Ляг и закрой глаза

      Сегодня с Арлекино что-то было не так.       Фурина старалась не влезать в дела Фатуи, да и сама Предвестница наказала ей держаться от них подальше ради её же блага и душевного спокойствия, но отрицать очевидное она не могла, как бы ни пыталась: все эти дела, как бы Арлекино ни старалась скрыть, задевали её за живое. Постоянно происходило что-то, что ранило её изнутри. И Фурина не имела ни малейшего понятия, что именно.       Фурина знала — Арлекино было плохо. У нее от этого самой болело сердце. И целуя Арлекино в губы, она ощущала, как её тело дрожало и слегка подёргивалось от стресса.       А Фурина… а что Фурина? Ей-то самой было непросто. Арлекино хотела плакать, но не могла: проклятье съест ещё сантиметр. По взгляду перечёркнутых глаз всё было крайне ясно: Арлекино плохо. Так плохо, что она не смеет показать то, что у неё внутри.       Как же больно.       Все эти вещи, о которых Фурине не стоило знать — они все скапливались. Их становилось больше с каждым месяцем. Год за годом дыра, которую тоска и горечь пробивали в Арлекино становилась всё глубже, и как бы сильно ни хотелось, ни она, ни Фурина, ни кто-то ещё не могли затянуть эту рану на сердце.       Сердце сжималось от каждого вздоха, а каждый выдох сдавливал лёгкие. Нос зудел, а глаза становились влажнее. А самое ужасное — как будто горло обтягивала тугая верёвка, пока грудь сжимают тисками.       Фурина присела на колени к Арлекино, обхватив её лицо ладонями. Её глаза, пусть и полны горечи, что никогда не выйдет на волю, всё ещё были прекраснее любых других. У неё перехватывает дыхание — тёмная ладонь ложится сверху, сжимая чужую, светлую, а дышать носом становится настолько сложно, что стало проще сдаться.       Лицо Арлекино полно морщин. От стресса и усталости, и от полнейшей безнадёги, что сейчас разъедала её изнутри, сжигая внутренности так же, как заставляет тлеть её руки порча алой луны. И каждую морщинку хочется поцеловать — впрочем, у Фурины не так много вариантов действий. Арлекино слегка подрагивает, чувствуя чужое прикосновение, но несмотря на явное намерение отстраниться, не отстраняется — Фурина не уверена, почему, но её главной догадкой было, что Арлекино не смеет сопротивляться, когда ей дарят любовь и пытаются подарить спокойствие.       Такие, как Арлекино, — холодные, недоступные, отстранённый — они всего-навсего уличные звери, которых выбросили во двор бездушные хозяева, не заботясь о судьбе тех, кого пытались приручить. Арлекино — бродячая кошка, которую били и запугивали, и её рефлекс отстраниться от любого прикосновения — всего лишь бездумная попытка не напороться на те эе грабли вновь. Но Арлекино — не бездумная. Попытка, может быть, да, но сама Арлекино — нет. Арлекино Фурину любила, всем сердцем лелеяла и пылинки сдувала, боясь вновь испугать её и потерять, и никому не доверяла себя настолько, насколько ей.       Пока подобие инстинктов внутри велит отстраниться, разум понимает, что Фурина не обидит.       Оставалось лишь принять поцелуи и всеми силами, ещё оставшимися в измотанном теле, пытаться успокоиться. — Арле?       Она подставилась ближе под поцелуи, а у Фурины укололо в сердце почему-то. Как так?.. Она же согласилась принять её, что же не так? Почему от этого стало ещё больнее?       Тут же, ни думая ни секунды, Фурина схватила её голову и нежно притянула к себе, держа в одном положении, чтобы можно было аккуратно зацеловать лоб. Арлекино молчала: но кажется, это не было игнорированием, ей просто действительно сложно было ответить Фурине что-то. Или же… Арлекино отпрянула на пару сантиметров, тяжело взглянув на девушку у себя на коленях. — Фурина, ты можешь сделать для меня кое-что?       В её взгляде так и читалось: «Ты ведь не осудишь меня?»       «Ах, тебя стало так легко читать, Слуга. Теряешь хватку.»       Фурина заправила прядь серебристых волос за ухо. Нежно, не желая принести хоть какой-то дискомфорт, её ладонь опустилась на щёку Арлекино. — Конечно. Чего ты хочешь?       Арлекино отвела взгляд. Как на неё не похоже. Неужели всё настолько плохо? Тронутые проклятием руки взяли чужие, белоснежные, и опустили чуть ниже. К себе на грудь. У Фурины округлились глаза — может ли быть, что?..       Но всё дело было в том, что это было просто невыносимо. Если Арлекино не отвлечётся хотя бы немного, кто знает, что она сделает. Вероятно, ничего хорошего. В таком состоянии она даже сама себе не особенно доверяет — она лишь надеялась, что Фурина не против потерпеть её немного. Потому что она никому кроме Фурины себя доверить не смела. А Фурина глупой не была: она прекрасно всё поняла и лишь тяжело вздохнула. Её губы опустились на чувствительное место, где соединялись шея, челюсть и ухо, и тут же она почувствовала под своим прикосновением мелкую дрожь. — Не волнуйся, я позабочусь о тебе, — Фурина поцеловала Арлекино в глаза, боясь, что те уж очень болят от невыплаканных слёз. — Я сейчас вернусь, хорошо? Мне нужно вымыть руки.       В это время Арлекино успела перелечь на кровать. Арлекино слышала шаги Фурины за дверью спальни, но даже эта минута тишины, что её не было, давалась ей немыслимыми усилиями. Вернувшись же, Фурина предстала перед своей женщиной уже без домашнего кардигана — вид намного легче и интимнее, чем было до этого.       