* * *
август умирает. болезненно, мучительно и долго умирает. умирает на глазах своего возлюбленного. искры тока летают по комнате, оставляя черные вкрапления угольков от себя, но страха сгореть не присутствует. смотреть на то, как один из твоих самых близких, родных и любимых мучается – страшнее любого пожара. контузия от электрических разрядов доходит до своего максимума и хольт безжизненно падает на паркет. мертв, шансов нет, а у дубина всё тело парализовало от страха и осознания неизбежного. по щекам градом текут слезы, уши закладывает от повышенного давления и к горлу подступает тошнота. он начинает задыхаться.* * *
глаза раскрываются и тело по инерции отрывается от постели. сердце в груди бьётся так громко, что ненароком можно было спутать его с метрономом. дыхание захватывает, кровь в ушах бьёт набатом. это был сон? лейтенант поворачивает голову и видит рядом с собой хольта, что так и оставался спать в прежнем положении, не проснувшись ни от одного громкого вздоха.ты знаешь, мне
такие снятся вещи
что если они вещие
нам гореть в огне
младший судорожно его тело ощупывает ладонями ледяными. под одеяло лезет, живот тёплый и грудь вздымающуюся трогая, чтоб убедиться в том, что тот живой. слезы течь никак не перстают. любимый. родной. теплый. живой. самое главное, что живой. знает, что завтра день предстоит не из лёгких, но всё равно будит. сейчас не может по-другому – лишь бы увидеть чужие заспанные глаза и удивленное лицо, передающие самые что ни на есть живые эмоции. обнимает его крепко-накрепко, в грудь отдающую ударами сердца утыкаясь и целует часто-часто. зажимает так, будто прямо сейчас сломает мужчине все кости, но на самом деле до чёртиков боится отпустить. – господи, живой… живой, хороший мой, любимый… шепчет как в бреду, глаз не открывая. боится, что не увидит чужих движений, пусть и отчетливо начинает их чувствовать. теплые руки возлюбленного по спине и плечам гладят обеспокоенно под тихий ритм чужого дыхания. дима жмётся ближе, словно движениями говоря – «ну же, обними меня крепче, пожалуйста» и август считывает это, пусть и молчит. он знает от чего эти ночные истерики, такое происходит не в первый раз. знает, что ему приснилось. знает, что должен как можно больше двигаться и как можно громче дышать сейчас. знает, что как только возлюбленный успокоится, будет долго извиняться за очередное внеплановое пробуждение. хольт ни разу в жизни не обижается. он понимает его и сам изъявляет огромным желанием провести как можно больше времени вместе. ему уже тридцать четыре, его время на исходе. ему нечего терять, кроме димы. все твердят ему про компанию, бизнес, наследника, что продолжил бы дела одного из крупнейших оружейных рынков в мире, но это всё было чересчур материально. ему бы сберечь всё, что за душой скрыто, а не бумажки и контракты. мужчина приподнимается вместе с лейтенантом на руках, удерживая его в теплой охапке объятий. гладит по рукам; целует пушистую и взъерошенную макушку; со всей любовью, преданностью и нежностью смотрит в ангельски-голубые глаза и улыбается из последних сил. – la lumière de mes yeux, тише. это был сон. я здесь, с тобой, живой. всё будет отлично, я уверен. а ты? август выводил дубина на конструктивный диалог в моменты, когда отстранялся от его тела. конкретно сейчас брал с тумбочки валерьянку и бутыль воды – хуже не будет. седативные и успокоительные действия препарата сделают своё дело. – я безумно хочу верить тебе, родной, но… – молчи. никаких но. ласково промурлыкал хольт и щелкнул младшего по кончику носа. это было их небольшой «традицией» с самого начала знакомства, тем самым словно говоря – «рано унывать». он бы и хотел сказать это вслух, вот только тогда истерика точно затянется ещё на несколько часов.а я верю, я верю по-прежнему каждому встречному
и я грею, я грею надежду остывшим огнём
назови меня новым именем
открой своё сердце и я поселюсь в нём
