Скоро будет новое солнце.

Тает зима Нам не до сна Мёртвые дни Убьёт весна Вместе с тобой Пойдём гулять У меня есть плед И бутылка вина Не говори, что весна не начнётся Я знаю что, скоро будет новое солнце Мы будем считать облака и звёзды Уедем отсюда и не вернёмся Не говори, что всё будет плохо Мы греемся вместе в замерзших окнах Мы наблюдаем как тает зима Я чувствую запах весны и дождя Не говори, что весна не начнётся Я знаю что, скоро будет новое солнце Мы будем считать облака и звёзды Уедем отсюда и не вернёмся Не говори, что всё будет плохо Мы греемся вместе в замерзших окнах Мы наблюдаем как тает зима Я чувствую запах весны и дождя Не говори, что весна не начнётся Я знаю что, скоро будет новое солнце Мы будем считать облака и звёзды Уедем отсюда и не вернёмся Не говори, что всё будет плохо Мы греемся вместе в замерзших окнах Мы наблюдаем как тает зима Я чувствую запах весны и дождя *** 18 октября, 1976 год. На крышах самого замка и всевозможных пристроек, находящихся на территории Хогвартса, тонким слоем лежит пушистый снег. Земля же абсолютно чиста, поскольку ещё тёплая, и снег, едва ли касаясь её, тает. Почти не согревающие, но ослепительно-яркие лучи осеннего солнца озаряют окрестности школы. Где-то в глубине Запретного леса на встречу с Арагогом - предводителем акромантулов - ковыляет Хагрид. Но об этом, конечно же, никто не знает. Под его ногами скрипят опавшие жёлтые и красные листья различных растений, а в радиусе примерно десяти метров бегает туда-сюда, подскуливая от счастья, Клык. Чёрное озеро спокойно, лишь мелкая рябь расходится по его поверхности. Тропинки совершенно пусты, ведь сейчас всего семь пятнадцать, а это значит, что многие ученики ещё даже не повставали с кроватей. В коридорах тоже пусто, а в такое время года - ещё и промозгло, поэтому у проснувшихся учеников не возникает никакого желания выходить из своих комнат или гостиных. На кухне, несмотря на ранний час, уже во всю трудятся домашние эльфы. И ладно бы, они готовили завтрак, что начнётся через пятнадцать минут, так нет же, завтрак был приготовлен ещё часа два назад. Теперь толпа домовиков усердно работает над обедом для учащихся. В гостиной Гриффиндора догорает растопленный поздно вечером камин. Оставшиеся три брёвнышка ольхи тихо потрескивают. Белёсые искры огня едва заметно мелькают в полутьме помещения. На бордовом, замшевом диване, стоящем прямо напротив камина, кутаясь в широкий чёрный свитер с рисунком черепа, сидит Сириус. Он читает. Книга, которую он держит в руках - "Убийство в "Восточном экспрессе"", написанное Агатой Кристи. Под диваном, на котором расположился Блэк, стоит прозрачная кружка, расписанная мародёрами: каждый из них нарисовал по какому-то маленькому рисунку на память. К примеру, сам Сириус изобразил глаз, заключённый в Луну - и тот, и другой из этих символов довольно много для него значат. Глаз, к слову, имеет не меньше двух смыслов. Джеймс оказался не шибко хорош в рисовании, поэтому ограничился простой надписью: "With love to the Padfoot (Prongs)", завершающейся кривым сердечком. Марлин и Мэри же, после попадания к ним в руки тюбиков с краской, было невозможно остановить. Да никто, собственно, и не пытался. Они разрисовали всю кружку, включая ручку. Там были и какие-то осмысленные рисунки и надписи, и совершенно бессмысленные, по-типу: "Yes, this is rock and roll!". Рядом с кружкой стоят потрёпанные, измятые и грязные ярко-красные кеды. Это подарок Андромеды. Поэтому, несмотря на их непрезентабельный вид, у Сириуса просто рука не поднимается их выкинуть. Читать довольно сложно - в связи с тем, что из источников света у Сириуса только приоткрытое окно, находящееся наискосок от дивана, в другом конце комнаты, и потухающий камин - желтоватые страницы книги местами почти сливаются с чёрными буквами текста. В гостиной и вправду очень холодно, темно и пусто, а книга - и вправду немного ужасающая. Эти факты стимулируют выработку новых и, признаться честно, ненавистных Сириусом, мыслей. Масло в огонь, также, подливает одно занятное происшествие, случившееся накануне, буквально позавчера. Шестнадцатого октября, в эту субботу, студентам, достигшим третьего курса, как и всегда разрешили отправиться в соседнюю деревню - Хогсмид. И, вроде бы, ничего не предвещало беды: за последнюю неделю не было ни одного организованного нападения Пожирателей Смерти, никого смертельно не проклинали, и никто из Слизеринцев не хвастался только что полученной Чёрной меткой. Но, как говорится: "за затишьем всегда следует буря". В два часа дня со стороны кондитерской "Сладкое королевство" раздались звуки бойни. Рушились стены жилых домов, наперебой выкривали заклинания, кто-то кричал, кто-то стонал, кого-то