Без лишних прелюдий Фурина снова забралась на колени Арлекино, и ловко стянула её кофту. Зацеловывая шею, доступ к которой ей любезно предоставили, Фурина опустила ладонь на грудь. Сердце под рукой теперь ощущалось особенно близко, и сбитый ритм заставлял сбиться уже стук сердца самой Фурины. Видеть Арлекино в таком состоянии было очень сложно. И ещё сложнее было пытаться что-то сделать, когда под её рубашку залезли руками и когтями впивались в кожу спины. Ах, Арлекино сегодня особенно ревниво требует её внимания. Как же ей повезло, ведь Фурина собиралась дать ей всё внимание, которого ей хочется.       Без преграды в виде одежды между ладонью и чужим телом трепет от прикосновений ощущался особенно ярко, и Арлекино не могла не ёрзать, ощущая на груди и бёдрах руки, аккуратно массирующие кожу. Но… этого было недостаточно. — Фурина… — прошептала Арлекино, оставив очередные пять полос на её спине. — Да, конечно, — ох, кажется в этот раз она перестаралась. Эти точно проткнули кожу.       Но это не страшно. Арлекино можно.       Вся остававшаяся ещё одежда быстро полетела на пол. В Фонтейне по ночам было холодно, и Арлекино естественным образом свела ноги — а у Фурины перестало вдруг хватать смелости. Арлекино, Арлекино… точно ли ты этого хочешь? Но встретившись с ней взглядом, Фурина поняла: да. Точно. Фурине это всё равно казалось не самым лучшим способом забыться, но она просто хотела дать Арлекино такой комфорт, которого хотелось ей самой. Это не совсем здорово, верно же? Хотя Фурина не знала, что у Арлекино творилось в голове наверняка, так что могла лишь дать ей то, чего она хочет. Ну почему ты такая, Арлекино?..       Смазка в доме Фурины закончилась давным давно и новой упаковки никогда с тех пор не покупалось. Привычная и родная Гидро инфузия на пальцах — без неё уже невозможно представить связь, и Арлекино иногда задумывается, как пары могут жить без неё. Фурина тихонько сидела между ног Арлекино, положив её таз себе на бёдра, и одной рукой водила по прессу, размазывая по коже Гидро энергию, а второй — по половым губам, давая им возможность возбудиться и подготовиться. Наклонившись, она оставила поцелуй на колене — Арлекино тут же забыла как дышать.       И так и не вспомнила, пока Фурина, решив, что Арлекино готова, не провела пальцами по её вульве. Бёдра тут же раскрылись шире, а чёрная рука схватила простыню — Фурина краем глаза заметила, что её постельное бельё теперь запачкано кровью… Ничего страшного. Если Арлекино от этого проще справиться с тем, что у неё внутри, то Фурина не против. Она ловила клитор между своих пальцев, гладила малые губы и осторожничала, приближаясь к лону, пока грудь Арлекино вздымалась от глубоких быстрых вздохов, показывая, насколько она нуждалась в ней.       Проведя последний раз рукой в Гидро инфузии по прессу, слегка задев грудь, Фурина опустила пальцы к вульве — теперь обе руки были там, где Арлекино нуждалась в них больше всего. Приятные ощущения на клиторе, открытом и не спрятанным под капюшоном, кажется, почти что помогали забыться.       Благодаря Фурине было так легко забыть обо всём.       Больше не было ничего. Арлекино отчаянно в этом себя убеждала. И у неё даже получалось: тихий стон слетел с её губ. Фурина улыбнулась. — Вот так, моя хорошая. Не думай ни о чём. Просто закрой глаза.       Арлекино пыталась. Но то, что она чувствовала на самом деле, было не передать: то была какая-то особенная смесь боли в груди и желания снизу, сносившая голову в самом неприятном смысле. Чувство можно было описать только одним словом: неприятно.       По крайней мере, оно позволило отключить голову достаточно, чтобы можно было просто открыть рот и тяжело дышать, постанывая за ладонью в такт движениям Фурины на клиторе. Закрытые глаза позволяли сосредоточиться на ощущениях ещё лучше.       Видя, как Арлекино свела брови, Фурина не понимала — она была близко, или же в её мыслях произошло что-то, что заставило её душу опуститься ещё глубже в пучины горечи? Фурина надеялась на первый исход.       К счастью обеих, он оказался правдивым. Отодвинув мешающую плоть и двумя пальцами скользя по клитору, Фурина чувствовала, что Арлекино вот-вот не выдержит.       …       Женщина содрогнулась от переизбытка чувств.       Разум Арлекино был совершенно пуст. Сладкое состояние диссоциации от реальности, пока её тело пребывало в трепетной неге. Арлекино не заметила, когда Фурина успела лечь рядом и накинуть сверху них обеих одеяло.       … — Фурина, сп… — Арле? А можно узнать, что у тебя случилось?       … — Я не могу этого сказать.       Это было ложью.       Фурина обняла Арлекино. Она радостно, пусть и скрывая это чувство, уткнулась лицом в небольшую грудь. — Правда?       … — Недавно мне пришло письмо.       … — Группа моих детей, которую отправили в экспедицию, умерла. Все.       Фурина тут же прижала Арлекино крепче к себе. — Наверно, нам не стоило заниматься этим, учитывая повод, — Арлекино тяжело вздохнула. — Но… Фурина?       Она её внимательно слушала. — Я не знаю, как бы я справилась без тебя. — В любое время. — Фурина? Я очень устала от этого.       Фурина понимала. Она не осуждала. Всё, что она могла сделать — это поудобнее устроиться в объятиях, и ощущать, как Арлекино, уставшая после интима и измученная от внутренних терзаний, засыпает у неё на груди.