ранее хольт не понимал подобной меланхолии. это всего лишь неизбежность бытия, чего слезы лить, казалось бы, но когда мужчина сам ощутил близость собственной кончины он осознал это как никогда ранее. август понял, сколько он теряет и сколько боли оставляет вместе со своей смертью, вот только думать нужно было раньше. они вновь переместились в лежачее положение, сплетаясь всеми возможными конечностями, подобно осьминогам. по телам пробежал легкий разряд. легкие поцелуи пошли за ними. без пошлостей, исключительно в области рук, лиц и плечей. стало легче. жалко, что ненадолго.* * *
через несколько дней они по обыкновению стояли вместе на кухне. со встроенных в гарнитур колонок играла тихая мелодия блюза из, примерно, шестидесятых годов прошлого столетия. пахло темным, крепким кофе и дождем из приоткрытой форточки. спокойно, как и каждое их утро. поцелуи, объятия и единение душ. и всё это тайна двоих, умноженных богом на два. день был выходным для обоих. ну, как для обоих, для димы, а август и сам вполне себе начальник, может назначать себе их. в такие дни не хотелось отвлекаться ни на какие дела, тревоги и лишние мысли, словно оно так и продолжится… навсегда. словно через год будет такое же чудесное, спокойное и легкое утро. – je t'aime tellement. tu es mon lever de soleil le jour le plus sombre. хольт часто по утрам мурлыкал так на французском диме, что он даже уже научился спокойно различать некоторые слова, каждый раз густо заливаясь румянцем и после нескольких секунд нечленораздельных звуков отвечать ему теми же ласковыми фразами, а после долго-долго обнимать, словно не замечая, как между ними скользит электричество, которое будто бы подхватывая их энергетику, становясь нежнее. – и я люблю тебя, август. ты себе представить не можешь насколько.свет в глазах, малахит
обнимают предплечье рисунки
пока ты меня держишь за руки
у меня ничего не болит
* * *
вечером того же дня через звонок особо защищённого шифрования звонит отец старшего. какие формальности, что может быть такого важного… – groeten. нoe voel je je? как же хольта до глубины души достала эта напускная забота. с момента паралича его отцу всегда было важно лишь одно – как и кому перейдёт компания. видно, сейчас снова пойдёт туча вопросов исключительно об этом.все заботятся о деньгах
богатство, чеки
самое главное можно найти
всего в одном человеке
– hallo, het gaat goed met mij. wilde je iets? – doorbraak in de neurochirurgie, zoon, doorbraak. ik was het met alles eens. overmorgen zou je in t el-a viv moeten zijn. глаза округлились в шоке. что? как это возможно? нет, конечно же, наука не стоит на месте, как и медицина, но в это даже не верится. такого счастья просто не могло произойти. младший тоже непомерно заинтересовался, заметив реакцию и эмоции старшего, ну, и то, как наэлектризовались волосы, закручиваясь в мелкие завитки. он пытался выяснить подробности кивая головой, безмолвно спрашивая суть диалога, по причине того, что ни капли не понимал нидерландский. – de overlevingskansen zijn vijftig-vijftig, maar in jouw geval is er niets meer te verliezen, dat begrijp je zelf. ну конечно. всё не могло быть так просто. август пригладил волосы будучи в размышлениях и взглянул на лейтенанта, явно интересующимся происходящим. тянуть и вправду было некуда. он мог умереть в абсолютно любой момент, а так оставалась мнимая надежда и шанс… – оké, ik verbreek de verbinding. – что там, родной? обеспокоенно спросил дубин, обвивая чужой торс руками, параллельно укладывя подбородок на плечо футболки. в глаза смотрит подобно самому преданному псу, в момент, когда хозяин сказал неизвестную фразу в неясной тональности. а это главная проблема, как сказать об этом всём диме. только упоминание пятидесяти процентов возможности умереть буквально сведёт его с ума и никакие доводы тут не помогут. придется врать. – хороший мой, все отлично, просто… решаем с компанией на будущее. я отлечу ненадолго в нидерланды завтра. каждый отъезд был всё болезненнее и болезненнее, ведь времени оставалось всё меньше, но младший прекрасно понимал, что это банальная необходимость, тем не менее отпуская возлюбленного каждый раз как последний. каждый день и вечер перед отъездом он брал дополнительный выходной у прокопенко, лишь бы успеть провести побольше времени вместе и не упустить ни одной минуты, ни одного касания, ни одного взгляда.мы летели вовсе не держась
кто же из нас первый упадёт
вдребезги на тауэрский мост?
