжитая, похожая скорее на ту, что сдают на посуточный съем, а не на постоянное место жительства кого-то. В целом, так и есть. Сонхун несдержанно толкает Сону на кровать, и тот доверчиво падает спиной на мягкий матрац. Его глаза распахивается от удивления, с губ слетает громкий вздох, но он не сводит с Сонхуна взгляд, продолжая смотреть уже снизу вверх. Потрясающий вид: его шелковистые волосы тонкими лучиками света озаряют темное постельное белье, губы блестят уже не от блеска, а от слюны, еще более припухшие, а щеки пунцовеют уже багряными оттенками, наливаются кровью. Грудь Сону вздымается от тяжелого дыхания, он раздвигает ноги и выглядит до одури соблазнительно, совершенно иначе, нежели в баре. Эта двойственность восхищает и заводит с большей силой. Возбуждение доходит до той критической отметки, когда переходит от исключительно физического в подобие эстетического, когда собственное удовольствие становится уже не настолько важно, в отличие от желания сделать хорошо другому. Сонхун не сталкивался с подобным ранее, поэтому сейчас его ведет с двойной силой, контроль над собой песком проходит сквозь его пальцы и навсегда улетучивается на ветру. Он почти что накрывает Сону под собой: встает на колени сверху и вновь припадает к шее, уже покрытой небольшими красными отметками. Не получается не думать о том, как элегантно чужое тело будет извиваться под ним, когда он вонзит в него свои клыки, насколько потрясающей будет его сегодняшняя трапеза. От этих мыслей Сонхун явно не контролирует свою силу, сжимает бока сильнее необходимого, но Сону его не останавливает, призывно стонет громче и аппетитнее, почти что переходит на крик. — Стой, — все же загнанно говорит, когда Сонхун уже вот-вот готовится стянуть с него рубашку. — Я могу остаться в ней? Пожалуйста? — и смотрит так умоляюще, так покорно, что думать о причинах этой просьбы уже и нет необходимости. Он готов позволить Сону все, чего бы тот не попросил. Сквозь тонкую кожу просвечивают ребра, Сонхун проводит по ним пальцами, оглаживает грудь и щипает затвердевшие соски. Сону под ним ерзает и реагирует на каждое движение ярко, побуждая действовать еще и еще. — Сонхун… Я… — Что такое, детка? — смотрит на него сверху вниз темным взглядом, даже не пытаясь скрыть свой голод. — Я не могу… Пожалуйста… — Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? Скажи, — облизывается. — Прикоснись… Ко мне, — Сону хмурится и дует губы, недовольный тем, насколько слова плохо складываются в предложения. Это кажется Сонхуну абсолютно очаровательным. — А, — он расплывается в злой ухмылке. — Хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе здесь? — нажимает на пах, упиваясь мгновенной реакцией. — Чтобы я сделал тебе хорошо? — Пожалуйста… Блять, пожалуйста… Сонхун все еще готов сделать для него все, что угодно, поэтому решает не мучить еще дольше (он и сам на грани): трясущимися руками расправляется с ширинкой и стягивает штаны вместе с бельем с несопротивляющегося тела. Когда его ледяные пальцы касаются разгоряченного, твердого члена, Сону наконец-то переходит на крик. Кажется, что еще немного и он вот-вот прольет слезы от того, насколько остро все ощущает, однако Сонхун предпочел бы немного отсрочить этот момент, чтобы насладиться им в полной мере позже. Он медленно надрачивает ему, оглаживая свободной рукой те самые молочные бедра, о которых думал в машине. Пальцы впиваются в мягкую кожу, почти что проваливаются в ней. Сонхун мнет ее, как тесто, с наслаждением наблюдает за тем, как она краснеет и вслушивается в сладкие стоны Сону, перемешанные с просьбами и громким загнанным дыханием. — Сонхун… Я скоро… — Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда кончишь, — переключает внимание обратно на лицо Сону, ускоряя темп движения руки на его члене. Чужой взгляд