Бабушкин рецепт

      Болотный черт побрал бы эту сосну около милицейского участка! Бесспорно, к сожалению, что её свежие весенние веточки и живица наилучшим образом подходят для изготовления самого ароматного скипидара. От этого, однако, процесс сбора легче не становится: Игорь едва удерживался на скользких ветвях злоковарного дерева,  при том, что ловкости ему было не занимать. Плевать, что еще сильнее изодрался и испачкался, чем обычно, главное – нужно было сохранять свое присутствие втайне, стараться не шуршать, не ойкать, да еще и не выронить каску с плодами собирательства. Игорь тихонечко рычит, но не сдается, карабкаясь всё выше. Обдирая кожу всё нещаднее. Сосредоточенный исключительно на своём нелегком деле. Радуясь тому, что оно такое нелёгкое: неплохо помогает справиться с самой сложной для пока еще слишком трезвого мозга задачей - не думать. Ни в коем случае не думать, из  чьего открытого навстречу весеннему утру маленького окошка раздаются веселые звуки радио. Совсем близко, в нескольких десятках метров от хвойных насаждений. Чрезмерно близко.       Скоро, скоро Игорь мягко спрыгнет на землю, не хуже своего усатого друга Рыжего, закинется имеющимися остатками скипидара, припрятанного у корней, и долетит на этой тяге до родимого подвала, где сварит себе такую хвойную бомбу, которая выбьет из башки вообще все мысли подчистую.  Он уже чувствует, как начинает раздирать изнутри ребра – словно туда вставили раскаленные распорки. Нужно ускориться.       - …И в следующую пятницу мы идём на концерт! С ним идём! На Багрового Фантомаса! Ты понимаешь! С ним! – послышался снизу восторженный нежный девичий голос.       - Понимаю, понимаю, подруга, - ответствовал голос томный и мечтательный. – Счастливая… Такой он у нас, конечно… Под ногой предательски хрустнула веточка. Концентрация потеряна. К счастью, девушки, увлеченные беседой, ничего не заметили. Игорь замер и намертво вцепился в сосновый ствол, аккуратно посмотрев вниз. К смолистому аромату медленно примешивался сигаретный дух.       - К тому же, с кем же еще ему на свидания ходить, если не с тобой? Ты у нас этот… Вундеркинд, во. И раскрываемость нам с первых дней повышаешь и нормативы лучше всех сдаешь, а уж красотка какая! Послышалось смущенное хихиканье.       - Ой, скажешь тоже! Помнишь, на прошлой неделе он зашёл ко мне после дежурства? – восторженная девчонка оказалась крохотной блондинкой в новенькой, идеально сидящей форме. Звездочки её на погонах были начищены с таким усердием, что даже со своей верхотуры Игорь разглядел, что она – младший лейтенант.       - Ты забыть не дашь, – выдыхая дымные  колечки заметила ее очень рыжая, очень пышная и потрясающе спокойная подруга. Игорь видел эту барышню несколько раз в отделении, во время своих многочисленных отсидок (мучительных вовсе не из-за лишения свободы). Фамилии не запомнил. Звание, вроде бы, капитан. А вот пигалица, судя по всему, появилась недавно.       Он поставил рекорд и умудрился всю зиму избегать стен этого учреждения. Но чертова весна и чертова сосна…       - Ну вот, думала, он выговорит мне за плакат на стене. И хвалить перестанет. Смотрит глазами своими этими огромными в самую душу… Красивый – мочи нет. И зловещий. Сижу – ни жива, ни мертва… А он только: «О, знакомые голубчики». И улыбается мне.       Игорь почувствовал, как леденеет его жгучая кровь и почти перестал дышать. Ему ли не знать как эти глаза смотрят в душу.       - Заметил, значит, что любишь их.       - Ты понимаешь?! А вчера он пришёл с билетами! Значит, он неспроста был таким внимательным. Не только потому что я новичок! – вскричала блондинка. –И теперь я иду на свидание… Я…       - Давай, Нинка, скажи это, ты сможешь, - капитанский кулак ободряюще поднялся в воздух. - Эх, жаль, что нет лишнего билетика…       - Я иду на свидание с полковником Жилиным! – победно воскликнула счастливица. – С Серёженькой…       Игорь даже понять не успел, как разжались пальцы. Упал, в целом, удачно, только голову без каски слегка ушиб и всё к чертям рассыпал. Однако сейчас, если бы даже он переломал себе все конечности, то не заметил бы этого.       Он не услышал, как завизжала эта, названная Нинкой, заметив его, как зазвенел свисток ее подруги. Он ничего вокруг не видел и всё на свете позабыл. Даже не исторг ни единого ругательства. Мир превращался в черный кисель, и весь оставшийся свет сосредоточился в фигуре, показавшейся на крыльце.       - Ну и что мы так рассвистелись, раскричались? - спокойно поинтересовался полковник Жилин, оглядывая место происшествия.       - Се… - Т.. Товарищ Полковник! – задыхалась младший лейтенант, тыча пальцем в Игоря – Этот! С сосны свалился.       - Не «этот», а Катамаранов Игорь Натальевич, голубушка, - поправил Жилин, протяжно вздохнув. – Знать надо в лицо, так сказать, постоянных посетителей.       Полковник протянул руку незадачливому нарушителю, но он никак не отреагировал, даже не глядел на полковника. Тогда пришлось пустить в ход обе руки, чтобы придать Игорю какое-никакое вертикальное положение. Того ощутимо качало.       - Охх-хо, голубчик мой. Вандализм у полицейского участка, на…падение на сотрудников, так сказать, органов, да еще и в нетрезвом виде!       - Чесслово, нчальник, с утра н капли... – слабо прохрипел Игорь, всё еще глядя в землю.       - Слышать ничего не желаю. Никак, значит, не меньше пятнашечки. Давай, мой хороший, в участок, в участок.       – Нужна п...помощь, товарищ полковник? – пискнула Ниночка откуда-то сзади.       – Это в чем еще? - осведомился он, красиво изогнув бровь.       – В сопровождении! – подоспела на помощь капитан.       – Так, за сигнал спасибо, а теперь – шурш по местам, работать. Поняли меня?       – Есть! Товарищ полковник, - не унималась Нина. – А всё точно в силе со… следующей пятницей?       – С концертом-то? В силе, – пожал он плечами. – Отчего ж не быть-то в силе, голубушка.       – Спасибо, товарищ полковник! – вскрикнула она и почти вприпрыжку устремилась вслед за ухмыляющейся подругой.       Игорь успел заметить, что у Нины прекрасные голубые глаза, которые не портила даже жирноватая черная подводка. Такое кукольное личико вообще мало что могло испортить. Он плелся вслед за полковником, с чувством, будто восходит на эшафот. ***       В участке тепло и в какой-то степени уютно. Радио исполняет что-то ненавязчивое и негромко потрескивает, а в помещении царит приятный полумрак. Пахнет пылью, совсем немного – сыростью и ещё ароматным травяным чаем, что остывает на столе полковника. Сам он, заперев своего узника, куда-то отошел. И на том спасибо, хоть подышать можно. Игорь чувствовал, однако, словно сидит на раскаленных иглах, бешено прокручивая в голове всё, что сейчас произошло, и сполз на пол, чтобы немного охладиться.       Это, конечно, должно было случиться. Даже странно, на самом деле, что только сейчас. Но интересно, что в этой Нине такого особенного? Да, красивая. Объективно. Разве мало красивых девушек? С другой стороны – ну что он о ней знает? Быть может, Нина – невероятно интересный человек. Да кто он такой вообще, чтобы в этом разбираться! Не должно ему быть никакого дела до личной жизни полковника! Уже давно не должно быть дела. Есть эта Нинка, нет её – какая разница?!       Но дело было. И разница была.       