утром, я узнаю утром
ты узнаешь позже…
* * *
когда хольт попросил не провожать его до аэропорта, дима напрягся. никогда это не вызывало никаких возражений, а тут так резко… немного возразив, он всё-таки отступил от этой затеи. мало-ли какие люди и лица. в конце-концов августу яснее. оставаться дома со своими мыслями было всё невыносимее и невыносимее. некогда горячая сторона постели вновь охладела, напоминая о скором конце. подушка, сохранившая природный запах тела и одеколона старшего были единственным, что спасало от чрезмерной скуки и меланхолии. тут телефон зазвонил. разумовский. хорошо, возможно хоть это позволит немного отвлечься и придти в себя.я ищу теплоты
в каждом случайном или не очень
а на ум лишь ты, ты, ты, ты, ты
автоматной очередью
после многочисленных ошибок в деле чумного доктора они каким-то чудом смогли подружиться. конечно, против него успели лишь выдвинуть подозрения и допросить, перед тем как убийства продолжились, но тот спустя время даже пошёл на контакт, посчитав диму достаточно многогранным и интересным собеседником, после чего тоже самое произошло и с пчёлкиной. с того момента они вполне себе неплохо дружили втроём. всё началось традиционно, вопросы о положении дел и самочувствии. – хей, ты чего тоскливый такой? твою ж мать. на подобные вопросы дубину сейчас меньше всего хотелось отвечать, да и в целом заводить диалог на тему всего происходящего. – без криминала, просто август уехал. всё в порядке. – как уехал так и вернется, будь уверен. самолёты летают – значит причин не вернуться нет, не думай переживать даже. дубин легонько усмехнулся. все в курсе того, что электрический позвоночник помогает тому двигаться, но никто не знает о том, что его электричество так же поддерживает жизнедеятельность организма, а с этим ещё и медленно убивает августа. ни юля, ни олег, ни сережа не знают того, насколько отвратительно-мало времени осталось. никто не был в курсе по желанию хольта. он не хотел жалости, чужого сочувствия и сожаления. с самого момента трамвы он хотел лишь одного – быть обычным, здоровым человеком, как и все остальные.* * *
в следующий вечер в операционной палате кипела работа по подготовке всего необходимого. на ломанном английском врачи спрашивали самые базовые и банальные вопросы по типу хронических заболеваний, группы крови, аллергических реакций на препараты и всему подобное. – мистер хольт, было достоверно установлено, что восстановление соединения между нервным волокном на непарализованной стороне и парализованной стороной вызвало создание новых нейронных связей что способствовало активизации работы парализованных частей тела, но шансы выжить в вашем случае уменьшаются из-за практически полной парализации. вы в курсе? – да. давайте начнём, пожалуйста. нет. до этого момента август не был в курсе меньших шансов на выживание. всепоглощающая тревога накатила с новой и новой силой. перед подписью о полном соглашении он взял в руки телефон. «я безумно сильно любил, люблю и буду любить тебя, родной. спокойной ночи». тело обмякло под наркозом уже через несколько минут. врачи приступили к работе.если мы выживем этим летом,
то с нами уже ничего не случится.
если мы выживем этим летом,
то с нами уже...
