Sleeping Bag (The Red One)

Сырные шарики и сырный же соус. Тайлер старательно мажет каждый шарик в пластиковой ванночке с соусом, подкидывает один за одним, пытаясь поймать шарики ртом. Получается: у Тайлера в этом большой опыт. Тренировки длиной в жизнь. Джош смеётся, глядя на него снизу вверх. Его голова лежит на бедре Тайлера, как Джош выразился: идеальная высота, идеальная жёсткость. Тайлер не возражал. Джош широко распахивает рот, требуя свой сырный шарик, обмакнутый в сырный соус. У них концерт завтра вечером, и вместо того, чтобы готовиться к нему, ну или хотя бы попробовать отлично выспаться, они треплются и ужинают — если можно назвать ужином перекус снеком в три часа ночи — и сна ни у одного из них ни в одном глазу. По телевизору гоняют «День Сурка», который они оба смотрели уже несколько раз, он идёт фоном по кабельному, слишком тихо, чтобы хоть сколько-нибудь отвлечь, слишком громко, чтобы сделать паузы молчания невыносимыми. Тайлер делает то, что делал весь вечер, подносит сырный шарик к губам Джоша, отдёргивая руку, чтобы случайно не коснуться их. Они с Джошем обсуждают всё сразу, говорят обо всём подряд, кроме, разве что, того поцелуя в машине на красном спальнике, случившегося несколько недель назад. Три недели и пять дней назад, если быть точнее. Тайлер считал. Тайлер не знает, как начать, а сам Джош не считает нужным поднимать эту тему — или же ему неловко настолько же, насколько и самому Тайлеру. Или он просто не хочет — продолжать целовать его. Тайлер не знает. Тайлер убеждает себя, что готов к любому исходу. Он готов. Нихрена он не готов. — Нет, — говорит ему Джош. — Не так. Подкинь его. Попробуй попасть мне прямо в рот. Дурачиться и говорить о чём угодно, кроме этого, вот чем они занимаются. Делают вид, будто там, в машине, ничего не произошло. Тайлер делает: делал это всё время, стараясь не задаваться вопросом, произошло ли что-то для Джоша. Всего лишь поцелуй. Несколько поцелуев. Губы от воспоминаний горят так, словно они целовались только что, а не двадцать шесть суток назад. Тайлер смотрит на призывно открытый рот. Хочется отвести глаза, но это будет точно означать, что что-то произошло. Тайлер не хочет всё испортить. Надо бы забыть об этом, но вот в чём проблема: Тайлер хочет об этом помнить. — Слишком легко, — качает головой Тайлер. — Закрой глаза. Это Нэшвилл. Номер отеля в Нэшвилле. Тайлер предлагал Джошу поспать в машине, как они и привыкли, но для этого слишком холодно, а Джош заявил, что нашёл дешёвый комфортный отель, и Тайлер сдался. Дешёвый комфортный отель в непосредственной близости от клуба — пять минут на машине. Джош обещал, что это будет идеально. Даже у идеальной монеты есть две стороны: вторая, которая тождественна с «но», в этом случае означает, что в номере только одна кровать. Не большая и не маленькая, не настолько тесная, чтобы Тайлер развернулся с порога, вернувшись в машину, но и не настолько большая, чтобы Тайлер перестал об этом думать. О том, как они будут спать в одной постели — с одной подушкой и одним одеялом. Возможно, это ещё одна причина в копилку ко всем прочим: не спать в три часа ночи перед концертом. Он всё равно только вечером. Они успеют выспаться. Конечно, в том случае, если лягут вообще, но после пары банок Ред Булла Тайлер уже сомневается в том, что уснёт вообще. Ред Булл, предвкушение концерта — меньше, чем через сутки, шесть песен, клуб на пятьсот человек, Джош, лежащий с ним в одной кровати. Джош, положивший голову на его бедро, с требовательно открытым ртом и прикрытыми глазами. — Окей, — говорит Джош. — Давай, я готов. Целься точнее. Вот он, тот самый момент, когда можно