Пока не существовало в жизни Сергея Орестовича… Серёги Жилина никаких Ниночек, можно было хотя бы изредка обманывать себя. Представлять, что значит что-то обращённые к нему редкие улыбки. Что заботу Серёга проявляет не просто по доброте душевной: как, например, в прошлую зиму, когда Игорь чуть было напрочь не заледенел вместе с экскаватором и не оставил Рыжего сиротой. Серёга нашёл его и вытащил, притащил к себе домой и отогрел… И то, как его руки с этими невозможно красивыми пальцами нежно растирали его спиртом… И то, как сияли, как искрились его золотые омуты, как раньше, ласково, словно не было всех этих жутких лет…опьяняя почище скипидара, пока он шутливо журил Игоря. Как будто не было всей этой бесконечности – без него. Без друга. Без его Серёги. Серёжи. Серёженьки. Надо же, как эта пигалица его называет. Вслух. Игорь позволял себе такое только в самых сокровенных мечтах.       Да уж, что младший лейтенант Нинка нашла в Серёге – вот это любому лесному ежу ясно.       Нет, запустить бы ее через трубу куда-нибудь подальше. Ну а что?! Зинку Кашину запустил в Чехословакию, и эту запустит, уж постарается. Нинка, Зинка – какая разница. Пусть только случай подвернется.       Как же тяжко без скипидарного забытья…       – Чего это ты тут, голубчик мой? – послышался встревоженный голос, от которого Игорь подскочил как ужаленный. – Тошнит, небось?       Игорь активно замотал головой и тут же об этом пожалел. Полковник как-то странно расплывался и даже немного раздваивался, но было видно, что он принес тарелку бутербродов, а подмышкой держал объемный сверток.       –Ну-ну, ты трястись-то перестань. Я понял сразу, что ты не пил сегодня. Но за порчу, так сказать, древесного имущества, до утра смирно полежишь со своим сотрясением. Подушку тебе вот принес и одеяло хорошее.       – Не надо, нчальник… - неуверенно воспротестовал Игорь, но понял, что и правда толком на ногах не стоит.       – Полежишь, говорю, смирно, понял? - не грозным, но не терпящим возражений тоном ответил полковник, тихо добавив: - Тебя к врачам же не загнать…       – Ладно, - пробурчал Игорь. - Что-то мне нехршо.       – Еще бы. Ложись и не дури. Полегчает, - поешь вот бутербродов с колбаской и помидорами. Только что нарезал. Хорошие помидоры, но у меня-то на даче скоро получше вырастут! Ох-хохо! Вот бы… - тут он резко спохватился. - В общем, соберешься есть - скажи, чайку тебе налью.       – Не голоден я! Збота такая… Зачем? - осторожно спросил Игорь наконец-то позвонил себе поднять глаза. И чуть не ослепнув от представшего перед ними стройного великолепия в форме.       Полковник тоже словно бы застыл на секундочку, но тут же невозмутимо ответил:       – Положено, хороший мой. Положено! Утром выпущу. Но только если поешь по-человечески! Всё. Работать не мешай мне.       Игорь не мешал. Почти не шевелился.       Лежал так, как ему показалось, вечность, но, наконец, боль и звон в голове начали отступать. Катамарановский организм, как ему и полагалось, стремительно восстанавливался. Снова стало слышно радио и ещё – шуршание бумаг.       Бутерброды действительно оказались очень вкусными, а Жилин, едва заметив движение в камере, тут же налил обещанный чай из термоса. Провернул все это, причём, почти не отрывая взгляда от страниц.       - Отчёт, голубчик мой, отчет, - пробурчал он, снова погрузившись в работу.              «приворожи и околдуй       приобними и поцелуй       чарами, чарами, чарами, чарами       я околдован случайно»              – заливался по радио Всеволод Старозубов.       Нинку легко было представить именно на его концерте. Какая из этакой отличницы-комсомолки фанатка фантомасов? Однако у девчонки кроме образцовости имелась, всё-таки, еще и изюминка, чёрт её дери. Жилина, отрывающегося на рок-концерте, не менее сложно вообразить. Что ж, значит, вот настолько сильно жаждет он порадовать младшего лейтенанта. Игорь горько усмехнулся в чашку, титаническими усилиями заставляя себя не глядеть в сторону серёгиного стола. Как же хочется рвануться, разодрать все решетки, всем телом обвиться и поклясться, что никогда больше и никуда и ни за что!..        «можешь на любовь не ответить,       обмануть мои сны,       только не забудь, что на свете       есть ещё колдуны!»       – теперь радио запело знакомую с детства песню.       – Издваетесь, - тихонько проворчал Игорь, сосредотачиваясь на том, как плещется зеленоватая прозрачная жидкость, и пытаясь хотя бы вообразить, что это скипидар.       …Некое давнее расплывчатое воспоминание закрутилось на задворках сознания, никак не желая обретать форму. Да еще и дремота начала окутывать воспаленный мозг.       Раздался телефонный звонок, но даже он уже не мог разрушить сонного оцепенения.       – Нет, нет, в следующую пятницу никак не смогу тебя подменить, голубчик, - голос полковника  уплывал куда-то вдаль, - у меня, так сказать, ответственное мероприятие.       Игорь почувствовал, как в уголках глаз скапливаются слезы. Ему казалось, он давно уже забыл, как плакать и не делал этого… с детства?  Однако на щеках отчетливо ощущались теперь две горячие мокрые дорожки.       Не нужны Серёге клятвы и объятия. От Игоря – точно не нужны. Где он и где сияющая Ниночка! Как с ней тягаться! Эта уж своего не упустит. И вскоре образуется образцово-показательная милицейская семья. В которой не будет места даже остаткам старой дружбы с вот таким бешеным чудовищем. Всё, всё. Его Серёга уходил навсегда.       Нет, конечно же, главное, чтобы Жилин был с ней счастлив. Главное, чтобы…       Маленький Игорь переминался с ноги на ногу в маленькой кухне, в которой даже в разгар жаркого летнего дня было довольно темно. Так, что приходилось зажигать старую керосинку. Под потолком висели пучки разноцветных трав и гирлянды грибов, а на плите что-то клокотало в странного вида кастрюле, напоминающей котелок. По радио пела ту самую песню Аида Ведищева:              «я луне взойти помешаю,       дождь накличу в саду,       но, от той, о ком ты мечтаешь –       уведу, уведу!       «я тебя давно опоила       колдовскою травой,       где бы ты ни бегал там,       что бы ты ни делал там,       все равно ты будешь мой!»       – Вот ты где, лягушонок этакий! – послышался из-за спины грозный голос. – Поймала на месте преступления. Кто стащил у меня корни дербенника?!       Бабушка стояла, уперев руки в бока, и старалась казаться сердитой. Однако в её черных глазах плясали веселые озорные огоньки.       – Ба, прости… - осторожно выдавил Игорь, стараясь казаться виноватым. – Но было очень нужно!       – На кой чёрт они вам именно сейчас? У меня срочный заказ на любовное зелье!       – Любовное? – удивился Игорь. – Разве он… Это… Нужен не для поиска кладов?       – Учу тебя, учу! – вздохнула бабушка с досадой. – Только одно свойство и запомнил. Корень плакун-травы – один из важнейших компонентов любовного и приворотного зелий! Хорошо, что я припрятала несколько корней. Скоро Иванов день, пойдешь мне помогать. На зорьке и без разговоров!       – Стой, ты сказала «на кой черт они «вам»?!...       – Ну конечно вам! – весело фыркнула бабушка, сверкнув страшновато глазами. – А ты думал, я поверю, что ты за кладами-то без Серёжки своего собрался? Тут впору отворотное зелье варить, чтобы вас отлепить друг от друга.       – НЕ НАДО, БА! Я НЕ БОЛЬШЕ ТАК НЕ БУДУ! – Игорь и почувствовал как защипало в носу, а к горлу подкатил огромный ком. Ещё секунда – и раздались всхлипы.       – Ну ты чего, маленький? Я же пошутила. Пошутила! Никакому зелью вас не разлучить… – бабушка, испугавшись, сгребла внука в охапку, и он тут же успокоился в её мягком тепле, чувствуя, как ласково её рука перебирает спутанные волосы…       Свет в маленьком окошке возвещал о наступлении утра. Чрезмерно реальным было ощущение ласковых пальцев в волосах... Игорь резко сел на койке, бешено озираясь, и чуть не упал: одеяло так забавно обвилось вокруг тела, словно его подоткнули. Голова не больше не гудела, но стала до невыносимости ясной, и внутри болело что-то куда сильнее  и мучительнее.       