Война нашей любви.

Джулия не спала, часы показывали раннее утро, шесть утра. За окном розовое небо, лучи солнца сильно били в маленькую комнату. Девушка поправила длинные светлые волосы, которыми она закрывала свою грудь. Никакой одежды, одно из самых отвратительных условий, которые поставили они. Она поставила книгу «Три товарища» на полку, она перечитывала ее уже третий раз. Они не сильно были обеспокоены тем, как она проводила здесь время. За эти три года коллекция книг не сильно пополнилась их осталось ровно десять, как и было. Единственное, что обновлялось стабильно это бумага и карандаш. Если она умрет раньше их, то хотя бы ее наброски они смогут продать. Шить одежду ей не разрешали это уже сильно хорошие условия и времени на это тоже не было. Маленькая комнатка, в которой она находилась большую часть времени сильно давила на психику. Узкая кровать с тонким одеялом, которое не грело, особенно зимой, когда других альтернатив просто не было. Большой шкаф в котором из одежды было только платье, в котором ее сюда доставили и письменный стол с полкой над ним. И большое окно, которое выходило на могилу, Джулия тяжело вздохнула, сегодня надо будет положить свежие цветы, она меняла их каждый день, просто потому что для того, кто там лежал это единственное, что она могла сделать. Она прислушалась и нахмурилась. Она слышала какой-то шум. Шум самолета? Какого черта? Последнее, что она увидела это мужчины судя по отрывистым словам, которые она смогла услышать русские. Это конец. — Стреляем всех, кого видим на своем пути! — рявкнул Сергей Сафронов. — Но разве они потом не пригодятся в союзе, полковник? — В чем они могут пригодиться? Ты же говоришь мне про самых преданных людей нацизму. — Но Натали и Улиана? — В чем их выгода, в том, что они обе обычные немецкие шлюшки, которые не понимают ничего в политических делах? Нам нужны документы из сейфа. — И объект, но если ее здесь не будет? Может она успела сбежать? — А ты точно разведчик? Ее отлично было видно в окне! Выстрелы, это был самый легкий бой в его жизни. Чак, Алехандр, Натали и Улиана лежали в гостиной вокруг журнального столика, на котором стояли стаканы с ликером, весь стол был усыпан первитином. Немногочисленная охрана, была отстрелена еще двадцать минут назад, в количестве всего четырех человек. Видимо Чак полагал, что СССР не прознает про их секретный объект и его местонахождения. Сафронов лишь пожал плечами, четыре пули и все. — Полковник, где объект? — он услышал напряженный и взволнованный голос солдат. — Где, где, там, где ее обычно и держат. Сергей резко распахнул дверь соседней комнаты и услышал тихий крик. На них смотрела девушка. Большие серо-зеленые глаза, пухлые губы, длинные светлые волосы, закрывали большую грудь, она была полностью обнаженной. Она боязливо прикрывала голову руками и сжималась в углу. — Русский понимаешь? — спросил один из солдат, та лишь боязливо кивнула, хотя от стресса она слабо понимала суть слов и то, чего от нее хотели. — Пароль от сейфа, какой? — Джулия только нахмурилась и боязливо подняла на него глаза. — Ты же сказала, что понимаешь? Или ты решила сейчас для вида его забыть? Только ведь что кивала. Ты либо говоришь, либо мы с тобой делаем то, что твой народ делает с нашими женщинами. Уж поверь я давно мечтаю отплатить хоть кому-то из вас тем же, — он резко схватил ее за волосы и притянул к себе. Джулия испуганно зажмурилась и отвернулась. Ей было страшно, так страшно ей не было никогда за все три года, что она провела здесь. Серые глаза были полностью безумны в них не было ничего кроме сумасшедшей ярости и гнева, брови сошедшие на переносице, губы в кривой усмешке. — Или я могу тебе прямо сейчас показать, — он усмехнулся и сильно сжал ее грудь от чего она испуганно дернулась. — Покажу тебе, что порой русские девушки переживали. А тебе наверно не впервой немецкая шлюшка, — усмехнулся он, плюнув ей в лицо. — Отставить! Ты забыл, зачем мы здесь?! Чем твое поведение с ней отличается от фашисткого?! Вышли! Все