выдохнуть. Смотреть на Джоша без опаски, точно зная, что он не видит этого. Смотреть и не думать, что Джош может понять что-то не так. Хотя он поцеловал его первым, верно? Он поцеловал его первым дважды. Тайлер смотрит на лицо Джоша. Глаза прикрыты, веки слегка подрагивают. Ресницы длинные, крылья носа трепещут от того, как глубоко он дышит. Колечко в левом крыле носа, Джош проколол его почти сразу после их первого поцелуя, того, в баре, когда Крис познакомил их. Не так уж удобно. Тайлеру понравилось целоваться с этим самым колечком — понравилось и без колечка. Дело вообще не в нём. Шрамик от пирсинга под нижней губой в центре, крохотная тёмная дырочка. Тайлер пытается сконцентрироваться на ней, но всё равно залипает на губы Джоша, и на его призывно и требовательно открытый рот. Мысли в голову лезут не то чтобы о завтрашнем — сегодняшнем концерте. Это всего лишь рот, Тайлер, вот что он говорит себе. Никакой неловкости, сырный шарик в сырном соусе. Ты делал это сотни раз со своими братьями, ты способен сделать это снова. В этом всё дело: то, что мы способны сделать, то, что нам нужно сделать и то, что мы делаем — иногда это три разные вещи. Тайлер засовывает указательный палец Джошу в рот, проезжая по нижней губе подушечкой пальца, и смеётся, когда Джош цепляет его за палец губами. Он распахивает глаза, Джош — и Тайлер смеётся, и его палец всё ещё во рту Джоша. В тисках, в капкане, попался. Палец Тайлера в сырных крошках от сырных шариков, измазанных сырным соусом. Во рту у Джоша горячо и очень влажно. Пальцу становится почти больно от с силой сомкнутых на нём зубов, но Тайлер продолжает смеяться. В этом есть что-то нервное. В этом есть что-то от двух банок энергетика: передоз кофеина, таурина и сахара. Тайлер смеётся, даже когда подушечки его пальца, зажатого в зубах Джоша, касается что-то упругое и мокрое. Язык. — Прости, — выдавливает из себя Тайлер. — Ты просто с этим открытым ртом, как... Чёрт, я не мог удержаться. Брови Джоша взлетают вверх, он всё ещё зажимает зубами палец Тайлера, и от этого его выражения лица становится ещё смешнее. Это как совать палец в рот зевающему коту — просто у Тайлера никогда не было домашних питомцев, за исключением младших братьев и младшей сестры, но сейчас, Джош, устроивший голову на его бедре, и этот открытый рот, и он никак не мог удержаться. И, если уж честно, он даже не пытался. Джош, наконец, выпускает из тисков его палец, блестящий от слюны и все ещё в остатках сырных крошек. Это хорошо, но Тайлер уже немного жалеет, хотя всё ещё продолжает смеяться, и Джош посмеивается тоже. — Ладно, спасибо ещё, что это только палец, — насмешливо фыркает Джош, но он так улыбается, что от него невозможно отвести взгляд; невозможно на него продолжать смотреть и делать вид, что ничего не было. Тайлер говорит то, что думает и делает то, о чём говорит; мама всегда выговаривала ему за это, и сейчас Тайлер думает, что она была права. Думает об этом сразу после того, как произносит: — Что-то другое в этой позе было бы не очень удобно. Слишком длинная пауза для дружеской шутки, Тайлер не выдерживает, отводя взгляд. Испортил — вот о чём он думает. Он всё-таки всё испортил. Взгляд бездумно скользит по номеру отеля; скудная обстановка — тумбочка, старый телик, ещё квадратный, не плоский экран, спортивная сумка Джоша, рюкзак Тайлера, сложенный валиком красный спальник, который Джош зачем-то тоже забрал из машины... Джош проезжается затылком по его бедру, то ли устраивается удобнее, то ли, что вероятнее, собирается встать. Тайлер наблюдает за происходящим на экране телевизора, Тайлер весь в ощущениях того, как щека Джоша прижимается к его бедру, и