впечатывали в стены. В общем, стандартное нападение Пожирателей Смерти на населённый пункт. Разумеется, мародёры, как истинные Орденовцы, кинулись "на рожон" - в самую гущу событий. Благо, никто из них значительно не пострадал. Зато у Сириуса появилась возможность со спины пальнуть "Круциатусом" в "любимую" двоюродную сестру - Беллатрикс. Но произошло и важное событие, не дающее нынче Сириусу покоя. Люциус Малфой - не так давно обретённый новый родственничек - прямо на глазах у Блэка "кинул" "Аваду кедавру" в четверокурсника-пуффендуйца, а после, широко улыбаясь, обрушил на безжизненное тело каменную стену. Жуткое зрелище. А главное - аморальное до мозга костей. Сама по себе вся эта война - моральное уродство, способствующее разрушению последних, и без того почти не оставшихся, принципов. Нет-нет, Вы не подумайте, тут речь именно про моральные, душевные - да как угодно это назовите - принципы. Не про бессмысленные стереотипы, вгоняющие нас всех в рамки, нет. Сириус загнул верхний уголок страницы, захлопнул книгу и медленно встал. Всё тело затекло от долгого сидения в одной позе, и ему потребовалось время, чтобы размять ноги. Блэк пересёк комнату, и, дойдя до окна, облокотился двумя руками на подоконник. В районе двух минут он бесцельно пялился в окно, краем глаза следя за шелестением деревьев. В это время в голове роились мысли, не позволяющие сфокусировать внимание ни на чём, кроме них. В большинстве своём, как и всегда, это были вопросы: "Неужели народ и впрямь не понимает, что творит?" "Кто извлекает выгоду из вечной войны, нападений и смертей?" "Почему какая-то небольшая группка людей думает, что может распоряжаться жизнями других?" "Неужто всем настолько всё равно на будущее, возможно, всего мира?" "Почему вся эта грёбанная вселенная состоит только из лжи, потерь, разочарований, ненависти и полной бессмыслицы?" "Ну вот если так подумать: какой прок от всего, что мы делаем? Всё равно в итоге все умирают. И плевать, кем ты был: солидным учёным, открывшим фигову тучу чего-то нового; абсолютно свободным хиппи, живущем в дороге и бренчащим на гитаре странные песни; преподавателем иностранных языков или заводовладельцем. Абсолютно пле-вать. Ведь все, по-любому, умрут. Вот и получается, что мы все куда-то бежим, бежим, высунув язык из пасти, с заплетающимися лапами, а в итоге что? Ничего. В итоге не будет совершенно ничего. В итоге будет гибель - сначала одного человека, а потом и всей планеты. Люди меняются, прямо как волосы. Умирает один - на его место тут же приходит второй, умирает второй - на его место приходит третий, и так до бесконечности. Всё циклично - и люди, и ошибки, совершаемые ими. Так почему никто не пытается предотвратить повтор уже совершённых ранее ошибок? Нет, это я сейчас не про геноцид человечества. Я про то, почему люди не хотят, опираясь на опыт, пройденный ранее, извлекать какие-то уроки? Зачем постоянно наступать на одни и те же грабли? Неужели всем просто так нравится?" Вдруг, совершенно неожиданно, одна из дверей, ведущая в спальни, хлопает, пугая Сириуса, и заставляя его тем самым прервать свои размышления. Понимая, что знакомые по факультету начинают по-тихоньку выходить из комнат (а это значит, что скоро в гостиной будет стоять невыносимый галдёж), Сириус решает выйти в коридор, а там уж идти, куда глаза глядят. Быстро, пока его никто не заметил, Блэк достигает дивана, хватает в одну руку книжку, а в другую - кружку и кеды, и "взлетает" вверх по лестнице, в мародёрскую спальню. Не сбавляя скорости, он буквально вваливается в комнату. Замерев на пороге, Бродяга обводит взглядом комнату: остальные ребята уже собираются. Вот Джеймс, крутящийся перед зеркалом, в попытках завязать красно-жёлтый галстук. А в противоположном конце комнаты, у дальней стены, Питер вышвыривает из школьного портфеля учебники, которые забыл выложить в пятницу вечером. На, предварительно открытом, окне курит Римус. Солнце падает ровно на него, заставляя Гриффиндорский свитер подсвечиваться, а русые волосы Лунатика - отливать золотым. Две из четырёх кроватей - Хвоста и Сохатого - не заправлены. Подушки валяются как попало - у одного в ногах, у другого ровно посередине кровати, простыни смяты, а одеяла и вовсе, превратились в бесформеные кучи. Ещё две кровати - Римуса и Сириуса - напротив, безупречно заправлены. Но это не потому что они педантичные, прилежные ученики. Просто Сириус, как, я думаю, уже понятно, этой ночью вообще не спал, а Римус, скорее всего, снова соскочил по первому будильнику, заведённому Джеймсом (а Поттер, на минуточку, ставит восемь будильников с интервалом в десять минут, и звенеть они начинают с семи утра), и теперь от нечего делать, наводил порядки. На полу - просто жуткий бедлам. Перед кроватью Сириуса стоят кучи коробок - он хранит в них краски, книги и музыкальные пластинки. Тут же валяются чистые (точнее сказать "пустые", ведь по ним ходят все, словно по коврам, и назвать их "чистыми" явно нельзя) листы пергамента, почти пустая пачка сигарет и стопка учебников. Под кроватью Питера точно такой же набор, за исключением, разве что, красок и сигарет. У Джеймса настолько бардак, что среди всего такого безобразия можно найти даже метлу. У Римуса тоже тот ещё хламовник, но уже немного с другим ассортиментом: у него это пустые баночки-скляночки из-под лекарств, судя-по всему, упавшая с кровати толстовка, рассыпавшиеся таблетки "Пустырника" и какая-то фотография, перевёрнутая вниз изображением. Единственное, на обороте написано: "Summer. 1975". Из этого следует, что, скорее всего, на фотографии запечатлена их компания прошлым летом. Наблюдая за утренними сборами друзей, у Бродяги непроизвольно растягивается улыбка. Они такие настоящие. Не идеальные, каждый со своим недочётом. Но такие живые, такие искренние. Это и делает их людьми. -о-па, - протягивает Джеймс, заметив Сириуса, вошедшего в спальню - смотрите-ка, возвращение блудного сына! Тут же, отвлекаясь от швыряния учебников по комнате, поднимает голову Питер, а Римус выглядывает из-за стены рядом с подоконником. -доброе утро! - здоровается с мародёрами Сириус, хотя обычно эту часть они пропускают. -доброе, - заспанно бурчит Хвост, а Римус просто кивает, тыкая пальцем свободной руки на зажатую зубами сигарету. Бродяга доходит до своей кровати ровно в два шага, кидает на неё книгу, не рассчитав силу, с громким стуком ставит на пол кружку, а рядом бросает кеды. Затем он снова отходит от кровати, дабы посмотреть в зеркало. На нём любимые чёрные рваные джинсы - собственно, он в них почти всегда, и снимает их только пока спит - как упоминалось ранее, чёрный свитер с черепом, и много-много чёрных браслетов. Под глазами, как результат бессонной ночи, залегли чёрные круги, а волосы, закрученные в пучок, и заткнутые волшебной палочкой, окончательно растрепались. Сириус быстро вытаскивает из волос палочку, в следствие чего пучок распадается, хватает расчёску (тоже, кстати, валяющуюся на полу), и расчёсывется. Следом за этим подводит глаза чёрным карандашом и одевает свои любимые красные кеды. Далее, наклонившись к одной из коробок с красками, достаёт оттуда альбом, простой карандаш мягкости HB, ластик и красный маркер, на случай, если получится написать что-нибудь на стенах, полу и тому подобном. Он выбегает из комнаты, дабы успеть что-нибудь сделать до завтрака. Под "что-нибудь сделать" имеется в виду, как минимум, до куда-нибудь дойти. Выскочив за портрет, охраняющий вход в гостиную Гриффиндора, его взору открываются серые, каменые, холодные и едва освещаемые лучами, ещё не так высоко взошедшего солнца, коридоры Хогвартса. Здесь вроде бы тихо, спокойно, но отчего-то, всё же, тревожно... "Да и ладно, что тревожно, - думает Сириус - зато тихо". Вновь задумавшись о своём, Сириус миновал семь этажей, и очутился возле больших дубовых дверей, ведущих на улицу. Не долго думая, он открыл одну из створок, и вышел на крыьцо. На улице было довольно тепло. По ощущениям - около пятнадцати градусов тепла по Цельсию. В общем, в джинсах и свитере было хорошо. Ветра почти не было, а небо было чистым - без единого облачка. Прямо напротив входа в замок стояла "убитая" деревянная скамеечка. Воровато оглянувшись, Сириус сел на неё, и принялся рассматривать, какие послания на ней оставляли учащиеся. Чего здесь только не было понаписано: начиная от безобидного "Здесь был Лиам", и заканчивая немного оскорбительным "Кто прочитал - тот лох". Решив, что среди этой белиберды, пара умных фраз никак не повредит, Сириус снял с фломастера колпачок. Примерно десять секунд он смотрел на одну из перекладин, а после написал на ней: "Научитесь видеть, слышать и думать", и добавил в конце фразы схематичный рисунок черепа. Затем, прочитав ещё одно не очень-то интеллектуальное предложение, он решил перекрыть его более осмысленным: "Я знаю что, скоро будет новое солнце." И эта фраза - "Я знаю, что скоро будет новое солнце" - выдуманная за считанные секунды, стала началом новой мысли. Первой мыслью было: "Конечно же, я не знаю ни о каком новом солнце! Что за бред я несу?" Но вот дальше... Дальше мысль начала развиваться, и выяснилось, что новое солнце обязательно будет. Не известно, когда, но будет. Где-то весной этой жизни, сразу же после проливного дождя. Тогда, когда асфальт будет мокрым, а в воздухе будет витать запах сырости. Именно тогда взойдёт новое, свежее, чистое и яркое солнце, которое запомнится гораздо больше предыдущего.