вышли! — приказал полковник. — Нам нужно поговорить. Дверь громко захлопнулась. — Джулия Ванг, я ведь правильно запомнил? — Сергей присел на корточки рядом с девушкой, осторожно сжимая ее ледяные пальчики. — Верно, — она облизнула губы и смотрела на него также боязливо. — Сергей Сафронов. Вы понимаете русский? — Да, я предвидела, что он мне понадобиться, — она спрятала глаза. — К сожалению, — он лишь грустно поджал губы. — Джулия, в гостиной сейф, где лежат бумаги и нам нужен код от него, а также… — Мои разработки и планы на дальнейшее, — тихо продолжила она. — Все на столе. Но послушайте, — взмолилась она. — Я не правая рука Адольфа, как пишут в прессе. У нас с ним никогда не было никакой связи. Все планы, посмотрите, я пыталась сделать так, чтобы вы понесли минимальные потери. Я никогда не хотела, чтобы Адольф победил. Я не хочу расстрела. Я понимаю, что вы мне не верите, но… — Джулия, я вам верю, — он заглянул ей в самые глаза. — Давайте, сейчас вы скажите нам код, но я гарантирую вам, что ваши страшные предсказанию по поводу своей судьбы не сбудутся. Да, нам нужно доставить вас в страну, но только, чтобы вы все рассказали про дальнейшие планы. Расстрела не будет, — заверил Сергей. Джулия лишь боязливо кивнула. — Три пять восемь один, — тихо продиктовала она, мужчина кивнул. — Вам есть, что надеть путь будет длинным. — Есть, просто они не разрешали, — тихо прошептала она. — Собирайтесь, путь будет не самым коротким. Итак, код от сейфа! Достаем все документы! — скомандовал он. Джулия боязливо осматривалась. Она стояла на холодном снегу в единственном платье, в котором и попала сюда. Длинное белое платье, с кружевом и узором полностью прозрачное, под ним было только белое белье на каблуках было неудобно. В закоченевших пальцах она сжимала папку с документами, а точнее стратегиями и планами на дальнейшие и уже прошедшие события. Единственное, что здесь было страшно и тоскливо покидать. Это могилу. Она прекрасно понимала, что из СССР она не вернется, мертвые не возвращаются домой. Она боязливо вздрогнула, когда вновь увидела солдат, глаза уже привычно начали искать полковника. В руках Сафронова папка документов, она поджала губы и опустила глаза, он только кивнул головой на самолет. Джулия обнимала себя руками, было безумно холодно, она чувствовала, как на нее косились солдаты, которые буквально раздевали глазами и представляли, какая она без этого прозрачного платья и белья. — Наденьте, вам очень холодно, это видно, — тихо проговорил Сергей, отдавая ей куртку. — Полковник… — Я разрешал, какие либо вопросы?! Если про куртку, то она нужна в живой! Все, я не желаю больше слушать вопросы! Правильно ли я понял, что здесь ваши планы того, как проиграть? — он перешел на немецкий язык и заговорил намного тише. — Тут два плана. Один был для Чака и Алехандра, они передавали его правительству. Один я рисовала для них, то есть проигрышный, заранее привести их к поражению. А один я рисовала для себя он объективный, то есть тот, который им не надо было знать. — То есть наши победы из-за их плохой тактики? — Вы говорите глупости ваши победы из-за вас, я помогала вам ослабить врага, насколько это возможно. — Но Джулия, они ведь не глупые люди понимали, что могут проиграть, учитывая планы, скажу, как полковник, надо быть сильно доверчивым и не обладать собственным мышлением, чтобы играть по таким правилам. — А вы всегда побеждали? — она прищурилась. — Это срабатывало не всегда. — Но, что происходило, когда она проигрывали? Неужели вам сходило все с рук? Ведь, если так посудить, то вы вели их за собой. — Конечно нет, были наказания. И наказания были не радостными, — она поджала губы. — Шлюха! — она стояла на коленях перед Чаком, губы были в крови все лицо мокрым от слез. — Ты хоть понимаешь, что из-за тебя опять произошло?! Ты хоть понимаешь, что ты решаешь?! Ты решаешь судьбу мира, черт возьми! — Чак, пожалуйста, — зарыдала она. — Хватит! Для чего мы тебя взяли?! Ты вообще хоть что-то можешь решить?! Мне надоели