Тайлер ощущает его тепло даже через плотную ткань штанов. Что? — Да нормально вообще-то, — фыркает Джош. — Можно ещё ближе придвинуться. Шея немного может затечь, но в целом ничего. В этом весь Джош. Он может тремя фразами исправить даже самую непоправимую ошибку Тайлера. Он может заставить его улыбнуться, даже когда всё кажется совсем паршиво. Он просто делает это — впихивает в Тайлера желание жить. — Понятия не имею, — Тайлер говорит, снова возвращая взгляд к Джошу, снова смотрит на Джоша; их взгляды опять встречаются, и Джош смотрит на него так невозмутимо и так тепло, что Тайлера накрывает волной этого жара, укутывает, словно в плотное одеяло. Как будто его сунули в спальник и застегнули молнию, оставив снаружи лишь кончик носа, но и тот успел покраснеть. — Мне ещё никогда не сосали в такой позе... Это Нэшвилл, ночь перед концертом в одном номере отеля на двоих, и они обсуждают, кому и как сосали. Тайлер опять смеётся, немного глуповато, немного нервно, Тайлер тянется рукой за упаковкой сырных шариков, достаёт сразу два, неловко обмакивая их поочерёдно в соусе. — Ну, знаешь, я тоже не сосал, — Джош покатывается со смеху. — Тем более, в такой позе. На этот раз Джош без возражений съедает свой сырный шарик с рук Тайлера; сначала Тайлер кормит его, затем запихивает второй уже себе в рот. Как у них вообще разговор зашёл сюда? — Всё, что происходит в Нэшвилле, — с самым серьёзным видом говорит Тайлер. — Остаётся в Нэшвилле. Он почти сразу жалеет об этом, потому что фраза звучит так, словно он не хочет продолжения гипотетического чего-то, что может здесь произойти. Но ещё не произошло. А тогда, на трассе, ночью, произошло? Тайлер не знает. Тайлер запутался. Тайлер путается пальцами в волосах Джоша — он собирался просто взъерошить их, но что-то пошло не так. Его тянет к Джошу, как магнитом. Он просто надеется, что завтра он не приклеится к полу на сцене возле барабанной установки, и будет хотя бы иногда смотреть в зал, а не на Джоша. — Дай-ка, — Джош тянет руку, и Тайлер послушно вкладывает раскрытую упаковку с сырными шариками в его ладонь. — Моя очередь. Ну, ты же понимаешь, что удовольствие должны получить оба. Давай, запрокинь голову и открой рот. Глаза можешь не закрывать. Это Нэшвилл. Тайлер был здесь десятки раз — на экскурсиях, когда учился в школе, в поездках с семьёй, с друзьями, на концертах других групп и пару раз с Ником и Крисом, и Нэшвилл никогда не ощущался Тайлером — вот так. С совершенно другой стороны тесного отеля с одной кроватью, в которой вроде и можно поместиться вдвоём, но она недостаточно велика для того, чтобы быть полноценной двуспальной. Тайлер послушно задирает голову, запрокидывает, раскрывая рот. Взгляд устремляется в потолок; когда-то белый, сейчас он стал ближе к серому цвету. Паутинка трещин, нелепая люстра, дающая неяркий свет. В целом: ничего особенного, за такие деньги — вообще отличный вариант. Только эта чёртова кровать... Тайлер упирается обеими ладонями о неё, слегка отклоняясь назад, чтобы было удобнее. Надо было хотя бы руки отряхнуть, ну да ладно; они всё равно ещё лежат на покрывале, накинутом поверх постельного белья. Как они будут спать? Этот вопрос, который Тайлер не решается задать вслух, всё не даёт ему покоя. Тайлеру не видно, чем занимается Джош, но он слышит, как шуршит пластиковая упаковка, можно легко представить, как его пальцы — указательный плотно обмотан пластырем возле ногтя, поранил на репетиции — выбирают один из сырных шариков. Они все одинаковые, разницы никакой. Тайлер представляет: пальцы Джоша, крепко держащие шарик, обмакивают его в ванночку с сырным соусом. Соуса не хватит на все шарики, но, в