мутный, совершенно не осознающий реальность, глаза блестят от подступающих слез, а длинные ресницы слипаются; на лбу появляется испарина, мокрые волосы липнут к нему, лицо краснеет еще сильнее. Его почти невинно-чистая красота оскверняется грязными и абсолютно отвратительными в своей сущности желаниями, отпечатывается на его теле каждым прикосновением Сонхуна, и это лучшее из ощущений, существующих в принципе. Он чувствует свою власть над Сону и не может ей насытиться. — Ты великолепный, — шепчет, свободной рукой оглаживая щеку. Сону мычит и поджимает губы, на что Сонхун надавливает на челюсть с явным призывом открыть рот. Он проходится пальцами по скулам, отчерчивает подбородок и, наконец, обводит губы, оттягивая нижнюю. — Умница, детка. Кончишь для меня? — Сону быстро-быстро кивает, хочет зажмуриться, но охает громко, потому что его снова отдергивают, впиваясь пальцами в шею. — Смотри на меня, вот так. Хватает еще пару быстрых движений, чтобы Сону резко выгнулся в спине с немым криком, а теплая жидкость начала растекаться по сонхуновым пальцам. Он двигает рукой еще недолго, заставляя чужое тело зайтись в неконтролируемой дрожи, после чего все же отпускает и немного отдаляется, чтобы насладиться результатами проделанной работы. Теперь Сону под ним — изнеженный, буквально оттраханный из-за одной лишь дрочки. Он смотрит сквозь полуприкрытые глаза томно, молчит и пытается наладить сбившееся дыхание. Похож на падшего ангела, такого же абсолютно прекрасного в своей красоте, но сдавшегося в цепкие лапы тьмы. Сонхун хочет уничтожить его еще сильнее. Здесь терпение кончается в последний, третий, раз. Чем дольше он смотрит на Сону, тем больше не может сдерживаться. Все сознание буквально переполняется картинами ярко-красной крови, растекающейся по его коже, испачканной в ней одежде, видом чужих глаз, переполненных страха, однако неспособных больше сопротивляться. Сонхун хочет взять его, но еще больше Сонхун хочет съесть его. И больше ждать невозможно. Монстр внутри и так молчал удивительно долго, учитывая то, насколько аппетитной добычей Сону является. — Сонхун?.. — тихо слышится на фоне, но уже не является таким важным. Сону никуда от него не сбежит. Зрачки резко меняют цвет, окрашиваясь в красный, а клыки ощутимо удлиняются. Сонхун смотрит в чужие глаза, но недолго, тут же переключаясь на главную цель — шею. Достаточно будет одного резкого движения, чтобы приблизиться и жадно впиться в нее зубами, ощутить долгожданный вкус крови на языке. Он голодно облизывается и резко приближается, открывая рот и . . . . . . . . . . Останавливается, широко распахнув глаза. Все тело резко оказывается парализованным. Сонхун камнем падает на постель, но Сону под ним не оказывается. Собственное дыхание учащается, монстр резко прячется обратно. Он не понимает, что происходит. Его несопротивляющееся тело переворачивают на спину, и только тогда он видит Рукоятку ножа, торчащего из его живота. Лезвие вошло не полностью, поэтому тут же бросается в глаза характерный серебряный блеск, который невозможно ни с чем перепутать. Сонхун низко и громко стонет от боли, жаром распространяющейся по всему его телу. В него вонзили серебряный нож. — Я думал, что ты гораздо умнее, Сонхун. Он поднимает взгляд и смотрит на Сону: тот все еще растрепанный и разгоряченный, дрожащими пальцами застегивает рубашку, скрывая под ней покрытый красными отметинами торс. Все произошедшее — определенно не выдумка воспаленного сознания, однако Сону, словно по щелчку пальца, становится другим человеком. У него даже тон голоса меняется — заметно мрачнеет и холоднеет. Он заканчивает с рубашкой и смотрит на Сонхуна тоже, его взгляд томный и довольный. Чем именно — теперь загадка. — Вампирам опасно ходить на охоту с такой сильной жаждой, разве ты не знаешь? Или это я