поражения! Нам они надоели! Или ты за них?! — он сильно сжал ее скулы и притянул к себе. — Нет, нет, — она испуганно замотала головой. — Я за нас, за нас, — испуганно зашептала она. — Да? Ну раз за нас, то на спину, — он усмехнулся. — Чак, пожалуйста. Мне больно, — прошептала она хриплым от слез голосом. — Джуль, мне тоже всегда больно, когда случается поражение, но я ведь не рыдая. На спину, я сказал! — Чак, умоляю, — протянула она. — Сейчас я заставлю тебя на лечь и буду трахать, как последнюю суку, если ты не выполнишь мое поручение. Живо, я сказал! — она получила крепкую пощечину и отлетела в угол комнаты. — Не хочешь по хорошему, будет снова по плохому. Он схватил ее за длинные волосы, и наматывая их на кулак бросил на кровать, смотря в ее огромные глаза, в которых стояли слезы брезгливо поморщился и вновь залепил ей пощечину. Джулия боязливо сжимается. Смотрит на него огромными глазами и боязливо поджимает окровавленные губы. Чак кусает ее в шею, больно, больно и неприятно. На шее остаются укусы, она морщится, смысла пытаться оттолкнуть нет. Он все равно сильнее, все равно он победит. Она здесь, чтобы просто удовлетворять его отвратительные садистские потребности. Он грубо сжимает ее грудь, выкручивает ее, кусает соски, облизывает их языком, она отворачивает голову, пытается отодвинуться. Грудь неприятно болит, укусы на шее горят, чувствует, как его ногти впиваются в нежную кожу груди, неприятно царапают. Она хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, ей тяжело, тяжело дышать. В спальне жутко душно, не чем взоднуть. Ей тяжело. Тяжело. Она умрет. Умрет! Не доживет до конца! Он больно кусает сосок и оттягивает его. Она жалобно вскрикивает и выгибается. — Давай, давай, детка, покажи, как ты меня хочешь. Давай, — он кровожадно улыбается. Джулия тяжело стонет и дышит. Чувствует, его руки на бедрах, которые резко разводят их, жмурится и сжимает губы. Одним резким толчком он проникает в нее, она тяжело охает, в глазах ужас. Она стонет, он крепко держит за бедра и вколачивается сильными толчками. — Пожалуйста, медленнее, — стонет она. — Мне страшно, страшно, Чак. — Ты меня бесишь! Алехандр! На пороге появляется бывший муж Мэри. — Заткни ей рот, чтобы не разговаривала, я хочу трахать ее молчаливую. Мужчина усмехается. Джулия только заходится рыданиями, когда чувствует, когда ее губ касается член, она несмело открывает рот и в этот же момент задыхается, Алехандр зажимает ей нос. Чак больно вколачивается в нее, она чувствует влажную простынь под собой, кровь. Толчки сильные она чувствовала, как он доставал до матки, в ушах сильно звенит, ей не чем дышать. Больно разрывает все тело, низ живота очень болит. Голова безумно кружится. Чак делает последний сильный толчок и выходит. Последние слова, что она помнит. — Сейчас она отключится, и потом пусть охреенет от того, как и с чем она проснется, — говорит Алехандр. — Как вы к ним попали, Джулия? Они вас похитили? — Можно наверно и так сказать. Чак мой бывший мужчина. У нас все было хорошо, до того момента, как в мире начал твориться полный хаос. Он работал политическим журналистом, но потом, когда началась война, точнее первые предпосылки он сразу вступил в партию и тогда начался ужас. — Он знал о ваших способностях? — К сожалению да, я теперь так тот день проклинаю, — на ее глаза вновь навернулись слезы. — Я изначально говорила, что идея войны не к чему не приведет, и что победа за вами, но он меня никто не слушал. Чак на тот момент стал очень приближен к руководству. Меня похитили, когда началась война. Я должна была помогать и вести Германию за собой, они говорили даже, если я не вижу их победу, то с помощью своих способностей могу все переиграть. Но переигрывать я не хотела. За это и поплатилась. — То есть вы уже три года я прошу прощения, но в секс-рабстве у своего бывшего мужчины? Я ведь правильно понимаю, что наказания там были… — Именно так. — Но для чего там был Алехандр и Улиана и Натали? Алехандр ведь по части медицины. — Алехандр