принципе, их можно есть и так, разве что чуть-чуть суховаты. — Готов? — уточняет Джош. Тайлер коротко кивает вместо ответа и открывает рот шире, готовый поймать летящий в него снек. Тайлер прикидывает траекторию возможного броска Джоша: подкинет ли он этот шарик в соусе вверх и насколько высоко, или изберёт другую стратегию? Тайлер вспоминает: по словам Джоша, он занимался баскетболом, бейсболом, волейболом, всеми возможными видами спорта, которые только существовали в его школе. Тайлер помнит, как Джош смеялся и говорил, что быстрый. Лёгкая атлетика, бег, плавание... Горячая ладонь касается низа его живота; вдоль резинки штанов, прямо над задравшейся футболкой. Горячо, щекотно и неожиданно. Тайлер сгибается пополам, инстинктивная реакция на щекотку, Тайлер вздрагивает от неожиданности, смеётся, перехватывая руки Джоша своими — и Джош смеётся тоже, даже когда Тайлер сдвигается, отодвигается, а потом наваливается на него сверху, пытаясь прижать его руки к кровати. Это смешно и нелепо, это глупо и весело, это три часа ночи, это Нэшвилл, они пытаются друг друга завалить, они смеются и продолжают свою шутливую борьбу. Они замолкают, замирают, только когда кто-то кричит из соседнего номера, чтобы они заткнулись. Молчания Тайлера хватает на несколько секунд, а потом он сдавленно хихикает, уткнувшись в горячую шею Джоша. К тому моменту — он упускает, когда именно — он отпускает его руки, разжимая собственные пальцы на его запястьях. Горячая ладонь Джоша проезжается по его спине, поглаживая, притягивая к себе чуть ближе. Они и так лежат близко, почти вплотную. Пакет с сырными шариками упал на пол, часть рассыпалась; каким-то чудом пластиковую ванночку с соусом они не опрокинули. — Наверное, надо ложиться, — нерешительно тянет Тайлер, когда, наконец, окончательно успокаивается; по крайней мере, он говорит это не давясь от смеха. — Мы уже лежим, — Джош произносит это таким торжественным шёпотом, словно открывает Тайлеру величайшую тайну на земле. Вот он: самый нужный момент. Самый подходящий. Тайлер всё ещё утыкается носом в шею Джоша и не смотрит на него. Это оказывается очень уютно — лежать не то чтобы на нём, но так близко, что почти на Джоше. — Я имею в виду, спать, — Тайлер выдыхает это, Тайлер делает глубокий вдох и наконец-то спрашивает. — Как мы будем спать? Тайлер только сейчас осознает, что лежит на плече Джоша, и насколько это удобнее любой подушки. Ох уж все эти неожиданные открытия в Нэшвилле. Как после такого возвращаться в Колумбус и делать вид, что ничего не случилось? Тайлер ждёт; Джош молчит долгие несколько секунд, раздумывая с ответом. У Джоша горячая шея, в которую так удобно и уютно утыкаться носом, что Тайлеру совершенно не хочется сдвигаться. Вообще не хочется шевелиться. И убирать руку с его груди не хочется тоже. Вот черт. У Джоша сердце ещё колотится. Быстро, суматошно; наверняка это после их шуточной потасовки. Да, наверняка. От чего же ещё? — Можешь спать на мне, — Джош фыркает. — Но если тебе мало места, я могу лечь на полу. В спальнике. Среди рассыпанных сырных шариков. На жёстком полу, на потрёпанном старом ковре. Красный спальник, в котором Джош обычно спал на заднем сиденье машины на обочине, пока кто-то другой сидел за рулём. Например, Тайлер. — Нет, — поспешно выпаливает Тайлер. — Нет, я не это имел в виду. Нет, ну куда... нет. Нет. Ты будешь спать на кровати. А в спальнике вполне могу поспать я. На полу, значит, для спины полезно, она как раз начинает ныть. Не начинает, кожа на спине, кажется, плавится от того, как Джош медленно проходится по ней ладонью. Плавится даже через футболку, до мурашек, до того, что так сладко