Не было здесь, конечно, ни бабушки, ни кухни. Ни кого бы то ни было еще: только крашеные облупившиеся стены, решетка и опустевший, казавшийся очень заброшенным и грустным стол полковника. Но это был не просто сон. Это – то самое воспоминание.  И теперь у Игоря есть Идея. Только бы поскорее добраться до подвала.       В глубине души (не слишком глубоко), он надеялся, конечно, что Серёга еще не ушёл домой с дежурства. Однако его взгляд упал на тарелку, завернутую в полотенце, и аккуратно сложенную записку: «Увижу, что не позавтракал – найду и точно посажу на пятнашечку. Дверь открыта. С.Ж.» Перед «С.Ж.» было написано еще какое-то короткое слово, но оказалось тщательно заштрихованным.       Попытки накормить Игоря «по-человечески» не прекращались: в тарелке обнаружилась всё ещё горячая пшеничная каша с маслом. Видимо, Серёга ушел совсем недавно.       Игорь расправился с кашей за пару минут и, наконец, покинул учреждение тихо и стремительно, никого не встретив в безлюдных утренних коридорах.       Удивительно, но каска и початая бутылка скипидара ждали его на том же самом месте, и он тут же выпил всё до капли, чувствуя, как разливается внутри знакомое хвойное тепло, притупляя жуткую боль в обрубках души. Мышцы вновь налились Силой, и возникла Решимость. Да уж, на трезвую голову исполнять задуманное он точно не намерен. Наскоро собрав рассыпанные веточки, Игорь наконец-то устремился домой.       Рыжий встретил его недовольными и осуждающими мявами, но сейчас было не до выяснения отношений: нужно срочно изучить бабушкину книгу. Единственную катамарановскую семейную реликвию, которую он бережно хранил. Чего только ни содержала в себе огромная эта кладезь мудрости в полысевшем изумрудно-бархатном переплёте! Безобидные рецепты вкуснейших блюд и советы хозяйке (хозяину) соседствовали с разнообразными заговорами, заклинаниями и подробнейшей переписью всевозможных трав и грибов с местами их обитания и вариациями применения.       Все знали, что бабушка Игоря была не просто знахаркой. Как минимум ­– потомственной ведьмой, а как максимум… Тут люди уже во мнениях не сходились, путаясь в переплетениях слухов. Впрочем, слово «болотница» звучало чаще остальных. Потомственность эта, однако, чуть не прервалась, так как единственная дочь ведьмы не проявляла никакого интереса к ремеслу матери, да и способности ее проявлялись как-то… неправильно.       Ещё и сына родила, внука вместо внучки! Нет, бабушка в любом ребенке души бы не чаяла, но силы всегда передавались по женской линии.       На счастье оказалось, что именно этот светлый и добрый мальчик чутко слышит голос болот, шепот трав и даже мысли животных. Ведьма обрела довольно способного ученика, хоть и не слишком прилежного: теорию он схватывал на лету, а вот практика – всегда хромала. Да,  зельевара из него так и не получилось, но бабушка все равно не могла нарадоваться на внука, а Игорю просто нравилось проводить с ней время. Пусть его мать не одобряла этих уроков и старалась оставлять сына с бабушкой как можно реже.       …И кто же знал, что войдет он в полную силу свою таким жутким образом.       Игорь помнил книгу не наизусть, но довольно неплохо, несмотря на её размеры. Нужный рецепт, однако, искал довольно долго, словно тот прятался от него.       – Б..бабуль, - прохрипел он, - Ппмоги а… Жть тошно без Серёги моего.       Книга вырвалась из дрожащих пальцев, упала и захлопнулась, выпустив воздух, словно резко выдохнула.       