* * *
в санкт-петербурге в то время было тихо и темно. уведомление от сообщения озарило комнату тусклым светом с экрана телефона. улыбка сразу появилась на лице только завидев знакомый контакт «родной». «ты уже спать? спокойной ночи, август. я тоже очень сильно люблю тебя» – и по обычаю несколько подбадривающих картинок. рановато, конечно, было для сна, но по словам возлюбленного ранее день был очень уж тяжелым, так что младший не сочёл это такой уж сильной странностью. только бы он знал, что именно в данный момент за дальнейшее существование его самого любимого человека борется такое количество профессиональных нейрохирургов.* * *
под позвоночником не чувствуется уже настолько привычной твердости. вокруг светло, тихо и спокойно. «я умер? вот и финал, сбылись наши мечты в обратную сторону» – первым же делом проносится в голове, но вдруг август чувствует поразительную боль в спине и слышит грубый голос мужчины, который расспрашивал его обо всём перед операцией. в ноздри впивается острый запах медикаментов. шок, радость и непонимание резко накатывают на хольта. он несколько раз часто моргает и осторожно проворачивает голову. на пробу сжимает ладонь в кулак. получилось? он управляет конечностями без помощи современных технологий? полномерно двигать конечностями пока безумно тяжело в общем состоянии слабости, но как же чудно и инородно ощущать, что это возможно. или он умер и это его заслуженный рай? – вы слышите? как ваше самочувствие? нет. точно не умер. на лице всплывает шокированная улыбка, а дальнейшие диалоги в сладкой неге безмерного счастья превращаются в один сплошной шум. у него снова есть право на жизнь. право на существование. право чувствовать, любить, добиваться целей, эмоционировать и хотя бы просто банально ощущать этот мир. в конце-концов он все-таки осознает слова о необходимой реабилитации в течении следующего года и осмотрах раз в несколько месяцев на протяжении пяти лет в любой их клинике в мире, но слышать это даже приятно.сохрани мою суть
и не думай про ножевое
чтоб по венам не ртуть,
чтоб по венам не ртуть!
нас двое!
* * *
спустя две недели август возвращается в санкт-петербург счастливый до невозможного и дубин безусловно подхватывает его положительное расположение духа, сразу же крепко обнимая. стоп. он не чувствует позвоночника и привычных электрических разрядов, покалывающих руки и грудь при объятиях. не успевает ничего сказать, только смотрит вопросительно. мужчине даже слышать ничего не нужно. – чудо. не иначе. далее только слезы счастья, частые-частые поцелуи и нечленораздельные звуки. честно признать, даже август не смог сдержать слез. этой ночью они наконец-то говорят так, как не могли и даже не мечтали говорить ранее. они наконец-то строят планы на будущее, которые, конечно же, в последствии исполняют. все до единого. они слишком много думали об этом поодиночке, каждый раз обрывая эти мысли тем, что у них нет столько времени. теперь же, что хольт, что дубин, осознают – такого ресурса как время, по сравнению с тем, как было раньше у них более чем достаточно.ноты воедино сольются в аккорд
капли воды на мне, я высоко
тёплый ветер обнимет меня целиком
я могу летать, мне так легко.
они наконец-то в открытую мечтают, делятся каждой, даже самой-самой глупой мыслью, что приходит им в голову.сколько бы ты не терял
так падают звёзды, снова сияя в небе синем
сколько бы сердце твоё по частям не разбивалось
оно вновь расцветёт с новой силой
они наконец-то целуются и удерживают друг друга в объятиях пока не становятся совсем умотанными и это не сопровождается ни одним болезненным разрядом тока от переизбытка эмоций.хочется быть к тебе ближе
и лепестком белым вишни
затеряться в кармане рубашки
затеряться с тобою в париже
они наконец-то занимаются любовью без страха, что от сладко-тянущегося оргазма кто-то умрёт или что-то взорвётся.до новых снов с тобой
безопасный секс, самый лучший чай
останется в памяти вкус и тысячи слов
учащается пульс
они наконец-то по-настоящему живые.
в последствии август, конечно, все рассказывает возлюбленному до мелочей. журить того за враньё нет никакого желания. у них впереди целая жизнь, как говорится, пока смерть не разлучит их. естественная смерть.я мечтал уйти пораньше, будто тьма на рассвете
уйти на пике, без фальши, и не как все эти
быть для всех и ни о чём, в обмен на шик и периньон
но теперь я тут останусь, если мы будем вдвоём