замирает всё внутри. Какое уж тут — ныть? — Хочешь поспать на полу? — голос Джоша звучит удивлённо. Тайлеру кажется, или — ещё и насмешливо? Тайлер кивает; кончик его носа проезжается по горячей коже на шее. — Это полезно, — повторяет Тайлер, впрочем, уже куда менее уверенно. — Я же не замерзну в одних трусах в твоём спальнике? Всё это пошло куда-то не туда. Тайлер, вообще-то, вовсе не хочет спать в спальнике, даже если это спальник Джоша. И уж точно не хочет спать на полу. Хотя спальник наверняка пахнет Джошем. Тайлер не хочет нюхать Джоша, это просто... Это просто Нэшвилл и две банки энергетика, и всё идёт наперекосяк. — Если замёрзнешь — перебирайся ко мне на кровать, — философски пожимает плечами Джош. В этом весь Джош — он всегда здесь, чтобы помочь, будь это Нэшвилл, Колумбус, Цинциннати, Дейтон, Акрон, или затерянная дорога между Кларидоном и Каледонией. Джош исправляет всё, что вытворяет Тайлер, и вытягивает, распутывает его самого, если он запутался. Вот и сейчас он предлагает Тайлеру самый простой путь: сказать, что ему всё-таки холодно, и лечь под одеяло. К Джошу. И Тайлер кивает, мол, да, действительно, если замёрзнет, всегда можно будет лечь под бок к нему. Путь отступления. Или, наоборот, путь отступления — это обратно, в спальник? — Тебе нормально? — Тайлер спрашивает и уже жалеет о том, что спросил, но всё равно поясняет. — Спать со мной. В одной постели. Последняя фраза выходит совсем сбивчиво, почти неразборчиво; в контексте всего того, о чём они шутили ранее, Тайлер чувствует необходимым уточнить. Конкретизировать. А ещё — чувствует, как краска заливает лицо. Щёки начинают гореть, ладонь Тайлера так и лежит на груди Джоша. Его сердце не успокаивается, колотится; быстрое, суматошное, заполошное, почти как речь Тайлера. Ещё чуть-чуть, и Тайлер сгребёт в кулаке ткань его футболки, и... Он не придумал, что дальше. Просто хочется. — С тобой я бы даже в душ сходил, — задумчиво тянет Джош. — Ну, знаешь. Экономия воды. Спину, опять-таки, есть кому потереть. Самому неудобно. Тайлер опять делает это — тихо смеётся, уткнувшись ему в шею. Горячая кожа, в которую так уютно утыкаться, и ладонь Джоша, которая продолжает поглаживать его спину. Тайлер представляет себе, как эта самая ладонь будет скользить по обнажённой коже, размазывая мыльную пену под горячими струями воды, и ему становится жарко. Замёрзнуть сегодня точно не грозит. — Да, — говорит Тайлер. — Ладно. Главное, чтобы там было достаточно места для нас двоих. Джош снова кивает, а потом тянется и целует его в макушку. Тайлер чувствует это — волну нежности, которая идёт от Джоша и накрывает его с головой. От ступней с дыркой в носке на левой пятке и до самой макушки, в которую Джош его только что чмокнул. — Тогда я пойду, проверю пока, что там с местом в ванной, — хмыкает Джош. Простой сигнал: самое время слезать. Дать Джошу возможность встать, уйти в ванную, принять душ и почистить зубы. Тайлер тоже сползает с кровати: собирает в ладонь рассыпавшиеся сырные шарики, чтобы выкинуть их в мусорное ведро. Это Нэшвилл, вот она, загадка города; Тайлер прислушивается — запер Джош дверь в ванную на защёлку или нет. Тайлер кидает себе в рот ещё пару сырных шариков — без Джоша они кажутся пресными. Ни намёка на сыр. Вода плещется, Тайлер вслушивается — но защёлка, кажется, так и не лязгает. Проверять, впрочем, он не рискует, только прислушивается к шуму воды из ванной, пока роется в своей сумке в поисках чистого белья и зубной щётки. Спать в спальнике Джоша или спать с ним в одной постели? Тайлер пока не решил. Не решает и пятнадцать минут спустя, когда Джош в одном полотенце выходит из душа. Тайлер