Но стоило открыть её снова – и…       – Опа! – восторжествовал Игорь и погрузился в изучение страниц.       «Слёзы» дербенника»… «взвар с одолень-травой…» «мёд болотных фиалок…» «корень репешка…» «на новую луну…» «разлучница прочь…» «насмерть вместе».       – Этт выражение такое, ндеюсь, - заметил он и призадумался.       Нет, нет, никакие бабушкины зелья не наносили людям вреда. И это зелье не было приворотным в общепринятом смысле: оно не привязывало против воли, не иссушало душу. Оно действовало тонко, помогая взглянуть на колдующего иначе. Помогало проявиться истинным чувствам, если таковые были, но, по какой-то причине, прятались или выдавали себя за черт знает что. Открывало человеку глаза, дарило уникальный шанс. В итоге – все препятствия, все сомнения отныне обращались в прах, а лишние люди уходили восвояси из жизни счастливых влюбленных. Но только если всё сделать правильно. Рецепт был очень сложным, требовал невероятной кропотливости и усердия.       К сожалению, знания свои Игорь всё так же применял по минимуму. Например, для поиска и поедания нужной растительности прямо на месте. Крайне редко ставил на огонь что-либо кроме скипидарных заготовок. А вот где достать корни растений, которых весной ещё и в помине не было, ему было известно. Есть места на болотах, которые существуют без привязки к такой чепухе как время. Главное – суметь выйти оттуда в тот же момент, в который вошёл. Он умел. Оставался фиалковый мёд и что-нибудь более менее чистое, подходящее на роль котла, но это добро можно стрясти с Гвидона, с которым они, временами, обменивались полезными ингредиентами.       Сегодня – последний день новолуния. Зелью предстояло настаиваться в свете растущего серпа ещё неделю, ровно до полудня следующего четверга. Стоило поспешить. И постараться изо всех сил. ***       Игорю с трудом удалось забыться поверхностным сном накануне пятницы, даже с  помощью свежесваренного скипидара. Потому от импровизированного будильника в виде громыхающей стальной подвальной двери он чуть ли не до потолка подлетел вместе с дремавшим на его груди Рыжим, который заорал не своим голосом, выпустив наточенные когти.       – К…Кого прнесло… - измученно бормотал Катамаранов, огромным усилием отдирая от себя отчаянно сопротивляющегося кота.       …Накануне, когда зелье, наконец, было готово, Игорь сначала протестировал его одной из двух незнакомых квакушек, скучавших на листьях болотных кувшинок поодаль друг от друга.  Квакушка огромным прыжком перелетела ко второй, выдав удивительную руладу, а та, кажется, только этого и ждала. Они синхронно взмыли куда-то ввысь и ускакали, синхронно и радостно квакая.       Дома, страшно волнуясь, осмелился угостить напитком и Рыжего: тот немедленно завел мурчальный мотор на полную мощность и не слезал с хозяина весь вечер, разве что ради еды и неотложных дел, но тут же возвращался обратно. Побочных эффектов не обнаружилось. Кот выглядел спокойным и довольным. В привязанности Рыжего и раньше сомнений не было, так что, судя по всему, варево работало правильно, и кошачья любовь усилилась. Вот только как доставить зелье к главному испытуемому, Игорь так и не придумал. Хуже того: в голове начали роиться сомнения. Видимо, что-то не то на этот раз исторгли из себя сосновые веточки.       С чего он вообще взял, что у Серёги были к нему какие-то особенные чувства? Может, ему и правда казалось. В конце концов, они никогда этого не выясняли. А если и были – ну с какой стати он вдруг решил отбирать у него право на нормальную жизнь с хорошей девушкой?  Вообразил что Жилину будет лучше с ним и с его этой бешеной любовью? Черта с два. Никому это не нужно. Он не позволит этому случиться.       – Вот ты где, хороший мой! Чего это повадился двери закрывать, а? Не водилось за тобой такого!       