пробудил в тебе настолько сильную жажду крови? — усмехается, пальцами поправляя волосы. — Жалко, конечно, что так вышло. А ведь мы могли бы и дальше хорошо проводить время, если бы ты лучше себя контролировал. Ты мне правда понравился, мог бы трахнуть меня перед тем, как я бы тебя прикончил, — буднично пожимает плечами и потягивается. Теперь Сонхун понимает, как другие вампиры могут так глупо попадаться и лишаться собственных жизней. В жизни доводилось видеть охотников и раньше, но еще никогда они не были настолько чарующими и захватывающими дух. Он бы обязательно что-нибудь ответил сейчас, если бы получилось найти подходящие слова. Шок огромный острым комом застревает в горле, мешает дышать. Сону совершенно точно не похож на охотника и ни разу с момента их знакомства не позволил в себе усомниться. Или тот все-таки просчитался, просто Сонхун, завороженный до беспамятства, спустил ему это с рук? Вопросов больше, чем ответов, но сомнений нет — никто на них отвечать не собирается. — Ты действительно красивый, Сонхун, — Сону с улыбкой садится рядом с его парализованным телом и теплой рукой проводит по щеке. — И мне с тобой было так хорошо. Не каждый вампир способен доставить такое удовольствие своей жертве перед смертью, — его нежный голос совершенно не сочетается с серьезными вещами, которые он произносит. Видимо, в этом и была изначальная ловушка, в которую Сонхун без раздумий попался. — Но я не думаю, что ты хотел меня убить. По крайней мере, не сегодня. Я тебе слишком понравился, чтобы так просто выпивать меня всего за раз. Жалко, что твой голод был с тобой не согласен. Жадность губит не только людей, Сонхун-и. Он тяжело вздыхает. Кажется, это конец. — Убить тебя кажется слишком простым завершением нашего вечера, не думаешь? Но и заставлять тебя страдать мне не хочется. Все-таки мне хочется верить, что в своем желании ты был искренен. Жалко, что ты вампир. Мы бы хорошо смотрелись вместе, — Сону очарованно оглаживает его лицо, прекрасно зная, что теперь ему не причинят никакого вреда. — Хочу забрать тебя с собой и оставить себе как живой трофей. Если бы придумали лекарство от вампиризма, я бы протестировал его на сотне других вампиров, чтобы оно точно сработало на тебе. Среди всех тварей, которых я убил, ты мне нравишься больше всего, — дует губы в своей манере, только теперь это кажется больше пугающим, нежели милым. С каждой минутой силы Сонхуна постепенно угасают. Он не чувствует, что умирает, но при этом серебро явно вытягивает из него жизненные силы. Почему-то нестрашно. Наверное, он должен быть зол и преисполнен желания разорвать Сону в клочья. Ничего из этого нет. Сонхун просто смотрит на него, как смотрел и до этого, с тем же восхищением и искренним наслаждением. Умереть от рук кого-то настолько красивого и позволившего испытать такой широкий спектр эмоций меньше, чем за ночь, кажется лучшей наградой. В конце концов, когда-то ему все равно должно было не повезти. — Мне нужно подумать, что с тобой делать, — серьезный голос вновь нарушает тишину ночи. — А пока отдыхай, Сонхун. Сону наклоняется над его лицом. Он настолько близко, что можно точно посчитать количество ресниц на его глазах. Сонхун чувствует его теплое дыхание и открывает рот, чтобы попытаться сказать хоть что-то, но ему не дают этого сделать: Сону мягко касается губами его собственных и целует сладко и нежно, совсем непохоже на все прошлые поцелуи, что они успели за сегодня разделить между собой. Скорее всего, это насмешка, но, оказавшись на смертном одре, Сонхун отчаянно думает, что он искренен. — Ты хорошо сегодня поработал. Спасибо, — шепчет в губы, после чего еще раз быстро чмокает. Сонхун смотрит на него с надеждой, потому что умирать явно не хочется. Впрочем, сил на что-то большее так и не находится. Он медленно закрывает глаза.