скрывается за дверью в ванную так быстро, что забывает даже спросить, что там с местом, достаточно ли для них двоих. Это Нэшвилл, вот что говорит себе Тайлер, глядя на своё отражение. Всё дело именно в этом городе. Как будто в Детройте, Нью-Йорке или в каком-нибудь Мельбурне будет иначе. Тайлер долго стоит под горячими струями воды; не душ — чистый кипяток. Тайлер надеется, что это приведёт его в чувство. Поможет собраться. Или хотя бы разморит до той степени, что он уснёт сразу, едва сомкнёт веки. Джош уже лежит в постели, когда Тайлер выходит из ванной; одеяло натянуто до подбородка, листает что-то в своём телефоне перед сном. Красный спальник уже развернут и расстелен на полу, прямо возле кровати. К нему Тайлер и направляется, пусть и не самой решительной походкой. Это Нэшвилл — вот что Тайлер напоминает сам себе. Этот город никогда ему не нравился. — Спокойной ночи, — вот что Тайлер желает Джошу, хотя впору бы говорить про доброе утро. Он неловко заползает в спальник, так же неловко ворочается, Джош шлепает босыми ногами до выключателя в другом конце комнаты. Мог бы попросить выключить Тайлера, но Джошу больше нравится заботиться о Тайлере самому. Четыре уже, наверное, или ближе к пяти — а сна по-прежнему ни в одном глазу. Не то чтобы холодно, просто как-то жёстко. Тайлер вслушивается в дыхание Джоша и негромкий скрип кровати, когда Джош ворочается с боку на бок. Тоже почему-то не может уснуть. А ещё говорят, что это Нью-Йорк — город, который никогда не спит. Тайлер вздрагивает, когда горячая ладонь Джоша опускается на его плечо. Это от неожиданности. Это от волнения. — Подвинься, — просит Джош. И Тайлер сдвигается, ещё не понимая, чего именно он хочет. До него доходит, только когда Джош слезает с кровати и забирается к нему в спальник. То есть, да, это всё ещё его, Джоша, спальник, и он имеет полное право... — Ты собираешься спать на полу со мной? Это даже круче, чем в одной кровати. Один грёбаный спальник, красный, его достаточно для одного, но совсем тесно вдвоём. Тайлер оказывается прижат к Джошу, их колени соприкасаются, они возятся, как щенки, пытаясь уместиться удобнее. — Ты слишком разрекламировал, — Джош фыркает, и голос у него какой-то уж слишком довольный. — Полезно для здоровья, спины и всё такое. И вдвоём ещё теплее. Тебе же нормально? Он его передразнивает. Тайлеру ведь не кажется? Это Нэшвилл, здесь всё не то, чем кажется на первый взгляд. Даже в темноте видно, как Джош улыбается. Слышно по голосу. От него пышет жаром, и кажется, будто кожа всё ещё влажная после душа, хотя он давно должен был бы уже обсохнуть, даже если бы вытерся как-то не очень тщательно. Тайлер задерживает дыхание на несколько секунд. — А если у меня встанет? В этом вечная проблема Тайлера: он говорит то, что думает, а делает ровно то, что говорит. Даже когда умалчивает о чём-то достаточно долго, рано или поздно оно прорывается. Как слова о том, что Джош — очень красивый. Как вопрос, что они будут делать, если у Тайлера встанет. Хорошо, что в темноте не видно, как горит лицо Тайлера, но Джош вполне может почувствовать, насколько он горячий, когда тянет его ближе к себе — вплотную — в обнимку. Тайлер жмётся к нему и говорит себе, что так просто удобнее. Тайлер сползает ниже, прижимаясь щекой к его плечу. Джош поддевает его ступню своей. — Я научу тебя паре способов, как с таким справляться, — хмыкает Джош. — И это лучше, и уж точно приятнее, чем терпеть постельных клопов. Они опять это делают: Тайлер смеётся ему в шею, потому что ему смешно, а Джош почти наверняка — потому что ему просто щекотно. Это Нэшвилл, и Тайлер просто предвкушает, что ждёт их во всех других городах.