использовал меня для своих сумасшедших экспериментов. Кто-то ведь должен был родить сверх человека? Этим кем-то была я. А Натали и Улиана были просто приближены к этому. Просто две лесбиянки, которым меня отдали в качестве игрушки, — грустно усмехнулась. — Но планы Алехандра, насколько я знаю не смогли воплотиться в жизнь? — К счастью да, — она поджала губы. — Алехандр, это бесполезно, — устало проговорила она, сидя на узком диване. — Не бесполезно, просто у кого-то проблемы, — процедил Шепс сквозь зубы, кивая на девушку. — В этом нет моей вины, — тихо прошептала она, опуская глаза. — Нет твоей вины, ты в этом так уверенна? — он истерически усмехнулся. — Тебя ебут каждый день по несколько человек, и хоть бы от кого-то! Но что по итогу, каждый раз отрицательный результат! Каждый раз. Знаешь, что мне это надоело! На живот! Давай переворачивайся! Один смысл, как тебя трахать все равно залететь не сможешь. Давай! — Алехандр, пожалуйста. Только вчера, — она боязливо сжалась увидев, как он уже привычно замахивается. — Быстро, — прошипел он. Джулия нервно вздыхает и ложится на живот. Спорить страшно. Первый раз, когда она попыталась отстоять себя, то к Алехандру прибавилось еще несколько не знакомых ей мужчин. Это был один из самых жутких вечеров. — На колени, я что требую чего-то необычного? Мне нужна девушка, а не труп, — усмехается он, а Джулии не смешно, ей страшно, ей кажется, что скоро она просто не переживет очередное изнасилование. Она чувствует, как проводит рукой по позвоночнику. Его заводит это, ему нравится, что она в таком положении. Ему нравится, как нервно вздрагивает ее живот, как потрясываются колени. — Ты нереально сексуальная, — шепчет он ей на ухо и сжимает шею. Она чувствует, как он касается ее ягодиц и неприятно сжимает. Она выдыхает, когда чувствует, как он касается ее членом. Пальцы невольно сжимают ворс ковра. Нельзя падать за любое падение насчитываются штрафные тридцать минут и насилие продолжается до тех пор, пока она не выстоит. Первый толчок, как всегда медленный, она шипит, сжимая зубы и нервно дышит, против воли нервно стонет, а на глазах вновь появляются слезы. Больно. Очень больно. Алехандр крепко сжимается бедра и только сильнее прижимается к ней. Она чувствует новый толчок, такой же силы. Она боязливо зажмуривает глаза. Понимая, что сейчас они будут нарастать и становиться все быстрее и быстрее. Мужчина крепче сжимает ее бедра и увеличивает темп. Джулия забывает, как дышать, только ловит воздух. Боль, сильная боль, к которой так и не смогла привыкнуть. Еле дышит пытается подстроиться под ритм, сердце безумно бьется боль раздирает все тело, болят бедра, на которых точно останутся синяки, колени. Шепс продолжает быстро двигаться, толки становятся глубже. Больно, больно, она не выдержит. Очередной толчок невероятной силы и она падает. Все. — Давай, Ванг, поднимайся. Не смогла. Сейчас Чак присоединиться, чтобы сподручнее было, может наконец нам удастся зачатие, — криво усмехается. — Только подумай, — он хватает ее за волосы и притягивает к себе. — Если у нас получится и ты сможешь его родить. Какой же вклад в науку ты привнесешь, милая. И сама ведь этого не понимаешь, пытаешься сопротивляться. А надо всего-то забеременеть, а потом родить, мы ведь поможем, ты главное забеременей, — вновь это отвратительная улыбка, от которой тошнит. А ей противна и страшна одна мысль о беременности и родах какого-то сверхчеловека. Сафронов смотрел на сгорбленную фигурку Ванг. Не расстреляют это обещание он дал ей сразу же. И честно он боялся, что оно не сбудется. О том, что у Германии было некое секретное оружие в виде Джулии Ванг, которую поголовно называли экстрасенсом говорили еще сначала сорок первого года. Он слабо верил в эти слухи, но он не когда не думал о ней отрицательно. Он знал мало людей, которые хотели бы стать игрушками и заложниками в руках других. Конечно, можно было бы подумать, что Джулия сама с радостью продумывает планы и думает о том, как Германии победить, но как