Конечно же, за дверью стоял полковник, собственной восхитительной персоной.       – Зздрав желаю… - выдавил Игорь, не до конца понимая, явь ли это.       – Я тебя, значит, целую неделю по городу да по лесу ищу, нет тебя нигде. Гвидон наш художественный, так сказать, мёд тебе какой-то отдал – и всё, и след простыл. Стоишь тут еще – окровавленный такой! Что думать прикажешь?!       – Кот это... - прохрипел Катамаранов, и, с усилием, добавил: Ппрходи.       – Я за тобой приглядываю как могу, чтобы дел не натворил. А ты, охх-хо… О!             Игорь, проследив за тем, куда упал заинтересованный серёгин взгляд, замер в очень нелепой позе, что не укрылось от внимания полковника.       Бутылочку с изумрудной жидкостью уничтожить Игорь не успел.       – Так и знал! Пакость несанкционированную наварил! Опять себя травить собрался! Ну и что это у нас, голубчик мой…       – Не трогай! Это чай! – взвыл Игорь отчаянно, однако серёгины пальцы уже обвились вокруг горлышка.       – Чай, значит, - спросил Жилин спокойно, тщательно принюхиваясь. – Да, пахнет травами. Приятно, хорошо. Что ж, так сказать, удостовериться нужно.       Он сделал крохотный глоток.       Игорь снова забыл о том, что полагается дышать. Ему отчётливо показалось, что выражение жилинского лица стало выражать какую-то мýку.       Однако полковник спокойно пожал плечами:       – Вкусный чай. Я в чаях-то разбираюсь. Для него мёд брал? Стоило того, стоило. Что ж ты так орал, драгоценный мой?       Вокруг Катамаранова, казалось, заискрился воздух.       – Ну… Пойду я, Игорь, - сказал Жилин как-то очень тихо. – Делать мне больше нечего, как чаи тут с тобой распивать. Меня ждут. А ты, давай, не дури, не исчезай так больше.       Вот и всё. Сердце полковника устремилось навстречу его истинной любви. Конечно же, ею не мог быть он, пропащий Игорь Катамаранов. Мир разваливался на куски…       Всё, что произошло дальше, казалось Игорю чем-то средним между замедленной съемкой, скипидарным делирием и температурным бредом.       Полковник ойкнул, схватился за живот и сполз по стене, скручиваясь и все громче мыча от острой боли. Игорь едва помнил, как подхватил его на руки, усадил на пассажирское сидение милицейской машины и домчал до больницы, страшно рыча.       Из отделения интенсивной терапии его, всё ещё рычащего, удалось выставить лишь усилиями пяти крепких санитаров: четверо держали за руки, а пятый  что-то вколол в шею.       Это «что-то» Игоря не вырубило, но сильно затормозило и утихомирило. Он осел на пол, думая лишь о том, что если с его Серёжей что-то сейчас случится, он сожжет бабкину книгу вместе с собой. Уж книгу сожжет точно, в любом случае.       Примерно через сто лет из-за дверей отделения, словно из-под воды, послышалось:       – Катамаранов? Игорь Натальевич, вы здесь? Здесь вы, я спрашиваю?       Стараясь передвигаться по-человечески, а не по-крабьи, Игорь устремился на зов.       – Вообще-то не положено, - сказала, сморщив носик, медсестра, сильно напоминавшая Нинку – такая же слащаво-миловидная блондинка. – Но больной вас буйно требует. Доктор разрешил зайти. Я бы вот лично…       Однако Игоря ничуть не интересовало, что она там «лично», так что, резко отодвинув медсестру в сторону, Катамаранов ворвался в палату.       Бледное лицо полковника сияло от удовольствия.       – Серёг… Серёж… Серёженька, прсти меня! Я дурак скпидарный! – Игорь рванулся к кровати, не смея прикасаться к Жилину своими далеко не чистыми руками, лишь ухватившись за краешек его одеяла. – Рзбить бы это зелье чртово об мою башку! Нинка твоя тебя птеряла наверное… Жзнь я тебе рушу!       Вдруг он почувствовал тонкие, прохладные пальцы в своих волосах. Точно так же, как и тогда, перед пробуждением. Точно не бабушкины пальцы.       – Игорь, хороший ты мой, - вздохнул Жилин, не прекращая поглаживаний. – Чего несёшь-то такое? А? Причём тут ты? Какое ещё зелье? У меня аппендицит вырезали!       – А..ппендицит?!       – Ну да! Ты так быстро меня домчал, что дельце оказалось пустяковым. Послезавтра, сказали, уже выпишут, и пойду служить, так сказать, на благо всех! И будет все хорошо! Охх-хохо!       Его рука тем временем плавно опустилась до скулы Игоря.       – А как же твоя Нинк.. Млдший лйтенант! Свдание! Фнтомасы! – недоумевал Катамаранов, чувствуя, как плавится его кожа под нежными прикосновениями.       Жилин так сильно заухал, что тут же и сморщился от неприятных ощущений. Пришлось  откинуться на подушку.       – Ну какая она моя! «Мой» у меня был, есть и будет только один – это ты, горе бешеное!       Игорь своим ушам не поверил, но впервые за долгое время на лице его вместо оскала расцвела счастливая, хоть и немного безумная улыбка.       – Отхожу я, значит, от наркоза, - продолжал полковник, - И перестаю понимать, зачем над собой столько времени издевался. Всё, думал, не нужен тебе больше. Давно не нужен. Переставать надо о тебе беспокоиться и придумывать «пятнашечки», лишь бы недолго рядом побыть. Вот только никак не мог я. Хоть ты убей. А тут билеты эти подвернулись и Нин... Младший лейтенант.       Игорь слушал, затаив дыхание, боясь спугнуть призрак счастья.       – Вызвал меня, в очередной раз, инженер наш. Мол, шумят волосатики. Поднимаюсь, а голубчики эти, оказывается, годовщину празднуют. Счастливые такие. Глаз друг с друга не сводят. Прости, говорят, и пойми, начальник. Ну а я что, хороший мой? Простил и понял. Только так тоскливо стало… А они мне билеты всучили. В благодарность.       Ещё и младший лейтенант со своим, так сказать, повышенным вниманием и плакатом. Ну вот я и подумал, дурак: постараюсь, значит, начать что-то новое. Если не с ней, так, может, с кем-то еще познакомлюсь на концерте этом. Главное – начать.  Хоть и не моё это всё, ох-хохо… А тут – ты. С сосны свалился. И я тогда ещё понял, что никто и никогда тебя, счастье моё, не заменит. На следующий же день извинился и отдал Нине билеты. Попыхтела голубушка, ну да ничего. Слышал в коридоре трубные восторги капитана Красновой, так что, судя по всему, не пропадёт ни младший лейтенант, ни билеты.       Очнувшись сегодня вдруг понял, что и жить без тебя, без того, чтобы открыться тебе, я больше не могу и не хочу. Скажу, а там – поступай как знаешь. Похоже, однако, что всё это не зря. Как ты там меня назвал, когда вошёл? – спросил он хитро.       – С.. Серёженька, - шепнул Игорь, поластившись об его руку не хуже своего рыжего кота. – Знаешь... В той бутылке было любовное злье. Думал, иначе не выбрешь ты меня… Такого.       – Сам ты зелье! Охх-хо-хо! – опять расхохотался Жилин, сквозь гримасы боли. – Ты меня с первой нашей встречи околдовал. С первого взгляда. Чародей ты мой! А ну, встань с пола, живо.       Из коридора, еле слышно доносилась песня:              «над землей звезда загорится,       тронет ветер листву.       и решишь ты сам покориться       моему колдовству…»       Игорь осторожно присел на краешке кровати, и тут же полковник исполнил то, о чем мечтал Катамаранов в своем последнем заключении: прижался крепко, обвил руками его спину, горячими сухими губами прижимался к щеке его, шепча:       – Такого… Какого – «такого», Игорёш? Такого смелого? Красивого? Благородного? Единственного? Такого… Любимого моего?       Игорь снова почувствовал, как текут из глаз жгучие слёзы. Сейчас ему было наплевать.       – Люблю я тебя, так люблю, Серёга мой… - всхлипнул он, растворяясь в невероятно нежном поцелуе, чувствуя, что пьянеет, как никогда сильно, но теперь – исключительно от счастья.