будто история даже близко не так преподносилась. И сейчас увидев ее воочию он не видел, кроме запуганной девушки, которая тихо исподтишка пыталась привести их к победе. Черт возьми ему никогда еще не было так страшно за девушку. Сейчас ее будущее было весьма туманным, как минимум по той причине, он не знал, как на нее среагирует Сталин. Его главным заданием было доставить ее и передать ее в руки вышестоящим людям. Если исходить из здравой логики и смысла сделать с Джулией ничего не должны, все планы, стратегии были при ней, то как она пыталась спасти их от очередной опасности и не дать Германии победить. Он говорит о здравом смысле. Он говорит о здравом смысле и логике, когда перед ним сидит настоящий экстрасенс! В какой момент его жизнь свернула не туда? Сейчас смотря на Джулию, ее хотелось оберегать от этих голодных взглядов. Ходили какие-то слухи, что солдаты, которыми он командовал сегодня не совсем хорошо поступили с некоторыми девушками в Мюнхене, но это были кажется только слухи. Сталин говорил, что за такое сразу надо расстреливать. Расстреливать это хорошо, только вот это было все на основе слухов, кому он что докажет? Да не кому. Единственное, что ему хотелось это защищать ее, а в ближайшие несколько часов это будет невозможно, его даже рядом не будет. И вот от этого ему было страшно. Его не будет рядом. Джулия ступает по снегу в свои туфлях и продолжает сжиматься. Ей безумно холодно, кажется здесь еще холоднее, чем в Берлине. Сергей безмолвно кивает ей на машину. — Мы едем на мою верную смерть? — тихо спрашивает она. — Джулия, не будьте столь категоричны. Я вас уверяю, вас просто расспросят и все. Единственная ваша задача это рассказать всю правду о пережитом и том, что вы делали и все. Просто будьте честны, — он чуть сжимает ее руку. — Хорошо, — она опускает глаза. Он был не таким, это было непривычно. Она уже отвыкла. Отвыкла, что мужчины могут быть хорошими. За все эти три года она в принципе не видела человеческого отношения к себе. Три года, три года сексуального рабства. В какой-то момент она просто устала получать наказания. Вечные изнасилования на миг подумалась, что было бы проще провести их все-таки к победе и переиграть свои видение, но вовремя остановилась. Мир точно не потерпит такого. Он просто не справится с этим. Если она не думала о себе, то надо было подумать хотя бы о нем. Но это было очень страшно. Страшно рисовать планы в надежде того, что они не заметят подвоха, что согласятся безмолвно идти за ней. Но они шли, а потом проигрывали и потом получала уже она. Чак был главным, именно он организовал ее похищение в тот день. Очнулась уже в том гнусном и ужасном доме, что находился на окраине Берлина. Там оказался Алехандр, и она поняла Мэри явно в безопасности, они хотели сбежать с ней вместе, обе понимали, что пахнет жаренным. Но если Алехандр оказался в доме раньше, чем Мэри, то она успела сбежать, но она не успела. Среди них был незнакомые ей ранее Натали и Улиана, кем они были она не знала. Как позже выяснилось, это были те, с кем Чак и Алехандр вероятнее всего им изменяли. Они были раскрепощенные и имели взгляды на нее. Это было ужасно. Сейчас она даже не знала, что может быть хуже плен в том жутком доме или приговор здесь. Хотя, даже расстрела она теперь не боялась. Ничего страшнее нет того, чем те издевательства, что переживала она там. Честно, она думала, что Сергей окажется таким же. Но нет. Она давно не видела такого простого человеческого отношения к себе. Она не ожидала, что он может быть способен на такое. А еще он выглядел очень мужественно. Но она знала, сейчас она войдет в это здание пройдет по коридору и она останется совершенно одна и тогда ей точно никто не поможет. Она была уверена, через несколько минут начнется первый и наверно единственный жуткой допрос в ее жизни. Машина останавливается. Сафронов помогает ей выйти. Узенький коридор, открывается дверь и она заходит в кабинет. — Сергей Жорин, рад вас видеть Джулия, — дверь за девушкой захлопнулась.